В Потоке

Что это значит: быстрая смерть? Это все равно боль. Дикая, ужасная, непереносимая боль. Сколько же она длилась?
Тело не умирает сразу… Легкие схлопываются без воздуха… Сердце разрывается от недостатка крови… Неужели все эти минуты Саша чувствовала эту страшную, нестерпимую боль, настолько нестерпимую, что жить не хватило сил.
Я не узнаю этого.
Никогда.
И ей не будет хорошо на небесах — небеса придумали люди, которые не могут принять и перенести мысль, что это конец всего. Всего и Навсегда.
Останется только память.
А у меня останется еще и состояние Потока. Там я смогу не только видеть и говорить с ней, но и трогать ее, ощущать ее тело, ласкать и целовать его. Но это тоже только память и умение превратить воспоминания в ощущения и эмоции.
Я мог общаться с Сашей как с реально существующей в этом мире, но понимал, что нельзя злоупотреблять этим и надолго застревать в Потоке — это будет шизофрения в самом чистом виде. И мне останется только один путь: в соседнюю с Ирой палату.
Я никак не мог поверить, что Саша умерла: люди так просто не умирают, особенно такие молодые. Наверное, она просто вышла, спряталась, решила подшутить, нужно ее поискать. «Саша» — из всех сил кричал я, но из горла вырывался только сиплый хрип. И я искал ее, но потом вспоминал эти грубые стежки, оставшиеся на ее нежном теле после вскрытия и опять замирал. И опять возникало в памяти ее лицо, ее волосы и нежные теплые руки… Теперь они мертвые и холодные, это не ее руки. С каждым часом я все больше понимал, что потерял что-то очень важное в своей жизни, и что этого уже никогда уже не вернешь, и ничем не заменишь. Это ошибка думать, что другая любовь или другая женщина может заместить это. Другого такого больше не будет. Никогда. Да и не нужно.
В какой-то момент я понял, что уже в Потоке: увидел сначала больничный парк сверху, затем все сместилось в сторону и я оказался на берегу моря. Солнце уже садилось и край моря наливался оранжевым светом хотя остальная часть моря была синей и чем ближе к берегу, тем ярче становился свет. А метрах в пятидесяти он ярко переливался солнечными лучами.
На нашем любимом бревне, обтрепанном волнами и поседевшем от соли, сидела Саша и смотрела на горизонт. Я подошел и сел рядом, близко-близко. Теплый ветерок играл ее волосами и они щекотали мне щеку. «Саша», тихо сказал я, — «я сейчас спал в доме и мне приснился страшный сон. Настолько страшный, что я даже рассказать тебе не могу.» «Я знаю, что тебе снилось», ответила Саша, «но это неправда. Сейчас мы с тобой дождемся заката и пойдем ужинать и пить вино». И мы сидели любуясь закатом на фоне темнеющего неба, на котором только-только начали появляться звезды.
Но вдруг стемнело как-то внезапно, как будто кто-то схлопнул горизонт, но эта вспышка темноты была мне знакома, и когда я открыл глаза, то увидел не море, а белый потолок и размытое, смутно знакомое лицо. "Это Клава", понял я. "Но что она тут делает?"
— Привет, это я, — произнесла она, — тебя нашли здесь, в парке около морга, ты три дня не приходил в себя. Давай я напою тебя, и она взяла с тумбочки стакан с водой.