Глава II. Чудесные испытания

Так началась моя новая жизнь. С утра почти все Просители спешно покинули город. Все прошения были удовлетворены; а Кристиан даже получил от Императора небольшое затхлое помещение в тихом центре столицы. Мы договорились, что я иногда буду заходить проведать его, да делиться успехами. «Если они будут» – мрачно шептал я себе. Стоило ему уйти, как перед моими глазами возник страшно стесняющийся, красный как закатное солнце, помощник Хозила Беверена.
- М-м-милорд Гердер? – я неуверенно кивнул: было очень непривычно слышать такое обращение, – мне приказано передать вам письмо от лорда Севери.
- Хорошо, спасибо. – Он достал из наплечной сумки завёрнутый в свиток опечатанный пергамент и протянул его мне.
«Уважаемый юный лорд Гердер! Согласно распоряжению Его Светлости, вам надлежит прибыть сегодня к одиннадцати часам дня в здание Консерватории (Бульвар Невиса, дом 1), предъявить страже эту бумагу и подняться в кабинет номер 313.
Ваш,
 лорд Эдвигус Севери,
Ректор Императорской Консерватории,
Автор гимна Тордесской Империи»
Я поблагодарил помощника Беверена, легко отыскал на карте Альт-Намэсты Консерваторию, заботливо отмеченную символом скрипичного ключа, и начал потихоньку собираться. Меня несколько смущал сухой тон письма ректора. Я мог лишь предполагать, какой будет его реакция на вчерашние события – будет ли он просто язвителен или вообще заляжет на дно словно гренатский змей ? Как бы то ни было, уже невозможно было что-то исправлять сейчас; так что оставалось лишь быть постоянно начеку, ожидая мстительной атаки с его стороны. Хотя, быть может, слова принцессы добавили ему толику здравого смысла? Все-таки он боялся за свой пост и титул: не хватало еще лишиться всего из-за какого-то там юного лорда!
Несмотря на раннее утро, на улице уже было многолюдно: город, казалось, превратился в гигантский растревоженный муравейник со снующими туда-сюда горожанами. Виляя в толпе, я быстро пересек несколько улиц и попал на короткий бульвар Невиса, состоявший из пары десятков домов, плавно перетекавших в прекрасный парк, венцом которого должно было стать здание Консерватории.
В отличие от центральных улиц города, парк походил на настоящую обитель умиротворения. Тишина нарушалась только музыкой: на полянках собирались, видимо, студенты Консерватории, хваставшиеся перед другими исполнением популярных мелодий. Наконец, я вышел на скромную площадь, над которой возвышалась огромная статуя. Я сразу догадался, что это был Невис – первый ректор и создатель Консерватории. Статуя была великолепна, создавая явное ощущение, словно Невис возвышается над теми, кто направляется в его детище.
А вот здание Консерватории впечатляло гораздо меньше, чем статуя её основателя: маленькая, безликая трехэтажная постройка. Кабинет ректора оказался в самом конце длиннейшего коридора третьего этажа. Постучав несколько раз и не дождавшись ответа, я тихонько приоткрыл дверь и вошёл. Никого. По крайней мере, в этой комнате. Это было что-то вроде маленькой прихожей – сам кабинет ректора был левее. Я постучал в «правильную» дверь, и вновь тишина.
Эта «прихожая», видимо, была местом ожидания аудиенции у ректора. Здесь стояли обыкновенные стулья, один небольшой столик; на стенах висели простенькие картины. Одна из них привлекла моё внимание больше остальных: на ней были изображены Армин и его сыновья – Гемелл, ставший затем врагом всего живого, и Венцесс – бог плодородия и «добрых» стихий. Под картиной была подпись: «Франи Гольбейн. «Исток». 1759 г. от Великого Раздора, 7 год до БГП. Холст, масло».
На картине Армин показывал сыновьям как разжигать огонь; Венцесс испытывал новые умения на льдах, которые перекрывали горную дорогу, льды таяли, а люди благодарно кланялись ему. А вот Гемелл испепелял деревья в соседнем лесу. Это известная история; я читал ее совсем недавно, когда ещё жил у Гердеров. Что, мол, хоть Армин и безгрешен, но он все-таки заблуждался, не замечая злобной природы Гемелла. Это ведь очень удобно: говорить людям, что зло изначально неискоренимо, что оно либо есть с рождения, либо его нет вовсе.
Рассматривая выражения лиц людей и богов, изображенных на картине, я подумал, что вся суть – в них: в истинных лицах, на которых видно настоящую природу, обычно скрывающуюся за старательно нарисованной маской. Вошедший вскоре человек был лучшим доказательством этому. Эдвигус бросил на меня ленивый взгляд, слегка кивнул в ответ на мой низкий поклон и открыл дверь в кабинет. Не пригласив меня войти, ректор уселся на свой шикарный стул, больше походивший на трон, и стал внимательно разглядывать лежавший на столе пергамент, словно это было самое интересное и важное чтиво в его жизни. Я в нерешительности постоял несколько секунд, потом постучал по косяку и медленно вошёл.
Ректор продолжал делать вид, что углубился в чтение. Я осмотрелся; все в кабинете Эдвигуса было наполнено шиком и пафосом. За его спиной висели портреты всех предыдущих ректоров Консерватории, начиная с Невиса и заканчивая более крупным портретом Эдвигуса. Держу пари, именно он стал первым ректором, портрет которого повесили здесь при жизни. Здесь была нарочито дорогая мебель, богато блестящая золотом; на настенных полках лежали кипы бумаги, какие-то побрякушки; отдельно висели награды и грамоты, в углу же стоял длинный шкаф. Вся мебель в кабинете была изготовлена из какого-то темного дерева, переливавшегося бронзовыми оттенками.
- Итьяндра.
- Что, простите? – не расслышал я.
- Итьяндра, – надменно повторил Эдвигус с чувством такого превосходства, словно остальные должны всю жизнь мечтать лишь о том, чтобы однажды заговорить с ним, а еще лучше – узнать то, что знает лишь он, – редкое дерево, растёт только в Песках Аламейны.
- Я не знал, что там что-то вообще растёт, Светлейший милорд, – продолжал держать себя в руках я.
- Практически ничего, лорд Гердер. Поэтому Итьяндра стоит баснословных денег. Беверен, я смотрю, уже успел научить вас дворцовым манерам, - я прищурился, - или это были Гердеры? В любом случае, я не люблю этих вот «светлейших милордов». Вне Консерватории обращайтесь ко мне «лорд», а в Консерватории – «профессор».
- Да, профессор, прошу прощения, – покорно сказал я.
- Итак. Перейду сразу к делу. Ваше отставание никого не волнует. Мои студенты должны бегло разбираться во всех теоретических аспектах. Вы же не хотите, лорд Гердер, во время игры думать о чем-то, кроме вдохновения?
- Прошу прощения, профессор, но неужели это настолько важно? – выпалил я, не задумываясь о его возможной реакции.
- Не будьте глупцом, лорд Гердер! – на удивление мягко отреагировал ректор, – иначе зачем вы пришли учиться?
- Я…
- Не знаете? – он понимающе улыбнулся, – так, может быть, вам теперь и не нужно учиться? Любовь принцессы вы и так заполучили, – ехидно, но не без зависти в голосе бросил он, – ну да ладно… Итак. Я дам вам ровно месяц, после чего вы вновь придёте в этот кабинет, и я проверю ваши знания. Если они покажутся мне недостаточными для продолжения обучения, вы будете немедленно исключены из Консерватории. Вас устроит такое условие?
- Да, профессор, – немного нервно кивнул я, – что-то ещё?
- Ещё? Жить будете в здании Консерватории, на первом этаже. Вам необходимо будет заказать у портных два костюма: один для занятий, второй – для концертов. Подробнее узнаете внизу у Робена Корлена, управляющего. Он же найдёт вам место в спальных комнатах и покажет все, что будет нужно. Занятия уже идут, начались ещё три месяца назад, так что посмотрим, насколько быстро вы нагоните ваш курс, – немного устало и на удивление беззлобно закончил он.
- Я буду стараться, профессор.
- Да уж, постарайтесь, лорд Гердер. Но особо не задавайтесь. И будьте осторожны во время своих «концертов» для Принцессы, – прищурившись шепнул он.
- Буду, профессор, - не отведя взгляда ответил я, - но… поверьте, я совершенно не хотел того, что произошло вчера и…
- Пока ничего и не случилось, - прервал он меня, - всё, у меня больше нет на вас времени, лорд Гердер.
Да уж! Надо быть осторожнее, ведь любой неверный шаг будет использован против меня. Вышвырнуть меня отсюда – не самая сложная задача, но сдаваться на милость ректора я не собирался.
Я спустился вниз, где отыскал Робена Корлена. Это был высокий, худой совсем ещё молодой мужчина, с достаточно обыкновенным лицом, примечательным лишь тремя шрамами на правой щеке, словно от когтей свирепого животного. С трудом оторвав взгляд от следов «когтей», я коротко пояснил, что мне нужно. Оказалось, что Корлен уже все это знал и не только нашел мне комнату (свободное место в Консерватории оставалось лишь одно, в комнате номер 127, в самом конце коридора первого этажа), но и вручил мне какой-то старый костюм для занятий на первое время, который был мне почти в пору – хотя все-таки в плечах его предыдущий хозяин был явно шире меня. Побросав свой нехитрый скарб в новое жилище, я решил за оставшиеся часы отыскать портного и заказать у него нужные костюмы, раз уж в Консерватории сегодня все равно был выходной.
Корлен показал мне на карте несколько подходящих кандидатур среди местных портных, но сперва я решил найти Кристиана и посмотреть, где он теперь «обитает». Здание, в котором будет располагаться его лавка, представляло собой очень старый, дряхлый двухэтажный домишко. На углу здания висел знак, относящий его предыдущего хозяина к гильдии оружейников. Я постучал и, не дождавшись ответа (мне в этот день везло на молчаливых хозяев), отворил дверь. Внутри было жутко пыльно и грязно, а новоиспеченный хозяин сидел в углу и что-то скидывал в мешок.
- Альвиан! – он вскочил, стряхнул пыль с перчаток и, сняв их, пожал мне руку, – ну рассказывай, как поживает этот старый жирдяй Севери?
- Спокоен и старается сдерживаться, – отмахнулся я.
- Хитрожопый змей, – проворчал Кристиан, - а в остальном как?
- Да пока ничего интересного. Совсем ничего. Но нужно отыскать портного. Ты не слишком занят?
- Нет, пытаюсь очистить эту дыру от грязи и пыли, – словно в подтверждение своих слов он чихнул три раза подряд, – чую, работы здесь будет до следующего года. Что бы вы хотели купить у меня, уважаемый лорд Гердер? – наигранно, почти что нараспев спросил он. Я рассмеялся.
- Ничего, тут жуткий скотный двор, – подыграв ему, с серьезной миной ответил я.
- Это пока! Скоро здесь будет самая знаменитая лавка в городе! – с подростковой спесью парировал он.
- Главное, чтобы здание не развалилось до открытия, – улыбнулся я.
- Не развалится, я уже договорился, что его отремонтируют, – с полной серьёзностью в голосе сказал Кристиан.
- И чем же ты намерен здесь торговать?
- Увидишь, Альвиан, увидишь. Надеюсь, совсем скоро.
Мы вышли из «знаменитой лавки» и отправились к ближайшему из указанных Корленом портных. Но у него оказалось закрыто. То же самое повторилось и у второго, и у третьего. Четвертый вроде откликнулся на грохот кулаков нервного Кристиана, однако, принеся нам глубочайшие извинения, заявил, что возобновит работу не ранее, чем через неделю. Похоже, Эдвигус знал, что делает и сейчас спит и видит, как «юный лорд» месяц будет заниматься в старом тряпье.
- Альвиан, дружище, а может проще навестить принцессу? Наверняка у неё есть собственный портной, – непринужденно горланил на всю улицу Кристиан.
- Я же крестьянин по рождению, так что мне не сложно прийти в старом костюме, – спокойно ответил я на его язвительную реплику, – а если это еще и порадует Эдвигуса, то прекрасно ведь! Вдруг он будет меньше следить за каждым моим шагом, надеясь подловить за каким-нибудь незаконным или постыдным занятием.
- Почётная слава – доказать, что ты могущественнее бывшего крестьянина, – хмыкнул Кристиан.
- С кем еще ему сражаться-то? Вряд ли Асгейр и Дориац ему по зубам.
- Но ведь он – правая рука Императора, зачем ему сражаться с ними?
- Император уже показал, что «руку» можно и отрубить, невелика будет потеря.
- Ты так говоришь, словно уже празднуешь победу над Эдвигусом, - заметил Кристиан.
- Победу? Зачем она мне? Я вообще не собирался ни с кем «воевать». Он сам всё развязал.
- Говоришь, как мой брат. Когда мы были совсем ещё юнцами, главной нашей игрой была «напакости побольше, а потом скажи, что это сделал твой брат». «Он сам виноват» или «он первый начал» - детский лепет, Альвиан. Выбрось его из головы: в любых конфликтах всегда виноваты обе стороны.
- Да что я сделал-то? – возмутился я.
- О, Армин, я так ошибся, подумав, что этот Альвиан умнее большинства знакомых мне людей! – развёл руками Кристиан (в нём явно умирал театральный актёр), - хватит витать в облаках, юный лорд Гердер, в Альт-Намэсте ни шагу не сделать без политики и если и есть место в мире, далёкое от неё, то этот город походит на него в наименьшей степени. А там, где обитает политика, нет места реальным делам.
- Ты слишком циничен.
- Что есть, то есть... но раз ты у нас такой мечтатель, то что прикажешь делать мне? – мы рассмеялись и закончили наш небольшой спор.
Надежда найти хотя бы одного работающего портного таяла быстрее, чем снег под весенним солнцем. Отчаявшись, я вспомнил, что Корлен также вскользь упоминал портного по имени Азарий, который-де шьет смертельно дорого. Мы убедились в этом лишь увидав его лавку снаружи: она выделялась на Малой Трактирной улице не только тем, что была единственным не питейным заведением, но шикарной отделкой.
- Ишь какой дворец! – прокомментировал то, как выглядит лавка Азария какой-то мальчишка, торопливо семенящий за высоким мужчиной, наверное, своим отцом. Тот лишь шикнул на него в ответ.
Я долго всматривался в серо-золотую дверь мастерской портного, подозревая, что мы только зря потратим время, но не деньги. Зато лавка была открыта – единственная из всех в городе. Побери тебя Гемелл, Эдвигус!
- Добрый вечер, господа, меня зовут Азарий Граз, чем могу вам помочь? – не успели мы зайти, как к нам подплыл – иначе и не скажешь – хозяин лавки.
- Мы вот по какому делу, господин Граз. Я начинаю учёбу в Консерватории и…
- Фрак для выступлений и костюм для занятий? – понимающе закивал он, после чего мгновенно исчез под прилавком и обернулся с какими-то измерительными инструментами. Я так и не успел даже заикнуться о том, что его работа мне совсем не по карману.
Он кружил вокруг меня, отвлекаясь только для того, чтобы записывать различные цифры. Вскоре с меня сняли точную копию с помощью чисел. Закончив измерять меня, Азарий вернулся на свой «пост» за прилавком и достал счёты. Я вздохнул, ожидая приговора.
- 230 солов за фрак и 145 – за каждодневный костюм. Итого 375 солов. – Я ахнул, ведь цена превысила даже самые смелые ожидания: за такое состояние можно приобрести пару-тройку шикарных лошадей, – и вы сможете забрать их через неделю, прошу простить меня, но готовыми дешевками не торгую, – с явной гордостью в голосе заявил Граз.
- Боюсь, милорд Граз, что таких денег у меня нет, прошу прощения, – глядя в пол, неловко промямлил я.
- А на что вы рассчитывали? – на удивление спокойно спросил Азарий. Я пожал плечами, всем своим видом стараясь показать, что мне жаль. Он терпеливо вздохнул и начал уже стирать мои данные, как в лавку вошел уже знакомый мне высокий мужчина в военном мундире.
- Добрый вечер, Азарий. Добрый вечер, лорд Гердер, лорд Кассар, – это был Халдор Дориац. Азарий, бросив все, выскочил из-за прилавка и раскланялся, мы с Кристианом последовали его примеру.
- Милорд Дориац, прошу вас, - засуетился портной, - чем могу быть полезен? Нужен новый фрак для светских балов?
- Вообще-то они меня утомили, Азарий. К тому же, в скором времени мне придется покинуть столицу: в Навии беспокойства. Здесь же я искал лорда Гердера, если позволите, – Граз вновь поклонился Дориацу, пропуская его ко мне.
- Меня, светлейший милорд? – удивился я, – но чем я могу быть вам полезен?
- Прошу вас, лорд Гердер, давайте без этих глупых формальностей. Называйте меня Халдор и давайте на «ты». Твоё вчерашнее выступление уже стало легендой.
- Моё выступление? – не понял я.
- Только не говори мне, что уже забыл своё Прошение. Даже старый проходимец Азарий наверняка уже наслышан о произошедшем? – портной, не скрывая, заулыбался.
- Ах да… я рад, что вам… что тебе, - тут же исправился я, – понравилась моя игра.
- Что ты, Альвиан, я совсем не про музыку, хотя, несомненно, она была прекрасна даже для ушей таких чёрствых вояк как я, – абсолютно серьезно сказал он, – но больше всего всех поразил тот пинок, которым ты так лихо заткнул Эдвигуса.
- Я его не затыкал, – устало вздохнул я. Вот и генерал Дориац считает, что я развязал войну с ректором.
- Пусть так. Но вот тебе мой совет: помни, что Эдвигус сделает всё, чтобы отомстить тебе. И сделает он это как только ты станешь везде своим, обзаведешься друзьями, поклонниками, может даже семьей… и тут-то он найдет способ уничтожить твою жизнь самым болезненным способом. У меня много соображений на этот счет, так что давай поговорим, когда я вернусь из Навии. А пока – Азарий, выполняйте заказ моего друга лорда Гердера. Все, что ему нужно, - мой адъютант заплатит вам любую цену сегодня же.
- Но… - Начал было я.
- Никаких «но», Альвиан. Послушай: я не хочу покупать дружбу с тобой и ты волен сам выбирать себе союзников. Но знай, что помимо прекрасной Эвелины Галейской у тебя есть ещё один покровитель и друг, не скрывающий своего интереса в падении Эдвигуса, - он быстро кивнул всем и вышел из лавки Азария, оставив всех присутствовавших в пучине удивления.
- Итак, лорд Гердер, - прервал задумчивое молчание Азарий, - буду ждать вас через два дня на предварительную примерку. И потом, через два дня, на ещё одну. Через шесть всё будет готово.
- Спасибо, Азарий, надеюсь, вас это всё не затруднит.
- Генерал хорошо и исправно платит, да и у меня есть свои собственные причины помочь ему против Эдвигуса, – спокойно с легкой улыбкой пояснил он.
Я лишь вздохнул, а Кристиан тихонько прыснул. Ни шагу без политики! Альт-Намэста уже начала превращаться в кость в горле, и я вдруг понял, что после окончания обучения проститься со столицей и отправиться жить в другой город будет не так уж и сложно.
Остаток дня я провел в попытках стереть маски с лиц своих новых знакомых. Даже Кристиан и тот, похоже, носил маску, но гораздо больше меня беспокоили Эдвигус и Дориац. Один будет искать способ выставить меня дураком, второму я уже задолжал целое состояние. А ведь я не просил, не хотел… зачем меня втащили в игру масок с высоким именем «политика»?
Что бы там ни говорил Кристиан насчёт детского лепета.

***

Я видел самого себя с дурацкой улыбкой на лице, одинокого и затерянного в толпе знакомых незнакомцев. Полной противоположностью мне была хрупкая девушка, на которую были обращены взоры всех собравшихся. Она проходила мимо них, проводила рукой, размазывая по стеклу серебристые капельки дождя. Она развернулась, и я понял, что отныне безошибочно узнаю эту улыбку из тысячи, даже скрытых под масками. Эвелина подошла ко мне и совершенно беззвучно спросила: «Потанцуем, Альвиан?»
Я взял ее руку немного крепче, чем стоило, но так, чтобы она точно почувствовала, что больше всего на свете я не хочу отпускать ее. Не в этот раз. Не в этот миг, который принадлежал только нам.
Но мир редко когда хочет делиться. На моих руках переливающимися змеями медленно обвивались те самые браслеты из парка. Между ними росли цепи. Музыка переставала играть, причиняя боль разлуки. Я чувствовал, что они тянут меня вниз. Я падал. А она оставалась где-то там, скрытая белесой дымкой мира, в котором не суждено…
Спустя несколько секунд все вокруг горело; а мне снова привиделся Арнхольм.
Где-то вдалеке били барабаны. Я видел, как марширует бесконечная армия и как ухмыляется принц Эль-Гран, наблюдая за тем, как горят мои родные. Как умирает Таисия. Как беззаботно сплю я, не зная, что уже потерял все.
Круг делал новый оборот. Стоило только лишь протянуть руку и отдаться пучине, утонуть в потоке, спрыгнуть в обрыв. А звезды лишь улыбались мне. И снова били барабаны.

Я вздрогнул. Раздававшийся в унисон с воинственными барабанами колокольный звон уже не был частью моего неспокойного сна. Это гремели колокола храма Армина, располагавшегося неподалеку от бульвара Невиса и исправно помогавшего мне просыпаться вовремя. Чего не скажешь про моего соседа – немного пухлого, веснушчатого альтиста, которому на вид не дашь и шестнадцати лет, – он каждый удар колокола встречал стоном умирающей антилопы.
Звали его Томас Герц. Он мог болтать без остановки, даже когда, казалось, все темы уже исчерпаны. Тем вечером, когда мы познакомились, он не умолкал, рассказывая про учёбу, про ночные посиделки в «комнате сто-тринадцать» (он произнёс это название так драматично, словно это было какое-то тайное общество), про перспективы музыкантов. Но любимой его темой были девушки, так что за время нашего короткого знакомства я доподлинно узнал обо всех его победах и удачах на любовном фронте. Такой вот открытый попался мне сосед – моя полная противоположность.
- Главное: быть уверенным! – в двадцать пятый раз за последние пять предложений с хитрым прищуром поучал меня он, – и тогда, друг мой, они все будут твои!
Я хотел было сказать, что «они все» мне не нужны, когда есть «она одна», но побоялся выглядеть глупо. Но так как Томас любил говорить больше, чем слушать, мне оставалось лишь поддакивать. Иногда, признаться, я терял нить беседы, но Томас не обижался. Вот что значит несколько месяцев без соседа! Его любовь к разговорам принесла и немало пользы. Так, на первое своё занятие я пришёл с «полезными» знаниями о преподавателях, в основном о том, кто из них добрый, а кто любит помучить студентов. Лекторов в Консерватории было немного – всего семеро, не считая Эдвигуса.
Вместе со мной училось всего одиннадцать человек. Нас учили тонкостям музыкальной теории, истории музыки, прекрасным произведениям известных композиторов, технике сочинения, игре на самых разных инструментах, импровизации. Особое место в круге изучаемых «наук» занимали занятия по созданию музыкальных инструментов. Все дисциплины начинались с первого месяца обучения и заканчивались только спустя три года, а вот создание инструментов началось как раз тогда, когда начал заниматься я. Так что первую лекцию было сложно не запомнить.
- Вы очень удивлены, – лектор Кристоф (преподаватели Консерватории предпочитали, чтобы их называли по имени), понимающе улыбался, глядя на нас, – зачем. Нужно. Изучать. Данную. Дисциплину, – записал он на доске, – вот так вот, без вопросительного знака. Не ставьте его никогда! – внезапно воскликнул он, да так, что некоторые от неожиданности даже подпрыгнули на своих местах, – никогда! Нужно изучать всё, что только возможно. Пока есть силы нужно цепляться за каждое знание, ведь никто не знает, что и когда пригодится, когда будет вовремя, а когда – поздно. Но всё же я должен отчитаться перед вами: зачем я здесь. Всё просто. Вы, друзья мои, когда-нибудь станете музыкантами. Известными или неизвестными, богатыми или бедными, композиторами или исполнителями – я не знаю. Возможно всё. Вы скажете, что не нужно знать строение инструментов, чтобы просто играть на них, равно как и особенности создания, ухода за ним, – он выдержал паузу, – да, молодой человек? – неожиданно подскочил он к Томасу. Тот выразительно моргнул и кивнул, – нет! Нет-нет-нет, и ещё раз: нет! Знать это о-бя-за-тель-но! Вы должны сливаться со своим инструментом. Слушатель не должен даже догадаться, что вы играете на тромбоне, или же арфе, или на чём-то ещё. Он должен забыть об этом! Думать только о музыке! Это возможно только если музыкант не думает о своём инструменте, а знает о нём всё, даже больше, чем о себе самом.
И на наших занятиях я буду учить вас не думать о том, на чем вы играете. Но вы должны знать, как создаются различные инструменты и из чего они сделаны, как за ними ухаживать и как их ремонтировать. Чем лучше вы знаете свой инструмент, тем лучше вы им управляете. Чем лучше вы знаете инструменты коллег по оркестру, тем лучше вы можете солировать или аккомпанировать им. И даже, к примеру, заменить их в случае необходимости.

…Самым тяжёлым испытанием стали лекции Эдвигуса. Он преподавал технику игры, и на его занятиях мы играли разные произведения известных композиторов. Именно на занятиях Эдвигуса я узнал, что в Консерватории ни за кем не был закреплён свой инструмент. У некоторых вроде моего соседа по комнате были собственные, но это совершенно ничего не значило: нас все равно учили играть на всех без исключения.
Под негласным запретом была лишь арфа: вместе с нами, как оказалось, учился племянник Эдвигуса, который был самым скользким типом из всех, кого мне доводилось встречать. В первый же мой день в консерватории Онори Севери продемонстрировал свое отношение ко мне. Я пришел в аудиторию одним из первых (Томас досыпал последние десять минут) и, как оказалось, по незнанию сел на священное место Онори, который, едва завидев это, скривился:
- Вам не кажется ли, лорд Гердер, что даже дружба с принцессой не дает права занимать чужие места? – вальяжно протянул-процедил он.
- Мы знакомы? – не понял сперва я.
- Онори Севери, - надменно ответил он, - а про вас я уже наслышан. Но не думайте, что дружба с Ее высочеством, поможет вам, – он пренеприятнейше ухмыльнулся. Племянник Эдвигуса был высок, смазлив и, как я вскоре понял, не был обременен даже крошечным намеком на ум. А вот в умении подлизываться к преподавателям или унижать окружающих отказать ему было невозможно.
Гора учебы, куча новых лиц и племянник Эдвигуса опустили меня с небес на землю. Больше всего я мечтал о субботе: хотел выспаться и выйти наконец-то в город, чтобы проведать Кристиана и его лавку. Ещё я часто думал о принцессе. Признаться честно, я все ждал её приглашения, даже больше того: я жаждал получить его. К концу недели тонкий шепот отчаяния в моей голове превратился в уверенный голос Кристиана, шептавшего что-то вроде: «она же сказала, что будет приглашать»… «что будет приглашать несколько раз в неделю»… «что будет»... «а я же говорил»… «говорил, что так все и будет!»… В конце концов я начал подозревать, что она сказала это лишь для того, чтобы ужалить Эдвигуса побольнее.
Оказалось, что Эдвигус когда-то пытался растопить сердце Эвелины к музыке. Причём, как рассказали мне в Комнате сто-тринадцать, он так боялся провала, что поначалу присылал к ней всех известных современных композиторов и исполнителей, но Эвелина прогоняла их одного за другим. Когда присылать стало некого, он, скрепя сердце, все-таки попытал счастья сам и, конечно же, его игра Принцессу не впечатлила от слова «совсем». После этого рассказа, я понял, что у самых «нежных» чувств ректора ко мне было вполне себе логичное объяснение.
«Как рассказали мне в Комнате сто-тринадцать» – потому что я всё-таки успел там побывать, хоть и не совсем по собственной воле. В пятницу отказаться было практически невозможно: Томас так долго и настойчиво говорил о «необходимости отдохнуть» и «отпраздновать первую неделю», что было проще согласиться. Как оказалось, Комната сто-тринадцать оказалась не просто комнатой, в которой живут студенты, а действительно своего рода тайным клубом внутри Консерватории.
Планировка Комнаты напоминала чем-то кабинет ректора, только без стены, отделявшей «прихожую» от рабочего места. Здесь жили единственные две девушки на курсе – Алисия Нейве и Кира Саури. Они же были главными заводилами в обществе. В него входило всего несколько человек – а я должен был стать восьмым: отказаться не получилось (позже я с улыбкой буду вспоминать, как глупо было отказываться от такой компании), особенно после того, как Алисия во всеуслышанье заявила, что Томас хотел принять меня только ради красивого числа – счастливой тордесской восьмерки, и что у меня нет абсолютно никаких шансов не принять приглашение.
Так я стал членом тайного общества, единственной целью которого было не допустить в свои ряды Онори Севери. Он, правда, считал окружающих падалью или чем-то похуже, так что Комната сто-тринадцать без проблем достигла своей цели в самом зародыше своего существования. От безысходности заседания Комнаты походили больше на балаган – все наперебой декламировали смешные истории, бурно спорили о различных глупостях и ни разу не планировали ничего серьезного: ни захват власти в Консерватории, ни, тем более, в Альт-Намэсте, так что конспирация была нужна лишь для поддержания духа свободы и счастья.
Помимо девушек, Томаса и – теперь – меня, в клуб входили братья-близнецы Йован и Гай Обилич, которые приехали в Консерваторию из Мегары, далёкой заокеанской страны, в существование которой в Тордессии до сих пор далеко не все верили; Люсьен Лерн, седьмой сын богатейшего дворянина Семизвёздных портов – города, являвшегося морским оплотом Тордессии; и ещё один Томас – Томас Оррин, который был самым странным из всей компании. Оррин периодически «пропадал», сидя с отсутствующим выражением лица; позже я начал подозревать, что ему просто скучно находиться среди нас, но спросить об этом у кого-нибудь из Комнаты я так и не решился. Все четверо были старше нас: Обиличи – на год, а Томас (который Оррин) и Люсьен – на два, они заканчивали Консерваторию уже в этом году.
В эту же пятницу меня и посвятили. Мое задание было простым: нужно было всего лишь рассказать историю своей жизни, а единственным требованием было, как сказала Кира, «чтобы никто не захрапел». Как ни странно, мне удалось заинтересовать членов Комнаты сто-тринадцать своим рассказом: Алисия постоянно перебивала меня, все время уточняя какие-нибудь детали, да и остальные, даже Томас Оррин, слушали с нескрываемым интересом.
Больше всего, похоже, всем понравилась «свежая» часть истории – про Прошение. Люсьен Лерн хитро усмехнулся, когда я округлил описание Прошения, убрав все шероховатости вроде унижения Эдвигуса и восторга Принцессы. Но, на мою беду, он откуда-то успел узнать подлинную историю, так что меня едва сразу же не изгнали из общества за враньё – пришлось рассказать все как было, надеясь, что членам Комнаты сто-тринадцать можно было доверять.
Когда «заседание» окончилось, мы разошлись по своим комнатам. Томас по обыкновению захрапел уже спустя пару минут после того, как лёг, а я все никак не могу выбросить из головы мысли о принцессе. Неужели она и правда хотела просто унизить Эдвигуса, попросив меня играть для нее? Если после Прошения и в начале недели ее просьба грела мне душу, то к концу почти выжгла ее изнутри.
Я живо представил выражение лица Кристиана – наполовину сочувствующее, наполовину торжествующее. Как же: Альвиан не просто крестьянский дурак, но и к тому же дурак наивный, верящий в чудеса и в лучшее в людях. Я давно знал – если меньше надеяться, то разочарование будет не таким горьким. Но кого я обманываю? Мои мысли никак не могли справиться с тем, что меня исправно тянуло к Эвелине с тех пор как я впервые увидел ее на балконе императорского дворца.

***

Все субботнее утро я спал без задних ног. Вот бы никогда не подумал, что сон может принести столько удовольствия! Особенно, когда не снится ничего странного и запутанного. Проснувшись, я решил все-таки проведать Кристиана, послушать пару часовых лекций о его лавке, да посоветоваться насчёт моих подозрений по поводу Эвелины. Но идти никуда не пришлось: Кристиан был уже тут как тут.
- Ах ты, зазнайка! – картинно воскликнул он, – забыл, поди, как меня зовут?
- Лорд Кристиан Кассар, крикливый и торопящийся жить тип! – парировал я, живо представив себя театральным актером. Он засмеялся и крепко пожал мне руку. Проходившая мимо Кира Саури кокетливо ему улыбнулась.
- Какая леди! – он показал ей вслед два больших пальца. Я усмехнулся.
- Она моложе тебя почти в два раза. И не мечтай.
- Что нам возраст, когда душа всё также, по-молодому, неспокойна? – в своей излюбленной манере «пропел» он. Прыснув, я вдруг понял, что маской Кристиана была вот это кривляющееся лицо, по которому плакали все тордесские театры; но истинное, зачастую преисполненное чрезмерной серьезностью лицо, он открывал только тем, кто был ему близок. Во всяком случае, я начинал считать его своим другом.
- Ладно-ладно, в следующий раз я вас познакомлю, – без тени шутки сказал я, – как у тебя дела-то?
- Да всё в порядке, - отмахнулся он, - лучше пошли быстрее, зайдём к Азарию, заберём твои шикарные одеяния, а потом я покажу, что смог наколдовать в своей лавке.
За неделю затворнической жизни в Консерватории я успел немного отвыкнуть от городской суеты. В эту прохладную субботу на улицах было не протолкнуться. Но мы условились не спешить – Кристиану вместе с лавкой достались аж пять спальных комнат на втором этаже, в которых я вполне мог с комфортом обустроиться. Тем более, Эдвигус передал мне через своих помощников, что я пока освобождён от «обязанности» устраивать концерт в воскресение. Комната сто-тринадцать долго возмущалась по этому поводу, уверенные в том, что он просто боялся потерять свое место, стоит всем услышать мою игру. Уже тогда они почему-то были убеждены, что сам Невис не смог бы сыграть лучше, чем я – а я всего лишь на спор импровизировал в течение пяти с половиной часов подряд, останавливаясь лишь для смены инструмента и быстрого глотка воды.
По пути Кристиан рассказывал о своей лавке. Он обещал открыть её уже через месяц, правда, вновь умолчал о товарах. Когда я поделился с ним своими мыслями насчёт принцессы, он гневно фыркнул. Его реакция меня поразила – я ожидал шуток и проповеди в духе «я же говорил, что она…»
- Как это низко! Зачем тогда было говорить об этом? Глупость какая!
- Да ладно ты, Кристиан, может быть, она передумала. Или у неё важные имперские дела, – ломая пальцы рассуждал я. Он откровенно расхохотался.
- Выбрось ты из головы это ребячество! «Любовь – это подчинение». Помнишь такое?
- Сложно забыть, – буркнул я.
- Вот-вот. Она любит подчинять, ее наверняка обучали этому с детства. Это прочно вошло в ее природу. Подумай сам: во время Прошения она одним махом подчинила себе несколько людей, – он начал загибать пальцы, - унизила Эдвигуса перед Императором, своим женихом и Советом Трёх – раз; влюбила в себя тебя – два; проверила реагирует ли на её вздорное поведение её жених – три; доказала своему отцу его несостоятельность в плане поисков поистине талантливых музыкантов – четыре. Это навскидку. Неплохо, согласись!
- Давай не будем торопиться с выводами, – отмахнулся я, стараясь вместе с тем оттолкнуть от себя мысль, что слова Кристиана были похожи на правду больше, чем мои надежды.
- Торопись или не торопись – разницы нет. Ни-ка-кой. Ты же не собираешься припереться во дворец со словами: «Здравствуйте, я хочу поговорить с принцессой, ведь она очень плохой человек»?
- Рано или поздно я докопаюсь до истины. Может, Халдор поможет, как считаешь?
- Альвиан, здесь тоже послушай: не стоит залазить к нему в долги. Оплачивать будешь, как мои предки, – в течение жизни нескольких поколений.
- Долг пока один. И уже его вполне достаточно, чтобы расплачиваться вечно.
Неспешно болтая, мы наконец-то добрались до Азария. Портной как раз вносил последние штрихи к фраку. Одеяния, которые он мне изготовил, были поистине шикарными; я даже начал сомневаться стоит ли надевать их: Онори наверняка на глаз оценит их стоимость и побежит жаловаться дяде.

***

Наутро я попрощался с Кристианом, поблагодарив его за кров и веселую компанию, и отправился в Консерваторию, надеясь заняться покорением гор учёбы. Но не тут-то было: все мои планы спутало письмо, которое передал помощник Беверена. Письмо от неё.

«Альвиан,
прошу меня простить за то, что заставила вас так долго ждать. Но, надеюсь, вы потратили это время на более полезное – учёбу. И просто обжились в Альт-Намэсте… а я вот так устала от этого города! И больше всего от этого дворца, полного зануднейших типов из зануднейших! Вы подумаете, что я сошла с ума, раз пишу подобное совершенно незнакомому человеку, и это ваше полное право. Я же воспользуюсь своим – приглашу вас сыграть для меня, но не во дворце, а в моей резиденции всего в пяти лигах от Альт-Намэсты, в поместье Лайвден. Отправьте свой ответ вместе с пажем Беверена. В случае положительного решения я прикажу кучеру сделать небольшой крюк к бульвару Невиса.
Эвелина.
P.S. Я люблю положительные решения».

Вне себя от счастья я напрочь забыл о мальчишке и перечитал письмо еще пару раз. Наконец, паж Хозила одёрнул меня спустя пару минут, убедившись, видимо, в моём окончательном забытьи. Я вздрогнул, не сразу поняв, что ему от меня нужно, и смог сказать лишь «конечно, да». Мальчишка был таков, оставив меня наедине с моими собственными надоедливыми, но на этот раз весьма радостными мыслями.
Оставалась пара часов ожидания, но какие они были долгие! Наконец, в дверь моей комнаты звонко постучали в тот самый миг, когда я как раз начал нервничать. Нилмар, крупный мускулистый адъютант личной гвардии Принцессы, провел меня в карету.
- Добрый день, ваше высочество, – не успев сесть в карету, чересчур низко поклонился я.
- Присаживайтесь, Альвиан, и никаких высочеств, прошу вас, – отмахнулась она со счастливой улыбкой. О, это была улыбка, в сравнении с которой тускнела вся красота мира! – называйте меня просто Эвелина.
- Хорошо… просто Эвелина, – она довольно хихикнула.
- Нилмар, в путь! – чуть громче сказала она, и карета двинулась, – итак, как ваша первая неделя в Консерватории, Альвиан? Нравится учеба? – меня удивило, как легко она вела разговор, словно мы были друзьями детства, встретившимися после долгой разлуки, а не малознакомыми людьми разного положения, вопреки всему оказавшимися рядом.
- Хорошо. Всё в полном порядке, – я неуверенно пожал плечами.
- Альвиан, Альвиан! У нас так ничего не получится! Никакого смущения, пожалуйста, открытость – вот что я люблю.
- А как же положительные решения? – улыбнулся я, вспомнив чудесную приписку в ее письме.
- Вот вы и решите положительно, что вы не будете стесняться и наводнять голову мыслями о том, что «она же принцесса, наследница трона» и так далее. На наших с вами встречах я просто благодарный слушатель и не более того.
- То есть учиться вы не намерены? – уже смелее спросил я.
- Вооооот! – торжествующе протянула она, – именно на это я и рассчитываю: на лёгкость и открытость. Так, а с чего это вы вообще взяли, что я хочу учиться?
- Я… я слышал. Слышал, что ваш отец нанимал различных музыкантов, надеясь, что вы захотите научиться играть, – она устало вздохнула, - но…
- …да, он очень надеялся. Папа вообще любит надеяться. Иногда я думаю, его ли я дочь, – она рассмеялась, – хотя, тут вот оказалось, что я вполне могу полюбить музыку, если слушать вашу игру. Но создавать её, играть самой…
- Я могу научить вас. Как только вы захотите.
- А как же талант, Альвиан? Способности? Мои родители любили музыку, но не играли сами. Одно дело – наслаждение от того, чтобы слушать и слышать; совсем другое – играть как вы. Вы – музыкант от самого Армина, не иначе.
- Спасибо, конечно, но…
- Никаких «но»! – воскликнула она тоном, не допускающим возражений, – и кстати, о моей учёбе. Папа не только приглашал мне десятки учителей-музыкантов, но и создавал мне все условия для занятий, так что в Лайвдене до сих пор пылятся разнообразные инструменты. Помните, я писала, что инструменты вам не понадобятся? Так что, как приедем, выбирайте любые. Хотя нет, сначала, конечно, небольшая экскурсия по владениям. Надеюсь, вам там понравится – Лайвден чудесное место.
- Я тоже надеюсь. Как часто вы будете приглашать меня играть? – решился наконец-то спросить я.
- О, Альвиан, я не знаю, – она погрустнела, – впереди столько дел, столько дел… свадьба, вы понимаете… - сказала она безо всякого энтузиазма, на несколько секунд погрузившись в собственные печальные мысли, – к тому же, я не хочу мешать вам, так что даже лучше, если вы будете играть для меня реже, чем мы сначала договаривались.
- Вы мне не будете мешать, никогда, – смутился я, - тем более, я всегда буду помнить то, что вы сделали для меня тогда, на Прошении, – Эвелина лишь отмахнулась.
- А что я? Нет-нет, это сделали вы! Лучше пообещайте мне всегда помнить то, как влюбили меня в вашу музыку. Как там, кстати, Эдвигус? – с хитринкой в голосе как бы между делом спросила она.
- Залёг на дно. Пару раз пытался меня уколоть, но, в основном, этим занимается его племянник.
- Ах да, Онори. Он так мечтал попасть на место Эль-Грана…
- В самом деле? – округлил я глаза. Да уж, император был бы «великолепнейший»!
- Да, так и было, – задумчиво проговорила она, после чего вдруг обеспокоенно нахмурилась: – вообще, я надеюсь, что всё, о чём мы будем говорить и говорим сейчас, дальше наших ушей не уйдёт.
- Конечно, Эвелина. Что за сомнения?
- Вот и хорошо. Так вот. Этот глупец – не знаю уж, по наущению дяди ли, или по собственной тупости, - надеялся на то, что можно обойти традицию, заложенную ещё Галеем III.
- И почему же в итоге он не стал претендовать на… - вдруг замялся я.
- Говорите прямо: на меня, – мягко подсказала она.
- В общем, да, – я виновато улыбнулся.
- Его напугало произошедшее с бароном Кеврийским, – просто и без обиняков ответила она.
- Неужели? А как же его чрезмерная гордыня?
- Какая гордыня, полноте вам? Смерть всегда победит, а в данном случае – страх перед смертью. Но давайте не будем об этом. Лучше расскажите, придумали ли вы, что сыграете для меня?
- Если честно, нет.
- Значит, будете импровизировать? – «загорелась» она.
- И да, и нет. Скажите, о чём мне сыграть, так будет проще.
- Чтобы вы опять сыграли мне о чём-нибудь противоположном? Да ни за что и никогда, нет вам больше доверия! – нахмурившись воскликнула она. Я с опаской посмотрел на неё, но она лишь прыснула: – да шучу я, Альвиан, просто шучу. Кстати, мы почти на месте. Сейчас прогуляемся, потом у нас будет пара часов на высокое искусство. И я буду очень рада, если вы согласитесь остаться на ужин.
- Разве я могу отказаться? - «разве я хотел бы отказаться?»
- Конечно, – удивилась Эвелина.
- Нет, – «ни за что».
- Да можете, конечно, – она пожала плечами и добавила: – вот если бы я платила вам, тогда попробовали бы вы отказаться! А так… вы свободны.
- Не хочу прослыть дураком и отказаться от такого предложения. Для меня огромная честь играть для вас и не меньшая – иметь возможность побеседовать с вами. И, конечно же, только ещё больший дурак мог бы отказаться от ужина.
- Практичный подход, – с серьезным выражением лица оценила она, - и кстати, Альвиан, вы уж простите меня за полное отсутствие такта, но откуда у вас деньги на такой фрак? Это ведь работа Азария, да? – я тяжело вздохнул.
- Да. Я подозревал, что вы спросите.
- Нет, что вы, я просто интересуюсь… будучи немного осведомлённой о перипетиях вашей судьбы.
- Да просто Эдвигус решил пошутить и отправил меня искать костюм и фрак на следующий же день после Прошения, когда почти все портные не работали. Так мы с Кристианом и попали к Азарию. Он снял нужные мерки, сказал цену… и стоило мне только отказаться, как зашёл генерал Дориац, – я пересказал всю историю, опустив не самую привлекательную часть беседы – ту, что была связана с союзами.
- Ну теперь всё понятно. А Халдор молодец, времени зря не теряет!
- Я могу ему доверять? – спросил я, надеясь, что Принцесса успокоит меня.
- Безусловно. Я неплохо его знаю, это ведь именно он учил меня обращаться с оружием, был моим учителем по истории, географии и военному искусству. Не удивляйтесь, - закатила глаза она, видя удивление на моем лице, – Тордессия ведь не всегда ведёт войны.
- Да нет, меня больше удивляет, что ему на вид лет двадцать пять… и когда он всё это успел?
- Ему двадцать девять. Самый талантливый генерал в истории Тордессии. И самый молодой. На его счету уже множество побед. Как вы гениальны в музыке, так и он гениален в военном деле, если позволите. Короче говоря, Халдор – мой хороший друг, и, пожалуй, единственный, кому я доверяю больше, чем отцу и себе.
- Так с этого и надо было начинать, а не с оружия! – рассмеялся я. Эвелина, впрочем, оставалась серьёзной.
- Не скажите. Вот если бы вы были императором, доверили бы вы случайному человеку обучение вашей дочери? А вдруг на моём месте был бы сын, прямой наследник трона? В таком случае нужен только такой человек, как Халдор, и отцу ужасно повезло, что он однажды обратил внимание на этого талантливого офицера.
Наконец, карета остановилась. Я вышел первым и подал руку принцессе. Она улыбнулась, протянула свою и спустилась. Поблагодарила меня и бросила хмурому Нилмару несколько распоряжений, а я тем временем смог оглядеться.
Лайвден обладал великим множеством поражающих разум и восторгающих сердце деталей, вместе составлявших ни с чем несравнимую картину. Пожалуй, никогда ещё прежде мне не доводилось видеть места красивее. Вокруг его территории скромно возвышались совсем ещё невысокие горы: «совсем ещё» - потому, что создавалось стойкое ощущение, что здесь всё живое, и даже горы могут вырасти словно деревья. С этих крошечных гор начинались те самые горные массивы, уходившие на север от Альт-Намэсты, и мне неожиданно захотелось побывать там, прикоснуться к молчаливому величию этих гор, взобравшись на самый верх и ощутив могущество ветров, которым совсем ничего не стоит подхватить меня, словно песчинку, словно маленький осколок камня, и бросить лететь в бездонную пропасть.
Не менее красиво было «внутри» горного кольца: совсем рядом с особняком было три небольших озера, которые мгновенно пробудили во мне воспоминания из не столь далёкого детства: в Арнхольме у нас тоже был похожий пруд, в теплой летней воде которого я и мои сверстники проводили уйму свободного времени.
Местные же озёра были соединены крохотными ручейками, над которыми возвышались аккуратные мостики. Повсюду были разбиты сады, стояли беседки вроде тех, что были у императорского дворца. Главным отличием от дворца было то, что здесь было гораздо уютнее, тише и спокойнее. В этой атмосфере и хаос пришел бы к равновесию и порядку.
Весна только начинала вносить свой колорит в природу, но, несмотря на обычные для этого времени скучные краски, палитра Лайвдена была прекрасна. Я, не сдержавшись, расплылся в широкой, довольной улыбке, что не ускользнуло от пристально смотревшей на меня Эвелины.
- Место, достойное художника, – понимающе подсказала она.
- Не то слово… Место, достойное жизни, - добавил я.
- Что ж, здесь вы всегда будете моим желанным гостем. Так что, если вам будет нужно поймать и удержать свою музу и вдохновиться – обращайтесь, – она весело подмигнула мне.
Принцесса повела меня на небольшую экскурсию по поместью. Я представил, как всё это будет прекрасно выглядеть в другое время года – летом, например, когда окружающий мир предстанет во всех своих самых ярких и незабываемых красках; или же осенью, когда они будут постепенно затухать и в своей предсмертной тоске в последний раз поражать воображение пред белизной зимы... когда здесь наступит идеальное царство чистоты, постоянства и бессмертного величия. Я поймал себя на мысли, что было бы неплохо остаться здесь навсегда.
Наконец, мы подошли к изящному особняку, чье безмолвное постоянство великолепно сочеталось с окружающим миром во всём его живописном движении.
- Построен триста двадцать лет назад, – прокомментировала Эвелина, увидев, как восхищённо я рассматриваю здание, – с тех времен Лайвден был и остается поместьем Галейской династии, где в основном проводили времени наследники престола.
- Восхитительное место.
- О, это вы ещё не были внутри, – она вновь подмигнула мне и жестом пригласила войти.
Внутри особняка продолжались чудеса Лайвдена. Небольшой снаружи, огромный внутри: не знаю уж, что за чудо-архитектор все это придумал, но внутри здание казалось гораздо больше, чем снаружи, по ощущениям, раза в три. В таком бы разместить Консерваторию!
Мы спустились в подвал, где до сих пор лежали новенькие инструменты, на которых, наверное, ещё не играла рука человека, не считая мастера, изготовившего их. Принцесса предложила выбрать любые – для «концерта» - и разрешила взять любой себе, в качестве подарка. Я попытался было отказаться, но она всё-таки настояла: сошлись на том, что я заберу какой-нибудь инструмент только после того, как окончательно решу, на каком буду играть.
Для первого «концерта» я взял скрипку, виолончель и флейту. Именно скрипка всегда была моим любимым инструментом, так что, пожалуй, я уже знал, какой инструмент себе отыскать.
Я играл для Эвелины почти три часа подряд. Всё это время она безотрывно слушала и даже не думала просить об остановке. Изредка она закрывала глаза; потом объяснила мне, что так лучше видит то, о чем я играю – словно на картине. Я же смотрел на неё и играл. Почти не задумываясь, словно излагая свои мысли на пергаменте, мысли, которые никто не должен прочесть... даже она сама. Раз за разом она открывала глаза и внимательно вглядывалась в меня. Я сразу менял тему, подальше уводя её от мыслей, на которые я, увы, не имею никакого права.
Она казалась мне удивительно свободной для принцессы, на удивление спокойно открывавшей некоторые частички своей души совсем незнакомому человеку. Держу пари, она сама не ожидала этого. Я лишь пытался ответить ей тем же, приоткрывая путь в мою душу и передавая крошечные частички себя через музыку.
На исходе третьего часа начало темнеть. К принцессе подошёл Нилмар, что-то шепнул. Эвелина вздохнула, покачала головой и кивнула ему, выразительно посмотрев на меня. Я поспешно закончил играть.
- Увы, Альвиан, увы. Время и несметное количество дел нас разлучает. Через пять минут подадут ужин, а после него придется возвращаться в столицу.
- Жаль. Очень жаль, – честно признался я, - а вы тоже поедете в Альт-Намэсту?
- Да, хотя я так хотела провести здесь пару дней. Проклятая свадьба! – ничуть не стесняясь, процедила она. За ужином разговор продолжился:
- Позвольте спросить, Эвелина, недовольны ли вы предписанной вам судьбой? – осторожно начал я.
- Конечно! Если вам когда-нибудь будут навязывать жену, откажитесь! Какой бы она ни была, и что бы вам сия партия ни сулила.
- Непременно, – я кивнул, – хотя, справедливости ради, вряд ли мне будут навязывать.
- Почему бы и нет? Дориац ведь не зря решил подружиться с вами. Он уже очень мудр, несмотря на столь юный возраст. Он наверняка видит и чувствует, что вы, в перспективе, займёте место Эдвигуса.
- Да что вы? – тут уже я совершенно искренне удивился, – нет, ни за что, да и не хочу я этого.
- Это пока. К тому же вы не можете мне отказать, сами же говорили, – многозначительно и добродушно заметила она, – так что учитесь и развивайтесь, а как только время настанет, место Эдвигуса будет вашим.
- Нет. Всё должно быть честно, – отрезал я.
- Всё и будет честно. Просто почему-то, - она наигранно закатила глаза, - я уверена, что лучше вас никто в Консерватории не играет. И в императорском оркестре. Да и во всем мире, скорее всего, тоже.
- Дело не в этом. Эдвигус и так не самый великий современный музыкант, но ректору Консерватории нужно быть ещё и хорошим политиком, который умеет управлять не простым оркестром, а целым учебным заведением.
- Вот видите, вы все прекрасно понимаете. Но главное: я в вас верю.
- А в принца Эль-Грана? – не подумав зачем-то брякнул я. Атмосфера тут же переменилась; Эвелина прищурилась и, казалось, напряглась.
- Принц Эль-Гран не наследует по линии Галеев, так что он будет серьёзно ограничен в своих правах, будучи консортом... но впредь не забывайтесь, Альвиан, я всё-таки его невеста… как бы мне это не нравилось, – прошептала она последние слова.
- Прошу прощения, – кивнул я. Надо же было ляпнуть такое! В воздухе повисла нелепая, тяжёлая тишина. Ненавижу такие ситуации, когда всё, что ты можешь – попытаться спешно придумать тему для беседы, но, как назло, в голову не лезет ничего лучше погоды. Испытывая недостаток идей, я решил было поискать их, проявив живой интерес к потолку, но, к счастью, Принцесса взяла инициативу на себя, а мне оставалось лишь поддержать её:
- Альвиан, бросьте, все нормально. Не молчите. Расскажите лучше о себе.
- Но вы ведь, по-моему, знаете уже обо мне все, – пожал плечами я.
- Нет, конечно! Но я хочу всё знать. Детали и мелочи. Я ведь обожаю детали! Как насчёт того, чтобы рассказать мне всё? От первого запомненного дня до последнего? Хотя бы самое интересное… Пожалуйста, – протянула Эвелина, улыбаясь. Несколько секунд я смотрел на нее, пытаясь сохранить в сознании эту улыбку, намертво выжечь её в своей памяти, дабы в любой момент суметь увидеть её вновь.
- Да уж, вам невозможно отказать, – она зарделась, – но могу ли я попросить об отсрочке? Я, если честно, немного устал за эту неделю.
- Хорошо, Альвиан, понимаю. Да и это ведь вы играли весь вечер, пока я только слушала, - она виновато пожала плечами. Вот и не думал, что когда-либо, особенно так скоро, увижу виноватое выражение лица принцессы.
Несмотря на ее мягкий тон, мне показалось, что она немного расстроена. До столицы мы ехали молча, я почти без отрыва смотрел в окно; пока Эвелина всю дорогу украдкой посматривала на меня. Я почувствовал себя виноватым: наверное, надо было начать рассказывать ей о себе. Что ж я такой дурак? Стоило мне уже почти придумать, как возобновить разговор и с чего начать рассказ, как карета подъехала к предместьям столицы.
Было уже совсем поздно, когда карета достигла бульвара Невиса.
- Волшебных снов, Эвелина. Спасибо… за всё, – я вновь низко-низко поклонился.
- Доброй ночи, Альвиан. Это вам спасибо, – подмигнула она мне и с горечью добавила: - за то, что открываете мне мир, красочные чудеса которого столь беспардонно ускользают от меня в наказание за то, что я родилась императорской дочкой…
Я тихо вошёл в свою комнату. Томас уже похрапывал. Начиналась новая неделя, а я вдруг осознал, что не удосужился хотя бы узнать у принцессы, когда мне ждать следующей встречи. Но, как я и подозревал, она «состоялась» совсем скоро – во сне.