Маэстро

 
В прозрачной дымке ереванского зноя переливался гордый Арарат, сверкая своими совершенными и вечными линиями.
Люся всматривалась вдаль, как будто там, на вершине, могла увидеть какое-то знамение. Потом  присела на скамейку рядом со школой и вздохнула. В Ереване тех лет на улице машин почти не было, иногда проезжал автобус, вокруг тихо, умиротворенно. Люся тяжело поднялась со скамейки и медленно пошла к дому.  В доме постукивал молоток, муж как всегда, что-то мастерил, свекровь, как всегда, что-то жарила в крохотной кухне, и, чтоб спрятаться от этих запахов, Люся протиснулась в крошечную спальню без окон, и, придержав живот, с облегчением  прилегла.
В животе ребеночек  задвигался, Люся с улыбкой прислушивалась, и, закрыв глаза, прошептала: Господи! Хоть бы это был мальчик! Дочка уже есть!

– Мальчик! – торжествующе выкрикнула акушерка, открыв дверь в коридор, ища глазами «муштулуг». Крупный мужчина, явно «ахпарской» наружности,  схватил медсестру за руки, заискивающе вложил что-то ей в карман и вытер испарину. Оф! Наконец-то!
Рядом стояла его сестра, держа за руку очаровательную девочку. Она пришла за братиком, и заглядывала в коридор, но там было пусто, никаких братиков!

В доме Жана, репатрианта из Румынии, царил праздник. Родился сын! Все собрались вокруг  папаши, захмелевшего еще с утра, женщины  достали кое-какие продукты, рис для плова, немного мяса, масла, испекли гату, все шумели и чокались. Сын! Он будет гордостью Жана, который приехал на родину и мечтал о том, что у него будет сын и  прославит его, простого мастера на все руки. Правда, оставаясь один на один, Жан грустно смотрел на красавицу жену, не смея признаться даже ей, что совершил крупнейшую ошибку, согласившись переехать жить в Советскую Армению. Его предупреждали, а он упрямо мотал головой – хочу туда, где все – армяне!
За своим учителем, католикосом Вазгеном, чуть ли не все его ученики поехали. Да и из остальных стран, очень много армян из Спюрка репатриировались!

Потом Жан увидел, что там, где все были армяне, стало – армяне и ахпары, у армян так заведено  – обязательно должны указать, кто откуда. Жан часто шутил – самый близкий к армянам народ – это ахпары! В самом деле, здесь армяне оказались другими, восточными, вдобавок к тому –  советскими, и от этого еще более отличались от румынского армянина Жана, его друзей в Румынии, от одноклассников, от своего учителя парон Вазгена… Жан улыбнулся, вспомнив любимого учителя. Он ещё не знал, что через несколько лет парон Вазген станет всемирно известным человеком, Католикосом всех армян, и его портрет будет висеть почти во всех домах армян, даже если это заядлые атеисты… Парон Вазген учил их любить друг друга, любить родной язык, хорошо знать свою историю… А Жану с его красивым голосом парон Вазген предрекал карьеру певца, и, став священником, звал  петь в церковном хоре. Но Жан с опаской относился ко всем религиозным братьям. Мать его, хоть и была верующей, очень боялась, что Жана в церкви заставят принять обет безбрачия.

И всё же здесь было лучше, чем не в Армении… Жан и понимал это, и с ужасом слушал о соседях и знакомых, которых «взяли». Оптимист, он был уверен, и часто повторял жене, та при этом делала круглые глаза и оглядывалась.
– Или   дождёмся, пока «эти» сдохнут, или  уедем отсюда, но не обратно. Там, где наше «обратно», тоже загадили…
 
Красивые темно-синие глаза Люси горели гневом. Сын опять набедокурил.  Его, сына учительницы, опять наказали за своеволие. Мальчик не мог сидеть на уроках, если ему было неинтересно. И в дневнике появлялось – «Прогулял». Люся выговаривала, увещевала, произносила долгие воспитательные монологи… но не могла долго сердиться – сын был очень улыбчивый и наказания как-то отскакивали от него.
Много лет спустя, перебирая воспоминания о детстве сына, Люся обнаружит, что тот почти не изменился. Такой же улыбчивый, чистый и честный, всегда готов прийти на помощь, поддержать. Однажды он увидел, как к соседям привезли дрова. Четырехлетний мальчик попросил соседку показать, куда их складывать в подвале и перетаскал все расколотые поленья!
Однажды учительница пения пожаловалась на него.
– Нарочно коверкает мелодию!- возмущалась она.
Но, когда сын уже стал хормейстером, Люся подумала – может тогда он пытался петь вторым голосом?
А как-то он прибежал из школы и возопил от счастья:
– Мама, я люблю нашу учительницу!

Иногда Люся, учительница литературы в той же школе, разговаривала с его одноклассницами, пытаясь узнать, как относятся друзья к сыну. Получалось, что, хотя гитарист и «школьный Карузо» пользуется диким успехом, девушку себе ещё не выбрал.
Внешность мальчика была необычной из-за необычайно густых и длинных бровей. И, когда приезжал Хрущев на празднование 60-летия Армянской республики, журналисты тут же заметили его и сфотографировали в тот момент, когда высокий гость наклонился и поцеловал мальчика. Снимки обошли все газеты, а вскоре на площади перед Оперой установили огромную фотографию. Многие подходили к нему и спрашивали, не тот ли это мальчик, который на фото с первым человеком в стране. Мальчик, смущенно улыбаясь, опускал голову и застенчиво кивал головой.
 
Годы шли, а никакого особого интереса к каким-либо знаниям или предметам в отличие от серьезной сестры сын не обнаруживал. Та прекрасно училась и в школе  и музыкой занималась. И всё время уговаривала брата стать музыкантом.
Арутюн решил попробовать музицировать, сначала на гитаре, затем кто-то посоветовал Люсе запихнуть его в класс аккордеона. Мальчик, будучи непокорным, тем не менее послушно ходил в музыкальную школу и никто не заметил, что, как и  сестре, и ему уготована консерватория. Музыка в доме звучала с утра до вечера. Часто мать пела мелодичные гусанские песни. Красивый и сильный грудной голос разносился далеко к ущелью, куда смотрели окна их дома, с видом на Арарат, в юности сам Романос Меликян звал  ее солисткой в свой хор! Мать знала множество песен, замечательно исполняла Саят-Нову, Комитаса, других армянских композиторов и гусанов. Часто собирались дома друзья и родственники и пели, а сын аккомпанировал…

Как-то Арутюн вышел на балкон, разгоряченный вечерним застольем. Начинало смеркаться, за ущельем высился Арарат, прекрасный и величественный. Арутюн заворожено смотрел на снежные вершины, казалось, меж ними протянулась какая-то струна, которая звенела и переворачивала душу. «Я буду иметь дело только с вершинами»- уверенно подумал он, еще не зная, как пройдёт тропа его жизни…
Пел на всех вечеринках друзей, захватив свою верную  гитару, пел все песни, которые доходили или не доходили до его маленького города…
И постепенно получилось так, что никуда, кроме консерватории, он просто не имел права поступать…
 
 Консерватория встретила Арутюна многоголосием. Он еще не  выбрал  факультет, нервно барабанил по столу и оглядывал яркую молодёжь, которая переходила из одной комнаты в другую, писала заявления, читала объявления… Арутюн не хотел становиться пианистом, сестра с утра до вечера тренькала, казалось,  по голове, а второго инструмента в тесных комнатках не предвиделось.
Нахмурив густые сросшиеся брови, рассекающие лоб по горизонтали, юноша задумчиво перебирал списки отделений. И тут на его лице появилось выражение принятого решения. Дирижёр! ! Вот кем он станет! Из инструмента – всего лишь одна палочка, ну, и камертон! А если хормейстер, то и палочка не нужна! Идеальное решение проблемы второго инструмента подбросило его к дверям комиссии, а вечером он, улыбаясь, перечислял дома достоинства своего выбора.
Он ещё не сознавал, что это было решение врождённого лидера…

Консерватория была полна гениев и талантов, поющих басом, тенором, сопрано, играющих на скрипках, виолончелях, каноне, арфе… Учился легко, продолжая самозабвенно петь на вечеринках с друзьями песни, отнюдь не классические, эстрадные, народные, западные… Арутюн мечтал скорее закончить учебу, чтоб создать свой собственный хор, у него было много идей, но найти себя среди такого числа гениев, без связей, без поддержки все его идеи были немыслимы и неисполнимы…
Слава Азнавура давно докатилась до его родины, все передавали друг другу записи певца, ставшего самым любимым, часто исполняли Высоцкого, Галича…
   
Люся украдкой любовалась сыном и ждала, как и все матери, когда его мальчик, красивый и талантливый, приведет в дом невестку. Невестка представлялась стройной, юной девушкой, озаряющей их дом… ах, но куда они могут поместить молодых? В крохотной спаленке без окон? Нет, надо отгородить им комнату…
Однако, сын не спешил. В шумных компаниях играл на гитаре, пел, девочки заглядывались на него, тот смеялся и ускользал от всех…
Бомба рванула где-то с окончанием учебы. 
– Ты не шутишь?- дрожащим голосом и с надеждой спросила мать.
– Ты её не знаешь, она...самая, самая…– голос Арутюна утонул в рыданиях матери.
Вытерев глаза, Люся стала рядом с мужем, и обратившись к сыну, сверкая темносиними глазами, прошептала:
– Ни за что! Мы не пойдем просить ее руки! Все будут показывать на нас пальцем! За что?!
– Что ж, тогда я уйду к ней.
Решение было принято давно, ведь он знал, как будет воспринято его сообщение… И с маленьким саквояжем в руке Арутюн быстрыми шагами вышел.
   
Арутюн летел по улице, у него от счастья пело внутри – сын! Сын родился! Любимая женщина угодила ему – он так мечтал о собственном сыне! Сын! И он тоже станет музыкантом!
Когда Люся с Жаном узнали, что у сына будет ребенок, то сразу поняли, что теперь назад дороги нет. Очень хотели увидеть ребенка и не знали, как быть – невестке даже появляться нельзя в их доме, Арутюн аккуратно навещал родителей, был так же ласков с ними, и уходил к жене. "Тоже мне, профессорская дочь", – с неприязнью думала Люся. У всех невестки, как у людей, а эта… и разведенная, и с ребёнком, забрала его сыночка и завладела им…
 
Жан долго стоял у окна и смотрел на Арарат. Сверкающая вечной и нетронутой белизной  вершина как будто звала его быть выше, светлее.
Он вошел в комнату и приказал;
– Собирайся, жена! Это наш внук! Причем тут невестка?
Люся обрадованно всплеснула руками. Выход был найден! Внук – он же собственный, свой, как можно оставить его! А если к тому же, говорят, очень похож на сына… Люся от счастья запела. Её красивый грудной голос давно не слышали соседи, и  соседка, довольно тактичная дама и тоже новоприезжая, на следующий день, повстречав на лестнице, понимающе спросила:
– Давно пора! Чему бывать, тому бывать… На кого похож?
Когда Люся с мужем вошли в дом непризнанной невестки, они чуть не ахнули. В огромной, богато обставленной квартире гостиная сияла хрустальными бликами, гости все были красивые, интеллигентные, и, сидя за столом, таким роскошным, так искусно накрытым, Люся невольно с уважением подумала о хозяйке. Гости поздравляли, чокались, блюда незаметно сменялись, а малыш посапывал  у нее на коленях и был точно таким, как их сын.
   
Вечером они устало играли с мужем в нарды и виновато оправдывались:
– Ты смотри, а? Кто мог подумать! А сын у нее какой воспитанный!
– Профессорский внук! – пытался сострить Жан, но у него почему-то получалось со скрытой гордостью. Ему тоже невестка понравилась.
 Много лет спустя, уезжая с мужем в другую, далёкую страну, Люся подошла к невестке, обняла ее и прошептала:
– Я только на тебя могу его оставить!
И заплакала.

Консерватория – это такое место, где блистают имена, а в воздухе витают грёзы остальных в ожидании своего, собственного  успеха…
Начались искания. В душе метались неспетые мелодии,
Арутюн искал свои  песни, искал своих певцов, но молодой хормейстер не вызывал еще такого  доверия, чтоб ему позволили дирижировать известным коллективом.
Но вот в Гостелерадио предложили дирижировать уже сложившимся хором, так как руководителю хора, маститому композитору, был нужен молодой, трудолюбивый хормейстер.
Вскоре Арутюн вошёл в хор, со своим мировоззрением и видением мелодики и духа исполнения, начались  изнуряющие репетиции, и первый концерт! Взрыв одобрения и первый успех.

Маститому худруку очень не понравилось, как напорист и своенравен молодой дирижёр. Конфликт зрел, созревая  с каждым успехом, взорвался в музыкальном мире и поглотил все мыслимые и немыслимые ступени… Одни завидовали непокорному дирижёру, сопляку по меркам уже ставших известными музыкантов, другие молча потакали травле. Но Арутюн не сдавался и без компромиссов отстаивал свою, единственно для себя правильную точку зрения, компромисс стал бы слишком большой роскошью. Столкнулись два взгляда на современное хоровое искусство, вчера и сегодня…
Конечно, пришлось уйти. Но – с победой, верой в себя и свою правоту.

Молодой музыкант зашел в Госунт и на втором этаже подошел к двери проректора. Широко улыбаясь седовласому профессору, он спросил:
– Вам хор не нужен?
– Какой ещё хор? – изумился старый профессор.
– Мужской! – с готовностью объяснил Арутюн.
– И… что они будут петь?
– Не что, а кого. Комитаса! – с пафосом воскликнул Арутюн и запел в кабинете:
– Кужн ара, ела сар…
Волшебная сила комитасовскоких нот... Неужели профессор мог не сдаться? 

Так и назвали – хор «Комитас». Студенты университета, собранные со всех факультетов, репетировали с таким энтузиазмом, что Арутюн стал подумывать о расширении, благо для хора самое главное препятствие – зал, он есть и было где заниматься.
Через короткий срок юный коллектив спелся, можно было начинать гастроли.
Хор сразу выделился: чистый профессиональный звук, великолепный репертуар.
Страна переживала застой, однако всесильный КГБ стоял на страже защиты умов от опасных мыслей. Мец Ехерн, в результате которого у Комитаса помутился рассудок, уже стал темой общения и основой сближения.
И оказалось, что за годы советской власти вытравить из народа ни Комитаса, ни Мец Егерн оказалось невозможным…
Лауреат премии Ленинского комсомола, услышав о своём награждении, долго размышлял, силясь вспомнить, а состоял ли он в комсомоле? Хотя споры вокруг репертуара в связи с решением оргкомитета не утихали в кулуарах, яркая звезда Арутюна взошла. На малом Олимпе его заметили. Теперь дирижёра ждали подмостки за пределами республики.

В Литву приехали поздно вечером, утром – репетиция, вечером… Оглушительный успех! Даже в далёкой Прибалтике не могли не почувствовать красоту комитасовских песнопений! Гран-При! Немного ошеломлённые хористы скромно прятали счастливые улыбки победителей, а Арутюн весь светился, улыбался вместе со всеми, отовсюду щелкали камеры, поздравляли, аплодировали…
Потом состоялся Фестиваль хоровой музыки в Эстонии, стране давних хоровых традиций... Дирижировать сводным хором в 20 тысяч голосов доверили молодому дирижеру из солнечной Армении. Он вышел на сцену, улыбнулся своей солнечной улыбкой и… плавно взмахнул руками. Молодость не знает сомнений. 

Что такое талант? Профессионализм? Неукротимая энергия? Знание своей цели?
Нелегкими путями  шёл Арутюн  к своей жизненной установке.
Оглядываясь на пройденную стезю, невольно приходишь к мысли, что шёл он к своим победам и успехам не благодаря окружающей музыкальной профессиональной публике, а вопреки. Даже выбранная им тема – самое избранное из того, что создала армянская музыкальная культура, не помешала остальным «не замечать, не замечать»…
 
Наступили ужасные времена. Все, казалось, рушилось. После землетрясения все былые занятия стали казаться ненужными. Надо было отстраивать разрушенные города и сёла. Петь больше никто не мог – Арутюн почувствовал это на ближайшей репетиции. Люди ходили подавленные, раздавленные природной стихией, словно изменилась структура души,  подобно той вздыбленной земной коре…
Родители и сестра давно уехали в США и звали Арутюна к себе.

Однажды он поехал в США, повидать мать и сестру. Арутюн и там занялся созданием хора, хотя знал, что останется всего на несколько месяцев. Никто не сумел его  уговорить остаться. Организовал в армянской общине хор, хорошо спелись, тут же стал получать награды и приглашения, поучаствовал в ежегодной встрече Американской музыкальной ассоциации в Фениксе (штат Аризона). В 2000 г. на 3-м ежегодном конкурсе музыкальных достижений Армянской музыки в Глендейле (Калифорния), компакт-диск «Music of Komitas Vardapet» был удостоен приза «За лучший альбом традиционной музыки».

Но рвался домой, к любимой, в Армению.
Правда, в это время в Армении опустели все сцены, погасли огни рамп и в холодных неотапливаемых залах стало трудно, если не сказать– невозможно собрать и зрителей, и певцов… Да, общинные хоры в США прекрасно обеспечивали его финансовые запросы, община предлагала великолепные условия, но он хотел работать на родине. Семья ждала и поддерживала любое его начинание.
А на родине ждала блокада, холод и темные ночи при свечах. неожиданно пришло приглашение ливанской общины восстановить хор «Гусан» Барсеха Каначяна, замечательного западно-армянского композитора.

Арутюн принял приглашение поработать с общинным хором Бейрута. И уехал туда со своим верным другом и женой, давным – давно оставившей преподавание в консерватории и ставшей его концертмейстером.
Хор в первый же вечер собрался и исполнил известнейшую песню прекрасного композитора Барсеха Каначяна, ученика Комитаса, но… услышав ещё несколько песен, супруги переглянулись, Работы было много, а уже через несколько месяцев на торжественном приёме восхищенная публика – бейрутские армяне – аплодировала стоя. Два года, новый обширный репертуар, записи, почти все произведения Каначяна были исполнены замечательным Бейрутским хором. И, конечно, великого Комитаса…


Но что-то не давало покоя молодому, полному сил музыканту. После Бейрута это чувство ещё более обострилось и окрепло.
Он хотел исполнять Комитаса здесь, на армянской сцене…
Постепенно Арутюн сформулировал свою задачу.  Весь Комитас. Всё, что найдёт и что сбереглось для армян. Всё должно быть исполнено! 
Он понимал, что если сейчас не создаст свой собственный хор, он перестанет быть дирижёром.  Он мечтал о своем репертуаре.  Мечтал исполнить Комитаса полностью. Созданный им «Ереванский Камерный хор» за 5 лет записал 9 компакт дисков.

Если у него не будет своего хора,   бесценные творения Комитаса  никогда не будут исполнены полностью. Ведь до сих пор на родине, восславляющей гения и называющей его именем улицы, парки и квартеты, лишь 20-22 произведения великого Комитаса было исполнено для публики, для народа… Народ не знал Комитаса, его музыка на самом деле была незнакома и неизвестна. Оглядываясь назад, Арутюн не представлял, кто может дать ему возможность подойти к мечте. Все, кто стоял у дирижерских пультов, крепко держались своего места и не думали уступать.

Хор… его можно собрать из единомышленников, из остатков распавшегося университетского хора! Позвать молодых певцов и певиц. Но без денег… как записать диск? Не один, не два… Для качественной записи нужно много денег. Вечерами он обсуждал свои идеи со своим верным другом и единомышленником – любимой супругой, полностью посвятившей себя дерзаниям мужа.
Друзья искали спонсоров по всему свету.
Но никто и слышать не хотел о финансировании исполнения каких-то неизвестных доселе произведений, пусть даже если и Комитаса. Прослойка бизнесменов, жадных до культуры, ещё не образовалась.

В доме Арутюна по вечерам собирались друзья и искали источник финансирования.  Кто-то с уверенностью советовал идти к президенту. Другой, бывший хорист, предоставил свой конференц-зал для репетиций. Крестница, жившая в Москве, хлопотала там по богатым армянам. Никто даже бровью не повёл. Приехала с предложением:
– А давай к католикосу! Это же Комитас!
Ничего не поделаешь, все хорошие дела делаются с Богом. Он сам уже решил идти к католикосу. Гарегин Первый, будучи Патриархом Киликийского дома, хорошо знал Арута по бейрутскому хору Каначяна. Утром Арутюн отправился в Эчмиадзин, к Веапару. Католикосу всех армян. И за благословением тоже.
Гарегин Первый был польщён, услышав взволнованный рассказ о планах, а ещё больше удивлён тому духовному натиску, с которой Арутюн пылко убеждал Веапара поверить в хор, ему, поверить необходимости осуществления его замыслов.
 
Католикос назначил встречу через неделю, взял тайм-аут. Конечно, Комитас –достояние армянского народа, гений и гордость национальной культуры. А также Комитас – вардапет, рукоположен Апостольской церковью. То есть, Комитас ещё и гордость армянской церкви, достояние нации. Но деньги… надо отдавать чуть ли не личные…
Католикос знал, как нуждается в этих деньгах  его паства по всему миру, церкви надо ремонтировать, кое-где и  построить. А этот молодой напористый дирижёр хочет записывать неизвестные никому песнопения… на деньги церкви… И сам не очень известный… Католикос тяжело вздыхал и знал, что не может отказать… Комитасу.

Трагическая судьба вардапета не позволила бы манипулировать его именем, молодому человеку надо верить… но и проверить не грех…
Когда Арутюн с волнением вошёл в веаран, католикос слегка кивнул ему:
– Я рад вашим начинаниям, молодой человек, но это… это большая сумма и большая ответственность. Имя Комитаса нельзя использовать для коммерции, записывать для продажи…
Арутюн еле поспевал за смыслом одних и тех же слов, слышанных им за последнее время много раз…

Он встал и поклонился.
– Ваше преосвященство, я всё равно этот хор создам и все творения Комитаса станут известны армянскому народу! – взволнованно произнес он и быстрыми шагами пошел к двери веарана. Католикос окликнул его.
– Еритасард, я поверил вам! – воздев руки, воскликнул Гарегин I, вытаскивая из нагрудного кармана конверт с чеком.
Так начался этот звёздный марафон, эти искания настоящего  Комитаса, своего почерка, нужного оттенка, и репетиции, репетиции…
Арутюн объяснял певцам каждую строчку из песнопений, дополняя своим видением   разговора  композитора с Богом, с собой… Руки его взлетали, мягко и плавно унося к Богу мольбу, веру, надежду... Прекрасное владение литературным армянским языком досталось ему от матери, учительницы армянского языка и литературы. А ещё он в совершенстве владел нежнейшим и музыкальным западноармянским языком...

Апостольский атеист, он передавал Слово Божие  своим певцам, восхищенно глядевших на Маэстро…
Первый же концерт и первый бурный успех. Газеты, конечно же, молчали, ведь его имя не спускалось сверху для рецензии,  но публика приняла его, коллеги подходили и пожимали руку.
За время существования хор записал 9 компакт-дисков, включающих записи как классической, так и современной хоровой музыки. Особое место конечно, уделено произведениям Комитаса – практически была завершена работа по записи всех известных хоровых произведений гения армянской музыкальной культуры.
Хор был инструментом его разговора с Богом, выразителем  поклона Комитасу от имени его многострадального народа.

Много лет хоры Арутюна пели в церквях Сурб Саркиса. На паству, застывшую в  благоговении с хоров, лились мелодии комитасовских песнопений. 
Священник церкви Зоравор низко поклонился Маэстро и  исполнителям перед службой, а как же! В прошлый раз это была несравненная Лусине, сегодня весь хор, еле уместившийся на хлипком помосте, возносит к освященному своду звуки бессмертной музыки Комитаса… Паства  восхищенно перешептывалась – неужели не фонограмму крутит святой отец?

Сегодня вечером хор собрался в доме Маэстро,  надо отметить день рождения хора. Долго радовались, строили новые планы, с трудом приобщаясь к простым коммерческим истинам. Записи сделали  в Германии, в России. А продавать  кто будет?  Как окупить проект? Конечно, Гарегин 1 и не думал спрашивать об этом, но проблема сбыта решала и  могла выявить степень отдачи – разве стоило столько разучивать и репетировать, если не будут покупать и слушать эти диски?
Проплывают перед глазами незабываемые картины… Равенна, невиданный фестиваль классической и современной музыки. Бонн, Халле, Виттенберг, Берген, Магдебург… А концерты с  «Франкфуртер канторай»! Рукоплескания не утихают, залы встают и стоя провожают артистов.
– Карин, это рукоплещут Комитасу! Я сумел донести до всех его музыку! воскликнул он, обращаясь к жене.

Дивный и прекрасный творческий союз связал Топикяна с великим современным  армянским композитором Тиграном Мансуряном.
Хор заметил всемирно известный Валерий Гергиев, стали приглашать на Пасхальные фесты, успех армянского хора в Москве, исполняющий Комитаса, был невероятным! Люди аплодировали стоя и вызывали на «бис».
К сожалению, в этот раз нашу духовную музыку разрешили  петь только в православном храме, а из них выбрали Александровскую слободу в г. Александрове. Приём был потрясающий, хотя слушали все русские, из 200 прихожан и зрителей оказался там один единственный армянин – александровский предприниматель, член тамошней диаспоры. А русские подходили с цветами и в слезах объяснялись в любви к армянам, Комитасу, армянской музыке.

После песен Комитаса на сцену выбежал пожилой мужчина с букетом цветов и взволнованно воскликнул:
– После вашей музыки, вашего исполнения, когда звуки возносились вверх под своды нашего древнего Божьего храма, я почувствовал себя армянином!
Это были годы разгула ксенофобии в Москве и России...

– За время существования хор записал 9 компакт-дисков, включающих записи как классической, так и современной хоровой музыки. Особое место уделено произведениям Комитаса – практически завершена работа по записи всех известных хоровых произведений гения армянской музыкальной культуры

Ереванский Камерный хор, создание и  деятельность которого стала возможной благодаря благословенной помощи их Святейшеств Гарегина I и и продолжена Гарегином II – Католикосов всех Армян, – не устаёт напоминать маэстро.
Правда, в один из ненастных осенних дней стало некому финансировать хор, и несколько лет так же аккуратно, чтоб хор не разрушился, каждый день шли репетиции, пели, иногда их приглашали из-за границы. Пели без зарплаты, ведь если хотя бы 10 дней не репетировать, слаженный хор разладится, это закон ансамбля… Сдавали родительскую квартиру жены и покрывали хоровые нужды.

«Армянский народ в песне Комитаса нашел и узнал свою душу, свое духовное «я». Комитас Вардапет – начало, не имеющее конца. Он должен жить армянским народом, и народ должен жить им, отныне и навсегда» – Католикос всех Армян Вазген I.

Но в городе концерты давались мало. Как сделать Комитаса ближе к народу, чтоб его песни стали родными и формировали вкус и предпочтения армянина?

– Единственный путь – с раннего детства!
Маэстро молодо, быстрым шагом выходит к сцене. Теперь его выступления не похожи на концерт. Сначала он рассказывает о Комитасе, его музыке, его достоинствах, как неповторим, чудесен и тонок был внутренний мир нашего гениального Комитаса, а его талант вызывал восхищение знатоков музыки и боготворение собственного народа.
В зале сидят школьники, учителя, родители.
Идёт образование духовных начатков музыкой и верой Комитаса в гений своего народа, оформление музыкального вкуса Комитасом, наполнение Комитасом. С детских лет, с детских пор... В далёких районных школах, ближних сёлах хор пропагандирует силу Комитаса.
Маэстро уверен в избранном пути. Только так Комитас останется с народом, а народ – с Комитасом.
Неисчислимое количество гастролей, приглашений, конкурсов, фестивалей, телеинтервью за эти годы… Везде сопутствовал успех. Безупречный музыкальный вкус, тонкое восприятие, многообразие жанров: хор отметился и джазовыми композициями, виртуозно исполненными солистками хора. Из солистов хора – неотразимый баритон с невероятным оттенком, мощный душевный склад, лучший исполнитель Саят-Нова…

Но всё равно мешали. Меня потряс один случай, достойный пера возмущённого сатирика…
Программа «Комитас – школьникам» была одобрена Минкультом, набирала обороты. Каждое воскресенье хор погружался в междугородный автобус, и трясся по дорогам в очередной райцентр, где в сельской школе их уже ждали. Маэстро рассказывал о Комитасе, о его судьбе, о вкладе в национальную музыкальную сокровищницу, затем выступал хор. Сельские школьники с широко раскрытыми глазами слушали песни, и для школьной аудитории было странно тихо – настолько поглощены был тем, что творилось на сцене…
Однажды в воскресное утро позвонил директор одной из школ – они уже готовились к отъезду.
– Арут, душа моя, не приезжайте! Из Минкульта сама позвонила, что с работы уволит меня, если приедешь!
– ???
– Арут джан, при встрече, боюсь даже по телефону! 
Смутное подозрение маэстро отогнал, но события развивались быстро – ещё несколько директоров отозвали свои заявки.
А потом был отменён ближайший концерт в Малом зале филармонии, огромные рекламные щиты быстро внесли с улицы на склад, а директор филармонии нехотя объяснил:
– Сама звонила. Уточняла, кто оплатил зал.
– Невероятно! Неужели так можно!
– Сейчас только так  и можно – философски резюмировала ситуацию жена, докуривая сигарету.
Грошовые поездки на междугородных автобусах оплачивал спонсор, найденный одним из бывших хористов. Этот концерт тоже не мог состояться без оплаты аренды, тот же спонсор оплатил – 1000 долларов для него карманные деньги.
Но министр культуры разбушевалась не на шутку: не бывать этому! Или мы выделяем, а если не выделяем – то и не разрешим!
Так этот замечательный проект похоронила эта жадная до прихватизации раритетных зданий министерша… В тот момент спонсор оказался в опале – тягался с президентом. А моськи тут же засуетились…

Может, поэтому  маэстро с надеждами встретил новую власть? Но, хотя разочарования накапливались, оптимизм не растаял… Арут всегда был оптимистом, четко и строго сформулировав своё отношение, зла ни на кого не держал. Слишком любил своё дело и был увлечён им…

Жестокий и ненасытный ковид 2020…
Особенно ковид стал невыносим для хора. Хор не может не петь столько времени. В масках они не могли петь.
А без них… заражались…
Жизнь, посвящённая песне. Жизнь с песней, с единомышленниками – желанная и завидная участь музыканта. Кажется, сейчас войдёт, и лучезарная улыбка осветит всё вокруг. Маэстро жив, он просто в самоизоляции…