Сынок

Сынок
Когда Артем развелся в третий раз, он решил больше не жениться.  Все три развода оставили в его душе глубокие  незаживающие раны и горькие долгие воспоминания. Каждый развод он переживал по-своему, но с неизменной болью и каким-то опустошением.  Всякий раз уходил он от очередной жены, как говорят в народе, с одной шапкой, оставляя бывшей благоверной все, что было нажито совместно, не претендуя ни на что.
Дважды после разводов возвращался к родителям, а когда их не стало, скитался по съемным квартирам, пока не заработал на свою, влезя в ипотеку и выплачивая за свою «однушку» ползарплаты в месяц.
Первый раз Артем женился еще до армии. Как ни отговаривали его отец с матерью подождать, пока он отслужит и наберется ума, толка не вышло. Женой его стала девчонка-одноклассница, так себе девочка, ничего особенного. Но  Артему  как шлея под хвост попала, голову потерял: «Люблю!» - и весь сказ. Делать нечего, сыграли свадьбу. Чтобы в грязь лицом не ударить, в долги залезли. Ничего не жалко, только бы жили хорошо. Старшая сестра Артема Анастасия , лет на десять его старше, только и буркнула от зависти, неизвестно, мол, будут ли еще хорошо жить, а деньжища-то уже не вернешь.  Она замуж выходила, все проще было, не то, что теперь…
Родители Артемка – люди простые. Отец водителем работал, а мать в прачечной приемщицей. Откуда деньги бешеные? А сынок-то единственный, любимый! Девку взял из интеллигентной семьи, военной. Там богаче жили. Вот, чтобы сынка не упрекнули, и лезли из кожи вон. Да и внешностью Артем взял. Невеста перед ним точно дурнушка, оттого, может, и смирились сваты с неровней своей.  Только вот когда на свадьбе Артемова родня стала желать им деток побольше, сватья не выдержали.
- С этим спешить не надо! – Громогласно заявил тесть. – Пусть зятек поначалу на ноги встанет, зарабатывать хорошо начнет, а там посмотрим, каков он кормишец. А то настрогает мал мала меньше, а сам ни на что еще не годен!
Теща тоже голос подала.
- Правильно, правильно… Сами еще дети, куда им?.. Сидеть некому, и жизнь нынче дорогая… Так что не спешите…
Невеста из-за стола пискнула:
- Да что ты, мама, мы с этим и не морочимся…
Артем согласно кивнул. Какие дети? Армия впереди. Да и не думал он никогда ни о каких детях. Интереса к ним не было. Совсем другие мысли в голове летали. Этим в них места не было.
Жить ушел Артем к теще с тестем. У своих-то куда? Отец с матерью да сестра с мужем, племянник пяти лет, а квартирка маленькая. У тещи с тестем трехкомнатная, дочка одна, все для нее. Там им выделили сразу отдельную комнату. Столоваться стали вместе. Какая из юной жены хозяйка? Ни умения, ни сноровки… А теща – хваткая, спорая. Муж – полковник, а она над ним – генерал! И Артема также по струне поставила. Артем – парень покладистый был, особенно не сопротивлялся. Неохота ему с молодой женой ссориться. А та, как мама скажет… С тестем попроще, только и он заладит, бывало, что деньги нужно зарабатывать, в дом приносить, семью содержать, а потому учиться на хорошую профессию, а не в армию идти.  Дочка  в институт легко поступила, по его наущению, в финансовую академию. Нужная, мол, и денежная профессия. А Артем срезался. Он ученик в школе был средненький, а как влюбился, так и совсем на школу «забил». Тут уж теща с тестем сразу дали ему понять, какой муж их дочке нужен.
А дальше – армия. Забрили Артема аж на Дальний Восток. Мать всплакнула, далеко уж очень. А отец только по плечу похлопал: «Не робей, мужижком там станешь настоящим!». Тесть без восторга весть принял, буркнул что-то себе под нос. Зато теща расплылась: «От судьбы не уйдешь…».
Это уж потом Артем понял, что она имела в виду. А тогда и думать не мог, что ненаглядная  Любава его времени зря терять не будет, сладится с дружком бывшим из такой же семьи и наставит ему рога, пока он по Тихому океану в плавания ходить будет.  На присягу отец приехал, говорил обо всем скупо, все больше самого Артема расспрашивал.  На расспросы о невестке сказал, что видится с ней редко, и сами они навязываться  к сватам не хотят. Так,  позвонят изредка из вежливости, а говорить-то и не о чем. Не клеится разговор. 
А мир не без «добрых людей». Зашептались вокруг, что, мол, видели  Артемову женушку с дружком его и не раз. Шила в мешке не утаишь…
Родители Артема как про то прознали, только руками развели. Как Артему написать, сообщить о таком? Отец  сказал, как отрезал: «Скурвилась», - и больше ничего. Сообщила сестра, так прямо ему и выдала.
- Женушка твоя с дружком твоим снюхалась. Не ко двору ты им!.. – И дальнюю свою обиду вспомнила. – Нечего было из кожи вон лезть, а то еще отец с матерью с долгами не рассчитались, а вы уже разбежались по сторонам!
Командир у Артюхи был душа-человек. Как узнал, выхлопотал ему отпуск. «Езжай,  - сказал, -  разберись, что у тебя там. А духом падать не смей! В жизни и не то бывает!..».
Приехал Артем домой,  как снег на голову. Никому о своем приезде не сообщал. С матерью, с отцом поздоровался – и видели его. Первым делом набил морду «дружку», потом заявился к сватам и прямо с порога хлестанул:
- Не ко двору, так не ко двору! А сука такая мне не нужна! – И больше ни слова. Развернулся – и восвояси.
Сам удивился, как так смог. Куда все девалось? В одночасье, как отрезал от себя нескладную свою любовь. Только душа заныла. Вечером с отцом выпили водки, поговорили ни о чем. А под конец отец  как подытожил.
- Не о чем тут жалеть, сынок.  Ты забывай ее быстрее. Чужая она тебе.  – И будто камень снял с Артемовой души. 
Отлегла самая первая боль, притупилась. Вот только сердце охолодело, опустошилось. Как-то сразу резко почувствовал он в себе перемену, словно  он это и не он. Молчаливее стал. На девок не глядел. В увольнение идет, они к нему, как пчелы на мед, липнут. А он – сторонкой от них, как слепой. Матросы кругом с девчонками гогочут, дело молодое, а он среди них, как старик – никакого к прекрасному полу интереса!  Иные допекут, огрызнется: «Не надо мне!», - и опять в сторону.
Ни с кем про горе свое не говорил. Командиру и тому кратко только бросил: «Разобрался!».  И больше ни слова. И отпуска не ждал, не просил.  Временем хотел от тех событий отдалиться, без напоминаний, без разговоров. Хотел дать душе зажить, чтобы потом все с чистого листа начать. А когда со службы вернулся, ничто не ёкнуло. Вроде и не с ним все было, а в каком-то глупом сне. Ни разу разговора не завел, не спросил про бывшую. А когда ненароком тещу встретил, отвернулся, что же теперь с ней – не ко двору. так не ко двору. Чужие люди…
Себя не жалея, ушел с головой в учебу. И в тот же год поступил в строительный. Страна строится, профессия ходовая, нужная всегда. Без куска хлеба не останешься! По-настоящему мужская профессия, не для белоручек! И завертелась его студенческая жизнь! Скучать некогда! Сессии, экзамены, курсовые… Весело, шумно! Там и встретил свою вторую суженую Алевтину. И опять, как с ума сошел. Только тут уж мать с отцом его быстро отрезвили. Отец сказал, как рубанул.
- Хочешь жениться – женись, а на пиры уж не рассчитывай. С нас и одного довольно. Долги еле отдали, а вышло вон как… Дорогой урок получился. Не по карману нам с матерью пышности такие. Если девка серьезная – поймет, а шалава – так и скатертью дорога! Внутри-то у нее как?..
Не то, чтобы обиделся Артем, а паскудно стало ему от отцовских слов. И не попрек вовсе. А на душе кошки заскребли.  Понятное дело – у него второй брак, а у девчонки – первый. Ей всего хочется - перед подругами пофорсить, перед ребятами, а тут вон какое дело… Да к тому же приезжая девчонка, куда ее из общежития? К себе разве… А мать с отцом ни в какую, не нужна – и только! Сестра на дыбы – итак тесно, зачем еще деревня нужна? Проблемы одни…
Провинция  до столичного лоска охочая. Тихой сапой подойдут, сладко нажурчат: «Нам ничего не нужно!», - а потом ухватят мертвой хваткой, что бульдог, не вырвешься. «Ничего не надо», а глаза и зубы горят на московскую прописку.  Мать так прямо будущей снохе и сказала:
- Коли ничего не надо, так и живите пока так. В общежитии же тебе место есть, а он тут прописан. Пока учишься,  есть где спать, а потом видно будет…А то еще вариант – квартиру снимите. Пусть и твои мать с отцом раскошелятся, не самые бедные… Мы подкинем деньжонок… А к нам не получится никак.
Деревенская родня надулась. Не так хотели дочку выдать, только сваты  уперлись рогом насмерть. Покудахтали деревенские – и смирились. Делать нечего, так, значит, так.Девку за москвича выдать – уже большое счастье. Их вон сколько по Москве бегает! Так дочери и сказали.
- Не гонорись со свекрами, погоди чуток. Авось, потом помягчают и пропишут. Ты больше поддакивай им, не перечь да будь похитрее.  С золовкой не связывайся, а Артему нет-нет да и пропой ночкой на ухо. Ночная кукушка всех перекукует.
Свадьбу справили тихую, скромную, с самыми близкими. Однокурсники рот на большой кусок раскрыли, да так несолоно хлебавши и закрыли. Не обломилось ничего…
Сняли молодым комнатку на окраине Москвы – хозяйничай, молодая, живите семейно! И начались у молодых нехватки. А за ними и стычки, сначала маленькие, потом все больше и больше. Артем перевелся на вечерний факультет, работать пошел. Времени совсем свободного не стало. А жена молодая, ей внимание требуется. В столице соблазнов много – везде хочется успеть, все посмотреть и попробовать. И не выйдешь, как у себя в деревне – здесь модница на моднице, и ей одеться охота. Подружки придут, хвалятся одна перед  другой, а она молчит, смотрит. Дома мужу рассказывает, намекает… Артем – мужик не жадный: наряжайся! Накупит жена нарядов, а  денег опять нет. Пашет Артем, а дома шаром покати. Экономит молодуха на продуктах, на наряды копит.  И готовить не мастерица, не охотница. Забежит, купит готовое. А оно втридорога встает. Так за неделю деньжонки и спустит.
Мать с отцом много не дают, и та родня то пришлет, то так пропадет. Стал Артем к матери наведываться. Придет, поест-попьет – и к себе. Не жаловался, а материнское сердце сразу неладное почувствовало. Исхудал сынок, запаршивел, зато сноха краля хоть куда. Что ни скажет снохе, та все молчит, словно глухая. А линию свою исправно гнет. Без желания в гости придет, с радостью ускачет.
Так прожили они с Артемом два года. Он к тому времени уже зарабатывать прилично стал, только все своим деньгам не хозяин. Как жена скажет, так и делает. А у нее своя болячка – прописка. Она и зудит ему, как мать научила.
Стал Артем к матери и отцу снова приступаться, осторожно, как жена науськала, издалека.
- Два года уж живем, друг от друга не бегаем, хорошая невестка у вас… Не пора ли один вопрос закрыть?.. Обидно ведь ей…
Мать головой закачала.
- Ой , сынок, сынок… - и осеклась. – Что случится, как будем?.. Сколько случаев лихих с такими…  Боюсь я, сынок…  Да и не простая она, как хочет казаться, себе на уме… Я молчу, а ведь все вижу. Сама она краля-кралей. А ты вроде слуги у нее… Быстро она из грязи в князи… Того и боюсь… Понаедет потом деревня ее – и не откажешь! Как же – она сама теперь здесь хозяйка!..
- А что же тогда, мать, делать? – Разозлился Артем. – Она меня пилит, а вы отказом бьете.
- Так ведь время еще есть, - затараторила мать, - институт же еще не окончен. Куда  она так торопится? Ой, неспроста, сынок… Онид Деревенские, ушлые про себя, не гляди, что с виду просты. Пальца им в рот не клади, всю руку отхватят. Вон, Москва-то как распухла! Москвичей в ней днем с огнем не сыскать. Кого ни колупни – все деревня пришлая, а чуть что – мы москвичи! И не чают, что видно их сразу – кто и откуда…Погоди, сынок. Не спеши.
Артюха спроста жене весь разговор с матерью в тот же день выложил, как на духу. И заварилась тут каша! Прорвало его женушку, как до тех пор не видел. Все, что копилось за два года, все ему выложила и про мать с отцом, и про быт неналаженный, и про то, что никакого ей внимания нет, и про деревню свою ненаглядную…
Оказался Артем меж двух огней. С одной стороны – мать с отцом, с другой – жена. Каждый прав по-своему, а виноват он один. Сел, голову руками обхватил: что делать? Квартиру купить, так деньжонок нет. С матери с отцом какой спрос? Сами концы с концами еле сводят, спасибо с них не просят. А с деревенской…
- Твои на квартиру не раскошелятся ли, - стал он подступаться к жене, - небось у них, у куркулей, где-нибудь в мошне завязано… Нам бы на первый взнос, а я там сам заработаю…
- Откуда? – Вздыбилась молодая. – Куркули! Там братку с сестрой еще поднимать нужно. Спасибо, что хоть сколько-то нам дают. Сам крутись, как можешь. Замужем я или нет?
Артем только зубами скрипнул. Денег нигде напрасно не платят. На стройке не на заднице в офисе сидеть! Там работа тяжелая и законы свои. Да ей дурехе этого не понять. А кредит взять и вовсе без порток остаться. Две лямки тянуть сможет ли? Тихоня, тихоня, а вон как голосок прорезался! Недаром мать говорит…
И впервые за все два года екнуло у него сердечко. А любовь-то где же? Пусто внутри… Когда, куда исчезла? Вот ругаются они, а ничто не останавливает… И прощения просить не хочется, как раньше, а как будто все равно…  Изменилось все, а он и не заметил, когда…
- Любви у нас меж собой не стало, - тихо сказал он. – Потерялась, а мы и не заметили… Потому и идет все не так и не эдак. Не любишь ты меня, а, может, и не любила…

Недобро тогда посмотрела на Артема жена, точно водой холодной окатила. Серые глаза ее льдисто сверкнули и погасли под густо накрашенными ресницами.
- Это только так говорят, что с милым рай и в шалаше, а дураки верят, - съязвила она прямо в лицо Артему. – Не тебе и не родичам твоим про любовь говорить. Трясетесь над своей квартирой!.. – И пошла, как метлой замела про всех до седьмого Артемова колена.
Выслушал ее Артем. Хлопнул дверью  - и к матери. Так, мол, и так, а назад не вернусь и жить, притворяясь не хочу. Выгорело все и пепла не осталось.
Мать в слезы.
- Да как же так? Сами себе теперь хозяева, потихоньку все наладится. Детишки пойдут, а люди и без любви живут неплохо. Девка, она, конечно, не без дерьма в душе, а и все не ангелы, так и ты тоже. И не мальчик уже юный. Второй развод…
Артему понятно, почему мать всполошилась. Внуки подросли, сами постарели, сестра с мужем… Нужен ли он здесь теперь? Итак сестра косо смотрит, когда, мол, ты из квартиры будешь выписываться? А он вон что надумал – как снег на голову…
- Не бойся, мать, долго у вас не задержусь, - с горечью сказал он. – Понимаю я, что лишний здесь… А только там я еще больше лишний… Не нужен я ей, - и, помолчав, добавил, - и мне она не нужна… Так чего же… Порвалось у меня сегодня что-то, не свяжется…Вот только вещички свои соберу – и съеду.
На следующий день явился к матери с чемоданом. Пришел черный, как туча. Сел в углу на кухню – и молчок. Мать и так к нему, и сяк – молчит. Слова не добиться.
- А вы. бабы, не лезьте, - рявкнул отец. – Разведете сейчас ахи и охи, мокроту всякую. Пусть все в себе перемелет. Потом  допытываться будете.
Отец поставил на стол бутылку водки, нарезал крупными ломтями хлеба и гаркнул на мать.
- Ну что глядишь, на стол собирай! Да идите отсюда, дайте мужикам без вас поговорить. Тут разговор не для ваших ушей! И ты. – обратился он к зятю, - ступай с ними. Нам один на один поговорить надо!
Плотно отец закрыл дверь на кухню. Тихо говорил, наклонясь к сыну. Слышно было, как звенят стаканы, как смачно соскребают мужики картошку со сковороды – и все так чинно и мирно, будто никакого серьезного разговора промеж них и нет.
Когда отец наконец открыл кухонную дверь, розовое лицо Артема уже не было так хмуро, как прежде. Не бегали по нему темные тени переживаний, а было оно спокойно и светло.  И отец, разрумяненный выпитым, мирно посасывал свою папироску, причмокивая толстыми губами.
- Вот так-то, сынок. Вот так… - А что про что – и не понять… - Покумекали мы здесь, мать, - выкурив свою папиросу, начал отец,  -  и решили… Что Артюхе здесь не место, он знает… Пока, конечно, здесь поживет, а дальше самому надо себе квартиру зарабатывать… Как-никак сам на стройке работает, не последний человек… Прикопит деньжат – и купит…
- В ипотеку что ли? – Полюбопытничала сестра. – Деньжищ-то сколько надо! У нас лишних нет!
- Хомут-то какой, - запричитала и мать. – Не на год, не на два…  Тяжело тебе будет, сынок!..
- Завела, - одернул ее отец. – Зато дом свой будет. Сам себе хозяин. Тяжело, конечно. А так, лучше что ли? Ничего, мужик он здоровый, сдюжит! Да и  с бабами своими тогда сам решать будет, - тихо добавил он.
Задумка хорошая, а сразу все быстро не делается. Артем старался домой приходить попозже, чтобы никому не мешать, не мозолить глаза.  Подрядился  еще на одну работу – квартиры ремонтировать, чтобы быстрее денег на первый взнос набрать. Приходил уставший. Все выходные  почти занят был. Похудел так, что смотреть страшно. Придет, рухнет в родительской комнате на диван – и точно помер, не шевельнется всю ночь.  А наутро чуть свет – снова на работу…
Мать посмотрит на него сонного утром, тихонько слезу вытрет, вздохнет. Что же тут скажешь?  Бьется парень, что есть мочи, чтобы им не мешать, съехать поскорее и свету не видит.  Ни гулянок, ни забав, ни женщин… Придет только иногда под хмельком, и то сразу спать. Да и как без этого? С мужиками работает, там без этого нельзя…
- Всем парень взял, - горилась мать, - а счастья ему нет. И что за бабы ему попадаются! Хоть бы уж третья хорошая попалась. Годы-то идут. Вон уж и седина пробивается… А все бобыль бобылем… Нас не будет, к кому голову приклонит? С сестрой-то не очень они… Свою бы ему семью, а оно, видишь, как получается…
- А ты. мать, не каркай! – Совестил ее муж. – Он мужик еще молодой, встретит еще… Не торопи его… Обожженый он уже два раза, так не скоро оклемается… Еще скажи спасибо, что детишек нет, а то бы лет на двадцать хомут надел на себя…  Теперь уж того не будет, что увидел мордашку симпатичную и растаял. Теперь уж он с головой… Теперь и спереди, и сзади, и с нутра смотреть будет…
Мать согласно кивала: «Дай бог, дай бог!». А сердечко материнское екало, ну-ка и опять попадется какая Артему непутевая – и вновь все прахом пойдет. А он вон как убивается…
В один из выходных не пришел Артем ночевать. Ни звонков, ни предупреждений. Думайте, что хотите. Пошел с подельниками халтурить – и пропал. Мать места себе не находила. Извелась совсем. В полицию бежать собралась. Отцу зуду нагнала.
- Да будет вам, - остановил их зять. – Мало ли что… Может, подпили малость, еще подработку нашли или бабонька какая приголубила… Не все же возле вас сидеть. Он и так как раб на галерах пашет! Должна же быть у него хоть какая личная жизнь!
Мать прикусила язык. И вправду, совсем забыла она, что Артем ее уж не мальчик давно. Не все им с отцом отчет давать.  Если и впрямь женщину  какую нашел, то и слава богу! Все не один будет, а при  ней. Смотреть ведь больно, как извелся.  Только и знает, что работа.
Артем явился только в понедельник вечером. Был он весел, чуть под хмельком и прямо с порога заявил, что уходит от них  к новой своей знакомой, у которой только что в квартире сделал ремонт.
- Освобождаю вам вашу жилплощадь, - улыбаясь сказал он. – Живите с миром. А я примаком иду на все готовое. Только и моего, что чемодан с вещами, а так все там есть.
- Да как же это так, - развела руками мать, - не было ни гроша, да сразу алтын. Кто же такая, откуда взялась? Ох, сынок. Скоро ты уж больно. Узнать бы человека надо сперва, а уж потом… Неожиданно как-то…
- Ему только так и надо, - осекла мать Артемова сестра. – нечто его теперь просто женить? Он на молоке обжегся, а на воду дуть будет.  Видать, баба не промах, раз так быстро его окрутила. И не отговаривай, его дело!
Как все вышло, Артем и сам не понял.  Ничем хозяйка  Антонина  не брала – ни красотой, ни  молодостью. И в квартире хоть и все было, а особенного достатка не чувствовалось. К тому же была она старше Артема на семь лет, замужем побывала, хлебнула,  с муженьком своим горя и едва не осталась ни с чем, когда подала на развод. Три года мытарил ее бывший муж. Все делил добро и повсюду «славил» свою  прежнюю жену. Оставил в покое только тогда, когда от отчаяния она чуть не наложила на себя руки. Что в доме было более ценного, то все к своим ручонкам прибрал.  Досталась ей только квартира и то потому, что была куплена до него. И как ни старался он, лапу на нее наложить не смог.  Детей они не нажили, да и какие дети от пьяницы! Только через год вздохнула  баба спокойно, огляделась вокруг себя – жизнь-то идет и жить надо. Решила собой заняться, и квартирку обновить. Контору нанимать, дороговато, а с калымщиками договориться всегда можно подешевле. Вот и подобрался тогда ей Артем. Посмотрела она на него – мужик видный, справный, с руками и не пьяница. Хозяйским глазом на квартиру посмотрел, хватко. Понравился ей. Сговорились о цене. И принялся Артем за работу. Делает не спеша, а споро. Все у него в руках ладится. Хозяйке то по нутру. А холостого мужика видно сразу – не пригляден, не ухожен, взгляд голодный, волчий. Она и не растерялась. Принялась его потчевать, особенно за обедом. Борща нальет – ложка стоит, кусок  мяса положит, что оковалок на тарелке – ешь, милок, заработал! А сама журчит возле него, расспрашивает, что да как. Размяк Артюха от бабьей ласки. От прежних жен того не видел, а здесь смотри – лындает баба за ним, как за малым дитем, пуще матери родной. И тепло его опустошенной душе стало. Не беда, что не красавица, не с лица воду пить. Не беда, что старше на семь годков – принарядить, так еще фору молодым даст! Да и не его ли руками дом этот похорошел, теплом отогрелся, как он сам. Все делал, как для себя.
На третью неделю остался он ночевать. Приголубила его бабонька жарко, нажурчала на ушко – и растаял Артем совсем.
Когда привел ее к своим, мать глянула исподлобья: ишь какова, окрутила сына! Со всех сторон осмотрела, все головой качала:  и как угораздило Артема на семь лет старше себя взять! Сестра на выручку пришла.
- Ты, мать, рот не криви. Оно, может, и к лучшему.  Баба степенная, баловать не будет. За Артема станет, как за грешную душу,  держаться. Он ей и муж,  и сынок… С молодыми-то он уже нахлебался… Посмотри-ка,  как откормила да обиходила! И жить теперь будет под присмотром, почти что в своем доме. А потом и свою квартирку купит…
Неплохо зажили.  Не то, чтобы полюбил ее Артем, а не чужая она ему стала. Что-то теплое в душе его к ней родилось. А когда не стало матери и отца, и вовсе Артем к ней душой прикипел. У сестры своя жизнь, свои заботы. Он ей не нужен, а здесь… Права сестра оказалась – и муж, и сынок, и все для него. Детей у них не получалось, так то Артему не мешало. Не думал он о них…
Беда пришла неожиданно, откуда не ждал. Заболела его Антонина. Поначалу скрывала, чтобы не пугать  Артема, виду не показывала, улыбалась. А как терпеть стало не в мочь, жалостливо так улыбнулась ему, за руку взяла и прощения попросила, словно в чем виновата была. Только и сказала:
- Прости…
Умирала тяжело, долго, мучительно. Артем все спустил, что было, лишь бы ей легче хоть на капельку стало. Куда только ее ни возил,  каким профессорам только ни показывал – поздно. Те только руками разводили: «Раньше бы…»
Все на своих руках Артем вынес, ни от какой родни помощи не было. А как умерла жена, так налетели со всех сторон ее сестры да племянники, которых сроду не видел – и давай хапать! Особо за квартиру биться стали. Москва!.. Он – наследник первой очереди, а там, что волки твои. Гадостей про него наговорили, какой только грязи не налили! Плюнул Артем на все – забирайте к черту да сами убирайтесь, чтоб и духу вашего не было!
Такая усталость, такая тоска его взяла – руки отбились от всего! Сам с собой рассуждал: «Много ли мне нужно одному? Там грызутся, поедом друг друга едят, а у меня  сил на это паскудство нет. Своя квартира нужна, эту никто не отберет!».
Опять остался ни с чем. Сестра  его ругала последними словами.
- И что за дурак ты, Артем! Ведь все козыри у тебя на руках были. Простофиля ты. Не о себе, так о нас подумал бы. Ишь ты, испугался тех племяшей. А о своих-то вспомнил ли? Своих у тебя двое.
- У моих свои отец с матерью есть, - огрызнулся Артем. – От матери с отцом не тебе ли квартира досталась, и все мало? – Дверью хлопнул, уходя из родительского дома. Только вслед и услышал:
- Дурак ты, дурак!
Больше к сестре не захаживал. Помыкался еще немного по квартирам, а там свою получил. Хорошую взял. Кухня большая, прихожая большая – сам себе хозяин. Не зря спину столько годов гнул, заработал! Потихонку обставился, стал привыкать к своей одинокой холостяцкой жизни.  Друзей особых у него не было. Женатики все, а которые холостякуют, как он, так больше по бабам бегают. А у него такой охоты год от года все меньше. Взгрустнет иногда, когда свободное время есть, вспомнит всех своих благоверных, защемит ретивое – он стакан опрокинет, вроде и прошло все.  Баб-то к нему липнет хоть отбавляй, хоть кнутом гони. Известное дело, и сам хорош, и квартирка есть, и детей нет, и заработок  приличный.  Завидный жених, а не подступишься!
Как только бабы к нему не прилаживались: и с насмешками, и с  лестью, и с откровенными оскорблениями – ничто не помогало. Все мимо его ушей летело, словно глухой он. Мужики и те дивились.
- Видный Артюха мужик. Да с ним любая пойдет, только пальцем помани, а он… Не монах же в самом деле! Чего хочет…
За стаканом пытались Артема разговорить, не получалось. Выслушает он мужиков. Улыбнется их комплиментам – опять молчок. Один раз только невзначай бросил им:
- Не судьба мне, видно… - и все.
Хотел было собаку завести. Да куда там! С ней забот и хлопот много, а когда ему? Он иногда на работе с утра до вечера, где же бедному псу такое сдюжить?  Разве что кота?..  А тут вышел ему случай.
Морили возле стройки крыс. Развелась их там туча. Насыпали, как обычно порошка крысиного, они и стали подыхать одна за другой. А один крысенок к ним на стройку сбежал, спрятался под  мусором и пищит. Артем шел мимо, услышал писк. Разгреб кучу, а крысенок там лежит, лапками сучит и так жалобно на него смотрит, словно пощады просит.  А лапки у него маленькие, на ручки похожие. И так Артему жалко его стало! Вот ведь  от яда не сдох, выжил, а теперь он, Артем, решать будет,  жить ему или нет. Взял его Артем на руки, а крысенок лапками его за палец схватил, как малец, и затих.
Нашел Артем коробку какую-то, положил крысенка в нее, сунул корку хлеба и подумал, что, если крысенок к концу рабочего дня не сбежит, не сдохнет, возьмет он его к себе домой.  Крысы – зверьки непривередливые, живучие и внимания к себе много не требуют, самостоятельно живут. И слыхал он, что умом они не дурнее собаки или кошки.
К концу смены заглянул Артем в коробку – живехонек его крысенок. Бегает по коробке, лапками сучит и пищит. Артема увидел – остановился и глазенками в него зырк-зырк: ждать или не ждать худого?
- Выжил, значит, - сказал ,Артем. – Теперь гляди веселее. С собой возьму. Будем мы с тобой вдвоем жить-поживать, ты да я, да мы с тобой… Да ты не бойся!  Хозяйки у меня нет, ругаться некому. А я  уж давно кого-никого присматривал. Вот ты мне под руку и попался…  Так что, брат, поехали на новое место.
Крысенок будто почуял доброе Артемово расположение. Освоился быстро, от его руки не побежал и по квартире забегалд шустро, точно жил здесь давно и знал каждый угол. И чистоплотным оказался не хуже кошки. Нигде не гадил кроме своего уголка. Подъедал все до крошки и рос, как на дрожжах. Спать крысенок приладился возле Артемовой кровати. Соорудил там себе из газет и старых тряпаок норку и по вечерам, когда Артем гасил свет, мирно укладывался в нее, тихонечко шурша, пока не засыпал.
Просыпался рано вместе с Артемом. Едва только будильник зазвучит, и он запищит вслед за ним, потом юрк на кровать к хозяину – и ну его тормошить: вставай, мол!
Гости у Артема были редкие. Все больше свои мужики со стройки. Каждого крысенок обнюхивал, каждого запоминал и, когда в следующий раз приходил кто, встречал уже как своего знакомого, вставая на задние лапки и пища, что есть мочи.
- Ну, нашел ты себе сынка. – ржали мужики. – Кто собаку заводит, кто кота. А ты крысу! Чудак ты. Артем, ей-богу!  Ведь и бабу привести теперь неловко. Они же, бабы, мышей и крыс ой, как боятся! Что визгу будет, как увидят!  Так бобылем с этой крысой и проживешь!..
- А мне жениться не досуг, - смеялся Артем. – И не крыса это, а крыс. Тоже мужик… Нам двум мужикам без баб сподручнее.  Сынок не сынок. А родная душа. Понимает меня с полуслова. Умный крысенок, как черт! Ни на кота, ни на собаку не променяю его!
Нисколько не врал ,Артем. Так привязался к крысенку, точно и впрямь был он ему сынок. Начнет с ним разговаривать, рассказывать, как и что у него, крысенок на задние лапки сядет, передние на пузочке сложит и слушает, точно понимает, что ему хозяин говорит. Потом  пропищит: дескать, одобряю слова твои.
По всей стройке прошла слава про крысенка. Где ни появится Артем, спрашивают, как, мол, поживает сынок твой, не балует ли без хозяйского глаза? Артем зардеется от удовольствия. Приятно ему, что такое внимание к его воспитаннику. И такое тепло и нежность в душе его разольются, что расплывется он в улыбке и бархатным голосом как застелит:
- Умница он у меня, домовитый. Озорничает, конечно, не без того, да на нас ругаться некому. Даром, что сказать ничего не может, меня понимает до последней точки, и, если что,  -  слово мое для него – закон!
В редкие выходные уезжал с ним Артем в лес. Выпускал крысенка на травку и все смотрел, не убежит ли. Крысенок туда-сюда метнется, а потом снова к Артему бежит. Один раз сделал Артем вид, что хочет его бросить. Выпустил его на траву, а сам быстро пошел прочь. Что тут поднялось! Как начал крысенок пищать, как припустился бежать к Артему! Нагнал его – и так грозно на него посмотрел, словно говорил: «Что же ты, хозяин, предаешь меня?». Не по себе тогда Артему стало. А крысенок словно обиделся. Целую неделю потом к Артему не подходил.
Особенно крысенок любил субботу. Уж как он ее узнавал, непонятно. Только еще с пятницы начинал он суетиться и как-то по-особенному пищать. Суббота у них с Артемом была банным днем. В баню, конечно, они не ходили. В ванне мылись – сначала Артем крысенка купал, а потом сам мылся.
Любил крысенок в воде побарахтаться. Плавает там. пищит от удовольствия. Лапками скребет. Артем его намылит, как дитенка, потом смоет, окатит душем, а тот верещит от счастья и уходить из ванной не желает.
Пока Артем сам моется, крысенок возле сидит и попискивает, правой лапкой Артема из воды достает. Потом, как выйдет Артем, распаренный и благодушный, сядет на его мокрое полотенце , развалится весь и лежит блаженствует, смотрит.,  как хозяин пивко холодное потягивает и покряхтывает.  Хорошо им двоим!
И не думал Артем, что беда его подкараулит именно в этот банный день. Шло все своим чередом. Дело уже к вечеру было. Налил .Артем полную ванну теплой воды, приготовился крысенка своего мыть. Пустил его в воду поплавать и вдруг слышит, звонок телефонный. В выходной день звонить просто так с работы не станут, если только надобность какая… Взял он трубку – и пошло-поехало. Напортачил кто-то там, а Артем по телефону давай рассказывать, как дело поправить.  Телефон не то, что сам, а ехать на работу  Артему не хотелось. Тут непонятно, там неясно, так и проговорил около часа. И не видел, как время прошло по бестолковости рабочей. Кинулся в ванную – а там ни писка, ни плеска. Утонул крысенок. Лежит на дне ванны недвижимый. Вытащил  Артем его и давай, как человека, откачивать: искусственрое дыхание ему делать, трясти вниз головой… Все никак не мог смириться, что крысенок умер.
Завыл тогда Артем по-волчьи, словно и сам был  одиноким волком, а потом заплкал, как ребенок крупными обильными слезами.
Ночью, когда весь дом уже спал, завернул Артем своего крысенка в кухоное полотенце, положил в обувную коробку и понес хоронить в палисадник под своими окнами. Вырыл под кустом белой сирени небольшую ямку, положил туда коробку и засыпал землей.
Ночь была сырая, дождливая. И то ли от холода и сырости, то ли от боли своей и от подступившего к горлу кричащего одиночества стало Артему так холодно и зябко, что забила его дрожь, затрясла, как в лихорадке. Как до дома дошел, как выпил бутылку водки – не помнит. Свалился на кровать в черном забытьи и в темноте этой откуда-то  слышался ему писк крысенка и шуршание его норки у постели…