Нас познакомил Арбат

Начало истории. Ритка.

Моя история началась одним апрельским утром, когда, придя домой с ночного дежурства, я совершенно без сил рухнула спать.
Бывают такие дежурства, после которых кажется, что ты больше никогда не встанешь отдохнувшим и больше никогда в жизни не выспишься. Прошедшее дежурство было именно таким.
Спала я недолго, всего часа полтора, когда позвонила Ритка, моя подруга.
– Маш, ты свободна сегодня во второй половине дня? – донёсся бодрый голос из трубки и, дождавшись моего сонного
«угу», продолжил, – ты не могла бы со мной съездить в одно место?
– Конечно. А куда?– Разговаривая с Риткой, я одним глазом разглядывала себя в зеркало, а второй глаз старательно держала прикрытым, отчаянно пытаясь сохранить покрывало сна, чтобы, закончив телефонный разговор, плюхнуться головой обратно на подушку и мгновенно провалиться в сладостный мир сновидений.
– На Арбат.
–Поехали.А зачем?– машинально согласилась я, одновременно понимая, что поспешила с утвердительным ответом – по- хорошему, сегодня надо было бы отлежаться. И плюс – я что, не знаю Ритку? Небось, за каким-нибудь музыкальным диском, который только появился, за новыми духами или за ультрамодными штанами.
– Маш, понимаешь..., – почему-то вдруг замялась Ритка, и голос ее, дрогнув, стал тихим. В конце концов он выдохнула в трубку. – Дело такое... Ну... Я… Ну…Я хочу, чтобы ты меня познакомила с мальчиком.
– Что сделала?! – Я даже поперхнулась, и сон как рукой сняло. Ритка очень красивая, уверенная в себе девушка, с потрясающей фигурой и кошачьей грацией. Вы только представьте себе стройную, высокую, натуральную блондинку с длинными вьющимися волосами, миндалевидными зелеными глазами, вздернутым носиком и довольно крупными передними зубками за розовыми губками, усиливающими «кошачий» эффект. На Ритку оборачиваются все мужчины на улице, поклонники обрывают
телефон и досаждают родителям, буквально подпирая двери Риткиной квартиры. На её фоне я выгляжу невзрачной серой мышкой – невысокая, плотная шатенка с греческим профилем. Нас, наверное, можно назвать «Мисс Ослепительность» и «Её некрасивая подружка», но меня такое распределение позиций совершенно не расстраивает, потому что ни один из бывших поклонников Ритки мне ни разу не понравился. Такая же история была и с моими поклонниками – не было ни одного, от которого бы у Ритки заблестели глаза.
Теперь вы понимаете причину моего изумления? Никогда раньше с подобными просьбами ко мне Рита не обращалась. Составить компанию на двойном свидании, выбрать подарок, куда-то съездить, просто погулять – обычное дело, и вдруг:
«Маша, познакомь…» Даже не верится. За таким мог обратиться кто угодно, но не она! Здесь был какой-то подвох.
– Дело не совсем обычное, – продолжала мямлить трубка странно изменившимся Риткиным голосом. – Я никому этого доверить не могу, кроме тебя. К тому же я тебя знаю – ведь ты можешь всё… Маш… Он мне очень-очень нравится... Я с ним даже ни разу не говорила. Просто, встретила на улице...
– Если ты его не знаешь, то как же я вас познакомлю? – удивилась я.
– Маш, ты же - умница... Ну, придумаешь что-нибудь.
С одной стороны, я очень устала на дежурстве, а с другой стороны любопытство меня так распёрло, что отказаться от предложения я не смогла. Это же надо! Ритка просит меня познакомить её с молодым человеком! Рита!
Договорились встретиться в пятнадцать часов около моего подъезда.
После разговора, предвкушая поход за мальчиком, разумеется, я уснуть больше так и не смогла.
Ритка к нашему походу подготовилась по высшему разряду – нарядилась, накрасилась, уложила красиво волосы, а мне такое даже в голову почему-то не пришло – джинсы, волосы, собранные на затылке в хвостик... Вот и вся красота...
Пока шли по дороге к метро,Ритка начала рассказывать свою историю.
– Маш, ты ж помнишь, что я в сентябре ушла из Инниного магазина? Наталья, женщина, которая у нее работала, устроилась в магазин на Арбате. Ну, и меня с собой увела. Правда, это к делу не относится… Короче… Я всегда с работы ездила домой со Смоленской, потому что магазин прямо около метро, а однажды решила прогуляться пешком по Старому Арбату. Иду и вижу –стоит толпа людей. Сначала подумала – что-то произошло и пошла посмотреть. Подхожу ближе, слышу – толпа хохочет. Конечно, мне стало любопытно. Оказалось, там выступали уличные юмористы – анекдоты, песенки, пантомима... В общем, как умели, веселили толпу. Среди музыкантов выделялся парень с длинными светлыми волосами. Стоило мне него посмотреть и – всё, пропала…
Ритка громко вздохнула.
– А познакомиться сразу с ним не решилась?
– Как?! – Ритка только махнула рукой. – Он постоянно находился в окружении других музыкантов. Как я поняла – его друзей. На таких, знаешь, как девицы вешаются... У него таких как я...
– И зачем тебе тогда всё это?
– Не знаю... – Ритка помолчала с минуту и продолжила. – Я выучила его расписание: он же не каждый день выступает. Они там как-то меняются – то один состав, то другой. Выучила их репертуар наизусть за это время. В его дни я самая последняя с работы ухожу. И только для того, чтобы прийти к самому концу концерта, с надеждой – а вдруг...?
– И он ничего не замечает?
– Мне кажется, что он узнаёт меня в толпе, что смотрит именно на меня, но ни разу даже близко не подошел, фразы ни одной не бросил.
– Скажи, подруженька милая, и как давно ты страдаешь?
– С сентября... – Ритка грустно улыбнулась. – Маш, ты только познакомь нас, а дальше я сама.
– Рит, я-то вас как познакомлю? Я же его не знаю и уверена, что и его друзей тоже.
– Маш, придумай что – нибудь. Я тебя знаю много лет – ты точно найдешь выход.
Метро – переход – лестница – платформа – вагон – платформа – эскалатор – стеклянные двери…
Когда шли от дома к метро, на улице было хмуро, достаточно прохладно и дождливо, но пока подземка перемещала нас с оранжевой ветки на синюю, погода над Москвой резко изменилась. Через час станция Смоленская выпустила нас на свежий воздух, полоснув по глазам ярким весенним солнышком и ошарашив внезапным теплом.
Ослепленные солнечными лучами до темноты в глазах, оглушенные от звуков и запахов, мы медленно брели по Арбату в сторону ресторана «Прага», стараясь держаться теневой правой стороны.
Чтобы не идти в молчании, я рассказывала какую-то чушь про дежурство, и мне казалось, что меня слушают, но вдруг Ритка резко остановилась и дернула меня за руку. Да так сильно, что плечу стало больно:
– Машка! Он! – Ритка глазами показывала куда-то мне за спину.
Я обернулась.
Почти напротив нас, но на другой стороне улицы стояло несколько парней, одетых в модные джинсовые крутки. Молодые люди, видимо, встретили знакомых, они пожимали друг другу руки, некоторые по-братски обнимались.
– Который? – я старалась рассмотреть молодых людей, но солнце и мелькающая толпа прохожих сильно мешали.
– В тёмной джинсовке, волосы длинные светлые ниже плеч… Вот он сейчас боком встал, – возбужденно зашептала мне на ухо подруга.
Светловолосый парень в темно-синей джинсовке повернулся боком к нам и, показывая на кого-то рукой, громко крикнул:
– Да вот он идёт... Паш, быстрее!
Я автоматически посмотрела туда, куда указал Светловолосый, и мир вокруг вдруг качнулся и замер... Не было больше солнца резавшего глаза, не было снующей толпы, не было улицы и домов, был только Он! Он! Я не видела толком его лица, не разглядела цвета его глаз и даже не была уверена в точном цвете волос, во что он был одет, что держал в руках, но это был Он! Я замерла, не сводя с Него глаз... Не дышала – меня словно парализовало.
Он подошел к ребятам, протянул руку Светловолосому и в этот момент посмотрел в нашу сторону. Его рука осталась висеть в воздухе, так и не дотянувшись до протянутой навстречу руки. Наши взгляды встретились! Хотя можно ли сказать встретились? Нас разделала улица, прохожие... Хоть и небольшое, но – расстояние, а мы стояли и смотрели друг на друга. Откуда-то из ниоткуда долетали фразы:
– Паш, ты чего? ... Ты их знаешь? …
– Маш, ты чего встала? Маш пошли скорее…Маш… Кончилось тем, что Ритка схватила меня за руку и поволокла за собой второй раз, сделав больно.
Обернувшись назад, я успела увидеть, как Его точно также тащили за собой ребята, а он оборачивался.
– Рит, а кто это? Ты его знаешь? – спросила я оборачиваясь назад.
– ... Это тот самый парень, про которого я говорила… – Ритка меня не слышала и ничего не заметила, так как была занята своей историей.
– Я не про него… Рит, а кто это? Тот, что последним подошел.
– я не могла прийти в себя. В голове все плыло, мысли путались, а сердце почему-то стучало в самом низу живота – где-то в районе почек.
– Откуда я знаю? – раздраженно повела плечами подруга. – Я их никого не знаю! Ну, как тебе мой? Симпатичный?
Ритка посмотрела на часы и сказала:
– Скоро у них начнется выступление. Минут через сорок...
Пошли до «Праги» и обратно.
Мы медленно брели по улице и обсуждали – как можно начать разговор с музыкантами. При этом особых идей у нас не было.
Сорок минут пролетели незаметно. Увлеченные своей беседой, мы с Риткой даже не дошли до Праги.
– Мария! Через пять минут начнется концерт! – быстро посмотрела на часы Ритка. – Побежали!
Конечно же мы не побежали, а просто повернули в обратном направлении, но теперь не плелись с ноги на ногу, а ускорили шаг, обгоняя неторопливых прохожих, количество которых на обратном пути почему-то резко возросло.
Подходя к театру Вахтангова, мы первым заметили Светловолосого, который стоял вместе с друзьями почти на середине улицы.
Сам Светловолосый принял   позу   рок-исполнителя, чуть выставив одну ногу вперед и сжимая в руках бутылку газированной воды на манер микрофона. Несколько молодых людей, повесив себе на шеи гитары, изображая ансамбль, расположились чуть сзади.
– Машка!!! – радостно запищала Ритка, сжимая мой локоть. – Сейчас начнут! Подождём?
Мы остановились, наблюдая за происходящим.
Светловолосый     сделал   вид,   что   поёт,   а   спонтанные «гитаристы» принялись беззвучно бренчать на гитарах. Ребятам самим стало смешно от скоморошеского действа, и они расхохотались, вернувшись к общению спустя несколько мгновений.
Мы всё ждали начала концерта, но ничего не происходило. Парни продолжали стоять, разговаривая, а вокруг них толпа то собиралась, то рассеивалась.
Солнце, несмотря на послеобеденное время, вдруг стало не на шутку припекать, обернувшись на прозрачном весеннем небе в белый раскаленный шар, и наше стояние на открытом месте превратилось в натуральную пытку. Тени поблизости нигде не было, кроме какого-то строительного навеса с правой стороны театра. Как раз там, где расположилась компания артистов.
– Всё, я больше не могу. Пошли, сядем! – Ритка потащила меня под строительный навес, где мы уселись прямо на дощатый пол, потому что подстелить под себя было нечего.
«Подумаешь, на джинсах не видно грязи!» – легкомысленно подумала я и удивилась тому, что Ритка тоже не опасается за свой серый брючный костюм.
Только мы удобно устроились, и я даже приготовилась подремать на плече подруги до начала концерта, как произошло нечто совершенно неожиданное: Светловолосый отошел от друзей и встал около меня, облокотившись на деревянный столб, подпиравший крышу над настилом.
– Жара что-то сегодня, как будто летом. – Он тряхнул своими длинными волосами, а мне вроде как полагалось в ответ выдать какую-то дежурную фразу, соответствующую случаю, но в этот момент…
Я чуть раньше заметила небольшой дамский велосипед, на котором компания по очереди каталась вдоль Арбата...
В тот момент, когда со мной заговорил Светловолосый, вернулся очередной ездок, он смело проехал сквозь толпу людей почти до самой стены театра и остановился в теньке.
– А вот и я! Кто следующий? – громко обратился велосипедист к своей компании, но вместо того чтобы передать велосипед другому желающему, вдруг резко набрав скорость, развернулся чуть ли не на одном месте и, лихо промчавшись вдоль навеса, затормозил как раз напротив Светловолосого. Попав в глубокий песочный грунт, колеса велосипеда прокрутились на одном месте, обдав наши ноги самой настоящей песочной волной.
– Ты что?! Сдурел?! – Светловолосый рявкнул на приятеля, а тот в свою очередь, видимо, был очень доволен произведенным эффектом.
– Эмир, я случайно… На песке повело… – парень виновато похлопал глазами и тут же обратился к кому-то в толпе. – Можно ещё круг? Я до «Зоомагазина» и назад. Можно?
Он развернул велосипед и, проехав вокруг колонн театра, снова разогнался изо всех сил и затормозил напротив столба, о который оперся Эмир. Всех, кто сидел на настиле рядом со столбом, накрыло песком почти с головой, Светловолосый кинулся с кулаками на «шутника». Тот попытался скрыться, но не успел.
Не знаю, что там было дальше – я не видела, потому что Рита, громко выругавшись, вскочила на ноги, стряхивая с себя насыпавшийся песок, схватила меня за руку и быстрыми шагами потащила куда-то за театр Вахтангова. Она мчалась вперед, не разбирая дороги, расталкивая встречных пешеходов, ругаясь на обидчика скверными словами, совершенно не отвечая на мои вопросы.
– Вот урод! – Ритка то судорожно взбивала свои волнистые волосы, пытаясь оттуда выбить песок, то, остановившись на мгновение, пыталась отряхнуть одежду.
– Следы остались? – спрашивала она меня, но я не успевала осмотреть её, потому что она, развернувшись, опять неслась куда-то вглубь Арбатского переулка.
– Куда мы идём? – пыталась я узнать у неё.
– Увидишь. Там и отмоемся…
Пунктом назначения оказалось кафе-открытка, затерянное в староарбатских «дебрях». Хотя кафешкой назвать данную постройку было сложно: обыкновенная палатка, огороженная невысокими железными, проржавевшими загородками. Внутри неё стояло три покосившихся и изрядно выцветших пластиковых столика да пара таких же стульев. К моему удивлению в палатке имелось даже свое меню. Здесь вам могли заварить лапшу типа
«Доширак» или суп из пакетика, сварганить сардельку, разогреть готовый обед, приготовленный в соседней столовой, продать выпечку, конфеты, налить чай или кофе, предложить сигареты или спиртное. Оказалось, это место пользовалось спросом и популярностью у уличных работников, местных жителей и артистов театра Вахтангова. Ритка взяла нам кофе в одноразовых стаканчиках и булочку с маком – одну на двоих.
– Маш, вот видишь, я же говорила, что у тебя всё получится. Рита осторожно прихлёбывала свой напиток.
– А что у меня получилось? – не поняла я.
– Ты появилась первый раз, и с тобой уже заговорили, а я посещаю их концерты чуть не каждый день с сентября и мне никто даже головой не кивнул.
Я только пожала плечами. Разве это достижение? Один постоял рядом, второй зачем-то обсыпал песком. Вообще странный поступок. Если бы это был мальчик детсадовского возраста или расхулиганившийся школьник лет десяти-двенадцати, то я бы поняла, но такие выкрутасы получить от молодого человека, возраст которого явно перевалил за двадцатник?! Не понимаю... Буфетчица, видимо, услышала, о чем мы говорили, потому что она вдруг вышла из своей палатки и поставила перед нами
два стакана с простой водой и стопку бумажных салфеток.
И вот – кофе допит, одежда почищена, прически поправлены...
Теперь можно вернуться обратно.
Я никогда раньше не бывала на уличном концерте, и все, что здесь творилось, для меня оказалось в новинку, а точнее – в чудинку.
Как только мы вышли из узенького переулка на Арбат, в глаза мне бросилась огромная толпа, заполнившая собой всё пространство напротив театра. Если бы не предварительный рассказ Ритки, то наличие такого скопления народа меня бы удивило (хотя о чём я говорю – оно меня и удивило) и, наверное, даже напугало. Толпа была настолько плотной, что пришлось поработать локтями, прежде чем удалось добраться до центра круга, в котором происходило само представление.
Только благодаря решительным действиям моей проводницы я оказалась в первом ряду, правда места нам достались боковые: музыканты выступали лицом к Центральному Дома Киноактера. Но и с этого места мы прекрасно видели происходящее.
Сами музыканты стояли на площадке перед кассами театра. Справа от них возвышался строительный забор с навесом, под которым разместились друзья артистов и особо приближенные к тусовке люди. Простые же зрители образовали своеобразную подкову, перекрывавшую собой всю ширину улицы так, что прохожим, желающим просто пройти мимо театра, приходилось с большим трудом преодолевать этот участок, пробираясь сквозь зрительские ряды.
Первые ряды занимали те, кто не боялся сидеть на земле, а далее – можно было слущать концерт только стоя.
Надо сказать, что толпа зевак представляла собой весьма разномастный и пёстрый вид: большую часть составляли случайные прохожие – туристы, прогуливавшиеся москвичи, сотрудники всевозможных арбатских заведений, покинувшие свои рабочие стулья на время обеда, представители молодежных тусовок. Но присутствовали и поклонники творчества данной группы артистов. До этого вечера я и не знала, что у уличных музыкантов может быть своя армия поклонников и фанатов.
У музыкантов не было микрофонов, но их голоса доносились до самого последнего ряда, и каждый зритель слышал буквально всё и очень живо реагировал на юмор. У выступающих не было подтанцовки, спецэффектов и декораций, но они собрали столько народа, что могли бы, наверное, при возможности заполнить им и настоящий зал.
Концерт был очень веселым, остроумным, заводным и в то же время – жутко пошлым и матерным, но совершенно не обидным. Когда мы   с   Риткой   пробрались   в   первый   ряд,   сердце мое забилось гораздо быстрее, потому что перед нами на импровизированной сцене стояли – и Светловолосый, который покорил Ритку, и темноволосый парень, которого если я правильно услышала, зовут Пашей. А между ними с гитарой наперевес красовался кучерявый кавказец в чёрной ветровке. Понятное дело, что главным действующим лицом для меня стал Паша.
Первый ряд... Артист стоит достаточно близко... Именно поэтому я смогла как следует рассмотреть того, кто заставил мое сердце то метаться по груди, то проваливаться к пупку, то застревать в горле. Темноволосый парень, небритый, но с аккуратно оформленной щетиной, слегка носатый, внешне чем- то похожий на цыгана... Короче, мне такие нравятся. Я замерла на месте и, впившись взглядом в фигуру Паши, внимала его голосу, ловила каждое его движение.
– А на окошке – силуэт, а силуэт – на силуэт… – задорно пели музыканты под хохот толпы. В этот момент Светловолосый поменялся с Пашей местами и развернулся в нашу сторону, что позволило мне и его тоже рассмотреть – красавчик с наглым
холодным взглядом, и его внешность мне уже была хорошо знакома.
– Рит, да он же полная копия Гены, – прошептала я на ухо подруге.
– Ой, и правда… – протянула Ритка, вглядываясь в предмет своего обожания. – И почему я раньше этого не замечала?
Ритка ещё что-то говорила, но я её уже не слушала её, поглощенная происходящим.
Концерт мне очень понравился, настроение после него взлетело вверх на несколько этажей: от смеха даже болели мышцы живота. По дороге домой мы продолжили веселье, повторяя в унисон понравившиеся и запомнившиеся шуточки. Вообще интересный выдался день, необычный – я побывала на уличном концерте, пила кофе в кафе-открытке на задворках Арбата, приняла песочный душ от сумасшедшего на велике и встретила Пашу...
Не знаю, что это такое было? Думать мне было очень сложно, потому что мысли бешено скакали, образы перемешивались, а сердечко сладко сжималось до боли. Мне знакома эта боль – от неё хочется летать и петь, улыбаться и тут же расплакаться. Весь мир вдруг обрел яркие краски и запахи. Столько сил, столько эмоций переполнили душу, из лопаток вдруг выросли невидимые, но мощные крылья. Кажется, я влюбилась… Но разве такое возможно? Разве можно влюбиться в незнакомого человека, просто увидев его на улице? Может, я переработала?
«Вот сейчас лягу спать, и утром всё пройдет!» – подумала я.

Гена со студии

Гена… Это была целая история... Не могу её не рассказать, хотя она больше касается Риты, чем меня.
Где-то около года назад волею случая оказались мы с подругами в роли бесплатных помощниц на студии звукозаписи. Всё произошло как-то само собой, почти случайно. Ритка от кого-то узнала, что на студии звукозаписи можно заказать любую музыку, которую только твоя душа пожелает: тебе её найдут и запишут на любой носитель, который попросишь. Очень заманчивая затея, вот бы только это оказалось правдой! Ритка решила сходить на разведку, а так как идти одной ей было страшно, то она взяла с собой меня и Машу, еще одну нашу подругу.
Когда мы вошли в помещение студии, Рита спешно стала узнавать информацию у первого попавшегося на глаза сотрудника, а тот, отвечая на вопросы, решил заодно перенести в другое место огромную пирамиду из коробок. Сотрудник явно переоценил свои возможности; результатом его усилий стал ворох коробок по всей комнате. Естественно, мы принялись помогать всё собрать. Едва мы закончили, вместо ожидаемого «Спасибо за помощь!» прозвучало тихое: «Девочки, а вы печатать умеете?»
Маша печатать умела, и её гордое «да» открыло для нас служебное помещение.
С этого вечера мы стали помогать в студии звукозаписи, выполняя бумажную работу в обмен на доступ к любым записям.
Среди сотрудников студии выделялся мужчина лет тридцати на вид по имени Гена, высокий шатен с серыми умными глазами, приятным голосом, мягкой улыбкой, но с заметным физическим дефектом – искривлённым позвоночником, от чего одно плечо было значительно выше другого. Гена сразу запал на Ритку. Это было заметно по тому, какими глазами он на неё смотрел, каким голосом с ней говорил, а ей это очень нравилось, она поощряла такой интерес к своей особе и откровенно флиртовала.
Однажды кто-то из друзей заказал Ритке очень редкую запись, и она перевернула всю студию, но то, что просили, не нашла. Заметив, как Ритка уже в который раз пересматривает каталоги, Гена спросил – что именно она ищет, и, услышав объяснение, протянул:
– А-а-а-а... Тут ты такую запись не найдешь… Но у меня она есть. Хочешь дам?
Ритка, конечно, хотела.
Гена объяснил, что на работу такую редкую запись не понесет и предложил пойти к нему домой, переписать.
На другой день Рита по секрету рассказала, что новоявленный
«услужливый» кавалер стал её домогаться дома.
– Да как он мог??! – возмущалась она, сверкая своими светло- серыми глазами и поджимая губы. – Я же ему повода не давала!
Ну, конечно, она не давала! Приперлась к холостому мужчине в гости, чтобы просто музыку послушать? Или она, правда, такая наивная?
Не знаю, что там у них произошло на самом деле... Ритка сказала, что после первой же попытки домогательства, убежала, не разбирая дороги, успев только схватить шубу и сапоги, в которые потом облачалась, стоя на лестнице в подъезде.
Гена встретил меня в студии на следующий день и буквально впечатал в стену ручищами. При этом он громко возмущался тем, что Рита дала ему надежду, а сама подло сбежала, украв пластинку. Высказав свое возмущение, Гена почему-то стал требовать пластинку с меня угрожая судом и милицией. Как же он меня напугал!
Больше помогать на студию мы не ходили, а Ритка с месяц вообще мимо этого дома ходить боялась: ей всюду мерещился Гена.
Наверное, Ритка лукавила, говоря, что Гена ей не понравился, иначе не пошла бы к нему домой и не втюрилась в парня похожего на него.
Мне было жалко испорченных отношений на студии: там было очень интересно работать.
Может, не стоило идти на поводу у Ритки и следовало туда вернуться?

Олечка Крюкова

Мне ночью приснился сон и в нём присутствовал Он!
Во сне всё было также как и в реальности – мы просто стояли и смотрели друг на друга, разделенные улицей и случайными прохожими. При этом сердце болезненно сжималось, в горле поселился ком невероятного размера, а в голове бунтующей птицей билась только одна мысль: «Кто ты такой?»
Проснулась я под сильным впечатлением от увиденного. Даже какие-то несколько мгновений после пробуждения чувствовала себя ошарашенной – что со мной происходит?! Это какое-то наваждение! Я должна узнать – кто Он! Почему меня, будто самым мощным магнитом, так тянет к Нему?!
Сразу после завтрака я набрала Риткин номер и предложила поехать вечером на Арбат.
– Зачем? – удивилась она. – Мы же всё уже выяснили.
– Тебе уже не нужен Светловолосый? – спросила я.
– Нет, – равнодушно ответила подруга. – Я поняла, что так в
 нём привлекало, и мне стало не интересно.
– Ну, а просто погулять? Концерт их посмотреть? – не сдавалась я.
– Мари, я с сентября каждую песню из их репертуара наизусть выучила. Нового ничего не покажут, и к тому же у меня другие планы на вечер, – думая о чём-то своём, протянула Ритка.
Как жаль, что кроме Ритки, узнать про Пашу больше не у кого. Ритка уже говорила, что ничего не знает о компании, но у меня на тот момент другого источника не существовало, поэтому я, сделав над собой усилие, набрала в лёгкие побольше воздуха и выдала себя с потрохами:
– Рит, а ты не знаешь, как зовут того парня в голубой джинсовке? Темный такой, на цыгана похож.
– Маш, я же тебе говорю, что никого из них не знаю. Знала бы, тебя не попросила бы меня сопровождать. А что?
– Да... Я так, просто… – замялась я.
Признаться в том, что случайный прохожий так сильно запал в душу, я бы никогда не смогла, тем более Ритке. Особенно после её отказа.
Ритка на Арбат больше не поедет – это понятно. Интерес у неё прошел. А как быть мне?
Настроение стало портиться, а желание увидеть Пашу стремительно росло.
Я догадалась – надо срочно найти новую подружку- спутницу, которой можно будет довериться. Что поможет в такой щекотливой ситуации? Ну, конечно – телефон в помощь! Далее последовал скрупулёзный анализ абонентов женского пола и отсев тех, в чьей способности мне помочь я сомневалась, телефонная книжка листалась до тех пор, пока не остановилась на единственной устроившей меня кандидатуре – Олечке Крюковой.
Олечка – это моя бывшая однокурсница по медучилищу. Пока мы учились, считались хорошими подругами, но потом нас отдалили работа, свои дела, то, что Олечка жила в Подмосковье и редко выбиралась в столицу; прежняя искренняя дружба переродилась в банальное знакомство со звонками по праздникам и редкими встречами. Да, Олечке я позвонила от отчаяния, когда убедилась, что никто из обширного списка поверхностных приятельниц не составит мне компанию.
Набирая нужный номер, слушая гудки в трубке, я невольно сомневалась в этом шаге, хотя бы, потому что Олечка очень домашняя девочка со строгим пуританским воспитанием, и такие походы явно не для её утонченной и ранимой натуры. Я не представляла, как приведу этакую Леди на пошлый концерт с уличным сбродом. Но другой компаньонки не предвиделось. Что ж: риск, как говорится – благородное дело! Ну не ехать же одной! С одной стороны – я боялась Олечкиной реакции на данную затею, а с другой стороны – мне собственно было все равно, что потом она скажет. Я находилась в плену у своей навязчивой идеи– еще раз увидеть Пашу: хочу и – точка!
И всё же Олечку требовалось как-то подготовить.
По дороге на Арбат я рассказала ей и про Риткиного Светловолосого, и про Пашу, и про свое желание познакомиться с ним. Или хотя бы просто увидеть...
– Хм... Интересно на него посмотреть, – улыбнулась Олечка, прищурив свои близорукие глаза, и я поняла, что она отнеслась к моей истории с пониманием.
Когда мы подошли к театру Вахтангова, концерт уже шел в полном разгаре. Как и в прошлый раз огромная толпа зевак почти полностью перекрыла собой улицу и громко гоготала над музыкальным стёбом выступающих. Чтобы попасть к месту, откуда можно было видеть то, что происходит в центре круга, нам пришлось приложить немало усилий. Олечка вяло топталась на месте, не решаясь протиснуться сквозь стены спин. Так что пришлось её тащить силой, работая локтями за двоих. Сколько ног было оттоптано, сколько гадких слов выслушано, но добравшись до цели, я испытала настоящее разочарование: в центре круга под хохот толпы кривлялись три парня с гитарами, но Паши среди них не было.
Рядом с Эмиром наяривали на гитарах высокий, худой, темноволосый парень в синей футболке и сутулый очкарик, одетый во всё серое.
– Который твой? Тот лохматый, в серой ветровке? – спросила Олечка, кивая головой на очкарика.
– Его тут нет, – расстроенно прошептала я тихо.
– Как нет? А где он?
– Если б знать…
– А ты спроси у артистов, – предложила Олечка, однако вместо чувства благодарности во мне закипело раздражение – вечно она что-то ляпает невпопад! Как вообще подобное можно спрашивать у незнакомых, пусть и его возможных приятелей, артистов?
Без Паши вся эта песенно – музыкальная какофония показалась мне жутко непрофессиональной и даже бездарной, и я стала поспешно вытаскивать Олечку из толпы.
– Маш, давай ещё чуть послушаем! – неожиданно заупрямилась подруга, вырываясь из моих рук.
– Ну..., ведь Паши нет...! – взмолилась я.
– Маш, не торопись! Весело же. – Олечка отвернулась от меня и переключила внимание на «пятачок», где «выкаблучивались» ребята.
Через какое-то время захотелось нам пить, и мы решили где- нибудь утолить жажду. Выбравшись из толпы, Олечка принялась искать в сумке кошелёк, но никак не могла его обнаружить.
– Подожди, я только деньги достану, – Олечка отошла к театральным колоннам и, поставив сумку на приподнятую коленку, занялась поиском кошелька более тщательно. Пока руки копошились в недрах сумочки, Олечка, строя из себя знатока, рассуждала на тему увиденного во время выступления. Говорила она очень громко, полагая, что из-за уличного шума я её недостаточно хорошо слышу. Мне же показалось, что Олю слышали даже те, кто находился от нас на расстоянии двадцати шагов.
– Я все понимаю, Маш, – мальчики симпатичные, гитары, улица – всё такое необычное, но они же несут одну пошлость. Это нельзя вслух произносить! А если кто-то услышит из тех, кому положено следить за чистотой искусства, что они тут вытворяют? Маш, а если кто-то из наших знакомых узнает, что мы тут были и слушали, как они про политиков отзываются… За это же сажают! А эти анекдоты с матом!!! Маша, это же неприлично! Мы же – порядочные девушки!.. Кто им вообще разрешил тут выступать? Это же общественная улица!...
Я долго не могла прервать поток её пафосного красноречия. Олечка говорила и говорила, совершенно не обращая внимания ни на мои попытки остановить её. В какой-то момент меня даже посетила подленькая мысль – отойти в сторону и сделать вид, что мы незнакомы.
– Оль, тише! Ты же громче музыкантов кричишь, на нас уже обращают внимание...! – наконец резко сказала я. – Зачем ты тогда хотела там остаться? Я еле тебя увела...
Если честно, то я не ожидала от Олечки подобных речей, не в её это было стиле.
– Я кричу? Я хотела остаться? – чуть не поперхнулась подруга, но, подавив минутное смятение, продолжила, не меняя ни громкости, ни интонации. – А ты считаешь, милиция не должна вмешаться?
Тут я повернулась в сторону и неожиданно увидела Пашу, который стоял в трех шагах от нас, облокотившись на руль уже знакомого мне дамского велосипеда. Я чуть под землю не провалилась от стыда – он слышал весь наш разговор с Олечкой. Это было понятно по тому, как он улыбался.
Какой позор!!!! Он слышал Олечкин бред от первого слова до последнего!!! Зачем я её сюда вообще притащила?!! Ужасно! Что он подумает про меня?!
Едва закончился концерт, я быстро схватила Олечку за руку и почти волоком потащила к метро, жалею о том, что вообще обратилась к ней за помощью и взяла с собой.

Артур

Дежурство–сон–уборка–дежурство–сон–магазин... Бесконечный круг неотложных дел и нерешенных проблем.
Ворох будничных обязанностей и обязательств, в которых можно утонуть, словно в омуте. С моей последней поездки на Арбат прошло три недели, и всё это время мысли о Паше не покидали меня, а жар и боль в сердце только росли. Почему? Это мне казалось странным! Я же его совсем не знала, плюс – время должно было пройтись по воспоминаниям ластиком и по истечении такого срока времени не оставить от наваждения ни следа. Тогда – откуда столь мучительные страдания по человеку, с которым даже ни разу и не говорила?
Скорее всего, моей странной влюблённостью явилась запоздалая реакция души на разрыв с Артуром. Наверное, таким образом сердце поспешило заполнить образовавшуюся пустоту. Хотя, откуда там пустота?
Артура я никогда не любила, и наши отношения меня только тяготили и мучили. Это была плохая страничка из моей жизни. Черная и страшная.
Именно в тот период я поняла, что быть «всегда послушной дочерью» крайне вредно, может быть даже опасно. Не просто – опасно, а именно – опасно для жизни.
Мама восторгалась перспективами брака с Артуром. Мама строила планы, куда следует применить выгоды, которые принесет новое родство. Мама внушала, что я должна смириться и согласиться на предложение руки и сердца от Артура, и ни разу не спросила, что обо всём этом думаю я сама.
Артур появился в моей жизни внезапно, ворвался как ураган, сметая на своем пути всё, что представляло преграду между нами – будто захватил в плен. Я ошарашенно крутила головой и искала помощи у родных, но за моей спиной возникла железобетонная стена, убеждавшая что мой единственный путь – это шаг на встречу Артуру. Щедрый, богатый, успешный, внешне красивый молодой человек с одним, всего лишь одним недостатком – Артур, как выяснилось, не знал меры в употреблении алкоголя.
– Раз спиртное стоит на столе, его надо всё выпить! – любил повторял Артур, а моя мама всегда его оправдывала.
Внутри меня все возмущалось, протестовало, но я не смела возразить ни словом, ни действием: ведь хорошие девочки не перечат родителям. Во мне что-то ломалось и плакало, но близким было наплевать на мои переживания. Через полгода я уже почти сдалась на милость победителя, перестала возражать и безвольно подчинилась, согласившись выйти замуж. Было сватовство и благословление перед образами, выбрана дата свадьбы, и началось приготовление к торжеству, которое планировалось отметить с большим размахом. Все бы так и произошло: черная ловушка поглотила бы меня , и … даже трудно представить, что было бы дальше, если бы не разговор с подругой. Она видела историю с самого начала, знала все, что происходит со мной – о тревогах и отчаянии, но не могла ничем помочь, кроме как предложить носовой платок и выслушать. Уже после сватовства, когда мы остались с ней в квартире наедине, она вдруг взяла меня за руки и заговорила быстро и горячо, торопясь, что наше единение нарушат, и она не успеет сказать самое главное.
– Маш, это, конечно – твоя судьба, твоя жизнь. Но я же вижу, что ты гибнешь. Ты сдалась. Маш, подумай, а что будет после свадьбы? Ты только представь, что навсегда – навсегда рядом с тобой – Артур, и ты уже не убежишь в другую комнату. Представь, как при первой же ссоре твоя мама тебе и тыкнет, что
– это твой муж.
В одно мгновение перед глазами промелькнули картины, когда из-за Артуровой страсти к спиртному мне было стыдно за него перед друзьями и знакомыми, а ведь он мне просто – кавалер. В одну секунду представилось, что будет, когда он станет моим законным мужем, и уход за пьяным, невменяемым чудовищем превратится в мою жизнь и обязанность. В тот момент с меня словно упали сдерживающие оковы и выпустили назревающий бунт наружу, во мне вдруг появились силы для борьбы за себя.
Отказ Артуру и просьба уйти его из квартиры, стали моим личным подвигом. Я смогла это сказать! Я смогла посмотреть маме в лицо и повторить то, что сказала Артуру только что! Больше всего я боялась того, что мне не хватит духу, смелости, решительности. Хватило…
Боже мой! Какое наступило облегчение! Артур ушел, громко хлопнув дверью.
По сюжету надо было расплакаться, но я радовалась и гордилась собственной смелостью. Я несколько минут ходила из угла в угол, осознавая – отныне я свободна!
Но это не означало, что меня отпустили боль и пустота.
Любое расставание приносит с собой боль и пустоту, просто у кого-то долго душа болит, и сердечная рана заживает медленно, а у кого-то как ушиб – поболело и через день-два зажило. Вот так случилось и с Артуром – прогнала его, а уже наутро, и думать о разрыве перестала, а скорее всего заставила себя так думать. В любом случае о своем шаге я не жалела – мол, всё сделала правильно, избавившись от отношений, больше походивших на удавку.
К черту Артура! Вспоминать даже не хотелось о нём! Теперь у меня появился новый герой грёз – Паша. Герой, которого сердце выбрало самостоятельно! Паша… Кто он такой? Почему меня так к нему тянуло? В этом надо было срочно разобраться.

Ольга Овчарова

Я опять сидела с телефонной книгой в руках, листала страницы одну за другой, а решение так и не принималось. Оленьку я решила больше ни за что не брать. Ритка отпала, близняшки – в отношениях и вряд ли поймут мои страдания по
неизвестному парню, Свету…
И тут шальная мысль идеей загорелась в голове: «А может взять с собой Ольгу Овчарову с работы?»
А что? Она – красивая, умная и вроде бы не замужем. Правда, за те полтора месяца, что я работала на новом месте, мы с Ольгой вряд ли сказали друг другу с десяток фраз. Повода для общения не было.
Ольга работала анестезисткой, как принято их называть в своём кругу, и большую часть времени проводила на седьмом этаже в операционной. Анестезистки вообще редко спускались в реанимацию – у них там наверху была своя дежурка и по большому счету им в реанимации делать было нечего.
Признаться, я Ольгу выбрала не случайно: у неё такая внешность, на которую мужчины обращают внимание – симбиоз домашней уютной кошечки и дерзкой злобной фурии, мудрость и решительность, доброта и колкость. Я уверовала, что Пашина компания на нее клюнет и захочет знакомства. Правда, существовал риск, что Паше понравится она, а не я. Отбросив сомнения в сторону, я пошла звонить Ольге, чтобы пригласить на прогулку, но не представляла – какими фразами это сделаю. Мне было волнительно и страшно, и всё же желание поехать на Арбат победило.
Ольга сразу согласилась. Удивительно, как же быстро пролетел разговор – три минуты и вот уже договорились. Ничего лишнего, необязательного...
И вот – сама встреча. Пятнадцать часов, центр станции метро
«Третьяковская».
Оказывается, Ольга жила в совершенно противоположном от меня и работы конце Москвы. Каждое утро она совершала полуторачасовое путешествие в подземке от «Алексеевской» до «Проспекта Вернадского» для того, чтобы попасть на работу, а затем вечером – тот же самый маршрут, но в обратном порядке. Само по себе такое путешествие длительно по времени и сильно выматывало физически и морально, даже если всё это время сидеть в пустом вагоне. И зачем Овчарова так над собой издевалась? Прямо-таки – мазохистка! Если бы мы работали в коммерческой больнице, то я бы поняла – высокая зарплата, но мы ведь работали в самой обычной городской, где ставки такие же, как и везде. У меня это вызвало, как минимум, недоумение. Какой смысл тратить на проезд и без того невысокую зарплату медсестры, если точно такую же больницу, с точно такой же должностью можно было найти и рядом с домом, и не приходилось бы трястись из последних сил в транспорте после тяжелого дежурства, выходить из дома ни свет, ни заря, чтобы вовремя попасть на работу. Осталось бы время и на магазин, и на готовку, и на прогулку.
Я бы всё поняла, если бы, например, Ольга раньше жила на Вернадского и всю трудовую деятельность проводила именно в этой больнице, а потом что-то в жизни изменилось, и она переехала в другой район, но уйти из любимого коллектива, оставить любимое дело не смогла по причине привычки. Ради сложившихся хороших отношений и любимой работы можно тратить время и силы на поездку.
Поняла бы её, если бы она в такую даль моталась, потому что здесь работают её друзья детства, школы, училища. Дружба, как известно – великая сила! Но Ольга сюда пришла работать сразу после училища, никого тут не зная.
Если бы наша больница была каким-то специализированным центром по какому-то виду заболеваний, то я бы решила, что ей двигала какая-то высшая идея. Так, например, Ленка Демьянова, с которой я училась в медучилище, пошла работать в Центр матери и ребенка, потому что видела себя помогающей беременным и родившим женщинам, поддерживая их морально. Ради своей миссии Лена ездила довольно далеко от дома, но это– оправданная жертва ради цели.
Я бы поняла Ольгу, если бы она пришла работать в больницу с кем-то из коллег – мол, хорошо сработались. У меня есть множество примеров такого сотрудничества: врач с медсестрой вместе бок о бок проработали двадцать лет и не представляют, как можно плодотворно трудиться по отдельности, две медсестры работают только парой, потому что так привыкли, им так удобнее и так далее.
Я спрашивала у Ольги – почему она ездит в такую даль и зачем? Но она мне так и не ответила. Судя по некоторым оброненным фразам, я предположила, что в душе она имеет надежду встретить в этих поездках свою судьбу. А почему бы и нет? Сколько людей знакомится в транспорте? Сколько в поездках случается историй? Если это так, то в сердце Ольги живет романтик. Что уж тут говорить, я и сама такая.
По большому счёту, никогда не знаешь, что уготовила тебе судьба и как может начаться очередная история.
И вот мы приехали на Арбат. Говорить, кроме как о работе, было не о чем, да и о ней тоже общих тем не находилось. Я же совсем недавно работаю в отделении, не всех сотрудников ещё запомнила, не обзавелась историями и впечатлениями.
Пока мы медленно шли по улице, я судорожно на ходу придумывала что-то интересное для разговора. Как я уже писала, Ольга девушка – умная, поэтому вместо ответа на мой очередной вопрос про коллег попросила рассказать об истинных причинах моего приглашения. Объяснять на ходу было как-то неудобно, и я, заметив на углу одного из домов вывеску «Бар», пригласила свою спутницу туда зайти.
Бар оказался узеньким, маленьким, можно сказать даже крошечным заведением – барная стойка с парой высоких стульев, да три столика, крепко прижимавшихся друг к другу спинками стульев. Посетителей кроме нас никого не было, и это придало мне больше смелости, барменшу за стойкой в слушательницы я не посчитывала: она наверняка и не такие истории слышала.
Мы сели за столик, тот, что ближе к окну и подальше от барной стойки, и заказали по бокалу мартини. Можно было бы ещё что-нибудь заказать, но цены в заведении оказались астрономическими.
Пока нам несли заказ я, имея возможность, любовалась Ольгой, оценивая свой выбор спутницы по внешним данным. Невысокая, пухленькая девушка, с круглым лицом, чуть курносым носом- кнопкой и крупными серыми глазами, обрамленными очень длинными ресницами; светлые густые длинные волосы заплетены в толстенную косу. Красивая девушка, по моим меркам. В ней было что-то от героинь Гундаревой, таких душевных и ранимых; домашних, но в тоже время невероятно сильных.
Ольга курила сигарету, а я рассказывала историю про Риту и уличных музыкантов. Мои признания сопровождались волнением и страхом – быть непонятой. Нервная, оттого и неприятная волна накатывалась где-то внутри горла, хотя от высказанного почему- то стало легче.
Дослушав историю до конца, Ольга очень серьезно на меня посмотрела, и я стала уже готовиться услышать что-то осуждающее, но она, выждав короткую паузу, просто произнесла:
– Ну, ладно... Пойдем, смотреть на этого Пашу.
После этой фразы меня совсем отпустило – я не ошиблась, выбрав в спутницы Ольгу.
Уже знакомым мне маршрутом довела новую подругу до театра Вахтангова. Сердце моё радостно оборвалось уже второй раз за этот час: первым был тот, когда я поняла, что правильно выбрала себе спутницу, и во второй раз – сейчас, когда увидела на пятачке между колоннами театра и кассой Пашу в компании с какими-то ребятами. Музыканты, видимо, только что подошли к месту выступления, потому что вокруг них никого из зрителей не было, а гитары, спрятанные в чехлах, ждали своего часа, прислоненные к стене театра. Я хотела пройти дальше по улице, чтобы потом вернуться, когда начнётся выступление, но Ольга меня остановила.
– А тебя узнали и заметили, – шепнула она, сделав вид, что поправляет мне прядь волос.
Я боялась посмотреть в сторону компании, чувствуя, как мои щёки начинают гореть и тело бросает то в жар, то в холод, а перед глазами всё расплылось мутными блинами, будто зрение в этот момент резко ухудшилось.
Паша и кучерявый парень кавказской внешности, взяв в руки гитары, сделали несколько шагов в сторону от других артистов и одновременно брякнули по гитарным струнам. Мгновенно вокруг них образовалась толпа зрителей. Начался концерт.
Ольга слушала выступление, громко смеялась над шутками, а я стояла в кукольном оцепенении, ничего не видя вокруг и не слыша: статуей замерла на месте и смотрела на Пашу, ловила каждое его движение, каждый взгляд. Я настолько растворилась в этом нездоровом состоянии, что временами казалось, что забываю дышать.
– «Если с другом вышел в путь, что б немножечко бухнуть – веселей дорога. Без друзей я пью чуть-чуть, без друзей я пью чуть-чуть, а с друзьями – много!» – пели артисты задорными голосами, и хохот толпы временами их заглушал.
Я до сих пор поражаюсь тому необычному уличному концерту, той ауре, окружавшей его. Вроде бы испоганили добрую детскую песенку, но как-то так безобидно и смешно. С одной стороны, и пошлость несли и мат – через слово, но это не выглядело гадко, не отталкивало от них. За всё время, которое я наблюдала за концертом, не видела ни разу, чтобы кто-то из прохожих остановился посмотреть на происходящее и отправился дальше по своим делам с гримасой отвращения – улыбки, смех и сожаление, что нельзя остаться подольше. Мистика какая-то...
– Давайте дадим артистам промочить горлышко, посидеть на солнышке, набраться сил, – объявил Светловолосый, выйдя на середину круга. – Ждём вас обратно через двадцать минут. Итак, перерыв.
Ольга предложила прогуляться до ресторана «Прага» и обратно, чтобы не стоять на месте и не мозолить глаза.
То, что произошло дальше, не вмещается ни в какие рамки! Жесть! Кошмар! Похоже, у меня был приступ глупости! Или как это ещё можно назвать по другому?
Мы неспешно дошли с Ольгой до ресторана «Прага» и повернули обратно.
На пути нам попалась веселящаяся толпа людей; странно, что когда мы шли в сторону Праги, то толпу не заметили. Возможно, потому что она была не такая большая и не загораживала собой проход всей улице. Внутри плотного кольца из собравшихся зевак ходил размалёванный клоун-мим, одетый в разноцветный пиджак и шляпу-котелок. Видимо, до нас тут произошла какая- то история: когда мы пробирались через толпу в центр круга, нам навстречу под одобрительный хохот толпы выбиралась громко ругающаяся девушка. Клоун помахал ей в след рукой в белоснежной перчатке и стал обходить толпу, выбирая для себя новую жертву. Он медленно шёл вдоль зрителей, иногда останавливаясь напротив кого-нибудь и начинал копировать его позу, мимику, потом махал рукой, видимо, не получив от зрителя нужной реакции и шел дальше. Не знаю, что на меня нашло, но я начала ему подыгрывать, принимать странные позы, ожидая от него повторения.
– Вот эта мне подойдет! – громко заявил клоун и, взяв меня за руку, вывел в центр круга. – Стой спокойно!
Поставив меня в самый центр на потеху толпе, проверил – точно ли стою по центру, и велел развести руки в стороны.
– Не бойся, потом всё верну, – шепнул мне на ухо, а для всех громко крикнул. – Чё найду в карманах, то – моё…
Далее он сунул руки мне в карманы куртки и стал оттуда доставать вещи. Я всего происходящего совсем не испугалась; особенно, после его уверения. Тем более из вещей там были только ключи от квартиры, носовой платок и деньги на метро.
Ключи с платком он и правда вернул, а вот деньги – нет.
– Я нашел, и оно – моё! – громко огласил клоун и подтолкнул меня в спину в сторону зрителей. – Свободна! Следующий!
Вот – урод!
Внутри кипели обида, ярость, злость: так хотелось треснуть по намалеванной роже!
– Забудь, я дам тебе деньги на проезд, – Ольга потащила меня от клоуна. – Зачем ты полезла-то. И так все понятно было...
Да кто ж меня знает, зачем я полезла? Сама себе не могла ответить на этот вопрос. Развлечься, наверное, захотела. Доразвлекалась…
Потеря небольшая, но обидная. Меня ограбили на глазах у кучи народа, в шутку обшарив карманы. Зато мне – наука.
Когда вернулись к театру Вахтангова, там уже шла вторая часть концерта и досадная история с клоуном забылась, хотя осадок в душе остался.
Мы попрощались с Ольгой на «Третьяковской», и она вдруг сказала мне:
– Я, конечно, не пророк, залезть в чужую голову не в моих силах, но могу точно сказать, что этот мальчик тебя как-то выделяет. Дергаться стоит.
Вот бы это было правдой.
Как же здорово, что я решилась и позвала с собой на прогулку Ольгу Овчарову! Теперь у меня была новая подруга, коллега, с которой можно поболтать на работе, было кому доверить свои волнения, и кто бы понял все переживания без лишних слов, а главное, что теперь у меня была спутница для арбатских поездок!
Домой я ехала счастливой.

Перуанцы, серая куртка и Юля

Ритка опять меня удивила: позвонила чуть не в девять утра и заявила, что хочет погулять по Арбату. Правда, на этот
раз ей не нужен был таинственный длинноволосый блондин. Теперь она непременно хотела увидеть народный перуанский ансамбль…
– Маш, а ты что их ни разу не видела? – изумлялась Ритка. – Они же каждые выходные на Арбате выступают.
Я пожала плечами, забыв, что собеседницы нет рядом, и она моего жеста не видит, но на прогулку, конечно же, согласилась. По большому счёту, мне было все равно с кем и за каким ансамблем ехать, если это поездка – на Арбат.
Для меня Арбат в тот момент был – это ещё один шанс встретить Пашу или кого-то из его компании, хотя, признаться и вариант, просто увидеть что-то необычное, тоже прельщал.
Погода совершенно не радовала – хмурое, суровое небо тяжелого свинцового цвета давило на макушку, ледяной порывистый ветер пробирался сквозь ветровку и не давал стоять на месте.
– Я точно не знаю, где они обычно выступают, где-то в самой середине…, – Рита уверенно тащила меня вдоль улицы, переходя от одной толпы народа к другой.
Чего мы только не увидели в этот день: трое парней под аплодисменты зрителей танцевали нижний брейк-данс, два парня во фраках с забеленными лицами показывали фокусы и короткие мим-сценки, в одном месте на стуле сидел дедушка и ножницами из бумаги вырезал профили прохожих буквально за несколько секунд, пожилой цыган в яркой рубахе с гармонью и живым петухом, привязанным за лапу, пел частушки, художники с мольбертами вообще попадались на каждом шагу… Сколько же всего интересного можно было увидеть на Арбате!
Ритка нигде не дала мне постоять, поглазеть ни на одно чудо, потому что у неё была своя чёткая цель – перуанцы.
– А вдруг они уже закончили? – волновалась она, с тревогой смотря на меня. – Тогда придется через неделю приехать.
Перуанцы нашлись напротив бывшей Детской стены. Нам повезло: артисты совсем недавно пришли к месту выступления и только-только закончили раскладывать свои инструменты.
Вообще все, что происходит на Арбате для меня в новинку, все такое яркое, интересное, необычное, невероятное и сочное!
Перуанский ансамбль состоял из двенадцати человек, одетых в национальную одежду; у некоторых из выступавших в руках были музыкальные инструменты – дудки разного размера, трещотки, гитары. Когда послышались первые аккорды, толпа, окружившая артистов, по-настоящему замерла, жадно внимая новым для себя звукам.
– Вот это музыка! – восхитилась пожилая женщина за моей спиной.
Настоящая, живая, необычная и невероятно красивая. Я влюбилась в эту музыку, можно сказать, с первых нот.
Музыка лилась над улицей, путалась среди домов и киосков, заполняла собой сердце и уши, вибрировала где-то в глубине души. Музыканты не просто стояли на месте, извлекая чарующие звуки из своих инструментов – они всем коллективом синхронно, в такт музыке притоптывали. Вдруг откуда-то появились девчонки. Наши самые обыкновенные девчонки, в самой обыденной одежде; они выскочили из-за спин зрителей, встав впереди артистов, и принялись танцевать. Непонятно – не то девушки старались впечатлить своими плясками заморских певунов, не то это была такая группа поддержки перед зрителем.
– Вон как девочки замуж за иностранцев хотят! – хихикнула стоявшая рядом старуха и потрогала меня за локоть. – Сейчас потанцуют, потом познакомятся, поженятся и уедут в Африку жить. А вы что тут стоите? Идите к ним.
С этими словами старуха с силой толкнула меня в спину по направлению к артистам, и я по инерции врезалась в Ритку, своим телом выбив её из толпы. В свою очередь Ритка, чтобы не упасть, сделала шаг вперед, споткнулась о парня, сидящего перед ней на корточках, еле удержавшись при этом на ногах, и скорее всего упала бы, но была поймана одной из пляшущих девиц.
Старуха, увидев, что натворила, громко ойкнула и тут же исчезла из толпы. Зараза!
– Это не просто девочки, они с музыкантами вместе учатся. Поддержать пришли, – громко поясняла полная женщина в замызганном фартуке, надетым прямо поверх куртки. – Я их тут каждые выходные вижу. А музыканты – это студенты из университета Патриса Лумумбы.
Через несколько песен по кругу вдоль зрителей стал ходить один из музыкантов, держа в руках картонную коробку, тем самым предлагая желающим сделать добровольное пожертвование за творчество, и заодно купить диски с их музыкой.
– Сколько стоит? – спросила Ритка, когда музыкант поравнялся с ней.
Предлагаемых дисков было два вида – на одном изображалась какая-то лысая серая гора, а на втором – симпатичный индеец в перьях. Тот диск, где был изображен индеец, внешне выглядел значительно привлекательнее.
– Чур, я беру с индейцем! – выкрикнули мы с Риткой одновременно. Каждой хотелось иметь красивую картинку, а покупать сразу два диска дороговато.
– Давай купим так: я – один, а ты – второй, – предложила Ритка. – Потом, дома друг другу перезапишем.
Я согласилась.
Пока решали – кто купит гору, а кто индейца, пока считали свои деньги, стопка выставленных на продажу дисков стремительно таяла и вот у ног музыкантов остались последние два – те, что стояли на витрине. Ритка спешно выбралась из толпы и шагнула к музыкантам, но её обогнал какой-то парень в серой куртке и сразу купил оба диска.
Вот так… Перед самым носом увел.
Ритка с расстроенным лицом повернулась было обратно, но тут произошло невероятное: парень, опередивший Ритку с покупкой, неожиданно подошёл к нам, сунул каждой в руки по диску и улыбнувшись пробормотал:
– Это – подарок…
И тут же исчез, смешавшись с толпой. Что это было? Зачем? Кто он?
В замешательстве мы посмотрели с Риткой друг на друга, поискали глазами дарителя среди прохожих, но так и не нашли.
Если он подарил, то не мог же просто так исчезнуть, ему же должна быть любопытна наша реакция. Наверняка он где-то рядом затаился и тихо наблюдал за нами.
Я озвучила свои мысли Ритке:
– Думаю, он сейчас разглядывает нас со стороны. Увидит, что просто стоим – догадается: его ждём, и подойдет.
Буквально за пару минут зрительская толпа расселялась – так стремительно, будто всех кто-то специально попросил отбежать на приличное расстояние от площадки. На месте остались только мы с Риткой да толстая продавщица пирожков со своей грязно-желтой тележкой. Она, притулившись к стене дома, что- то перебирала в сумке. Это была та самая тетка, рассказывавшая про студентов и их подружек. Сама не знаю зачем, но я подошла к ней и попыталась расспросить про парня в серой куртке.
– Да мне некогда смотреть по сторонам. Если бы я что-то заприметила, то конечно бы рассказала, – продавщица смерила нас любопытным взглядом. – Прости, деточка, я ничего не заметила такого. Пирожок будешь?
Мы с Риткой опять вернулись на свое старое место и ещё раз внимательно осмотрелись вокруг, убеждаясь, что в пределах видимости нет никого в серой куртке.
– Ты его знаешь? – спросила я Ритку, но судя по её удивленному взгляду можно было и не спрашивать. – Может быть, видела на концертах?
– У него такая внешность, что увижу и больше не вспомню, – отмахнулась Ритка. – А мне показалось, что это он тебе купил диски. Он на тебя так смотрел, словно ждал, что ты его узнаешь. Пошли к Вахтангову?
Я напрягла память, пытаясь вспомнить лицо парня в сером, но в голову так ничего не пришло. Наверное, это был какой-то добрый чудак, который решил сделать девушкам приятное.
С неба начал накрапывать мелкий противный дождик, заставивший нас ускорить шаги, а когда мы дошли до театра Вахтангова, на наши головы обрушился самый настоящий ливень.
Ритка со всех ног побежала к театральной кассе; мне же пришлось последовать следом.
Какая же у кассы тяжелая дверь – еле сдвинула её с места!
Внутри было тесно от набившихся в маленькое помещение людей: кто-то забежал, как и мы, переждать дождь, а кто-то пришел именно за билетом. Я достала из сумки зонт и собралась выйти на улицу, но Ритка попросила подождать и направилась к окошку билетной кассы.
– Простите, пожалуйста, – ко мне обратилась девушка, стоявшая рядом. – Вы случайно не к метро идёте?
– К метро, – кивнула я головой.
– Понимаете…У меня зонтик сломался, а мне надо срочно домой, – девушка показала свой сломанный зонт. – Вы меня до метро не проводите?
Я слегка удивилась просьбе, но не отказала. Любой человек может оказаться в ситуации, когда срочно куда-то надо, а твой зонт сломался. Правда, зная себя, не уверена, что отважусь просить кого-то о помощи, но, если попросят меня – никогда не откажу.
Ритка, поняв, что у нас появилась попутчица, презрительно сморщила носик и, улучив мгновение, шепнула мне:
– Оно тебе надо?
– Если человеку, правда, очень ... – попыталась я защищать просительницу, но Ритка не стала ничего слушать, а шагнула под ливень и, не оборачиваясь не дожидаясь меня, быстро зашагала к метро.
Всю дорогу мы болтали с Юлей (так звали мою попутчицу)про театр и кино, погоду и летние планы. Мне было неловко, что моя подруга так отреагировала на довольно простую просьбу, но, кажется, Юля отнеслась к этому моменту с пониманием.
Ритку я смогла догнать, только умудрившись запрыгнуть в закрывающиеся двери поезда и пробежав внутри состава пару вагонов, а до этого мне ещё пришлось побегать по эскалатору и станции метрополитена. Да, Ритка твёрдо решила ехать домой одна.
– Тебе же теперь есть с кем ехать! – сердито сверкнула глазами подруга в ответ на мой вопрос: почему она у театра меня бросила одну? Я так и не поняла причины её недовольства. Что тут такого, если один человек помог другому человеку?
Рита не знала, а я ей не сказала о том, что мы с Юлей обменялись телефонами и решили в ближайшее время сходить в театр.

Анестезистка

А мечты – то сбываются!
Неужели, это все со мной?!
Только недавно я мечтала, что когда-нибудь однажды стану анестезисткой, буду работать в операционной, вдыхать запах стерильности, следить за ходом операции, носить хирургические халаты и вот вам, пожалуйста! Мечта внезапно сбылась!
Правда моя удача случилась благодаря крупным неприятностям, случившимся у других людей, но, к счастью, я не имела к этому никакого отношения.
Расскажу  обо  всём по  порядку.
Так уж получилось, что бригада реанимации и анестезиологии, которая дежурила в субботу, решила отметить день рождения одной из медсестёр прямо на работе. Конечно, отмечать на работе свой праздник можно и даже нужно, но, как оказалось, делают это все по-разному. Кто-то покупает вкусности, нарезает салатики, ставит на стол бутылку «Шампанского» (и то не всегда), приносит тортик и печенюшки, а кто-то... Уверена, что всё бы обошлось благополучно, и никто ничего бы не узнал, если бы в этот день больницу не посетил проверочный рейд.
Рейд – это комиссия, состоящая из начальства разного уровня, которая появляется в любое время суток для проверки работы сотрудников. Все ли сотрудники на рабочем месте? Как они выглядят? В каком состоянии рабочие места? В порядке ли документация и так далее. Говорят, что в тот раз рейд застал самый разгар веселья – пьяная в дым бригада, на столе чего только нет, музыка – на весь этаж…
Наутро бригада трезвела под звуки выговора и вручение бумажек об увольнении по статье одним днем. Отделение анестезиологии и реанимации лишилось трёх своих лучших сотрудников одновременно. Лишилось бы и четырёх, просто четвёртая в ту злополучную субботу не дежурила, а приехала праздновать в свой законный выходной. Четвёртую пожалели и отпустили с миром домой отсыпаться, прочитав на дорожку нотацию о вреде пьянства.
Когда мы, дневная смена, в понедельник пришли на работу, нас ждало шокирующее известие о «подвигах» субботней бригады, длинная лекция о поведении на работе и клич к добровольцам – пойти в анестезисты.
Моя рука первой поднялась вверх: я так боялась упустить возможность, но я зря волновалась – моя рука оказалась единственной. Остальных назначили принудительно.
Вот и всё. С тех пор я – элита больничных медсестёр. Теперь я – анестезистка.
– Твоим наставником будет Лёша, – старшая медсестра кивнула на худого белобрысого паренька в зелёном хирургическом костюме.
– Я? Наставник? – прозрачно-голубые глаза паренька округлились, он испуганно закрутил головой переводя взгляд то на старшую медсестру, то на меня, то на заведующего. – Валентина Ивановна, я же только месяц как в анестезиологии! Меня же самого учить надо! Да…
– Вот вместе и поучитесь, – Валентина Ивановна повернулась к Лёше спиной показывая, что тема закрыта.
Лёша повернулся ко мне:
– Я не наставник тебе, вон, Ирку, проси…, – и, круто развернувшись на месте, белобрысый быстрым шагом вышел из отделения, только входная дверь железно и громко закрылась за ним, заставив меня невольно вздрогнуть.
– Валя из ума что ли выживает? – раздался над моим ухом чей-то шепот; я обернулась. Это была Ира Тушенко, одна из самых опытных анестезисток отделения, та самая, четвёртая.
– Пошли, я учить буду. Только Вале не говори, а то она Лёшке втык даст.
Не могу сказать, что я обрадовалась такому повороту событий. Конечно, Лёшка был прав: для того, чтобы учить, нужно самому иметь какой-то опыт, но его отказ мне показался слишком грубым. Стало как-то даже обидно.
То, что в наставники набилась Ира, у меня вызвало протест, который я не решилась озвучить вслух. Этот протест тяжелым комком встал где-то внутри груди. Лучше бы это был кто-то другой; неважно кто, но я категорически не хотела в наставники Иру! Не хотела! Во мне всё кипело и бунтовало. Сначала я даже сама себе не могла объяснить – почему у меня на неё такая реакция, но чуть позже, успокоившись и разобравшись в себе, я поняла, что, во-первых, Ира мне не нравилась внешне; во-вторых, под увольнение попали все её подруги (неприятное, наверное, даже трагичное событие), а она тут же, буквально, через сутки, с великим рвением спешит учить новеньких, тех, кто занял места уволенных. Это сразу насторожило. В-третьих, она – моложе, и её командный тон задевал меня.
Как чуть позже я заметила, это не только меня раздражало, так как со всеми медсёстрами она говорила свысока, словно ей – не двадцать два года от роду, а у неё в трудовой книжке вписано двадцать лет непрерывного стажа на одном месте. Скорее всего – это просто мои плохие мысли, которые стоило как можно скорее выбросить из головы, ведь на тот момент главной задачей было – научиться, а остальное – чепуха и ересь.
Назначенный начальством Лёша сбежал, самонапросившаяся Ирина раздражала уже только своим присутствием, но других кандидатов в наставники не наблюдалось на горизонте, и я послушно пошла следом за ней, стараясь отмахнуться от скверных мыслей в голове.
Седьмой этаж – операционный блок. Сюда вход посторонним закрыт, это особая зона.
Ира с трудом сдвинула с места огромную железную дверь, разделяющую лифтовую и отделение.
Напротив входной железной двери находилось – три белых, совершенно одинаковых и без указательных табличек.
– Это – наши кабинеты, – обратилась ко мне Ира. – Самая левая комната – дежурка анестезистов, в середине – комната старшей медсестры реанимации и правая – кабинет заведующего реанимации, а по вечерам она же является ординаторской анестезиолога. Заходи.
Ира повернула дверную ручку левой двери и вошла в комнату первой.
Дежурка медсестер оказалась не очень большой, но уютной – диван, обеденный стол, два огромных мягких кресла, высокий шкаф с личными вещами, большой железный сейф с лекарствами, стоящий прямо на полу, стол с электрической плиткой и умывальник с зеркалом.
Коллектив – небольшой, но судя по всему очень дружный. Пока я раскладывала свои вещи и осматривалась, Ирина достала из сумки сырники и стала их греть на плитке.
– Маш, Лёшку зови завтракать, – Ирина обратилась к женщине восточной внешности, раскладывающей какие-то вещи на сейфе с лекарствами.
– Ир, у меня там пятая хирургия; завтракайте без меня, – женщина вышла из комнаты и направилась по коридору в сторону операционных, здороваясь на ходу с коллегами.
– Маш, крикни Маше, той, что сейчас вышла – она часы забыла, – Ирина показала мне головой на диван, где на синем пледе белели наручные часы.
Я схватила часы и выскочила в коридор.
– Маша! Часы! – я бросилась догонять фигуру в конце коридора.
– Какая я тебе Маша! Девочка, ты что умалишенная?! – неожиданно женщина, за которой меня послала Ирина, круто развернувшись на месте, двинулась на меня, злобно ругаясь на весь коридор. – Кто тебе сказал, что я – Маша?! Я что, на Машу похожа??
Я испугалась и растерялась.
– Я думала про вас сказали… Я же – новенькая… А кто…, – попыталась я оправдаться. Если меня послали не за ней, то за кем?
Женщина выдернула у меня из рук часы.
– Я – Алла! Для тебя – Алла Владимировна! Паспорт посмотри! – из нагрудного кармана халата появился документ, который женщина стала мне буквально тыкать в нос.
– Машка не бузи. Пошли в операционную, – проходящий мимо нас высокий широкоплечий хирург, сгрёб всё ещё бушевавшую не то Машу, не то Аллу Владимировну своими огромными ручищами и поволок в сторону операционной.
– Что, познакомилась с Машей? – хохотнула женщина в высоком колпаке, проходя мимо.
– Я не поняла...Так она – Маша или Алла? – я растерянно посмотрела на Иру, которая весело смеялась с другими ребятами над ситуацией.
– Это вообще трудно понять. Не бери в голову! Хочешь, будет – Алла, а хочешь – Маша, – Ира протянула мне блюдце с сырником.
Наконец в операционную подали больного, и пора было приступать к работе. Ну, с боевым крещением меня!
– В вены колоть умеешь? – Ира протянула мне капельницу.
Она ещё спрашивает! Конечно, умею! Причём, хорошо, ещё со второго курса медучилища, когда по стечению обстоятельств пришлось работать за процедурную медсестру.
Я всегда гордилась своим умением ставить капельницы и попадать в вены, но Иринина реакция на мои манипуляции была далека от восторга.
– Кто тебя учил так колоть вены? Неправильно делаешь! Ты так останешься без вены во время наркоза. Только не обижайся, хорошо? – Ирина вытащила иголку и показала, как колоть в вену правильно.
Надо же, я думала, что умею это делать хорошо, а оказалось меня неправильно научили, и я, в свою очередь, так же неправильно учила новичков.
Я разочаровалась в себе. Была уверена, что удивлю коллегу, а вышло, что опозорилась. Маленькая горькая пилюлька к торжеству и сбывшейся мечте.
Наблюдая за работой Иры, я чувствовала себя неумехой, и меня брала оторопь брала – неужели, и я так когда-нибудь смогу? Всегда думала, что я – опытная и умеющая медсестра, а оказывается мне ещё предстояло учиться и учиться.
Ирина убедила меня в своём профессионализме и заставила уважать, её навыки поражали. Я поняла, что она – милая, интересная, но всё-таки мне с ней рядом было неуютно. Холодная стена протеста и отчуждения не исчезла никуда, внутри по- прежнему несгибаемым стержнем стояло напряжение. Лучше бы меня учил Лёшка или кто-то другой, мне было бы комфортнее.
Ирина это тоже почувствовала, и к концу рабочего дня её попытки подружиться сошли на нет, она от меня отстала с разговорами, и – слава Богу!
Операция закончилась. Ирина пошла сопровождать пациента в реанимацию, а я вернулась в дежурку разбирать ящик с препаратами.
В каждой операционной есть стол анестезиста, в котором лежат всевозможные лекарственные препараты на все случаи жизни, а особо учетные и сильнодействующие приносятся с собой в специальных ящичках. Эти особо учетные препараты хранятся в сейфе в дежурной комнате.
Анестезист, собираясь в операционную, складывает в ящик определенный набор лекарств, затем вносит в специальный журнал отметку о том, что он забрал, в каком количестве, указывает время, когда он взял препарат из сейфа, а вернувшись обратно вписывает в журнал, сколько он лекарств вернул, куда потратил то, что не вернул и сколько было на часах времени, когда лекарство ввелось пациенту. Всё очень строго! Заполнение лекарственного журнала мне Ирина и доверила. Пока я вглядывалась в столбики, старалась понять, что и куда надо вписать, в дежурку вернулся Лёшка. Он и помог мне разобраться с записями.
– Ты же не обиделась, что я не стал тебя учить? – обратился он ко мне, когда с журналами было покончено. – У меня самого не всё получается, а тут… Это Валя не подумала, просто… И на Машку не сердись: она так всех новичков встречает. Вот увидишь – завтра придешь, и она первая к тебе целоваться полезет.
– Так она Маша или Алла? – решилась уточнить я.
– По паспорту – Алла, но была – Маша, – начал рассказывать Лёшка. – В общем, я подробностей не знаю, но изначально она была Аллой. Потом, видимо у неё в жизни что-то случилось, и она поменяла свое имя на Мариам. Она же родом из Армении, училась на Украине, работала в Молдавии, а потом переехала в Москву. Когда имя меняешь, надо же все документы менять, и она ездила по всем местам учебы и работы, меняла. Когда в Москву переехала никто не стал напрягать себя какой-то там Мариам – Машка, Маня и всё тут. Это почему-то Текнеджян так расстроило, что она решила поменять себя обратно на Аллу, но было поздно. Теперь она для всех Машка, под этим именем её знает вся больница. Иногда она обижается на Машку, даже плачет, а иногда – ничего.
В дежурку вошла Алла – Маша и сразу поняла, что говорим про неё.
– Ты прости, что накричала утром, – обратилась она ко мне. – Надоели со своей Машей, честное слово. Мне будет приятно, если будешь называть по имени, Аллой, – она снова достала паспорт из кармана, намереваясь показать мне имя, написанное в паспорте.
– Нет уж, ты теперь навсегда – Маша. Ну, какая из тебя Алла? – усмехнулась Ира, только что вернувшаяся из реанимации, и Алла- Маша тут же отвернулась от нас.
Денек получился насыщенный.
Утром я вошла в отделение простой медсестрой, а вечером вышла анестезисткой. Сбылась моя мечта, правда это стоило увольнения сразу нескольких человек, но я в этом не виновата.

Мысли

Теперь у меня появились новые коллеги, новые обязанности, новые знания и новая ответственность. С одной стороны,
я была очень рада сбывшейся мечте, а с другой – приходилось очень многому учиться заново.
Работа анестезиста не такая суматошная и напряженная, как в реанимации: часто выпадают моменты, когда можно придаться собственным мыслям, и вот в эти свободные минуты мои мысли уносились на Арбат.
Я вспоминала прогулки по Арбату, концерты у Вахтангова, а ещё меня очень занимала мысль о том, что где-то там ходит Паша, очень похожий на цыгана. Я старалась представить, как он ходит на работу, звонит друзьям, выступает, и время от времени в голову прокрадывалось понимание, что он кого-то ещё и обнимает… Мне от таких мыслей делалось нестерпимо больно. Как же это так получается? Я все время думала о человеке, которого даже толком не разглядела, с которым ни разу даже словом не обмолвилась. Наваждение? Колдовство? Неужели я
влюбилась в какой-то мимолетный образ?
Часто я задавала себе вопросы: «Для чего мне Паша? Почему сердце выбрало именно его?». И не находила ответов.
Ведь сердце замерло, едва Пашина фигура попадала в поле моего зрения, словно видело или чувствовало родственную душу, близкого человека. Может, оно знало заранее то, о чем не успел сообразить мозг?
Может быть, Паша был похож на кого-то, кто очень нравился мне в своё время?
Я прокручивала в голове образы мальчиков, которые мне когда-либо нравились, но все, кого смогла вспомнить, не был с Пашей даже внешне схож.
Иногда я пыталась фантазировать на тему, как мы с Пашей познакомимся и что будет дальше. Однако фантазии не складывались во что-то позитивное: никакие розово-конфетно- счастливые картины перед глазами не вставали, и я ничего от него не ждала.
Я сама себя не понимала. Было оглушающее мощное чувство, от которого сильно стучало сердце, но в тоже время голова оставалась холодной, уносящих за горизонт чувств не возникало. Возможно, потому, что мы с Пашей лично не были знакомы. Странная, непонятная ситуация. Как же хорошо, что меня поддерживала Ольга, которой можно было просто выговориться, от чего становилось легче. Жаль только, что Ольга работала ночами, и мы виделись не каждый день, зато нас объединяли общая тайна и наш Арбат, куда мы ездили почти каждый свободный вечер. Правда наши поездки не имели никаких последствий – приехали, послушали концерт и разъехались по домам, но каждая поездка превращалась в значительное событие, которое сопровождалось ожиданием чего-то важного.

Заведующий

В тот день я на работе узнала, почему Ира и её уволенные подруги – настолько умеющие и знающие медсестры. Наблюдая за работой Иры, за ее решениями и действиями можно подумать, что перед тобой – врач или, как минимум, ординатор. Я слышала, что были даже ситуации, когда Ира работала в отделении врачом. Как оказалось, девочкам повезло. Маша (она же – Алла) рассказала, что в отделении работало много студентов четвертого и пятого курсов института, которые выбрали для себя реанимацию, как направление своей дальнейшей деятельности и естественно пришли сюда и на стажировку, и потом на работу.
– Кадры надо растить свои! – постоянно говорил заведующий и дал врачам распоряжение натаскивать студентов, выдавая им задания, учебную литературу; объясняя, тренируя на манипуляциях. Ира и другие медсестры не растерялись, а попросили тоже их учить: мол, вдруг решим в институт поступать.
Думаю, это был самый действенный и правильный подход в подготовке кадров: ведь к окончанию института в отделение попадал уже готовый специалист, которому можно было многое доверить, а подученные медсестры легко могли заменить в какой–то, не очень сложной ситуации врача. Жаль, я не попала на такую учебу!
Нам, новому набору анестезистов, знаний явно не хватало, а врачи хотели рядом с собой видеть специалистов не ниже уровня тех девочек, которых уволили.
Однажды, например, произошел очень показательный случай.
В обед, когда закончились плановые операции, и все анестезисты находились в дежурке к нам зашел заведующий.
Он прошелся по кабинету, встал рядом со столом и каким-то рассеянным взглядом обвел всех присутствующих.
– Разве это анестезисты? – в его интонации прозвучала такая горечь, что все почему-то встали со своих мест . – Где мои орлы?
– Мы их научим, Валерий Иванович. Они пообвыкнуться, и всё будет получаться, – попыталась вступиться за нас Ира.
– Научим… Их сколько времени учить надо?! А девочки… Царицы были! Царицы…, – Валерий Иванович в сердцах махнул рукой и пошел к двери. – Вот до чего ваша пьянка доводит! Кто просил на дежурстве?!! Эх….
Дверь за ним захлопнулась с такой силой, что тяжёлая железная пепельница, в виде ёжика стоявшая на столе, подпрыгнула. В дежурке повисла гнетущая тишина. Этот хлопок дверью очень больно отдался в душах присутствующих обидой – нас всех унизили и, причём, ни за что.
– Не берите в голову. Он очень любил девчонок – он же сам их учил, – Ира дружески похлопала меня по плечу. – Всё пройдет, приработаетесь.
– Он любил…А мы-то чем ему виноваты?! – вскипел Лёшка и закурил сигарету.
У меня же было своё мнение. Ясно было одно – мы должны учиться, а точнее нас должны учить, особенно если хотят около себя видеть «Цариц», и это понимание мне только что нацарапали гвоздём на моём самоуважении. Домой шла я расстроенная.
 

На концерте

Ольга сама вытащила меня на Арбат: сказала, что у неё даже пятки горят – так хочется на концерт. А у меня-то как горели!
Для предстоящей прогулки Ольга приоделась – нарядная белая кофта, короткая черная юбка, а на груди – серебряный кулон в виде клоуна. Весь вечер я украдкой разглядывала этот кулон, пытаясь понять – нравится он мне или нет. С одной стороны – детский какой-то и неуместный, на мой взгляд, для девушки, а с другой – оригинальный. Знаю точно, что себе такой кулон я бы никогда не купила.
Нам, а точнее мне, сегодня сильно повезло – в концерте участвовал Паша.
И вот – знакомые голоса, смех, аплодисменты и звуки гитар. Эти звуки проникали в самые отдалённые уголки моей души, я снова растворялась в собственных мечтах, упиваясь воздухом Арбата. Меня кружило и уносило. Я погружалась целиком в водоворот представления. Я замирала в оцепенении, проникнувшись Пашиным голосом, ловя каждое его движение. Увы, Паша на меня не смотрел, наши глаза ни разу не встретились, но мне было достаточно уже того, что я его просто увидела и услышала.
Время пролетело незаметно. Вроде только недавно пришли, вроде почти только что пробрались в первый ряд, а артисты уже прощались с публикой.
По всему старому Арбату зажглись фонари. Пора было идти домой. По дороге к метро обсуждали концерт и делились наблюдениями.
– Он на меня совсем не смотрел, – разочарованно сказала я.
– Как так – не смотрел? – Ольга даже остановилась, удивлённо глядя на меня. – Да я была уверена, что вы в гляделки играете. Думала, повернешься ко мне, а он в тебе дырку просверлит взглядом.
Умела же она успокоить и приободрить! Я, не сдержавшись, бросилась Ольге на шею. Может, и правда, было что-то такое, чего я не заметила?
Скорее всего, у меня попросту – замечательная подруга, которая всегда поддерживала.
 

Юлина экскурсия и дядя Макар

Утро началось с неожиданного сюрприза: позвонила Юля, та самая «попутчица под зонтиком» и пригласила погулять по Кремлю. Признаться, я о ней уже начала забывать, но звонок был мне приятен.
Собираясь на встречу с новой знакомой, я рассчитывала провести день определенным образом, но закончился он совсем не так как ожидалось.
Юля, была внешне невероятно похожа на Ритку, но является словно как бы полной противоположностью моей подруги. Если Ритка – блондинка, то волосы Юли темно-каштанового цвета, Ритка не носила очки, хотя у неё и весьма скверное зрение, а Юля носила; у обоих крупные передние зубы заставляли верхнюю губу чуть приподниматься. И у обоих были серые минадалевидные глаза. Ритка – надменная, чуть высокомерная и холодная, а Юля – общительная и открытая. Ритка бросила учёбу, а Юля являлась студенткой института культуры и даже какое-то время работала в Кремле экскурсоводом.
И вот именно утром на неё накатила волна ностальгии по работе. Благодаря этой волне и желанию вспомнить старое, я получила замечательную прогулку и настоящую экскурсию по Красной площади – для меня одной!
В одиннадцать мы встретились на станции метро «Площадь революции», и пошли в сторону Красной площади. Юля красивым голосом излагала свой намертво заученный текст, подробно рассказывая о каждой достопримечательности. Оказывается, я очень многое забыла из того, что знала по школьной программе и очень много узнала нового. Она так просто и так интересно рассказывала, что, по-моему, я теперь тоже могу проводить экскурсии по Красной площади «по мотивам Юлиной экскурсии» – настолько мне понравился и запомнился рассказ моей сопровождающей.
После прогулки Юля предложила отправиться пешком на Арбат.
– Тут совсем недалеко. Пошли?
– Пошли, – согласилась я.
Гулять, так гулять! А особенно, если это – старый Арбат; да и потрясающе хорошая погода тому благоприятствовала.
Встретились мы с Юлей можно сказать ещё утром, а когда я посмотрела на часы, время давно перевалило за обеденное.
– Не знаю, как у тебя, а мой животик подвело, – Юля прижала ладони к своему животу и вопросительно на меня посмотрела. – Давай что-нибудь купим перекусить.
На глаза нам ничего не попалось, кроме киоска с выпечкой, и мы, долго не раздумывая, купили себе по сдобной булочке и пакетику сока.
Если в начале нашей прогулки я видела перед собой умную, начитанную и интересную девушку, то после съеденной булочки, видимо, в голове у моего экскурсовода сработал невидимый переключатель, познакомив меня с другой ипостасью Юли. Она, ни на секунду не закрывая рта, увлеченно рассказывала мне о своих мальчиках, клубах и ночных похождениях. Куда вдруг подевались утренняя Юля и её богатый словарный запас? Новая речь моей спутницы была наполнена сленговыми выражениями, двусмысленными междометиями и ничем не отличалась от лексикона развязной продавщицы из ларька.
Есть такие люди, которые совершенно не умеют рассказывать: их повествование не имеет ни начала, ни конца, о действующих лицах в своих историях они говорят так, словно ты уже знаешь этих людей, в курсе всех предшествующих событий и ты сразу, с полуслова понимаешь не только сказанное, но и то, что будет сказано – о чём идёт речь.
– Ой, мы с Валерой приехали в «Какаду», а там Маковецкий стоит с Ириной. Он меня увидел и аж позеленел, а я смотрю – Машик стоит, как будто не при делах. Я хватаю её, и мы едем к Алексу с его новой «козой». А потом мы там пили «Шампанское», пока Викусик не заявилась с Витюшей, и мы взяли их к Костику. Ты знаешь, а мы с Викусиком – в ссоре. Да, кофта была шикарная, но я не знаю, как её отдавать: ведь Лисицын был тогда у Марины….
В рассказах Юли столько было действующих лиц и событий, явно между собой не связанных и непонятных, что уже через пять минут я перестала её слушать, запутавшись окончательно в том, кто есть – кто и кем кому кто доводится, и вообще – зачем оно все это мне надо? Очнулась я, когда вдруг прозвучала фраза:
– Арбат для меня – дом родной: каждая улочка, каждый дом, каждый переулок и каждая рожа на ней…
– Так ты на Арбате живешь? – спросила я, мысленно вспоминая, что о себе рассказывала Юля и на ум приходила её фраза о станции метро «Фрунзенская».
– Нет! – хохотнула Юля. – Просто я не первый год там тусуюсь и всех знаю.
Шальная мысль пронзила меня, даже заставила немного ревновать. Я еле справилась с волнением.
– И ребят, выступающих около Вахтангова – тоже? – выдавила я из себя слова, словно загустевшую сгущёнку из пакетика.
– Трескачей-то?! Ха! Да кто их не знает… А что? И тут я рассказала Юле историю Риты.
– Надо подумать, – нахмурила лоб Юля. – Светловолосый, это – Эмир. Настоящее имя его – Арсен. Думаю, что это он понравился твоей подруге. Вообще, я его плохо знаю. Он, как бы сказать… Очень высокомерный и капризный. Я не люблю таких.
– Тогда они с Ритой – находка друг для друга, – прошептала я. Я совершенно не заметила, как мы дошли до Арбата. Знакомый угол – утюг «Праги», высокие башни Нового Арбата, кинотеатр «Художественный», подземный переход, пройдя через который, словно через портал, мы вдруг оказались в ином измерении.
Здесь витала особая атмосфера, здесь даже воздух был иным, здесь все друг друга знали... Если во время наших прогулок с Олей мы были обычными пешеходами, гуляющими девочками, то с Юлей я стала частью какого-то таинственного сообщества.
К нам постоянно подходили какие-то люди. Юля без конца останавливалась, здоровалась, с кем-то общалась, спрашивала новости, передавала чьи-то просьбы. Мне же приходилось постоянно улыбаться и кивать головой. Через полчаса я устала от этих остановок и уже почти не смотрела на тех, с кем Юля опять заговаривала.
Чем ближе мы подходили к театру имени Вахтангова, тем больше и больше меня занимала мысль, что вот сейчас, в любую минуту меня официально представят Паше! И не просто так представят, а под благовидным предлогом знакомства – ради влюбленной подруги.
Когда я это осознала, то в глазах невероятным образом появились огромные песочные круги, а ноги перестали чувствовать землю.«Скорее бы попасть к месту цели! Скорее бы туда, где с большой долей вероятности может оказаться Паша!»,– торопила я себя. Как только я осознала, что это свершится, путь от «Праги» до театра почему-то вдруг удлинился по расстоянию, стал изнурительно нудным, и крайне утомительным.
Наконец мы оказалась в намеченной точке, но меня ожидало глубокое разочарование – возле театра Вахтангова, несмотря на довольно-таки заметное скопление людей, я не заметила ни одного знакомого лица.
И зачем я только попёрлась в такую даль, да ещё под солнцем?! Терпела жажду и бесконечную вереницу Юлиных знакомых... Ну и что тут делать, если я никого не знаю, да и Паши нет? А я-то строила воздушные замки и рисовала в воображении принца на белом коне…
Юля уловила произошедшую во мне перемену и спросила:
– Ты чего загрустила? Тебе скучно?
– Да нет, просто, я устала, находилась, – попыталась я отделаться отговоркой, чувствуя, как быстро хорошее настроение в душе сменяется раздражением, и в ней образуется пустота.
– Пошли в «Открытку» посидим, – Юля взяла меня за руку. – Там столики со скамейками поставили.
Мы уже повернули в Большой Николопесковский переулок, ведущий за театр Вахтангова, как Юлю опять кто-то окликнул.
– Юль!... Стой, погоди…, – вдогонку за нами спешил молодой человек с яркой внешностью Джорджа Клуни. Он был одет в дорогой пиджак, являющийся частью костюма; под ним виднелась футболка... Отпадный прикид дополняли модные джинсы и сандалии на босу ногу... Небольшая небритость и легкая степень опьянения не выпадали из общего контекста.
– Привет! Ты сегодня Кота не видела? – спросил он мою знакомую.
– Нет, – Юля поджала губы и резко повернулась, чтобы продолжить свой путь, но молодой человек забежал вперёд и преградил нам путь.
– А… Представь меня подруге, – неожиданно для меня попросил он Юлю.
– Это – Маша. А это – Макар! – Юля попыталась обойти молодого человека, но он не пропустил её.
– Нет, лучше я сам, – двойник Клуни повернулся ко мне и протянул руку. – Сергей Андреевич Макаров. Журналист.
С этими словами Макар, он же Сергей Андреевич, очень галантно поцеловал мне руку и предложил составить ему компанию в кафе.
Дальше мы все вместе пили кофе в «Открытке», той самой, куда раньше заходили с Риткой. Палатку, и в самом деле, переделали: обнесли вокруг кирпичным заборчиком, поставили две бетонные клумбы, четыре новых деревянных столика с такими же скамеечками, над которыми соорудили большие летние зонты.
Макар взял каждому по чашке кофе и одну плитку шоколада на всех, но посидеть толком нам не дали, потому что к столику постоянно подходили какие-то люди, говорили с Сережей и Юлей, вежливо кивали мне и удалялись.
Я сидела, попивая свой кофе, слушала в пол – уха болтовню Юли и вглядывалась в идущих от Арбата, молясь при этом про себя, чтобы появился хотя бы один человек из тех, кого я видела рядом с Пашей, но мои надежды и тут были тщетны.
Макар на прощание взял у меня телефон и попросил разрешение позвонить.
А что, пусть позвонит. Какая разница – кто меня познакомит с Пашей: главное ведь – результат.

Макар

Такие творились со мной дела, что я не успевала понять происходящее и как следует всё обдумать. Появилось ощущение того, что я попала в водоворот с быстрой воронкой и меня в неё затягивает столь сильно, что нет сил сопротивляться этому. Я не боялась воронки: ведь меня вели любопытство и азарт, потому как неизвестно – куда и во что всё это должно вылиться…
Макар сдержал слово – позвонил и позвал гулять. Соглашаясь на эту прогулку, я преследовала только одну цель, к которой стремилась всё последнее время – познакомиться с Пашей или его друзьями. В моей голове вспыхивали картины, где нас знакомят, но я тут же старательно гасила такие вспышки мечтательности. Гасила, потому что знала по опыту – если о чём-то начинаешь мечтать, то это никогда не сбывается. А если сбывается, то всегда приводит к разочарованию: либо объект мечты оказывается не тем, кем виделся изначально, либо сама так всё испортишь, что исправлять ситуацию уже не будет иметь никакого смысла. Лучше не мечтать – пусть идёт, как идёт, а если уж мечтать, то о чём-то неземном и несбыточном.
К моему разочарованию на Арбат Макар ехать отказался категорически.
– Мне теперь туда недели две нельзя показываться, – улыбка чеширского кота растянула его губы, и в глазах запрыгали хитрые искорки.
– Почему?
– Да мы с ребятками малость гульнули…В кафе витрину разбили, кому-то внешность попортили. Вон, на руке ссадины остались, – Макар охотно показал мне следы драки на руках и груди, порезы, оставшиеся от битого стекла. – Мы удрать успели, но, если сейчас покажусь, боюсь – меня узнают. Платить-то не хочется.
Вместо Арбата мы отправились бродить по улицам Москвы; обнимались, глядя с моста на Москва-реку, ели мороженое в кафешке, рассматривали облака сидя на скамеечке в парке Горького. Прогулка была очень романтичной и приятной.
Это – не Макар, и не Сережа, это – обаятельный гад до умопомрачения! Сексуальный хищник с гипнотизирующим взглядом и чарующим голосом. Я бы на него запала на все сто процентов, если бы не болезненная и странная влюбленность в Пашу.
Макар умел рассказывать. Его голос отдавался не только в голове, но и в самом низу живота то нежным шепотом, то вибрирующим полутоном – уже на ушко, то – будничным. Он и соблазнял, шепча приятное, и самозабвенно рассказывал небылицы, и обсуждал что-то увиденное на улице, а у меня было состояние близкое к ступору. Наверное, он погрузил меня в какой-то гипноз, потому что до сих пор не могу вспомнить ни одной истории, рассказанной им. Я, просто, наслаждалась моментом, плыла по течению и только одна единственная мысль мучила меня, внося черную нотку в почти идеальный вечер. Если быть совсем точной, то не одна мысль, а целых две и очень болезненных:
1. Действительно ли я хочу начинать эти отношения?
2. Если о Макаре узнает Паша, то останется ли у меня шанс или выбор надо сделать сейчас?
Если выбрать Пашу, то неизвестно получится ли у меня с ним хоть что-то, а Сережа – вот он, стоит рядом и рассматривает катер, плывущий по реке.
Если выбрать Серёжу, то придется забыть о своих поползновениях на Пашу, сказать своему сердцу – стоп, отключаем чувства. Получится ли? Надо ли так делать?
Если я выбираю Пашу, то от Макара надо отходить в сторону уже сейчас и не давать ложных надежд. А что надо сделать для этого? Отодвинуть Макара на пионерское расстояние и сказать: «Прости, я влюблена в другого?!»
А если у Паши кто-то есть? А если я ему не понравлюсь, и ни про какие шансы речь даже не встанет? А может, он увидит меня с Макаром и немного приревнует?
Одни – «если» и «может» ... Господи, ну куда меня несет… Ну куда?!
– О чем задумалась? – спросил Макар и вдруг начал осыпать поцелуями мою шею. Его руки бессовестно начали расстегивать пуговицы на моей блузке. Ужас весь состоял в том, что мы стояли на мосту, на общем обозрении, а на улице – белый день: вокруг было полно людей.
– Макар, ты с ума сошел?!
– Плевать на всех…Тебе какое до них дело: Есть только ты и я….
Я вырвалась и пошла в сторону метро, на ходу поправляя кофту.
Макар кинулся за мной.
– Маш, ну прости… Дурак… Сам знаю… Завелся от тебя. Рядом с тобой я дурею и пьянею. Я больше не буду. Хотя… Хотя сдержаться очень трудно, – последнюю фразу он буквально промурлыкал, закрывая мне рот поцелуем. Через минуту его рука опять расстегивала мою блузку.
Я отпрыгнула от него в сторону.
– Всё…Стоп! Я просила так не делать? Просила?!
– Ну, да…, – он растерянно смотрел на меня.
– Ты…А…? – Я развернулась и пошла в метро. Макар поплелся следом за мной. Как настоящий джентльмен, он проводил меня до самой квартиры, чем немного удивил. По его расстроенной физиономии ясно читалось, что он не хотел меня провожать, да я собственно и не просила, но всё же довёл; по дороге больше не приставал, не пытался соблазнять и даже не рассказывал свои забавные истории.
 

ЧП

В отделении его все между собой называли – ЧП, а когда обращались лично, то уже по имени – Владимир Владимирович.
ЧП – это один из лучших врачей отделения: я бы без раздумья вверила ему свою жизнь.
Не могу сказать, что он – молодой: ему на вид было лет тридцать пять, не женат, высокий, худой, очень похож на певца Александра Буйнова. Многие сотрудницы украдкой засматривались на него, но их отпугивал: его злой сарказм и цинизм, которые проскальзывали сквозь доброжелательность и дружелюбие. Этакий наш домашний доктор Хаус.
На ЧП я сразу обратила внимание и это было неудивительно, потому что перспективный врач, умный и интересный собеседник с приятной внешностью и уверенным голосом не мог к себе не привлечь.
ЧП работал ночами, и видела я его достаточно редко, и когда оставшись на ночное дежурство, обнаружила его сидящим в ординаторской, то не смогла сдержать радости.
– Ой, Владимир Владимирович! Мы сегодня с вами?!
– Вижу, обрадовалась! – рассмеялся он. – Тогда, раз ты такая радостная, пошли ставить подключичный катетер деду в боксе.
ЧП обнял меня за талию, и мы вместе прошли в процедурный кабинет, где подготовили всё для установки катетера, потом я ассистировала ему в боксе, помогала с другими манипуляциями. В общем-то в этом ничего не было такого особенного: то, что я делала, входило в мои обязанности медсестры реанимации, но и в тоже время… По внутреннему распорядку работ на каждую дежурную медсестру выделялся один реанимационный блок, и она занималась в течение смены только пациентами, которые в нем находились. По-хорошему, ЧП должен был ставить катетер с Леной, которая дежурила по боксу, но он своим врачебным распоряжением отправил Лену на время во второй блок, где работала я.
– Что это он? – удивилась Лена, вопросительно глядя на меня. Я только пожала плечами.
За время совместного дежурства ЧП именно меня просил принести ему чай, сбегать в лабораторию за анализом, сменить повязку и прочие дела, но в его просьбах не было и намёка на симпатию или флирт. Нет, конечно, игривость какая-то была, но не больше чем обычная, дежурная, для поднятия настроения. Нейтральная, приятная и не личная... Самая большая вольность, которую Владимир Владимирович позволил себе за вечер, это была рука на моей талии – когда мы шли собирать набор для подключичного катетера, поэтому то, что произошло дальше, стало для меня лёгким шоком.
Это на бумаге медсестры реанимации, отдаваясь работе, не имеют права на отдых и сон, но вы же понимаете, что они тоже люди и к тому же совсем не железные. Передышка просто необходима, хотя бы минут двадцать. Если дежурство – тяжёлое, много больных, много поступлений, то вопрос об отдыхе не стоит. На него просто не будет времени. Если дежурство – обычное, то ночь делится пополам, и дежурная бригада тоже делится пополам; теперь у людей есть возможность два-три часа отдохнуть, но с условием, что в любое мгновение потребуется вскочиться и быть готовым к активной работе. Это – реанимация, тут всё бывает.
Мне выпало спать первой, вместе с Леной.
В дежурной комнате медсестёр реанимации стояли два больших дивана, на которых можно было прилечь. Лена погасила свет в комнате и завалилась на правый диван, моментально засопев носом. Видимо, сильно устала, если сразу уснула. Следуя её примеру, я быстро провалилась в небытие. Проснулась от того, что кто-то трогал меня за спину.
– Подвинься, – раздался мужской голос, и кто-то приподнял край одеяла, намереваясь туда забраться. Я приоткрыла глаза и увидела Владимира Владимировича.
– Вы что делаете? – вскрикнула я, и, как бы в поддержку мне, Лена принялась ворочаться на своем диване.
– Тихо ты, Ленку разбудишь. Тихо… Я поближе хочу познакомиться. Что у нас тут? – его руки пустились в путешествие по моему телу.
– Я сейчас закричу и разбужу Лену и позову остальных, – зашипела в ответ я негромко, чтобы не потревожить напарницу, и в тоже время пыталась убрать с себя его руки.
– Не закричишь. Разве ты не хотела этого? – возразил мне ЧП.
– Лена! Лен! – чуть громче вскрикнула я, и в ту же секунду почти мистическим образом доктор-соблазнитель оказался в дверях дежурки, задержавшись в дверном проёме на мгновение, чтобы буркнуть «Дура» и исчезнуть из поля зрения.
Моя напарница оторвала голову от подушки и посмотрела на меня:
– Здесь что, был ЧП?
– Блокнот свой на столе искал. Спи! – успокоила я её и повернулась к стене, показывая, что всё нормально, всё в порядке. Я волновалась, как пройдёт утро, как меня встретит ЧП. Ждала, как минимум, какую-нибудь подлянку или неприятные слова, но ничего подобного не произошло. Всё было так, словно не было ночной сцены на диване: ЧП был обычным, дежурно шутил и носился по отделению с неимоверной скоростью. «Ну, вот и славно!» – мысленно обрадовалась я. Правда, теперь я в нём сильно разочаровалась – не ожидала таких фортелей от порядочного с виду человека, но в глубине души иногда мелькала мысль: а вдруг это произошло потому, что я ему очень понравилась? И тут же следом вспыхивала другая: а может ли он мне понравиться? Мозг тут же подкидывал картинку, где я
обнималась с ЧП, но от неё почему-то коробило.

Опять Макар

Близились выходные, и мне опять позвонил Макар – извинился за свое поведение на прошлой прогулке и пригласил на Арбат (а как же разбитая витрина?). Я согласилась на второе свидание только потому, что – Арбат, Паша, шанс… Вы знаете, что такое – западло? Западло – это когда случайный хахаль и тот, что мил сердечку, взяли да сошлись в одном месте. Приехали на Арбат. Довольно долго гуляли по улице, рассматривали картины уличных художников, смотрели выступления артистов. Макар  встретил  знакомого  фотографа с животными; пока они разговаривали, мне удалось подержать на руках ящерицу и белоснежного голубя, потом мы долго наблюдали за аттракционом с велосипедом. Занимательный номер, я вам скажу! Аттракцион состоял в попытке желающего испытать свои возможности – проехаться на сломанном велосипеде по прямой. Велосипед был испорчен таким образом, что если руль повернуть направо, то он ехал налево и наоборот.
Вроде всё так легко и в тоже время сложно. Организаторы аттракциона тут же для затравки зрителя садились на велосипед и с лёгкостью проезжали те самые заветные десять метров, демонстрируя, что всё делается элементарно. От желающих не было отбоя.
– Попытка стоит пятьдесят рублей. Если вы доедете до красной полосы и ни разу не упадете, то я вам даю пятьсот рублей, а публика – бурные аплодисменты! – громогласно объяснял правила затеи организатор. – Если вы не удержитесь и коснётесь ногой асфальта один раз, то сумма сократится до двухсот рублей. Если вы коснетесь ногой два раза, то уходите ни с чем.
Народ выстраивался в очередь, держа в руках свои купюры. За время, пока мы наблюдали, никто из пытающихся не ушел, обогатившись за счёт аттракциона.
– Хочешь попробовать? – Макар заметил азарт в моих глазах.
– Да, хочу, но я же понимаю, что это невозможно, что в велосипеде есть какой-то секрет, благодаря которому организаторы свободно ездят.
Макар тут же подошел к организатору, о чём-то с ним поговорил и вернулся.
– Они разрешили тебе попробовать проехать бесплатно половину длины маршрута с условием, что ты, если справишься, то не попросишь награды.
Я села на велик, нажала на педали и поняла – насколько это сложно, какая засада этот руль. Поймать равновесие было практически невозможно! Зато я попробовала!
Поблагодарив организатора за предоставленную попытку, мы направились к театру Вахтангова, где на пятачке у колонн, собрав огромную толпу зевак, уже шло уличное шоу.
Сразу, как только мы приблизились, я осмотрела выступавших, а заодно и стоявших рядом с вещами артистов – среди них Паши не было.
Макар оставил меня около театральной колонны и бросился общаться со знакомыми. Было видно, что ему рады: он тут – свой. Его постоянно окликали, жали руку, чем – то угощали, обнимали. Я плотнее прижалась спиной к колонне, приготовившись послушно ждать, пока Макар всех оббежит и вернется ко мне. Чтобы не скучать, я принялась осматривать собравшийся народ, слушала в пол – уха концерт, и вдруг глаза выловили в толпе знакомые фигуры – к центру представления, сквозь толпу зевак, пробирались Паша и бородатый парень восточного вида, которого, как я услышала, все называли – Борода.
Они меня заметили и, как мне показалось, узнали, но взгляды, которыми меня оба артиста удостоили, вряд ли можно было назвать дружелюбными. Даже как-то не по себе стало, неуютно.
Борода и Паша тоже стали здороваться со знакомыми, жали руки, обнимали девиц... И вдруг Борода повернулся ко мне:
– А это чья дама?
– Моя! – быстро отозвался Макар, выныривая из самой гущи толпы. Он обнял меня за талию и потащил меня в близлежащее кафе, что находилось за театром.
Я на мгновение встретилась глазами с Пашей. Может, я надумала себе, может, нафантазировала, но мне показалось, что в них, кроме удивления, было ещё что-то. Досада или что-то вроде этого.
Когда мы из кафе вернулись обратно на площадь, то увидели, что в составе выступающих артистов произошли перемены: теперь работали Паша, Борода и Эмир. К моему разочарованию, за весь концерт Паша в мою сторону ни разу не посмотрел.
Стемнело, и Макар вызвался в провожатые до дома. Он больше не позволял себе вольностей, даже не пытался лезть целоваться – все выглядело весьма пристойно.
Дошли до подъезда. Макар, как обычно, рассказывал какую- то свою приключенческую историю и вдруг встрепенулся:
– Черт! Я материал на завтра не сдал! Забыл… Маш, мне надо срочно позвонить! Можно я от тебя позвоню?
– Конечно, можно...
Я же не могла отказать, если человек, действительно, что-то забыл и так этим расстроен.
Не знаю, чем он так не понравился моим родителям. Просто, вошел в коридор, поздоровался, прошел на кухню, позвонил кому-то, извинился за не сделанный материал и все. Когда за ним закрылась дверь, мама строго на меня посмотрела:
– Я не желаю больше видеть этого молодого человека в нашем доме.
– Почему?
– Он – нехороший человек. Он только вошел в дом, а уже проявил неуважение к нам с отцом. Значит и тебя он не уважает.
С чего они это взяли? Может, я что-то проглядела?
Макар, конечно – обаятельный, как черт, но я решила больше с ним не встречаться. И дело совсем не в маминой нотации, а – в моём внутреннем ощущении. Но это надо было как – то показать Паше.

Картины и «Ежи»

Прошло три дня с момента нашей совместной с Макаром поездки на Арбат, а он ни разу не напомнил о себе.
Наверное, почувствовал, что я его буду посылать. Да и черт с ним, с этим Макаром!
Позвонила Ольга и первым делом поинтересовалась, есть ли у меня продвижения в деле с Пашей. Я ей рассказала про прогулку с Сережей и про то, что он назвал меня при всех своей дамой.
– Ну, что ж ты так? – вздохнула трубка. – Поехали исправлять ситуацию. Тебе же Макар больше не нужен?
– Нет! – отмахнулась я рукой, хотя этот жест больше был адресован мне самой нежели невидимой подруге.
Ольга поехала на прогулку после каких-то своих дел, поэтому мы договорились встретиться не на «Третьяковской», как у нас было заведено, а уже на самом Арбате, напротив дома, в котором раньше располагался магазин «Охотник».
Я так хотела скорее очутиться на Арбате, так спешила быстрее попасть в его атмосферу, что, не рассчитав время, приехала значительно раньше назначенного срока. Пришлось какое- то время дожидаться Ольги, а ожидание, как известно – это весьма скучное занятие. От нечего делать я стала рассматривать акварельные картины, развешанные на стене дома.
– Что вас интересует? – ко мне подошел нетрезвый мужчина в грязной, пыльной одежде. Если бы не его вопрос и жест в сторону развешенных картин, то я бы решила, что передо мной – самый обычный бомж.
– Просто, смотрю, – ответила я и отодвинулась от него в сторону: находиться рядом с таким экземпляром было крайне неприятно. – Я подругу жду.
– А – а – а – а…, – понимающе протянул он. Я было подумала, что разочарованный в своих ожиданиях продавец сейчас отойдёт от меня в сторону, но тот решил продолжить общение. – Ну, тогда просто скажи – какая тебе картинка больше всего нравится?
Я подошла к делу со всей серьезностью и принялась внимательно осматривать все вывешенные на стене картины. Да, мне было очень скучно, а так – хоть какое-то развлечение. Плюс ещё, увидев с какой надеждой художник наблюдает за мной, я не нашла в себе сил – честно признаться в том, что не являюсь ценителем городской акварели и не вижу ничего интересного в детально нарисованных зданиях. Недолго бомжеватый художник один наблюдал за моим осмотром картин: буквально через минуту к нему присоединились все его коллеги, до этого сидевшие рядом со своими шедеврами на табуретках.
Наверное, забавно смотрелось со стороны, как девушка, окруженная плотной кучкой небритых, грязных мужиков, короткими шажочками передвигается от одной картины к другой. Чтобы совсем не разочаровывать окруживших меня художников своим равнодушием, я выбрала рисунок, который мне показался самым симпатичным и показала на него рукой.
– Мне вот эта нравится.
– Серёга, это – к тебе! – махнул головой в мою сторону бородатый и отошел.
– Две пятьсот, – коротко озвучил цену подошедший ко мне мужчина в изрядно помятом светлом пиджаке.
– Ваш коллега не так понял, –принялась я заново объяснять. – Я просто подругу жду. У меня даже денег нет с собой.
– Я-то думал..., – разочарованно брякнул мужик и отошел от меня.
Я повернулась спиной к «картинной галерее» и стала высматривать Ольгу в многолюдной толпе, гадая – с какой стороны она появится, а про художников тут же забыла.
– За тысячу возьмешь? – вдруг раздался сзади голос.
Я вздрогнула от неожиданности и обернулась: хозяин картины смотрел на меня вопросительно.
– Да я подругу жду, – повторила я.
– Хорошо, семьсот пятьдесят. Всё, больше скинуть не могу.
Это – нижний предел.
– У меня нет денег с собой. Я могу карманы вывернуть. Я жду подругу, серьёзно... Мне было скучно, и я рассматривала картинки. Меня спросили – какая тебе больше нравится?
– Всё, я понял, – художник отошел в сторону, делая разочарованные знаки остальным продавцам.
Наконец появилась Ольга. Было видно, что она торопилась – запыхавшаяся, раскрасневшаяся, с чуть растрепанными волосами.
– Прости, я время немного не рассчитала. Уф – ф…, – она открыла свою сумочку. – Сейчас перекурю, и пойдем.
– Это – твоя подруга? – к нам подошел бородач. – Слушай, ну, хоть за двести возьми.
– Да нет у меня денег, – я начала терять терпение.
– Понимаешь, трубы горят. Я бы тебе даром подарил. А так хоть с ребятами посидим, – художник с надеждой смотрел то на меня, то на Ольгу. Я не смогла сдержаться и расхохоталась.
Это же надо как скинул цену – с двух с половиной тысяч до двухсот рублей. Ай да накрутка тут!
Концерта около театра сегодня не было, но всё же мы вечер провели не просто так: нас ожидало маленькое творческое открытие – мы нашли «Ежей».
Нет, мы нашли не милых колючих зверьков, а коллектив уличных музыкантов. Они стояли напротив доходного дома Ечкина, серого массивного здания с чугунными решетками вместо балконов. Четыре черноволосых горбоносых армянчика с гитарами пели студенческие песни, переделки популярных шлягеров и юмористические песенки. Да так это у них задорно выходило, что сдержать улыбку было невозможно.
Один из парней внешне очень походил на Евгения Хавтана из группы «Браво». Это и стало поводом, чтобы около них остановиться.
Сначала я заметила «Хавтана» – обратила внимание на то, что команда очень отличается от обычных уличных исполнителей: на их лицах читалась интеллигентность. Потом мы начали вслушиваться в то, что они поют, и нашли репертуар вполне приличным. Затем обратили внимание на профессионализм, с которым они исполняли песни: это было не дворовое треньканье на трёх аккордах. В общем, около этих ребят мы стояли очень долго.
Интересно, а почему они себя назвали – «Ежи»? О том, что это их название мы с Ольгой узнали из маленькой истории. Дело было так.
Музыканты пели очень известную песенку, и народ охотно им подпевал, хлопал в такт в ладоши, пританцовывал. Когда песня закончилась, какая-то бабулька поспешила подойти к солисту, пока тот не начал новую песню.
– Ой, вы так хорошо пели! – бабуля коснулась его руки. – Душа моя обрадовалась – какие вы молодцы! А как вас зовут?
– «Ежи», – ответил солист.
– Это имя такое? – удивилась пожилая женщина.
– Нет. Это – название коллектива, – пояснил солист. – Простите, у нас сейчас идёт выступление.
Бабушка смутилась, отошла на один шаг назад, но потом, видимо, на что-то решившись, открыла свою сумочку и достала оттуда…булку и опять направилась к солисту.
– Вы мне очень понравились, но денег у меня нет. Можно я вас угощу?
Не знаю, как бы поступили другие уличные артисты, но «Ежи» очень тепло и искренне поблагодарили бабушку, пригласили её стать особым гостем на их выступлении и пообещали скушать угощение, когда будет перерыв. Бабушка отказалась, сославшись на слабые ноги и малые силы, но от места выступления она уходила, сияя счастливой улыбкой. Этим поступком «Ежи» убедили меня: они – очень хорошие люди. И я пообещала себе при случае снова навестить замечательных ребят.

ЧП с ЧП

С неприятного ночного события прошло где-то две недели. Когда в очередной раз Владимир Владимирович пришел на дежурство, то сразу начал вести себя как-то подчёркнуто странно по отношению ко мне: если я заходила в дежурку, то он тут же выходил, даже несмотря на то, что до этого что-то рассказывал, ел или пил. Если я находилась в комнате или палате, то он туда не заходил до тех пор, пока я не покидала её. Не могу сказать, что действия Владимира Владимировича меня задевали; скорее– удивляли. Такое чудаковатое поведение не укрылось от глаз наблюдательных сотрудников, и мне стали задавать вопросы:
– Маша, а ты что, с ЧП поругалась?
Подруга старшей медсестры, Светлана Николаевна, по секрету сообщила о том, что ЧП приходил смотреть мой график дежурства на следующий месяц, чтобы нам с ним случайно не пересечься.
«Интересно, а почему – ЧП?» – подумала тогда я. Ну, вот его называли ещё В. В.; тут всё понятно – Владимир Владимирович, а – ЧП? Если бы у него фамилия была какая – нибудь Чаплыгин, то тогда вопросов бы не возникло, а он – Сальников. Однажды у медсестер зашёл разговор про врачей, и я спросила: почему – Сальникова называют все ЧП?
– У нас тут медбрат работал, Пашка Поляков... Так он очень походил на друга Чёрного плаща, гуся в лётной шапочке. Зигзагом его звали, что ли..., – сказала Инна, одна из самых старых медсестер отделения. – Паша юморил всегда и эту похожесть сделал своей «фишкой». Куда-нибудь идёт и обязательно фразочку «от винта» вставит. И вот они как-то на пару с В. В. дежурили и что- то разыгрались не на шутку, расшутились; и между ними проскользнуло, что если Паша – Зигзаг, то Владимир Владимирович – ЧП. Эта затея им понравилась, и они так долго игрались, а потом прозвище ЧП к Вовке прижилось. Паша давно уволился, а Владимир Владимирович так ЧП и остался. Но ведь ему же идёт.
И правда, эта кличка шла ему. Как же у него всё интересно получалось: сам накосячил, сам обиделся, сам стал прятаться. Словом, самостоятельный мужчина.
ЧП очень скоро снова подтвердил свою кличку.
После короткого курса «молодого бойца» у Ирины меня отправили работать в урологическую операционную, где моим врачом стала Татьяна Николаевна, молодая и очень симпатичная врач.
В урологии – короткие и самые чистые операции: анестезисты из этой операционной самыми первыми заканчивают свой рабочий день. Казалось бы, вот она, радость, но не всё так просто... Хозяйка там была операционная медсестра Катерина Николаевна, самая старая медсестра в больнице, самая опытная и самая суровая. Говорили, ей уже – шестьдесят лет. Несмотря на свой возраст, она все помнила, все знала, за всем наблюдала. Строгая и требовательная; даже врачи с ней разговаривали шепотом, глядя в пол, не осмеливаясь поднять глаза. Признаться, я её боялась.
Все у нас было мирно и ладно до тех пор, пока Татьяна Николаевна не заболела и ей на подмену не вызвали ЧП…
ЧП вбежал в операционную следом за каталкой с пациентом, поднял глаза на меня и…выбежал.
– Куда это он? – тут же спросила Катерина Николаевна, посмотрев на меня.
– А я-то откуда знаю? Наверное, что-то забыл, – пожала я плечами, продолжая заниматься своими делами.
Когда я собралась ставить пациенту капельницу, Катерина Николаевна опять меня остановила.
– Подожди, пока твой врач не вернется. Тем более еще не пришли хирурги. Не спеши.
Как она оказалась права!
Хирурги долго не шли... Я не ведала, что их там так задержало, но и моего врача не было.
– Сходила бы ты их поискала, – посоветовала Катерина Николаевна. – Я побуду с пациентом.
Я вышла в коридор и застала неприятную сцену: Владимир Владимирович требовал его отправить в другую операционную, отказываясь работать со мной. Заведующий возмутился таким заявлением, и теперь между ними шла напряженная перепалка. Увидев меня, Валерий Иванович ткнул пальцем в грудь Владимира Владимировича:
– А ты ведешь себя непрофессионально и неэтично. Иди и работай. Свои закидоны оставь дома!
Надо ли вам говорить, насколько разъяренным ЧП вернулся в операционную. Теперь он был готов меня сожрать или растерзать, и ему его статус это позволял.
Его бешенство и раздражение я приняла на себя, абсолютно несправедливое и слишком жёсткое для ситуации. Даже Катерина Николаевна возмутилась.
– Вы почему себя так ведёте с медсестрой? Кто вам так позволил так вести себя, да ещё и при пациенте? Я после операции поговорю с вашим заведующим и, если меня это не устроит, то – и с главным врачом.
– Ваше дело – операционный стол. Соблюдайте субординацию и не лезьте не свое дело! – отрезал Владимир Владимирович.
– Ах так? – Катерина Николаевна вышла из операционной, всем видом показав, что идёт жаловаться.
Дело набирало скандальный оборот: Катерина ушла, гордо подняв голову, ЧП бесился, мы с пациентом переглядывались круглыми от ужаса глазами, а хирурги всё не приходили.
– Меряй давление, ставь капельницу! – прогремел голос Владимира Владимировича.
Я наложила на руку пациенту манжету от аппарата давления, но не успела довести дело до конца, как поступило новое распоряжение от ЧП.
– Беги в урологию! Где они там! Где Катя?! Мухой! Да брось ты это давление!
Не время было спорить, и я тут же помчалась в урологию, понимая, что позвонить невозможно – середина рабочего дня и все телефонные аппараты заняты.
Урологи нашлись в экстренной операционной, куда привезли тяжело раненого.
– Отправляйте этого пациента обратно в урологию! – распорядился уролог Корнеев увидев меня, потому что в этот момент стоял за операционным столом в экстренной операционной.
Что ж, и так бывает!
Я пошла обратно в урологическую операционную и увидела там Катерину Николаевну в состоянии крайнего возмущения.
– Ты почему ушла из операционной?! Кто бросает пациента одного?
– Тут Владимир Владимирович был – он меня в урологию послал…
– Что значит – послал?! Никого тут не было. Ты знаешь, что тут было?
– Что? – от испуга я чуть было не рухнула на кафельный пол.
– Кто из вас мерял давление пациенту?
– Я…
– Ушла и манжетку не расслабила! Я пришла, а пациент в операционной один, и рука у него – синяя!! Кто так делает??!
Какой ужас…
Неприятный для меня день. В голове проскользнула мысль,
что ЧП специально надул манжету и ушел, чтобы отомстить мне. На другой день в операционной меня ждала Ольга Николаевна, ещё один врач из нашего отделения: Владимир Владимирович добился своего – перевёлся в другую операционную. «Ну, и
хорошо, – подумала я, – мне так спокойнее!»
 

«Ежи» и она

В пятницу мы гуляли с Ольгой на Арбате.
Концерта у театра Вахтангова не было. Когда мы это выяснили, то вопроса «куда пойти дальше» даже не возникло – наш маршрут тут же выстроился сам – к серому дому Ечкина, рядом с которым обычно давали свои представления «Ежи».
Темноволосые красавчики (не уверена, что ребята были именно армянами по национальности, но раз уж я их так заявила, то пусть они ими и будут) стояли на своем месте, о чем свидетельствовала группа зрителей и звуки гитар.
Мы пробрались в самый первый ряд. Некоторые песни были узнаваемы и от этого делалось на душе тепло. Интересный такой эффект сопричастности к действию – ты не знаешь этих людей, стоящих с гитарами в центре круга, ты не знаешь этих людей, слушающих выступление, прижавшихся тесно к тебе, образуя зрительский круг, но вы находитесь на одной волне, в одном ритме ноги отбивают такт, ты вливаешься в поток общей энергии, и вот слова, вроде бы незнакомой вначале песни, сами ложатся на язык, и ты с удивлением понимаешь, что подпеваешь её, едва запомнив и половину. Волшебное состояние!
Некоторые песенки «Ежей» я слышала и раньше на школьно– дворовым посиделках, а вот про Сусанина Ивана Даниловича услышала, когда мы первый раз наткнулись случайно на этих ребят. Песенка мне так понравилась, что я снова, сама от себя не ожидая, почти полностью пропела её с артистами:
-Русский лес – над русской речкой, В русском поле – русский снег,
 И лежит на русской печке Честный русский человек. Он хлеб вкушает ржаной,
 Сегодня он выходной.
 Сусанин, Сусанин, Сусанин... Иван Данилович…
На этот раз «Ежи» выступали не одни: рядом с ними находились две девушки, видимо, их знакомые. Одна, просто, скромно стояла неподалеку, улыбкой поддерживая ребят, бросая им взгляды, а вот вторая… Нескладная, коротко стриженная шатенка в белой панамке, в огромнейших несуразных розовых очках и коротких шортиках, она отчаянно извивалась всем телом, дергалась и кривлялась, словно ей за шиворот насыпали горсть муравьев. Наблюдая за её ужимками и трепыханиями, я нашла, что она похожа больше на стрекозу без крыльев, чем на модную девицу, которой та хотела казаться. Я была уверена – ей мнилось, будто она круто танцует. Ну, почему никто из друзей ей не сказал насколько она выглядит смешно?
Через какое-то время Ольга потянула меня за руку:
– Пойдем, погуляем, а то девицы на нас уже косо смотрят.
И, правда, подружки «Ежей» всё чаще посматривали в нашу сторону и даже о чём – то переговаривались.
– Пошли в зоомагазин? – предложила я Ольге, в душе надеясь, что возле Вахтангова увидим кого-то из Пашиной компании.
– Пошли. Подожди, только перекурю.
Мы отошли от «Ежей» и встали в удобном месте, чтобы не мешать прохожим. Ольга копалась в сумочке, выискивая сигареты, а я смотрела на мелькающую мимо нас пёструю толпу и в этот момент заметила ЕЁ…
ОНА притянула к себе мой взгляд, словно магнитом, мне хотелось смотреть на НЕЁ, наблюдать за НЕЙ, и в тоже время было страшно это делать, опасаясь, что ОНА заметит мой взгляд, поймает его, ответит на него. ОНА…Я назвала её «ОНА», потому что не знала имени и не была уверена, что хочу его знать. ОНА – это сказочной красоты и столь же невероятной худобы темноволосая девушка. У неё было ужасающе бледное лицо, что поначалу мне не верилось – живой ли человек передо мной. В ЕЁ глазах царствовали тоска и страдания, короткие волосы, чуть взбитые и растрепанные, что не портило, а напротив завершало образ призрака. Несмотря на тёплую летнюю погоду, ОНА была одета в чёрный свитер с длинными рукавами, растянутыми настолько, что из рукавов выглядывали только кончики тонких белых пальцев; в черные джинсы и кроссовки. Она шла вроде бы в толпе и в то же время – сквозь толпу.
Настоящий призрак, который почему-то проявился наяву средь бела дня и держа только ему ведомый путь, просверливая пространство невидящим взором. Я была поражена этой прекрасной, но какой – то смертельной красотой. Скорее всего, девушка принимала наркотики. Потерянная душа...
ОНА вдруг остановилась и, подойдя к стене дома, уселась на картонку, брошенную на брусчатке, и в эту же секунду из магазина выскочил мужчина в белом халате.
– Иди отсюда! Что ты тут уселась! – прикрикнул он на девушку, и та, не говоря ни слова, встала и пошла дальше. Я проводила её взглядом, искренне жалея. Как так получилось, что она такая? Есть ли у неё родные? Знают ли они о её состоянии? Где она живёт? Где спит? Почему-то я была уверена, что этой девушке недолго оставалось жить. Как жаль.
Ольгу девушка- призрак совсем не впечатлила, она попросила меня не пялится так на постороннего человека.
Мы зашли в зоомагазин. Люблю я бывать в таких местах, рассматривать рыбок, птичек, крысок. В этот раз нам попались пауки – птицееды, которых можно было приобрести за довольно приличные деньги. Я не имела понятия, сколько всего особей было в магазине, но одна сидела в витрине внутри небольшой прозрачной коробки.
– Ты что думаешь, это – живой паук? – подруга улыбнулась, подтрунивая над моей наивностью. – Это – сушеный, для коллекции.
Ольга показала пальцем на стену, заполненную до самого потолка рамками с засушенными насекомыми самых разных видов.
– А почему тогда он – не на стене, а внутри витрины? – задала я вопрос, и в этот момент паук задергал лапками, меняя позу. Нас с Ольгой от витрины как ветром сдуло. Он оказался живым!!! Он, правда, там шевелился!!! Ужас пупырышками промчался по коже, словно я паука сняла со своей руки, а не просто увидела запертого в коробочку.

В.В.

Каким же Владимир Владимирович оказался непредсказуемым человеком – то начинал домогаться, то отказывался со мной работать и прятался при виде моей персоны чуть ли не под стол, то закатывал истерики и скандалы, а то… Как-то утром, придя на работу, зашла я в дежурку и,  к своему удивлению, застала там Владимира Владимировича попивающего кофе в компании Маши, Ирины, Лёши и Ольги.
– А вот и Машусик – трампампусик! – весёлым голосом прокомментировал мой вход Владимир Владимирович.
– Здрасти..., – я не смогла скрыть своё удивление от такой встречи.
– Ну, что, Лёха, в карманах с деньгой плохо... Купил сигареты?
– Владимир Владимирович был явно в хорошем настроении. – Делись, зря что ли в лифте катался с тобой?
– Володь, что случилось-то? – засмеялась Ирина. – Давно тебя в таком настроении не видела.
– А потому что – лето, отпуск! – пропел ВВ и, поставив чашку в раковину, направился к выходу. – Трампампусик-Машусик, я сегодня с тобой – в урологии.
Мы удивлённо переглянулись с Ириной; та пожала плечами: дескать, не знаю чего это с ним происходит.
Я собрала ящик анестезиста и пошла на рабочее место.
Операционный блок занимал целый этаж здания и состоял из трёх частей. Левую часть занимали три плановые операционные– две хирургические и одна, самая дальняя, урологическая. В средней части этажа находились одна плановая эндоскопическая операционная и несколько административных кабинетов: кабинет заведующего реанимации, кабинеты старших медсестёр реанимации и оперблока, кабинет анестезистов, кабинет операционных медсестёр, буфет, ординаторская и марлевая. Правая часть тоже включала в себя три операционные – две гинекологические плановые и одну экстренную. После того, как заканчивался плановый операционный день, одна из гинекологических операционных превращалась тоже в экстренную.
Итак, я двигалась в сторону плановых операционных, уверенная, что сейчас поверну за угол, пройду по длинному чистому светлому коридору почти до самого конца, потом поверну налево, пройду через стеклянные двери и увижу санитарку Алсу, за которой была закреплена урологическая операционная. Но до места назначения я не дошла, потому что прямо за углом коридорного поворота меня ждал ЧП…
Он внезапно преградил мне путь, появившись из ниоткуда, и я вздрогнула от неожиданности.
– Не ожидала меня увидеть? –огорошил он меня вопросом и, не дав ответить, продолжил. – Сегодня оперируют пациента, которого очень долго готовили к операции, это – мой пациент. Ты же не против со мной поработать?
Его предложение ввело меня в ступор: я не знала чего от него ожидать, но то, что тут за углом находилась куча народу, что в любой момент в коридоре мог кто-то появиться, меня почти сразу успокоило.
– А почему я должна быть против?
– Ну мало ли…Ведь ты же знаешь, что между нами происходит…
– А что между нами происходит? – моя кажущаяся уверенность начала снова превращаться в испуг.
– Вообще, я так никогда не делаю…
– Как?
– Ты знаешь – как…
Я попыталась отойти от врача и продолжить свой путь. Тем более, что в коридоре показалась старшая медсестра оперблока, которая обойдя нас, скрылась из глаз за углом, но В.В., поймав меня за локоть, заставил идти медленно рядом с ним.
В коридоре было пусто: больных ещё не подали, хирургов тоже ещё не было видно.
– Владимир Владимирович, я вас не понимаю, – я начала жалеть, что мы удалились от спасительного поворота в общий коридор.
– Маш, а если это – страсть? – его рука цепко ухватила меня за локоть.
– Маша, у тебя все хорошо? У вас всё тут в порядке? – раздался внезапно голос Галины Павловны, старшей медсестры опреблока. Мне показалось – она не уходила по своим делам, а спряталась за углом подслушивая нас. Неприятно – то как....
Досадно, что я попалась в поле её зрения, значит, теперь сплетен и насмешливых уколов не избежать.
– Всё хорошо, Галина Павловна, мы обсуждаем предстоящую операцию, – попыталась я дружелюбно улыбнуться.
– Черт! – вырвалось шепотом у В.В., и рука его тут же отпустила мою.
Убедившись, что рядом никого нет, я повернулась к нему и сказала:
– Уважаемый Владимир Владимирович, ничего не было и не будет! Я забыла обо всём, и вы забудьте – мы, просто, с вами работаем.
В этот момент лицо В.В. заметно посветлело, он словно выдохнул и выпустил из себя что-то очень его беспокоящее.
В операционную я уже вошла с тем Владимиром Владимировиче, которого знала до ночной истории.
Я и, правда, согласна была всё забыть – очень уж Владимир Владимирович непредсказуем. Мне таких прыжков из стороны в сторону не надо. Теперь мне стали понятны недосказанные фразы некоторых сотрудниц, что от Володи надо держаться как можно дальше, что он человек со своими закидонами, видимо, не я первая, кто столкнулся с разными сторонами его натуры. Через какое – то время обнаружила, что разлюбила творчество Александра Буйнова, к которому ещё не так давно очень тепло относилась, и всё из-за внешнего сходства артиста с Владимиром Владимировичем. Глупо, конечно, но ничего с собой поделать я не могла.

Опять – мысли

В анестезиологии рабочий день проходит спокойно и размеренно: есть набор обязанностей и действий, есть наборы лекарственных средств и их комбинации, которые знаешь наизусть. Когда работаешь почти на автомате, в голове остаётся место для посторонних мыслей, тех, которые никак не связаны с текущим рабочим моментом, и у меня эти пустоты очень часто заполнялись Пашей и Арбатом.
Навязчивые и очень болезненные, эти мысли сами собой от любой исходной точки возвращались к нему, моему незнакомому, но почему-то очень важному человеку, опять и опять задавая мне одни и те же вопросы, как в заевшей пластинке. Теперь же к вопросам «Кто ты такой?» и «Для чего ты мне?» добавилось понимание, что ситуация не изменится никак если я сама не предприму решительных действий.
А какие действия я могла предпринять? На что могла решиться? Что мне, как девушке, позволено? Или скорее – что себе я могла позволить?
Почему всегда в жизни всё складывается не так, как хочешь ты, или, в лучшем случае, не совсем так, как ты хочешь? Закон подлости? Проверка твоих истинных желаний?
Парням – гораздо проще: понравилась девушка – взял, подошел к ней, познакомился, заговорил. Девушкам подобная стратегия не подходит, да и не получится так. Казалось бы, ну, что тут такого? Ан нет… Так не принято. Нас не так воспитывали.
Вот почему я не могла подойти к Паше и сказать: «Ты мне нравишься»?
Не могла, потому что – воспитание, мораль: девушка должна быть стыдливой и скромной… А если всё же набраться смелости и…?
Но что он сказал бы на это в ответ? Как он отреагировал бы??
Взял и обозвал бы дурой?
«Да я и есть дура!» – убеждала я себя: влюбиться в незнакомого парня, какого-то уличного бездельника.
Помню, как в седьмом классе я влюбилась в продавца из магазина электротоваров и каждый вечер туда таскала подруг только ради того, чтобы увидеть его. Я первой входила в магазин, тут же глазами выискивала знакомую фигуру, делала вид, что рассматриваю абажуры и светильники, а сама во все глаза пялилась на голубоглазого блондина со шрамом на подбородке. Моя влюбленность улетучилась одним мигом, когда увидела свою симпатию в обнимку с девушкой на остановке. Блондин тут же мне стал неинтересен.
А если бы я увидела Пашу с девушкой, моя тяга к нему пропала бы таким же образом?
Пашина личность меня очень занимала: какой он вне концертной жизни? Работает ли где? Если трудится , то – кем? Где он живет?
Эти вопросы жгли, мучали и не давали спать. Его образ, как застывший кадр, постоянно стоял перед глазами. Я помнила его каждый взгляд, каждый жест…
И было мне больно…. И было в душей моей пусто… И – горько… Я хотела его увидеть, услышать... И в тоже время не могла… Почему так?!
В день бурно нахлынувших мыслей я от нечего делать во время поездки в метро гадала на Пашу. Глупо, конечно... Встала около карты метро, закрыла глаза, стала думать о нём, желая, чтобы судьба указала хотя бы – на какой станции метро он живет… Палец ткнулся в станцию метро «Новогиреево». Все внутри перевернулось, теперь я точно знала, что он живет именно ТАМ. Надо было найти повод поехать на эту станцию. Зачем? Откуда я знала, просто, надо было....
 
Гадалка

Буквально перед отпуском мы с Ольгой решили ещё раз навестить старый, добрый Арбат, и от этого мне немного взгрустнулось. С одной стороны – давно хотелось где-нибудь отдохнуть, отоспаться... Например, съездить к бабушке в деревню, а с другой стороны – почти месяц меня не будет на Арбате. Не будет… Ну вот, сморозила очередную глупость. Кто меня там ждёт? Кто успеет по мне соскучиться? Ну, если только продавщица в киоске, где Ольга постоянно покупала себе пиво и сигареты и то вряд ли. Это я соскучусь по этой улице, по нашим
прогулкам, по концерту, зато как будет радостно возвращаться.
Такие мысли одолевали меня перед нашим вояжем.
Когда я ехала на эту на прогулку, в моих мечтах снова замелькали кадры из романтических фильмов, где герои никак не могут встретиться, и наконец на последних моментах вдруг всё складывалось и встреча происходила. Я думала: вот приедем на Арбат, и обязательно, как по мановению волшебной палочки, появится там Паша. На этом моменте я резко остановила себя – ведь дальше по логике должно было состояться знакомство. Нет-нет, нельзя так сразу и много мечтать, а то можно случайно поверить в свою придуманную сказку и потом сильно расстроиться из-за того, что в реальности всё происходит по- другому.
Как же я была права, остановив поток своих мечтаний заранее – ни Паши, ни его друзей в этот вечер мы не встретили.
Я уже стала привыкать к тому, что наши поездки проходили впустую; к тому, что у Вахтангова уже много дней никто не давал концертов – ни Паша, ни его друзья. «Интересно, где они? Куда они пропали?» – спросила я сама себя.
В голове роилась масса вариантов – от банального отпуска до массовой болезни или ареста.
И всё-таки эту прогулку я не смогла назвать напрасной или пустой – Арбат познакомил нас с ещё одним обитателем. Точнее– обитательницей…
Ольга по уже заведенному порядку купила себе пива, и мы пошли медленно бродить вдоль улицы – рассматривали картины художников, слушали других музыкантов, наблюдали за танцорами. Внезапно наше внимание привлекла толстая, растрепанная старуха в ярких, совершенно нелепых одеждах, бредущая вразвалку по улице, держа рукой за спинку стул. Старые, разношенные тапочки, несколько разноцветных юбок разной длины, которые топорщились из под домашнего пёстрого ситцевого халата... Но внимание к себе старуха привлекала не столько внешним, затрапезным видом, сколько громкой руганью, которой она поливала всех и вся, прокладывая себе дорогу, и её совершенно не смущало то, что она двигается по встречной полосе движения. Полная фигура старухи, словно ледокол, рассекала человеческий поток на пополам, и в этом процессе, кроме нецензурной лексики, значительную помощь ей оказывал стул, который она то несла в руках, то тащила волоком за спиной, издавая при этом громкие звуки, похожие на тарахтенье допотопной машины. Её растрепанные длинные, седые волосы от ветра шевелились, как щупальцы Горгоны Медузы и, казалось, жили самостоятельной жизнью.
– Кого тут только не встретишь, – хихикнула я, показывая всем видом, что бабуля, видать, выжила из ума.
Поравнявшись с театром Вахтангова, старуха поставила стул прямо посередине улицы, достала откуда-то из-за пазухи картонную табличку с жирной надписью, сделанной шариковой ручкой, «Карты Таро. Гадаю по ладони» и повесила её на спинку стула. Тут оказалось, что, кроме стула, у старухи была в руках ещё и внушительная сумка. Видимо, она из-за неё так медленно и шла. Из сумки появились две раскладные табуретки и еще одна картонка, которая была положена на одну из табуреток, превратившись в мини – столик перед коленками старухи. Еще через мгновение из сумки появился фартук с карманами: его старуха повязала себе на талию, а следом опоясалась черным платком с монетками по краям. Минута – и растрёпанная неопрятная старуха исчезла, явив прохожим самую настоящую колоритную гадалку.
– Девочки, чего стоим? Идите, я всё вижу, все расскажу. Ладонь – сотка, «Таро»– двести, – голос у старухи тоже как-то поменялся. Взгляд у нее был такой суровый и пронзительный, что я поверила – она и правда о тебе все-все знает.
Мне захотелось узнать, что старуха скажет мне, и я сделала шаг в сторону гадалки, но Ольга поймала меня за руку.
– Развод это всё. Ничего она не знает. Только денег с тебя возьмет.
Я одумалась, послушала свою более рассудительную подругу и осталась стоять на месте, хотя внутри червячок интереса так и толкал меня опробовать на себе старухины возможности.
– Я же не буду верить всему, что она скажет. Интересно же, как гадание происходит, – попыталась я переубедить Ольгу, но та стояла на своём.
– У тебя что, есть лишние деньги? Сейчас она тебе пурги нагонит, ты поверишь, а потом надумаешь себе всякого. Забудь, пошли лучше в «Макдаке» эти деньги проедим.
Пока мы с Ольгой переговаривались, к старухе уже села какая- то дама, и нас попросили отойти подальше, так как гадание дело очень личное.
Медленно попивая пиво, Ольга думала о своём, а я наблюдала за гадалкой, как она сосредоточенно смотрела в ладонь женщине через большую лупу, потом что-то рисовала на бумажке: наверное, объясняла какие-то жизненные моменты. «Жаль, что Ольга меня отговорила!» подумала я. Всё-таки меня эта магическая чертовщина зацепила, хотя и ощущала небольшой страх.
Я решила в другой раз, если отважусь, подсесть на табуреточку к гадалке. А может, и не подсесть... И хочется, и колется, и боязно узнать своё будущее заранее.

Риткино свидание

Я думала, что прогулка, на которой мы увидели гадалку, окажется последней перед отпуском. Однако я заблуждалась: на другой день мне позвонила Ритка и попросила её выручить – сходить с ней на свидание. Естественно, на Арбат.
– Маш, я ему много раз отказывала, но он не понимает..., – уговаривала она меня, и в голосе у неё читалась самая настоящая растерянность. – Достал своими звонками и меня, и родителей. Я приду, чтобы попросить его оставить меня в покое, но мне очень страшно будет это сделать, если буду одна.
Опять Ритка меня удивила. И как это у неё только получается? Всё же свидание, отказ, согласие – это такие личные, интимные моменты, которые следует решать без свидетелей, даже если ухажер не нравится. А с другой стороны... Я вспомнила надоедливого прилипалу Федю, который точно также доставал меня звонками, караулил у дверей, слал какие-то глупые послания. Правда, мы тогда учились в седьмом классе. От Феди меня спас сосед-старшеклассник, одним пинком решивший все проблемы. Но я же – не старшеклассник и что смогу противопоставить сильному, взрослому парню, если возникнет какая-то ситуация? И в тоже время Риткина встреча назначена на Арбате, а это –
какой – то шанс для меня, и я его упускать не хотела.
– Рит, я согласна! – ответила я. Это был очень странный день...
Риткина встреча была назначена в кафе, в самом начале Арбата – недалеко от «Праги».
Молодой человек очень удивился, увидев, что Рита пришла не одна. На его лице отразилась растерянность, он вопросительно смотрел то на Риту, то на меня, потом, собравшись, наконец поздоровался с Ритой и представился мне.
– Константин.
– Ты хотел меня видеть? Я – здесь. Что ты хотел? – Ритка стояла в такой позе, словно собиралась, сказав несколько слов, быстро удалиться, и я тоже заняла выжидательную позицию, готовая следовать за подругой по первому сигналу.
Константин пожал плечами.
– Я хотел погулять с тобой, – с этими словами он вручил Рите огромную алую розу высотой с десятилетнего ребенка. – Простите, я не знал, что вас будет двое.
Я-то думала, что она ему скажет все, что о нём думает, после чего мы уйдем, но все оказалось гораздо сложнее. Она вдруг приняла его протянутую руку, и мы пошли гулять.
Мы прохаживались по улице, ели мороженое, слушали уличных музыкантов. Молодой человек старался быть вежливым и галантным по отношению к нам обеим – развлекал разговорами, подавал руки, покупал вкусности и был очень милым, а вот Ритка вела себя гадко: то прерывала его на полуслове, то смеялась над каждой его фразой, то просила держать за руку меня, а не её. Я несколько раз пыталась их покинуть, но Ритка умоляла остаться, и я почему-то оставалась вопреки своему огромному желанию – как можно скорее удалиться. Почему я осталась? Посмотреть на то, чем закончится цирк или... поддержать Константина. Молодой человек покорно терпел все выходки Ритки и только изредка бросал на меня удивленный взгляд, а я в свою очередь– на подругу.
Она так себя вела, что мне было жалко парня, но еще жальче было розу, которой Ритка то махала, разгоняя несуществующих насекомых, то смахивала с парня пыль, то, взяв за один листочек, «вела» цветок рядом, словно маленького ребенка за руку.
Навстречу нам попалась ярко-оранжевая процессия кришнаитов. Это был настоящий спектакль и карнавал: бритоголовые парни, завернутые в оранжевые и белые одежды, пританцовывая, двигались по улице довольно стройными рядами держа над головой развевающиеся полотна с хвалами Кришне; на ходу играли на разнообразных инструментах, хлопали в ладоши в такт и хором выкрикивали «Харе Кришна! Харе Рама!» Перед оранжевыми рядами бежало несколько девушек в разноцветных сари и осыпала путь процессии лепестками цветов и блёстками. На улице сразу стало ярко, весело и необычно. Любопытствующая толпа тут же образовала плотный коридор вдоль улицы. За мужчинами в оранжевом кружился целый хоровод разноцветных сари – это были танцовщицы. Около нас встала девушка с корзиной полной блесток и лепестков, щедро осыпая танцовщиц.
– Ой! Как здорово! – воскликнула Ритка. – Я тоже так хочу! Девушка с корзиной тут же повернулась к нам.
– Пожалуйста. Сегодня праздник, и надо радоваться, – корзина чуть наклонилась в нашу сторону.
Я несмело потянулась к содержимому, но меня остановил возглас Ритки.
– У меня есть своё! – с этими словами она стала обрывать розу и швырять лепестки в уже удаляющуюся процессию танцовщиц. В ход пошли так же и листья – в конце концов в руках у Риты осталась только шипастая палка.
– Рита.., – парень обалдевшими глазами смотрела на её действия.
Признаться, такого и я не ожидала; из удивлённого оцепенения меня вывела девушка с корзиной в руках:
– Вы тоже с нами рады празднику? Это так здорово! Подруга ваша не пожалела свою розу.
– Рита, если ты не хотела со мной встречаться, могла бы это сказать по телефону?! – молодой человек взял подругу за руку чуть выше локтя и развернул к себе.
Что ответила Ритка я не услышала, так как меня опять отвлекла девушка с корзинкой.
– А вы любите Индию? – спросила она.
Итоги вечера были такими: я побывала на неприятном свидании под видом не то дуэньи, не то ненужного свидетеля. Лично мне молодой человек очень понравился – симпатичный, культурный, хорошо одет, и я была в недоумении от Риткиного поступка. Позже, по дороге домой она рассказала, что познакомилась с ним в театре, позволила себя проводить, а на втором свидании оказалось, что он – военный, и это Ритку не устроило. Я не понимала Ритку и осуждала.
Это был – неприятный момент дня, а приятный – у нас появилась пара знакомых кришнаитов. Девушка с корзиной оказалась председателем секты, которая размещалась на Беговой. Она назвала сначала свое сектантское имя, но, увидев наши оторопевшие лица, рассмеялась:
– Для вас я – Ирина.
Я никогда не общалась с кришнаитами, и Ирина подробно рассказывала о том, как они живут, что кушают, как следует одевать сари, и звала в гости.
– Не волнуйтесь. Никто вас не будет обращать в веру. Просто, угостим нашей едой, послушаете музыку...
Вот, если бы она сказала «Пошли сейчас», мы бы с Риткой последовали за ними, а вернувшись домой и подумав, поняли, что туда идти не стоит, хотя было очень любопытно.
– А вдруг в еду или питье они что-то подсыпят, – нагоняла ужас Ритка. – Или музыкой в транс введут и внушат что-то.
Конечно, это – домыслы из области фантастики, но вдруг так оно и есть. Проверять мы не стали.
Интересно, а сколько народу секты завлекли себе на «просто, любопытно»?
Был еще один минус от прогулки – я так и не встретила ни одного знакомого лица...

Иринка

Как же быстро пролетел отпуск. Так стремительно и быстротечно, как всё приятное, что приносит   только радость. Эти три недели я только и делала, что вдоволь отсыпалась на мягких пуховых перинах, отпаивалась свежим козьим молоком да ледяной колодезной водой, дышала вольным деревенским воздухом и купалась в речке. Но каким бы сказочным ни был отпуск, за это время я успела соскучиться и по коллегам, и по самой работе, и, конечно, же по Арбату.
Однажды вечером мы с моей деревенской подругой Иринкой сидели на старой перевёрнутой лодке, вот уже много лет доживающей свой век на береговом откосе и как-то незаметно сами для себя разоткровенничались на самые разные темы. Иринка рассказывала о своей неразделённой любви, которая мучала её ещё со школьной скамьи, о надоедливом соседе – ухажёре, о завистливой коллеге. Я слушала её, сочувствовала и поддакивала при этом, твёрдо решив про себя, что ничего не буду рассказывать про Арбат. Сама мысль о том, что кто – то из деревенских узнает о моих городских неудачах, претила мне, заставляла морщиться, как от зубной боли. Во-первых, деревня всегда есть – деревня: любая рассказанная здесь история будет разнесена по всему селу с быстротой ветра, и при перелёте от одного слушателя к другому так изменится, что последствия всех видоизменений предсказать сложно. Совсем как в истории с искалеченным Юрой. Не могу её не рассказать.
История произошла пару лет назад, когда я летом гостила у родных в этой же деревне.
Как-то утром бабушка вышла на крыльцо, чтобы там, сидя в теньке, вязать платок... Через какое-то время к ней подошла соседка, баба Аня, с таким же рукоделием. Обе вязальщицы уселись на ступеньках крыльца и занялись делом. Спустя минут пятнадцать к ним присоединилась тётя Тамара, которая проходя мимо, увидела соседок, занятых вязанием, и, сходив домой за своим недовязанным платком, тоже пришла поработать и поболтать. Пересуды соседок всегда мне были интересны: здесь были и местные сплетни, и новости, и рассуждения на самые разные темы. Усидеть в стороне я, естественно, не смогла и тоже вышла на крыльцо. В это время к деревенскому колодцу, что стоял как раз напротив нашего дома подошла, четвёртая соседка. Тётя Нюра привычно откинула колодезную крышку и вместо того, чтобы опустить внутрь колодца «журавль» с ведром, вдруг
громко запричитала:
– Всего изувечили…. Ироды… Всего изрезали, избили….
Молоденький….
– Нюр, что случилось то? – встрепенулись женщины на крыльце.
– Юрку Скворцова изрезали всего.
– Кто?...Когда?... Какого Юрку?... Скворцов, это – Титкин внук?... – наперебой сыпали вопросами женщины с крыльца.
– Манька Куманиха сказала – она Володьку утром встретила, а Володька Юрку помогал в скорую сажать.
– Вы про Юрку? – рядом с крыльцом остановился мужичок на велосипеде. – Да, порезали всего, потому что он алкашам стакан не вынес. Михаил Николаевич говорил, что вроде как Демешкин с дурачьём каким-то пили и, видно, стакан свой разбили, или что там у них подобное было, а тут Юрка шел мимо. Они – к нему: мол, стакан давай, а тот отказался. Так они его втроём давай бить и ножами пырять, а Демешкин – тот совсем же дурной – рот Юрке разрезал от уха до уха.
Мужичок для наглядности провел пальцем по своему рту. Все, кто слышал этот рассказ, замолчали потрясённые. Юрку было жалко. Юрка – хороший: не пил, не дурил.
С того момента, как мы услышали страшную весть, прошло дня три...
Я шла в гости к подружке. И вдруг... Смотрю, а навстречу мне
– Юрка... Идет на своих ногах, не в бинтах, не на костылях, а самое главное – рот целёхонький.
– Ты тоже чушь про разрезанный рот слышала? – огорошил меня Юрка вместо приветствия. Наверное, я очень некрасиво таращилась на него, раз он так начал разговор.
– Никто меня не бил, ножом не тыкал, лицо не резал. Я себе в стакан квас налил и на крыльцо вышел, а Демешкин прямо перед моим домом трактор свой завести не мог. Я и решил помочь ему – стал по ступенькам спускаться и на кошку наступил… Стакан разбился, и осколок в руку вошел. Демешкин меня на тракторе до фельдшера довёз. Стекло достали, руку обработали и всё… Теперь на перевязки хожу.
Юрка показал перевязанную руку.
– А вечером у дома, – продолжил он после короткой паузы, – смотрю – стоит толпа встревоженных соседей… Откуда только рот взялся, понять не могу.
Теперь-то ясно, почему я не хочу ничего деревенским рассказывать? А то потом много лет досужие кумушки будут обсуждать героев моей истории независимо от того, чем история закончилась. Да и не закончилась она вовсе. И по сути – не начиналась...
Я хочу для моих летних подружек так и остаться городской девочкой Машей, которая не первый год сохнет по соседскому пареньку Саше, который сходит с ума по Инне, которая грустит о Коле, который давно любит и любим Наташей. Вся эта цепочка сверкнула в моей голове яркой, короткой, светлой вспышкой, принеся с собой твёрдое намерение отшутиться байкой на отвлечённую тему, но стоило Иринке сказать всего одну фразу, как из меня вылетело без утайки всё, что было на душе.
– Маш, я за тобой уже дней пять наблюдаю, и знаешь что…, – голос Иринки звучал как-будто издалека.
– Что? – отзывалась я.
– Мне кажется, что ты влюблена. Давай, рассказывай...
И я рассказала. Всё-всё-всё. И про Пашу, и про Ритку, и зачем– то про ЧП.
Иринка слушала меня, не перебивала и вопросов не задавала.
– Ну? Что скажешь? – обратилась я к ней, закончив свою историю.
– Паша, Арбат…, – это всё какое-то призрачное. Чушь какая- то. Зачем они тебе? Ты мне лучше ещё про того доктора расскажи.
– Иринка придвинулась ко мне ближе: даже в сумеречном свете летнего вечера, я заметила блеск интереса в её глазах.
– Про Владимира Владимировича? – переспросила я, и Иринка кивнула в ответ.
– А что про него рассказывать? Я же всё рассказала.
– Мне кажется, что между вами что-то есть. Может быть, ты этого ещё не поняла?
Иринка – очень умная и проницательная; я всегда поражалась этим её чертам, но сейчас она явно была не права. Я и ЧП… Ну, уж нет! Не надо мне такого. Вот если бы – Паша…
За время отпуска у меня было предостаточно времени обдумать ситуацию. Ещё раз разложив всё в своей голове по полочкам, я ясно осознала, что ловить мне рядом с Пашей нечего. Откровенно говоря, между нами ни разу не произошло того, что могло бы в моем сердце поселить хотя бы малейшую надежду на что-то, указало на маленькую искорку, сверкнувшую между нами, но – нет...
Все свои отпускные дня я пыталась заставить забыть себя его, выбросить из головы, осознать, что он мне не нужен – этот непонятный, уличный актёр, но у меня ничего так и не получилось.
Первый раз за всю мою жизнь я хотела, чтобы как можно скорее кончился отпуск. Ждала, когда можно будет вернуться назад в Москву к моим друзьям, делам и Арбату.
Перемены, едва я успела зайти в квартиру, поставить на пол чемодан и снять обувь, как раздался телефонный звонок. Это была
– Ольга. Соскучилась, заждалась... От накопившихся новостей у ней внутри, видимо, полыхал пожар, и, зная дату моего возвращения в Москву, она долго терпеть не смогла.
– Столько новостей! Столько всего произошло! Я же тебя не от чего не отрываю? – интригующе дрожал Ольгин голос, и я, подчиняясь собственному любопытству и бросив все дела, уселась на коридорной тумбочке, готовая слушать: сначала – новости, а ужин, душ и разборка вещей – на потом.
– Тебе сначала – какие? Арбатские или рабочие? – спросила Ольга.
– Не знаю даже... Арбатские давай, – я почувствовала, как мне стало нечем дышать, и голова пустилась кружиться в вальсе.
– Я же знаю, что тебе это интересно, поэтому немного помучаю! – произнесла Ольга немного со злорадством. – Перемен на работе очень много. Старшая медсестра, Валентина, уволилась. Что-то там у нее дома случилось... Короче, теперь у нас за старшую – Ирина. Валерий Иванович больше не заведующий – его сняли.
– Как так? – вскрикнула я, не в силах сдержать изумления: ведь Валерий Иванович – гордость больницы, старейший реаниматолог, человек с грандиозным опытом.
– Вот так... Он на дежурстве с Истоминым выпил, а ночью привезли телеведущую с аппендицитом. Шумиха поднялась, начальство сбежалось, все в операционную приперлись, а наркоз там дает медбрат. Врача же и в помине нет... Отмазали его, конечно, сказали, что у медбрата – пятый курс института, всё уже умеет, всё знает и что внутривенный наркоз – самый простой. Вроде как, обошлось... Только с должности Валерия Ивановича сняли.
– И кто вместо него? Ольга Николаевна? – предположила я, выдвинув самую очевидную кандидатуру: Ольга Николаевна, как и Валерий Иванович, работала в больнице со дня её открытия, имела богатый опыт и твёрдый характер.
– Нет, ты его не знаешь. Это вообще человек не из нашей больницы. Это бывший сокурсник главного врача – Лев Сергеевич. На первый взгляд, неплохой, но кто его знает... Он с нами – всего две недели. Кстати, он не один пришел – с товарищем; теперь у нас два новых врача и три новых ординатора. Но это не всё, у нас появились новенькие медсестры. Помнишь, весной девочки на практику приходили?
Я напрягла память, но такого факта не вспомнила. Весной я только на работу устроилась – не до практиканток было.
– Две девочки вернулись к нам работать. Они ходили всегда вдвоём – тёмненькая в очках и беленькая.
– Я вообще практиканток не помню, – призналась я.
– Ничего, познакомишься..., – Ольга несколько секунд помолчала. – Ты только не ругайся. Мне было скучно, на Арбат хотелось...
К горлу вдруг подкатила тревожная тошнота.
– И? – еле смогла выдавить из себя я.
– Да ничего! – рассмеялась Оля. – Мне беленькую дали в ученицы. Её Алей зовут. Ну, я ей твою историю рассказала – про наши прогулки, – в трубке послышалось, как Ольга набирает в лёгкие побольше воздуха, а потом быстро и шумно выпалила мне в ухо. – Мы с ней ездили гулять.
– И?! – повторила я более громко, готовясь услышать что то страшное и неприятное для себя.
– Да расслабься ты! Мы никого не встретили. Даже «Ежей» не было.
– Ты, наверное, не хочешь меня расстраивать, – обиженно буркнула я.
– Честное слово! Но Але очень понравилось там. Она согласна еще с нами пойти погулять. Ты же не против?
Я была против, но изменить ничего не могла.
– Слушай, может они на каникулы куда уехали? Возраст – то у них вполне студенческий. – Ольга попыталась смягчить ситуацию. Вот сели бы она находилась рядом в тот момент, я бы дала волю обиде, а так, за глаза, бессмысленно было изображать из себя вулкан. Хотя неприятный осадок, что без разрешения кому-то рассказали твою тайную историю, не проходил довольно долго.
 

Аля, ром с колой и Саша

Аля, Ольгина практикантка, оказалась невероятно красивой девочкой с внешностью не то феи, не то эльфийки – невысокая, худенькая, с длинными прямыми светлыми волосами ниже поясницы, пушистыми ресницами, крупными серыми глазами, остреньким носиком и тонкими губками. В таких влюбляются с первого взгляда, замечают и выделяют из стайки невзрачных подружек. Такие девочки либо рано выходят замуж, либо, заигравшись в Королеву сердец, угасают в одиночестве,
прогуляв с множеством кавалеров все свои молодые дни.
Ольга еще раз покаялась в своей болтливости, а Аля пообещала никому не рассказывать моей истории. Теперь нас было трое. Я сначала не могла понять – хорошо это или плохо?
У меня появилась сногсшибательно красивая союзница и, как ни крути, конкурентка, но вместе с ней возросли шансы привлечь к себе внимание. В тот момент самой важной задачей было наладить контакт, а с остальным я собиралась разбираться уже по ходу действия. Как только представилась возможность, наша троица отправилась на прогулку, проведать любимую улицу, его обитателей и заодно на месте показать Але героев (нашей) истории.
Как же я давно не была на Арбате! Я так соскучилась по брусчатке и фонарям, по палаткам и художникам, по витринам и людскому потоку! Все что касается улицы или того, что происходит на ней всегда вызывает у меня бурный восторг и всплеск положительных эмоций.
Выйдя из метро, мы с Ольгой блаженно улыбались и счастливо переглядывались. Я заметила, что и она очень рада опять оказаться здесь. Снова накатило окрыляющее ощущение счастья: все люди и дома вокруг нам казались родными и близкими. Как же приятно было узнавать продавцов в ларьках и уличных музыкантов. Некоторые из них нам кивали головами в знак приветствия. Надо же, нас помнили!
Аля тоже обрадовалась, что мы ее взяли с собой, и какое – то время вела себя, как ребёнок или маленький щенок: восторженно пищала, крутилась под ногами, перебегая от меня к Ольге и обратно.
– Спасибо, что вы меня взяли! Девочки, я – на седьмом небе!– повторяла она раз за разом и лезла обниматься.
Мы с Ольгой снисходительно посмеивались в ответ и обнимались с новой подружкой.
Это был выходной день, и на улице царило многолюдие: на каждому шагу встречались какие – то затейники – музыканты, чтецы, фотографы с животными; вдоль улицы выстроились лотки со сладостями и напитками.
Рядом с «Макдональдсом», что располагался около метро
«Смоленская», играл живой оркестр, состоящий из пожилых музыкантов.
Мы остановились, очарованные их профессиональным исполнением! Всё-таки здорово слушать лёгкий джаз вживую, видеть, как извлекаются звуки из инструментов, как стараются музыканты, наблюдать за тем, как несколько смелых пар танцуют прямо посередине улицы, забыв обо всём на свете, отдаваясь лишь этим неповторимым мгновениям.
Оркестр, танцующие пары, ароматы свежей выпечки из кафешки напротив. Какая-то другая реальность! Так хотелось взять чашечку крепкого кофе, сесть где-то неподалеку и наслаждаться происходящим, но девочки потянули за собой дальше по улице.
С появлением Али у Ольги появилась не только новая подруга, но и напарница по поглощению пива. Сколько я не пробовала приобщиться к этому напитку, но так и не смогла – не моё. Если я всё же делала больше пару глотков, то чувствовала, как пиво просится обратно.
Девчонки купили себе уже по второй банке пива, а я решила купить бутылку минеральной воды без газа.
– А что это ты от коллектива отбиваешься? – улыбнулась толстая продавщица, выглядывая из ларька, и, узнав, что я не могу пить пиво, предложила заменить его алкогольным коктейлем. – Смотри, вот есть ром с колой, «отвертка» с водкой, джин...
– Ром бери. Вещь! – посоветовала Ольга.
И правда напиток показался мне очень вкусным и не очень алкогольным. Словом, понравился.
Мы водили Алю по Арбату, показывая – где, что находится; рассказывали истории про маленькие приключения, которые с нами уже приключились.
У театра Вахтангова было ещё пусто – мы приехали слишком рано.
– Пошли, может, «Ежи» выступают, – предложила Ольга.
Напротив серого дома стояла толпа зевак, слышались задорные голоса и треньканье гитар – шёл концерт.
Вокруг «Ежей» было не очень много народу, и, кажется, что в своем большинстве – не случайные люди. Может быть – знакомые или сокурсники, может быть – уже постоянные слушатели, но такое ощущение, что у исполнителей и зрителей сложился свой, какой – то особый контакт.
Мы с девочками подошли и встали среди слушателей, сумев протиснуться в первый ряд. Артисты нас заметили и узнали, даже один из гитаристов кивнул в знак приветствия. В это время
«Ежи» запели песню, которая мне у них больше всего нравилась, и я даже начала подпевать в некоторых строчках, хлопать в ладоши, выражая свой восторг, но вдруг они произнесли совсем не те слова:
«Русский лес – над русской речкой, В русском поле – русский снег,
И стоит на этом месте Честный русский человек. Он слушает концерт,
Стоит и ром с колой пьет...»
На словах про Ром с колой все исполнители посмотрели на нас и заулыбались, и зрители тоже.
«Мамочки! Они что про меня сейчас спели?» – подумала я и тут же принялась выискивать – у кого в толпе в руках банка с ромом, и поняла, что я такая одна.
И почему-то одновременно стало страшно, весело, гордо и… Как будто подарок подарили. Ольга тоже смутилась, густо покраснела и, схватив нас с Алей за руки, утащила из толпы.
– Маш, они про тебя спели??? – удивленно воскликнула Аля.– Так вы их знаете?
– Аль, мы их совсем не знаем! – отговаривалась я. Конечно, приятно, когда тебя выделили из других, да еще таким необычным способом, да ещё на глазах у стольких людей, но может так получиться, что всё это делалось и не для тебя. Так можно и в глупом положении оказаться... Поэтому я отмахнулась от восторженных реплик подруг: – Мало ли кто там с ромом и колой стоял...
– Никого. Я специально посмотрела, – Ольга достала сигарету.
А я продолжала задавать сама себе вопросы: «Вот это да! Эта фраза точно была для меня?!»
Я еще пребывала в ошарашенном состоянии, чем-то похожем на приступ восторженной эйфории, когда Ольга вцепилась в мою руку.
– Концерт, – буркнула она и резко направилась к театру Вахтангова.
Когда мы подошли, концерт уже шел. На пятачке выступали Борода, Эмир и вечно лохматый парень в сером (который раз я видела его, и он всегда был одет во всё серое – стиль у него наверное такой).
Аля смотрела на них, как зачарованная.
– А где тот, о котором вы рассказывали? – спросила она, не сводя глаз с музыкантов.
– Его нет..., – вздохнула я.
Ребята объявили двадцатиминутный антракт, а мы, по уже сложившейся традиции, отправились в кафе-открытку пить кофе. Столик, за который мы обычно садились, был занят: его оккупировали какие-то не вполне трезвые граждане. Так что нам
пришлось расположиться за соседним.
Мы заказали три чашки кофе, пакетик с печеньем и по новой бутылке пива – для Оли с Алей. Только мы приготовились приступить к своим напиткам, как с соседнего столика нас окликнули:
– Девочки, а что вы тут делаете? – это были те самые нетрезвые граждане, занявшие «наш» столик.
– Кофе пьем…, – с удивлением в голосе ответила Аля, обернувшись к ним.
Мы переглянулись. Стало как – то тревожно.
– Все в порядке. Это свои девочки, арбатские, – раздался голос откуда-то сзади. Я обернулась.
Около кованого заборчика, отделяющего территорию кафе от улицы, стоял паренек в коричневой ветровке.
– Свои? – недоверчиво переспросил полноватый мужчина в полосатой рубашке.
– Ну, да. Я их знаю, – бодро закивал парень, здороваясь с мужиками за руку.
– А… Тогда ладно. Девочки, извините, если что, – мужчины тут же потеряли к нам интерес.
Паренек подошел к нам и чмокнул каждую в щёчку:
– Концерт смотреть пойдете?
– Сейчас, кофе допьем и придем, ответила я за всех, не уточняя, что мои спутницы пили пиво.
– Да бросьте вы уже это кофе, пошли! Ребята начали второе отделение, – настаивал парень.
– Уже? – Я поняла, что это он нас от мужиков этих уводил, поэтому не имела ничего против, когда парень, подцепив нас с Алей, под ручки повел по узкой улочке в сторону магазина
«Самоцветы».
Только дойдя до толпы, окружавшей «концертную площадку», я вспомнила этого паренька – он сидел в кафешке, когда мы туда приходили с Макаром. Мы же вместе сидели за одним столиком. Словно прочитав мои мысли, паренек протянул руку.
– Саша.
– Маша, – ответила я новому знакомому, отвечая на рукопожатие.
Саша – невысокий, рыжеволосый парень, внешне очень похожий на кота с умными и хитрыми глазами. У него был низкий хриплый, прокуренный голос, жесты и мимика выдавали криминальное прошлое, а может быть и – настоящее.
Саша продвинул нас в элитные места первого ряда и тут же куда-то испарился.
– Вот видите, как хорошо, что вы меня взяли! – радовалась Аля по дороге домой. – Я с вами первый раз, а приключения уже начались.
И правда, во время прежних прогулок все проходило не так эмоционально.
Как известно, приключения любят новеньких. Стоит только появиться в команде новому человеку, как не миновать чего-то необычного.

«Звёзды» на Арбате

Теперь нас было трое и собраться вместе, чтобы совпадали дежурства, стало ещё сложнее, но выход быстро нашелся – совместная работа. Ольга дежурила только в анестезиологии, так как считала, что имела право на эту эту привилегию по причине долгой работы на одном месте. Мысленно я поддерживала её в этом вопросе.. Мы же с Алькой брали себе дежурства по реанимации и старались подгадать так, чтобы пятница, суббота или воскресение выпадали выходными.
В эту субботу наша троица встретилась около колонн театра. Мы приехали слишком рано – никого не было; только пара художников поджидала клиентов для моментального рисунка, да та самая пожилая гадалка скучала в тени зонта, сложив на груди свои полные руки.
– Может, в «Открытке» посидим? У меня есть кроссворды, – предложила Ольга. Аля согласно кивнула, и мы пошли.
Столики в «Открытке» оказались практически все свободными, но у самой палатки собралась небольшая очередь. Буфетчица тоже, видимо, не проснулась: очередь к окошку хоть и состояла из трёх человек, но двигалась очень медленно. Наконец, я заглянула в квадратное окошко, встречаясь глазами с уже знакомой продавщицей:
– Три кофе, булочку с маком, две «Балтики» тройки и ром с колой…
В этот момент к ларьку подбежал какой-то мужчина и, бесцеремонно подвинув меня в сторону, заглянул в окошко.
– Простите, пожалуйста, очень тороплюсь. «Мальборо» мне..., – скороговоркой выпалил он и бросил деньги на блюдце для сдачи.
Я хотела возмутиться. Повернулась к наглецу, но слова гнева остались на губах: передо мной собственной персоной стоял Игорь Николаев – «звезда» телеэкранов, композитор и певец. Он на меня не обратил ровным счетом никакого внимания – забрал покупку и почти бегом удалился к машине, остановившейся прямо напротив входа в «Открытку».
– Простите. Иногда и так бывает! – извинилась за «звезду» буфетчица и поставила передо мной одноразовые стаканчики с кофе. Я взяла их, повернулась лицом к столикам и чуть не уронила кофе на пол, едва не столкнувшись со странным существом в чёрной юбке, чёрной шали, с плюшевыми ушами из-под встрепанных волос и разрисованным лицом. Первая мысль была, что это – городская сумасшедшая, эксцентричная бомжиха, но только когда «оно» ринулось к окошку, на моё место, я увидела хвост, торчащий из-под юбки, и поняла, что это актриса театра в гриме прибежала промочить горло.
– Они часто приходят в антракте, – прокомментировала увиденное нами буфетчица, выглянув из своего окошка, когда актриса ушла с территории кафе. – Чайника своего что ли у них нет, или столовой для артистов... Кто знает?...
Кофе закончилось очень быстро, но денег было в обрез: на весь вечер бы не хватило, поэтому пиво отправилось в сумочки ждать своего часа.
– Пошли по магазинам пошляемся? – предложила Аля.
Мы покинули «Открытку» и направились вниз по узкой улочке к Арбату, на ходу рассуждая – в какую сторону лучше отправиться, как вдруг проходящий мимо парень схватил меня за руку.
– О! Привет! – улыбаясь, воскликнул он и полез обниматься.
– Привет..., – я смотрела на него, силясь вспомнить – откуда он меня знает, не упуская из головы мелькающие мысли про карманников и заранее радуясь, что в моём кармане если он что и найдет, то только носовой платок.
– Ты Макара не видела? – спросил незнакомец.
«Уф… это один из знакомых Сережи!» – поняла я.
– Нет, не видела.
– Вы – куда?
– Да просто по магазинам пошляться.
– Хорошее дело. Хотите с нами посидеть?
– С кем это – с вами?
– Да ребята в кафешку сейчас придут. Пить с нами будете?
– А почему бы и нет? – Оля и Аля чуть ли не одновременно закивали головами. Я бы отказалась: лучше всё-таки – по магазинам.
Не буду описывать посиделки. Скажу только, что из знакомых лиц не было никого, но те, кто сидел в кафе, к тусовке Паши имели какое-то отношение. Парня, что позвал нас, звали Аслан, а остальных я даже и не запомнила не то, что по именам – в лица не смогу узнать при повторной встрече.
Постепенно   время    приблизилось    к    концертному;    мы с девчонками ушли к пяточку у Вахтангова, перед этим обменявшись телефонами с Асланом. Вернее, Аля с ним обменялась, а мы с Олей не стали. Зачем нам это?
На концерте Паши опять не было.
«Ну, где же он?!!» – вопрошала я сама себя.
Несколько раз я слышала его имя, но в шуме, звучащем вокруг, разобрать, что именно было сказано, так и не смогла. Всё хотела подойти и переспросить ещё раз. Жаль, это оказалось невозможно.
«Пашка, где же ты?! Я так соскучилась!» – так мне хотелось прокричать на весь Арбат.

Любовь на работе

Я, конечно, слышала про любовные отношения на работе и даже бывала свидетелем неудавшихся романов, но чтобы
вот такое повальное безобразие в рабочее время... А может раньше не обращала на это внимание?
Все началось с врача реанимации Татьяны Юрьевны и её любовника.
Когда я первый раз застала в коридоре около дверей реанимации обжимающуюся парочку, то можно сказать, не поверила своим глазам. Представьте себе – кафельные стены, дыхательные аппараты, тяжелейшие больные, шланги, капельницы, боль, кровь, лекарства, персонал сбивается с ног, и среди этой всей карусели врач, которая должна, как дирижер, руководить всем процессом, вместо этого предается интимным ласкам со своим любовником и ни где-то там в укромном местечке, а прямо около входной двери в отделение. Ни скрываясь, ни прячась и не стесняясь.... А ведь в любую секунду кто-то может войти... Неважно кто это будет – хирург ли придет навестить своего больного, лаборант ли за кровью или скорая закатит новое тело.
На мое удивление бывалые сотрудники сказали:
– А у нее так каждое дежурство. Мы привыкли.
Любовник у Юрьевны – непростой. Однажды он к ней примчался из Франции, прямо с самолета. Приволок с собой шампанское и конфеты.
Раньше я никогда такого вкусного шампанского не пила. Хотела запомнить название, но оно у меня выветрилось, как только был допит последний глоток.
Всё дежурство я вглядывалась в Юрьевну и пыталась понять, что в ней такого нашел богатый поклонник. Какая – то она вся облезлая, худая, волосенки редкие, всегда сальные; лицом на крысу похожа. А может, я смотрела на неё как женщина?
В тот день у Юрьевны опять гостил любовник. Сначала я наткнулась на них в бельевой, потом в ординаторской... Но это были не разовые неприятные сюрпризы, таким обещало быть всё дежурство.
Я поднялась наверх к анестезистам, потому что забыла свою сумку с едой в дежурке.
Комната анестезистов была закрыта. Я направилась в столовую опреблока, где горел свет, и застала одну из операционных сестер, сидящую на коленях хирурга. Они меня не заметили так, как были увлечены поцелуем. Не вспугнув их, я удалилась дальше искать Ольгу: она как раз дежурила по оперблоку.
Ольга вышла мне навстречу из лифта... Причем, не одна… За её спиной ослепительно улыбался Лешка Баканков.
– Леша? – удивилась я.
– Ты нас не видела, – шепнул заговорщицким тоном Леша, скрываясь за дверью дежурной комнаты.
Утром Ольга поймала меня в коридоре.
– Только никому не говори, что видела Лёшку. У нас с ним нет ничего, мы всего лишь разговаривали… Пристал он со своей любовью, – вздохнула Ольга. – Не нужен он мне… Мелкий ещё. Если бы на этом всё закончилось… Тем же утром я застала Алю в обнимку с молодым хирургом, которые ворковали в
дальнем углу опреблока, думая, что их никто не видит.
Они что все, сговорились что ли??!

Юля

Умеет и любит Арбат удивлять. Вот и в этот раз отсыпал своей щедрой рукой небольшую историю...
Едва я пришла с работы, едва успела снять туфли, как зазвонил телефон.
Незнакомый и очень взволнованный женский голос спросил:
– Алло, это – Маша?
– Да, – я уже от одного звука голоса вся напряглась, от моментально нахлынувшей тревоги и ожидания плохого.
– Это – мама Юли Храпцовой. Вы давно видели Юлю?
– Храпцовой? Я не знаю таких... Вы, наверное, ошиблись... Женщина растерянно произнесла:
– Вы у неё записаны в телефонной книжке. С пометкой – Арбат.
А я уже и забыла о существовании Юли, и только слова женщины вернули в память образ улыбчивой, длинноволосой девушки в очках. На всякий случай (больше всё же от любопытства) я сказала женщине, что знаю только одну Юлю, ту, с которой нас свел дождь, и поведала собеседнице историю нашего знакомства.
– Значит вы – нормальная… Простите... Я думала, что вы тоже из них…
– А что случилось? – поинтересовалась я.
– Юля не пришла ночевать, – встревоженно ответила женщина.
– Какой кошмар! – я зажала рот рукой. Как хорошо, что невидимая собеседница не видела моего испуганного лица.
– Вы никого не знаете с Арбата, с кем бы Юля дружила? Может, имена она какие называла, – в голосе женщины прослушивалась надежда.
– Увы, нет. Мы познакомились на Арбате, а гуляли в районе Кремля… Хотели в театр сходить… И сходили, – слукавила я, решив, что все подробности женщине знать не следует.
– Простите ещё раз, – сказала женщина, и в трубке раздались короткие гудки.
Какое-то время я потрясённо смотрела непонятно куда, потом набрала номер Али – Ольга на тот момент дежурила. Мне просто необходимо было с кем-то поделиться тревожной новостью.
Теперь за Юлю переживала еще и Аля, за человека, которого никогда не видела.
В тот же день, но ближе к ночи женщина снова позвонила мне.
– Здравствуйте, Маша! Это – мама Юли. Она нашлась, всё хорошо. Не волнуйтесь.
– А где она была? Что случилось? Ответа не последовало.
С одной стороны, было интересно – где Юля пропадала и что произошло по сути, а с другой – так приятно, что тебе позвонили и сообщили хорошую весть. Мол, не волнуйтесь за нас, не переживайте.
Я решила: Юлина мама – очень хороший человек, если думает не только о себе, но и о совершенно постороннем человеке, которого случилось побеспокоить.
Рано утром телефон послужил мне в качестве будильника.
– Маш, это – Юля! Скажи, тебе моя мамаша звонила? Да? Ну, капец. Вот она меня опозорила перед всеми!
– А ты где была?
– Что ты ей сказала?
– Ну, что я скажу? Я же никого на Арбате не знаю. Сказала, что мы с тобой в театр ходили…
– Ой, а у нас таааакое было! Мы, короче, с «Трескачами» зависли. Пили в «Кака»,  потом – у  Витьки, потом пошли в «Спортклуб», а потом – не помню и где, и с кем.... Нас утром менты разбудили: мы с Папановым спали на лавочке у Пушкина. В отделение нас забрали. Думала, они родакам позвонят, а они не стали. Я у Папанова спросила – как мы сюда попали? А он, ещё пьяный – ни «бэ», ни «мэ»...Умора, и только! Главное, что я так и не вспомнила абсолютно ничего! С того момента, как от Витьки вышли....
– В смысле – спали на лавочке? – рассказ Юли меня шокировал и ввёл в недоумение.
– Как бомжи спят, так и мы – привалились друг на друга и спали.
Почему – то мне сразу расхотелось с Юлей идти в театр.

Просто, прогулка

Аля дежурила, а нас с Ольгой потянуло гулять – манила к себе любимая улица, и не улетучивались надежды на приключения.
Первым делом мы отправились в «Открытку» пить кофе – до концерта оставалось около часа, и занять себя было не чем.
Ольга достала из своей сумочки достала журнал с кроссвордами и предложила погадать.
– Так... Самый родной человек..., – озвучила она вопрос. – Папа или мама. Тут буква «А» в пересечении. По горизонтали– слово благодарности. Так... Спасибо, будет...
Ольга вслух произносила вопросы и сама же на них отвечала. Я, если и знал ответ, не успевала назвать нужное слово – оно уже было озвучено и вписано в клетки кроссворда. Меня совсем не раздражал такой процесс совместного гадания кроссвордов – из отгаданных слов самостоятельно я бы не осилила и четверти. Ольга девушка – начитанная, эрудированная, и соперничать с ней очень сложно, поэтому я выбрала себе роль пассивно поддакивающего слушателя.
Пока Ольга с увлечением гадала кроссворд, мой взгляд блуждал по сторонам, осматривая происходящее вокруг: вон– чумазые местные пацанята куда-то идут с мячом, наверное, играть в соседний двор. Один из них держал в руках старый мяч, исшарпанный настолько, что с трудом угадывался его цвет– корчиневый. По улице, чуть в отдалении ковыляла хромоногая бабулька с авоськой, из которой выглядывал продуктовый набор из дешёвой варёной колбасы и пакета молока. На ветках кустарника, что рос впритык к территории «Открытки» чирикала стайка воробьев. Эта местная крылатая банда ждала своей очереди на пир, чтобы потом, когда уйдут посетители, подобрать, подклевать то, что осталось на столах. В данный момент воробьи скакали по веткам, с жадностью поглядывая на булочку, лежащую на столике перед одним из посетителей кафе и совсем не замечали, как к ним тихо-тихо подкрадывается серая кошка. Мурка не спешила – то замирала, то буквально ползла по асфальту, прижимаясь к нему животиком. Внимательные зеленые глаза нацелились на беспечных птичек. Через мгновение кошка подобралась совсем близко.
Я с интересом наблюдала за сценой охоты и внутреннее болела за кошачий успех, мысленно желая пушистой охотнице совершить удачный прыжок.
Посетитель кафе, тот, чья булка так привлекла воробьев, не спеша пил чай, отгородившись от всего мира газетой. Когда кошка изготовилась прыгнуть на одну из жертв, мужчина, громко шелестнув газетой, перевернул страницу, вспугнув этим неосторожным звуком птиц и крайне разочаровав кошку, которая, с осуждением посмотрев на читателя, медленно удалилась за киоск.
Я перевела взгляд обратно на мужчину, который отложил газету и принялся уплетать булочку. Я его узнала... Это был тот самый клоун, обокравший меня в центре круга для увеселения. Только сейчас его настоящее лицо не скрывал грим, и одежда причисляла к клану прогуливающихся зевак. От прежнего образа осталась лишь шляпа – котелок на голове, но это был он.
Клоун тоже внимательно посмотрел на меня, и мне показалось, что в глазах у него мелькнул интерес. Вряд ли, он сопоставил незнакомку со своим уличным выступлением, потому что вежливо поздоровался, приподняв шляпу над головой. Или это наглость у него так зашкаливала?
– Ты видела? – шепнула я Ольге.
– А ты ждала, что он побежит, вскрикивая «ой – ёй – ёй»? Неприятные воспоминания заставили меня поёжиться.
Концерт у театра Вахтангова опять проходил без Паши; я уже начала привыкать к этому. Толпу в этот раз забавляли двое – Эмир и Борода, но все же выступление было не таким, как обычно.
В середине представления Борода вышел в центр круга и объявил:
– Друзья, сегодня у нас необычное выступление. Сегодня к нам в гости пришли по случаю мои хорошие друзья, коллеги. Думаю, они вам понравятся. Встречайте! Артисты театра «Сатирикон»!
Далее он назвал их фамилии, которые я тут же забыла.
В центр вышли два колоритных персонажа: один из них– высокий, ужасно худой, бледно – желтушный, похожий больше на церковную свечку, чем на человека, а второй – низенький, чрезвычайно подвижный и какой-то ошалело улыбчивый. Желтушный был одет в старинный сюртук тёмно-зеленого цвета и сжимал в руках гармонику, а улыбчивый, наряженный в разноцветные клоунские штаны, сжимал в руках губную гармошку. Они пели юмористические куплеты из какого-то спектакля, зажигательные и остроумные, потом показывали пантомиму, и это всех очень веселило.
– Ну, как? Нравятся? – вдруг окликнул нас чей-то голос. Я обернулась и увидела Сашу, в коричневой куртке.
– Вы куда пропали? – Саша чмокнул нас по очереди в щёчку.
– Да, мы тут, когда нет дежурства, – отозвалась Ольга.
– Какого дежурства? – брови Саши поднялись вверх.
– Что вы мне тут всё загородили! Ну-ка, отошли от моего зонта! – неожиданно женский недовольный окрик заставил нас обернуться. За нашими спинами расположилась та самая пожилая гадалка на картах Таро. Я хотела огрызнуться, но Саша меня опередил.
– Ой, тётя Валя, мы увлеклись немного. Простите нас. Мы отойдём.-
Саша, взяв нас под локти, торопливо отвёл в сторонку. Я почему – то ждала от него резких слов в пику наглой старухе, но извиняющийся тон совсем не вязался с его нахальным хищным видом.
– Никогда не спорьте с ней и никогда у неё не гадайте,– предупредил нас Саша, жестом попросив наклониться к нему. – Она много чего знает и умеет. И проклясть может и порчу наложить. Если что-то скажет вслед, лучше смолчать и извиниться. Ладно, девочки мне пора. Всех вам благ, – Саша тепло пожал каждой руку и исчез.
– После него почему-то хочется карманы сразу проверить, – проворчала Ольга, когда Саша смешался с толпой.
А она ведь озвучила мои мысли: я и правда проверила свои карманы. Всё было на месте.

Маша ругается, а Аля просит её прикрыть

Я всегда любила свою работу за то, что каждый день здесь был не похож на предыдущие, за неоценимый рабочий опыт, за возможность проверить свои знания и, поверив в себя, их применить, за истории, которые происходили внутри коллектива и за то, что у меня, благодаря ей, появилось много новых друзей. Уверена, не каждый человек может похвастаться тем, что на работу бежит с радостью и нетерпением увидеть свой коллектив, жаждет узнать последние новости, горит готовностью разделить с коллегами трудовые заботы и трудности, готов в любую секунду броситься на выручку в сложной ситуации. У нас сложился дружный коллектив, и я благодарна Небу за то, что однажды приняла решение сменить денежное, но неудачное место работы на обычную городскую больничку. Да, зарплата моя упала более чем в три раза, но это такая малость по сравнению с тем, что я получила взамен.
Коллектив – это вроде как единый целый организм, и в тоже время каждый член по отдельности – личность.
Коллектив – это когда ты знаешь какую-то маленькую личную тайну каждого коллеги и так же про каждого можешь рассказать забавную историю.
Анжела, например, раньше была фанаткой одной популярной группы и часто бегала к кумирам на репетиции, чтобы угостить их вкусненьким, Толик в прошлом работал моделью, но родители решили, что работа медика надёжнее, чем мир иллюзий и фотовспышек, а Маша… Маша – это вообще отдельная история. В ней сочетались трагедия и комедия, восточной темперамент боролся с женской нерешительностью, детское озорство одолевало зрелую мудрость. Словом, человек – контраст. За примерами ходить далеко не надо, как-то раз Маша заставила весь больничный корпус содрогнуться от хохота и привела целый этаж в нерабочее состояние минут на пять.
Не знаю, по каким причинам, но многочисленные армянские родственники обожали Маше звонить в рабочее время на рабочий телефон. Это происходило так часто, что уже стало обыденным явлением несмотря на то, что у анестезистов не было своего выделенного городского номера и звонки поступали на общий городской телефон операционного блока, что стоял посередине коридора, в гуще всех рабочих событий. В общем коридоре операционного блока имелась целая полка с телефонами, здесь был обычный городской телефон, телефон для внутренних звонков по больнице, отдельный аппарат без циферблата для прямой связи с руководством больницы и такой же отдельный аппарат для экстренной связи с техническим отделом. Довольно часто я наблюдала такую картину: Маша, замерев, стояла у полки с телефонами, изо всех сил прижимая телефонную трубку рукой к уху, вслушивалась в далекие голоса и просила окружающих замолчать. Сотрудники с пониманием относились к таким моментам – в шумном коридоре, где всего мгновение назад стоял жуткий гвалт, где всё гремело, стучало и бегало, вдруг воцарялась полнейшая тишина. Все разом замолкали, санитары оставляли в покое железные биксы и скрипучие каталки, народ замирал и к своим местам буквально крался на цыпочках, все переговоры велись шепотом и на ушко – межгород звонит! Так было и в этот раз. Маша на повышенных тонах что-то говорила по-армянски, слившись с трубкой в единый монолит, прилипнув носом к стенке, будто ей это помогало лучше слышать собеседника. В эти мгновения для неё не существовало ничего другого в этом мире– только трубка и голос в ней.
Хирург Алексей Николаевич, допечатав документацию по операции, на всех парах, будучи не в курсе ситуации, выскочил из ординаторской и помчался в сторону лестницы. Алексей Николаевич куда-то опаздывал и летел по коридору, не разбирая дороги, на ходу перечитывая то, что несколько минут назад напечатал. Он уже поравнялся с полками, где стояли телефоны, как вдруг увидел на страничке маленькую опечатку. Порыскав по своим карманам и не обнаружив там авторучки, Алексей Николаевич спросил оную у первого попавшегося в коридоре, у второго, у третьего – ни у кого с собой авторучки не оказалось.
– Маш, ручка есть? – обратился Алексей Николаевич к застывшей Маше и не получил никакого ответа, так как та его даже не заметила. Он так бы и побежал дальше по своим делам, если бы не увидел вожделенную авторучку, торчащую из Машиного верхнего кармана. Ловким движением, которого Маша опять же не заметила, доктор вытянул авторучку, дописал на документе то, что было нужно, еще раз перечитал свою писанину и остался доволен.
– Маш, – Алексей Николаевич протянул ей авторучку, но она продолжала что – то говорить в трубку не по-русски и никак на доктора не реагировала.
Алексей Николаевич покрутил в руках ручку и решил вернуть её туда, где и взял – в верхний карман халата, и вот это движение Маша как раз заметила.
– Лёша! – громко гаркнула Маша со свойственной ей экспрессией. – Почему, когда я говорю по телефону, ты свою штуку суешь в мою штуку?!
Следом грянул громкий гогот. По причине тишины, стоящей в коридоре, Машину фразу услышало гораздо больше сотрудников, чем там находилось. Если те, кто видел происходящее, восприняли фразу как смешную Машину реакцию, то представляете как это выглядело для тех, кто не был в тот момент в коридоре.
Вот такая она была, наша Маша. И в тоже время, она слыла самым добрым и самым искренним человеком изо всего коллектива.
Раз уж я взялась рассказывать про коллег, то не могу не упомянуть Ольгу.
Хоть мы с ней и сблизились, и крепко подружились, Ольга оставалась для меня загадкой. В ней чувствовался стальной характер и недоверие ко всем, так бывает, когда на долю выпадает много испытаний и предательств, когда приходится брать на себя большую ответственность и нести свою ношу, не имея возможности разделить её с кем-то. Мама родила Ольгу очень поздно и вне брака – так сложилась её женская судьба. Отца Ольга никогда не знала и не видела. Когда Ольга только закончила медучилище, мама уже вышла на пенсию и очень сильно заболела: на руках восемнадцатилетней девушки повисли все бытовые дела и мама - инвалид. Надо ли рассказывать, что работа стала единственной отдушиной, которой Ольга посвящала всю себя. На работе были друзья, были романтические отношения, возможность отвлечься от быта и способ заработать лишнюю денежку, поэтому бедная девочка брала на себя все подработки, которые можно было урвать; трудилась на две ставки и никогда не жаловалась на то, что ей трудно. С недомоганиями, вызванными переработкой и постоянным недосыпом, Ольга боролась неимоверно крепким кофе и сигаретами, которые курила одна за одной, но не любила чай, потому что тот ей казался... ужасно крепким напитком, от которого стучит сердце.
Аля… Про неё тоже есть что рассказать, но лучше всего это сделает одна история, которая приключилась во время моего дежурства по анестезиологии. Поначалу дежурство было как дежурство, если бы не Аля…
Где-то в восемнадцать часов она позвонила мне на городской телефон операционного блока.
– Маш, только молчи и вслух ничего не говори, – такими были её первые слова, как только я взяла трубку. – Рядом с тобой кто-то есть?
Я обернулась. Коридор был пуст, если не считать санитарки, моющей пол около лифта.
– Нет. Я одна.
– Можешь меня выручить? Позвони мне домой часов в восемь и скажи, что у тебя очень трудное дежурство и попроси помочь.
Мне стало все понятно: Але потребовалось на ночь сбежать из дома.
Признаюсь, звонок меня и удивил, и заинтриговал – от любопытства даже сердце стало чаще биться.
В восемь часов, как и пообещала, я набрала её номер и рассказала на ходу сочинённую сказку, стараясь придать голосу нотки паники. Я надеялась, что на следующий день Аля придет на работу и объяснит свою просьбу. Это должна была быть какая- то необычная история.
В девять вечера завезли перитонит, а в девять часов и двадцать минут на второй стол ножевое ранение, плюс ещё на каталке в коридоре скучали два аппендицита, которых по горячности отправили на этаж, да в телефон каждые полчаса названивала гинекология с четырьмя абортами.
Короче, уставать – нельзя, в туалет – нельзя, есть – нельзя, сидеть – нельзя...
В час   ночи   в   коридоре   напротив   первой   экстренной операционной вдруг показалась Аля. Я не сразу её заметила, и она не окликнула меня, видя – в какой запарке мы бегаем, дождалась пока замечу ее сама и попросила ключи от дежурки.
– Ты что тут делаешь?! – спросила я голосом, срывающимся на крик.
– Домой поздно ехать уже, а кое-кто, чувствую, тут – до утра,
– Аля глазами стрельнула куда-то мне за спину. Я обернулась и… Как же я раньше не догадалась! Среди хирургов над операционной раной склонился красавчик Василий Ладынин. Вот к кому на ночь пришла Аля! Я же их столько раз вместе видела!
– Только никому. Поняла? – Аля прижала палец к губам и, взяв ключи, ушла в дежурку.
– А что Верина здесь делает? – заметила Татьяна Николаевна Алю, удаляющуюся по коридору.
– В гости ко мне пришла.
– Раз заявилась на работу, то пусть и работает. Отправь её в гинекологию на аборты.
Я хотела возразить, но Аля услышала слова доктора и через десять минут появилась в операционной переодетой в рабочую одежду с походным чемоданчиком для наркоза в руках.
– Мне все равно делать нечего: вы все – на операции. Пойду дам наркоз, а ты на себя запишешь, – сказала она мне.
Операции закончились в три часа ночи. Хирурги дали нам сорок минут отдохнуть и пообещали привезти нового пациента. Я направилась в дежурку – поваляться.
Аля разобрала кровать, чтобы в ней уместилось двое, и сладко посапывала, уютно свернувшись клубочком под одеялом. Я легла рядом и тут же вырубилась.
Проснулась я от того, что хирург Матвеев открыл дверь дежурки практически ногой и громко, с кем – то переговариваясь, гаркнул:
– Маш, вставай. Непроходимость закатили.
– Тише ты. Аля спит, – проворчала я, толком не пробудившись.
– Где Аля спит? – Матвеев залетел в дежурку и уставился на меня непонимающими глазами.
– Да вот, рядом. Что ты орешь? – прошептала я.
– Маш тебе приснилось. Нет тут никого.
– Да вот она, под одеялом....
В ответ Матвеев наклонился над кроватью и стал лапищами шарить по одеялу.
– Аля... Аля... Где ты, Аля? – и, нащупав около меня ещё одно тело, очень изумился. – Аля?! Что, правда, Аля?
– Да, это – я, – Аля села на кровати, сонно протирая глаза. – Что вы кричите?
– Я думал, Машка переработала, и от этого глюки у нее появились. Нее... Тут, просто, темно…Ты – такая маленькая... Завернулась вся, тебя и не видно…Маш, прости… И ты, Аль, прости. Спи. А ты, Маш, пойдем: тело – в операционной.
Я что, похожа на даму с галлюцинациями? Спасибо, Матвеев!
Так мне хотелось надерзить ему, но я промолчала и отправилась следом.
Утром, когда вот-вот должны были появляться сотрудники, мы с Алькой собрали кровать, убрались в дежурке и сели пить чай.
– Аль, скажи мне, зачем тебе Вася? Он же – не москвич. Закончит ординатуру и укатит в свою Тмутаракань, – попыталась я отрезвить подругу, но та посмотрела на меня одурманенными от чувств глазами и сказала:
– Маш, ничего – то ты не понимаешь. Если всё получится, то почему бы ему не остаться тут? А вдруг ему тут место предложат? Или, думаешь, там люди не живут? Вон, Варька встречается с Кирюхиным. Папа – врач... Неужели он зятя не пристроит?
– Аль, у Вари папа – врач, член чего – то там.   Конечно,
Кирюхину интересно иметь такую жену. Думаешь Ладынина заинтересует папа – водитель?
– Ну, мы на это ещё посмотрим. , – буркнул я моя подруга и
закрылась в себе.
По-моему, она на меня обиделась. А я что, не права? Да, она очень красивая, но и на Васю все девицы жадными глазами смотрели. У Али – квартира в общежитии, и если туда ещё и Васю…

Страшная прогулка

Странная и несколько страшная вышла прогулка по Арбату, состоявшаяся через несколько дней после того случая с
Алей в больнице.
Иногда так бывает – просишь у Вселенной, просишь, но ничего не получаешь, или получаешь в таких объемах, что жалеешь о том, что вообще что – то просил когда – то, а то и вовсе получаешь не то, о чём мечтал.
Всё, чего я хотела от Арбата – это познакомиться с Пашей, понять для себя, чем он так меня зацепил и поглазеть на уличные представления. Позже, когда мой круг общения расширился новыми подругами, Арбат превратился в особое, тайное место, наш параллельный мир, который объединял, развлекал, интриговал, манил, дарил новые впечатления и истории.
Обычно наши прогулки проходили в режиме простого шатания от исполнителя к исполнителю, от ларька к ларьку- всегда стандартно, по одному и тому же маршруту от метро «Смоленская» до ресторана «Прага» и обратно, и никогда никаких особых происшествий не случалось. Так было всегда, но не в этот вечер. Может быть, что-то похожее происходило и раньше, но мы на это не обращали внимания, увлечённые чем-то другим, игнорировали какие-то события и проходили мимо них. Попробую описать то, что произошло именно в описываемый вечер-то, какими я увидела события и как их пережила. Может быть, какие-то моменты будут преувеличены через призму моего испуга, а может и, напротив, вы скажете, что нам удалось избежать крупных неприятностей, благодаря нашей детской наивности.
Итак. Станция метро «Смоленская». Как только мы с девочками вышли на поверхность из метрополитена и повернули к Арбату в проулок, что находится рядом с «Макдональдсом», у меня вдруг появилось ощущение, что за нами следят. Это было едва уловимое ощущение: где-то внутри, очень глубоко пульсировали сигналы о том, что на нас кто-то, не отрываясь, смотрит. Очень скоро я смогла отыскать источник взгляда.
Невдалеке от «Макдональдса» расположилось несколько столиков с сувенирами – матрешками, открытками, брелоками и прочей ерундой. Проходя мимо них, я обернулась и случайно заметила, как один торговец дернул своего соседа за рукав, показал на нас пальцем и сказал слово, которое я прочитала по губам – «Смотри!».
На что он показал? Мы вроде бы были одеты также, как все – обыденно и ничем не выделялись из толпы. У нас были нормальные прически и неяркий макияж, мы не хромали, не вели себя вызывающе. Может, мне это лишь показалось? С чего я вообще решила, что он на нас показал? Улица кишела людьми,и возможно рядом с нами шли их знакомые. Через несколько шагов я зачем-то ещё раз обернулась и увидела, что торговец, ранее показывавший на нас, перебежал к следующему столику и уже другому торговцу снова показывал в нашу сторону пальцем. Чем мы могли вызвать такое внимание? Или на Ольге была юбка, как у его жены? Или Аля походила на кинозвезду? Я отмахнулась – скорее всего, просто, показалось. Совпало так, и истинный объект его внимания двигался где – то рядом с нами, а я себе уже нафантазировала.
Девочки решили купить себе пива и отправились к ближайшему киоску, а я осталась ждать их в сторонке. У киоска собралась небольшая очередь, и я, чтобы не скучать ожидая подруг, стала смотреть по сторонам. Покрутила головой в поисках чего – нибудь интересного и чуть ли не остолбенела от того, что в нескольких метрах стоял уже знакомый мне «преследователь» который, вытянув шею, уставился в нашу сторону. Увидев, что я его заметила, он тут же повернулся ко мне спиной, сделав вид, что рассматривает витрину закрытого на ремонт магазина.
Мне стало тревожно и жутко и я поделилась опасениями с подругами, но те в ответ только покрутили у виска пальцем.
– Маш, на что ты ему сдалась? Он тут работает. Мало ли куда он идет и кого ищет, – сказала Аля.
Пока я рассказывала о своих подозрениях девочкам, мужчина куда-то исчез.
Прогулка продолжилась.
Очень скоро я заметила, что в шагах двадцати от нас с отсутствующим видом шагали два мордоворота. Не могу сказать, что меня сначала насторожило – то ли то, что я узнала одного из тех, кто в кафешке-открытке за Вахтангова не так давно грозно рычал: «Что это вы тут делаете?», или то, что бугаи шли за нами, не обгоняя и не теряя из виду. Я их заметила, когда мы замедлились, ожидая, пока Ольга прикурит сигарету. Потом мы остановились у киоска купить мороженое, и я оглянулась, и опять их увидела. Вслух я ничего не сказала, но про себя отметила, что они на находились том же расстоянии, что и были, хотя мы шли очень медленно. Я удивилась, но не более того.
Аля заметила, что художник-шаржист, что работал рядом с киоском, взял себе нового клиента и предложила понаблюдать, как из-под его руки будет рождаться новый портрет. Рисование само по себе увлекательное и захватывающее занятие, а для того, кто не наделён подобным талантом – в радость сама возможность понаблюдать за процессом создания шедевра. Я задалась вопросом – и как это только у них получается?! Белый лист... Художник, казалось бы, небрежно делает несколько загогулин, чёрточек и штришков, и вдруг из этих хаотичных завиточков складываются черты лица человека, сидящего напротив мольберта. Невероятно! Черты всё больше и больше проступали, обретали свой характер. Меня поразила способность художника видеть природу человека, его душу и передать всё это бумаге. В этот раз перед ним сидела дама, обычная такая и ничего особенного в ней казалось бы и не было, но на рисунке у неё явственно выпячивались напоказ излишне надутая нижняя губа, морщенный нос, обидчивые глаза ребенка, готового вот-вот закапризничать. То есть, мы видели обыкновенную женщину, а художник уловил и передал на бумаге всю её капризную суть.
Я сделала шаг в сторону от шаржиста и опять замерла, пораженная тем, как соседний художник собирался рисовать портрет большой, плоской малярной кистью. Перед мольбертом стояла квадратная широкая банка с какой-то черной пудрой, лежали в творческом беспорядке инструменты и тряпки, а на стуле клиента расположилась совсем юная девушка. Я очень удивилась, увидев размер и толщину кисти, которую художник подготовил для работы – такой только заборы красить, а не портреты рисовать.
«Наверное, художник тоже шаржист и сейчас из под его руки родится страшный и нелепый рисунок – пародия!» – подумала я. Но то, что произошло потом поразило меня до глубины души: большая кисть грубо шлепалась в банку с чёрной пылью, а на бумаге рождались тончайшие линии и штрихи. Одной этой кистью он проводил тончайшие нити и накладывал тени. На
моих глазах рождался удивительной портрет.
– Не хотите, чтобы я вас изобразил? – спросил художник, заметив мое внимание. Я как раз хотела, но у меня не было при себе таких денег, да и посчитала я, что это довольствие не из дешёвых.
Насмотревшись на мастеров кисти, мы отправились гулять дальше.
В тот момент про мордоворотов я уже успела забыть, но они продолжали идти параллельным курсом.
Ольга купила себе ещё одну банку пива, тут же её открыла, но, собираясь сделать первый глоток, обо что – то споткнулась, облив при этом юбку и туфли.
– Черт побери! – громко выругалась она, стряхивая пену с рук.
Не ожидая её внезапного спотыкача и остановки, мы с Алей по инерции прошли на пару шагов вперёд и тоже замерли, как вкопанные. Вот тут-то я опять обнаружила слежку – амбалы упрямо сохраняли дистанцию двадцати – двадцати пяти шагов, и можно было бы подумать, что они обыденно гуляют, если бы не их поведение. Дяденьки не ожидали того, что мы развернемся в их сторону – они резко затормозили, и на их лицах отразилось что-то похожее на недоумение: они вытаращились на нас и не знали, как себя дальше вести. За эти несколько мгновений я успела их рассмотреть. На мой взгляд, это были жители близлежащих домов – одеты просто и небрежно: в таком виде обычно выбегают на две минуты за хлебушком в соседний магазин, но никак не едут гулять в центр города. Один – высокий, подтянутый русоволосый качок в белой тенниске и коричневых брюках, а второй – кудрявый, широкоплечий крепыш в заметной полосатой майке и синих тренировочных; плюс ко всему этот экземпляр отсвечивал огромным фиолетовым фингалом под глазом.
– Маш. Кажется, ты права, и нас пасут, – сквозь зубы прошипела Аля и сделала вид, что оттирает что-то с моей щеки. Мы вдвоем подошли поближе к Оле, рассказать, что у нас творится за спиной.
– Думаете? – Оля удивленно подняла брови вверх и с невозмутимым видом достала из сумочки пудреницу с зеркальцем, и, посмотрев за спину, сделала вид, что пудрит нос.
– Ну, может оно и так… А это мы сейчас проверим…, – сказала она и взяла нас обеих под руки и резко развернула в обратную сторону. –Так, делаем вид, что так и планировали. Сейчас всё проверим…
Мы быстро потопали в сторону метро «Смоленская». Пройдя шагов пятьдесят, Оля снова достала пудреницу и посмотрела в зеркальце.
– Мать твою! А ведь, и правда, за нами – хвост!
На какое – то время бугаи потеряли нас в толпе; они встали, как испугавшиеся дети, и растерянно крутили головами во все стороны, а когда обнаружили всё-таки нас – чуть ли не бегом помчались догонять. Потом поняли, что мы их видим, и растерялись окончательно, застыв посередине улицы.
– М – да… Не профи, – рассмеялась Оля.
Теперь уже мы измывались над ними: то пускались бегом, то, договорившись, растворялись в толпе и встречались, минуя пару домов, то медленно – медленно шли и вдруг резко поворачивали в другую сторону. Преследователи послушно бегали за нами по улице, а потом вдруг куда-то исчезли. Больше за нами никто не ходил, по крайней мере, мы этого не обнаружили.
– Хм, дело принимает интересный оборот…, – пробормотала я. На душе было и весело, и в тоже время тревожно.
Приближалось время начала концерта.
– Пошли пиво купим и подождём на перилах, – предложила Аля.
За пивом мы отправились в полюбившуюся кафе-открытку. Отстояв небольшую очередь и купив пиво с чипсами, собирались уже покинуть территорию кафе, как вдруг…
– Девушки, подождите… Можно вас на пару слов? – Около кафе стояло человек семь мужчин, от одного вида которых моё сердце испуганно сжалось и внутри стало холодно. Сразу было видно, что это не обычные загулявшиеся приятели: мрачные лица, напряженные позы, тяжелые взгляды, спортивные накачанные фигуры... К тому же среди них я заметила мордоворота с фингалом, недавно преследовавшего нас.
– Попали…, – тихо шепнула Алька и сжала мою руку.
– Ну, рассказывайте…Вы кто такие? – обратился к нам мужчина, стоявший чуть впереди остальных. На вид ему было лет тридцать; темные волосы, подтянутый, одет дорого. Говорил только он, остальные молчали и сверлили нас глазами. Я сразу поняла, что говорить надо только правду.
– Мы? Просто, гуляем по Арбату.
– Вот так вот – просто?
– Да.
– Я вас часто вижу.
– Нам концерт нравится, который проходит около театра Вахтангова.
– А чем по жизни занимаетесь? – не унимался мужчина.
– Мы – медсёстры, коллеги... Если выпадает денек, когда все трое из нас свободны, то отправляемся сюда, чтобы развеяться – пиво попить, погулять...
– Мальчики, гитары, романтика улиц..., – мужчина улыбнулся первый раз за всё время беседы.
Говорили мы долго. Я и этот мужчина. О чём? Не знаю. Создалось ощущение, будто меня отключили, а за меня говорил какой-то робот. Я старалась быть вежливой, спокойной, отвечала достойно и сдержанно.
– Да, девочки, концерт уже в полном разгаре. Пойдете? – спросил мужчина миролюбивым тоном.
– Конечно! – мы дружно закивали головами. Хотя признаться, в этот момент я больше всего хотела нырнуть в метро и отправиться домой.
– Эдик! – мужчина окликнул того самого, с фингалом. – Проводи девочек к Вахтангова.
Заметив мой удивленный взгляд, мужчина пояснил:
– Темно уже, а тут – дворы и подворотни. Так спокойнее будет.
«Фингалистый» довел нас до колонн театра, где смеялась вовсю толпа, и исчез. Я даже не заметила – когда и куда.
– Что это было? – спросила Оля, изучающее глядя на нас с Алей. Ответа мы так и не нашли.
Так странно, но после разговора в «Открытке» внутреннее напряжение спало, и стало так легко, будто я сдала экзамен на хорошую отметку.
Мы протиснулись в первые ряды толпы и… Небеса меня услышали!!! Посередине пятачка работал Пашка! Он работал с Бородой и рыжеволосым Сашей, тем самым, с которым мы недавно познакомились.
Саша заметил нас в толпе, приветственно кивнул и вдруг неожиданно изрек:
– Друзья! Поприветствуйте замечательных девушек! Спасибо, что вы не забыли нас. Я искренне рад вас видеть! – Он церемонно поклонился в нашу сторону, и концерт продолжился.
В который раз я не слышала ничего и не видела никого, утопая в Пашиных глазах – мы не сводили друг с друга взгляда.
– Дай-ка кое-что проверю, – пробормотала Оля не то нам, не то самой себе и, взяв меня за руку, отвела влево от центра пятачка.
– Оль, зачем? – упиралась я.
– Проверю кое-что.
Не знаю, как Ольга, а я результатом эксперимента осталась довольна.
Паша вышел в центр круга и сказал:
– Рекламная пауза! Объявление! Голова профессора…, – тут на полуфразе Паша вдруг сбился остановился, растерянно покрутил головой, потом увидел нас и потер лоб рукой. – Да…О чем это я? А...!
– Вот оно как, Паша, на гастроли-то ездить. Текст подзабыл!– засмеялся рыжий Саша и, встав рядом с Пашей, продолжил его фразу.
– Он на гастролях был. Ты поняла?! – зашептала мне в ухо Аля, будто я этого не слышала.
Концерт подходил к концу, когда меня кто-то тронул за плечо.
Оказалось, что это тот самый мужчина из «Открытки».
– Пошли, – шепнул он мне на ухо.
– Куда?
– На перила, – он улыбнулся и показал рукой на железные поручни тянувшиеся вдоль магазина «Самоцветы», что был напротив театра. – Пиво хотите?
– Угу! – кивнула я головой.
– Эд! За пивом сходи! – мужчина крикнул мордовороту с фингалом, который крутился невдалеке. – Какое будешь?
– «Балтику» тройку, – я назвала этот сорт пива только потому, что его обычно пила Ольга. Почему-то признаваться, что пиво я не люблю, было страшно. Кажется, если мне бы мне в тот момент дали уксус, я бы и его выпила и не поняла, что пью.
Повисла пауза, которая мне показалась неприятной, и я решилась её нарушить.
– Мария, – я первой протянула руку мужчине.
– Роман, – ответил он, и наши руки встретились.
Мы продолжили наш разговор, сидя на перилах. Я узнала, что ему тридцать два года, что он – преподаватель физкультуры в местной школе, и живет буквально на соседней улице, как и Эд, что знает всех, кто обитает на Арбате.
Наконец концерт закончился, но артисты не спешили расходиться: к ним подошли ещё какие-то ребята. Время от времени с их стороны слышались взрывы хохота и отдельные громкие фразы.
– Дамы, я вас оставлю, – произнес Роман и направился к компании артистов. Через несколько минут я увидела, что он нам машет рукой.
– Роман вроде нас зовёт, – я стала слезать с перил.
– Сиди. Надо будет, сам подойдет и скажет, – остановила меня Оля.
К нам подошел Эд.
– Девочки, артисты хотят с вами познакомиться и зовут к себе разделить вечер.
Сердечко радостно застучало. Я поняла, что у меня получится сегодня познакомиться с Пашей!!!
– Конечно, пошли, – я спрыгнула с перилл, готовая идти исполнять свою мечту.
Оля тоже спрыгнула с перил и пошла ,но только не к артистам, а вперед, в сторону улочки ведущей к «Открытке».
– Оль, ты куда?! – закричали мы хором с Алей.
– За пивом! – Оля даже не обернулась, удаляясь от нас.
– Куда она? – удивленно переспросил Эд.
– За пивом…Чего это она? – я была крайне удивлена. – Пойду, узнаю – что случилось? Сейчас мы её приведем.
Аля быстро пошла за Олей.
– Маш..., – меня окликнул Роман. – Подожди… Мне уйти надо срочно. Слушай…. Если когда-нибудь решишься по- настоящему погулять по Арбату, просто, позвони мне. Ладно?
Роман протянул оторванный газетный кусок, на котором был написан его телефон.
– Спасибо, – я улыбнулась так обворожительно, как только могла, потому что была полностью уверена, что этот номер никогда не наберу.
– И вот ещё что… Если тебя кто-то здесь обидит, заденет…Да мало ли что случится… Позвони мне и расскажи, что произошло. Хорошо?
– Хорошо.
– Тебе можно всё. Приезжай в любое время на Арбат, гуляй с друзьями. Вас никто не тронет. Моё слово! – он приложил ладонь к груди. – Всё, мне пора... Догоняй подругу. Кстати, куда она так побежала?
– Я сама не поняла, что произошло. Пойду, узнаю у неё.
– Ну, всё. Девочкам от меня привет, – Роман чмокнул меня в щёку и ушел.
Олю и Алю я догнала у «Открытки».
– Я туда больше не вернусь! – решительно сказала Оля.
– Почему? – удивилась я.
Оля не ответила. Надутая, она отвернулась от меня. Обратно мы шли к метро через Новый Арбат. А я бы, честно говоря, вернулась к той компании. Мне кажется, я бы получила ответы на многие вопросы.

Зая, Волк и факир

На следующий день после страшной прогулки мы поехали на Арбат вдвоем с Алей, потому что Оля наотрез отказалась туда ехать.
– Если встретите кого или влипнете куда, то помните – я вас об этом предупреждала. Спасать не буду, так и знайте. Хотя… Если что – звоните! – открестилась от поездки с нами Оля.
Ну и зря.
Погода выдалась чудесная, и поэтому на Арбат мы попали чуть раньше своего обычного времени.
– Пошли, до «Праги» дойдем, а на обратном пути купим пива, – предложила Аля.
Около театра Вахтангова кучковались люди, но выступления пока не было.
Неожиданно я заметила Пашу, который что-то увлеченно рассказывал двум парням, и от этого день засиял новыми красками.
– Наверное, сейчас начнут, – шепнула мне Аля. – Вон – твой Паша, вон – кучерявый в сумке копается…
Значит, это собралась тусовка артистов, а стоящие люди вокруг – их друзья. Зрителей попросту ещё не набралось в нужном количестве. Поняв это, я хотела отойти куда-нибудь в сторону, но Аля меня не пустила.
– Тебя же никто не гонит. Стой тут.
– Как две дурочки – посередине толпы, словно заблудились, – я поймала на себе вопросительные взгляды двух длинноволосых девиц.
– Ну, хорошо. Давай к настилу встанем, – согласилась Аля.
Мы лениво направились к строительному настилу, тому самому, на котором когда-то я сидела с Риткой. Здесь не было свободных мест, народ прятался от солнца, усевшись на досках. Пришлось найти местечко, где тень была самой длинной и попытаться укрыться от солнышка таким образом.
– Ой... Какая ты красивая…. Ты, наверное, из сказки? – Алю за сумку схватила сидящая на настиле девушка.
Аля испуганно стала вырывать у девушки сумку из рук.
– Ты что? Думаешь, я хочу украсть твою сумку? Нееет. Я просто не дотянулась до твоей руки...
Девушка была совершенно пьяная и одета явно во вчерашнее великолепное вечернее платье тёмно-зеленого цвета. Ну, и видок же у неё был: некогда безупречная укладка превратилась в бесформенную крепко взбитую паклю, по лицу размазалась вся косметика и более того – даже на расстоянии шага от красотки густо разило духами и алкоголем.
– Посидите со мной… Ик!...Меня все бросили… Я очень пьяная? Скажите? Очень? – продолжала она нести околесицу.
Я хотела уйти от такой собеседницы, но та умудрилась вцепиться опять в Алину сумку. На наше счастье к девице подсел совершенно трезвый парень в хорошем костюме и ласково обнял её.
– Зая... Вот где ты была? Я тебя искал, а ты куда уехала?
– Волчонок! Любимый! Я такая пьяная… Ты меня теперь разлюбишь. Мне стыдно о-о-о…, – и девица заревела пьяными слезами.
– Зая, разве я могу тебя разлюбить? Иди ко мне… Чудо ты моё…, – парень взял на руки свою, не стоящую на ногах, принцессу и куда-то унес.
В этот момент я даже позавидовала девице: её любят всякую– пьяную, непричёсанную, неумытую и готовы носить на руках. После увиденной сцены мне срочно потребовалось кофе и обсудить увиденное, но без посторонних ушей, так как, судя по обрывкам фраз, эту Заю тут все знали.
Любимая «Открытка», кофе три в одном, тот, что – из пакетика со сливками и сахаром... Как же мне нравился кофе, на пакетике у которого нарисован орёл!
Шаткий бумажный стаканчик не ожидал от меня неловкого движения, и ни на грамм не отпитый кофе вылился мне на грудь.
«Горячо! Жжёт! Больно!» – закричала я мысленно, а вслух даже не застонала, хотя и очень испугалась. И вдобавок ко всему испачкала белую кофточку! И тут подскочила ко мне Аля:
– Маша…!
И как мне было теперь идти домой? На груди красовалось коричневое огромное пятно, которое я бы ничем не смогла прикрыть.
– Девушка! – позвала из палатки продавщица. – Иди скорее!
Замоем!
Дверь палатки открылась и оттуда вышла продавщица со шлангом, из которого лилась вода.
– Нет у нас тут водопровода, вот и выкручиваемся, как можем.
Вода в наличии только холодная…, – сказала она.
Я быстро замыла пятно, и оно тут же исчезло. Или потому что я сразу это сделала, или кофе был настолько растворимым, что не смог сильно въесться.
– Идите во двор, он – маленький, и там ужасно жарко – кофта тут же высохнет, – посоветовала продавщица и протянула мне новый полный стаканчик, пояснив. – Как пострадавшей – от заведения.
Продавщица оказалась права: не прошло и получаса, как кофта высохла и о кофейном купании ничего не напоминало, а это значит можно было опять идти гулять.
Пока мы сушили во дворе мою кофту, вся тусовка от театра куда– то исчезла. Остались только художники и прогуливающиеся туристы. Время на часах было концертное. Из чего мы заключили, что сегодня уже ничего интересного не произойдёт.
– Я хочу картошку фри и гамбургер, – заявила Аля и потащила меня к метро «Смоленская».
Издалека мы увидели внушительную толпу, которая громко аплодировала, издавая возгласы – то удивления, то восторга. Нас это заинтересовало. Мы пролезли сквозь плотную стену из спин, что бы знать причину бурной реакции и присоединиться к восхищённой публике.
На брусчатке давал представление самый настоящий уличный факир и йог. Мужичок лет пятидесяти на вид с длинными усами, с косматой шевелюрой и в пестрых шароварах явно сшитых своими руками, в расшитой восточными узорами жилетке надетой на голый торс, присев на корточки, бил стеклянные бутылки и рассыпа;л осколки по полотенцу.
– Сейчас я продемонстрирую вам возможности своего тела…, – громко объявил он и, скинув жилетку, смело лег на осколки. Его ассистентка, стройная женщина в возрасте явно перевалившим за сорок лет, одетая в костюм для танца живота, ходила вдоль зрительских рядов и приглашала любого желающего встать артисту на живот. Приглашала, стараясь выбрать того, кто повыше, погабаритнее на вид, но толстяки все, как один, отказывались из-за страха навредить самонадеянному артисту, пока, наконец, какой-то подтянутый спортсмен – атлет не согласился. На живот артисту положили доску и предложили добровольцу встать на неё.
– Можете даже попрыгать – факиру будет приятно, – безапелляционно заявила ассистентка, и парень её послушался, слегка прыгнув на доске. Потом ассистентка помогла парню сойти с доски, и факир, встав на ноги, продемонстрировал, что ничего с его спиной не случилось, что стёкла лишь оставили отметины на спину – такие, как оставляет аппликатор Кузнецова, не более. Затем тот же фокус был проделан с доской, утыканной гвоздями. После этого факир пускал огонь, извергая изо рта огненные столбы, заодно распространяя вокруг керосиновую вонь.
Мы с Алей решили на следующий день рассказать Ольге, что она пропустила – пусть пожалеет.

Маша пошутила

Работа – работа перейди на Федота, с Федота на Якова…. Что же это такое?! Что за такая полоса?! Два дня подряд приходилось переносить беготню, запарку и трёпку нервов. Почему неприятности и проблемы принялись сваливаться кучей, а не поступать, как порядочные пациенты, планомерно, по очереди? У Лёшки Баканкова заболел зуб, лечение закончилось серьезным осложнением и ему пришлось даже брать больничный, чтобы сделать какую-то операцию на челюсти. Бедный Лёшка! Мне про такую ситуацию даже подумать было страшно, а он в ней находился. Когда Ирина утром на планёрке объяснила Лёшину ситуацию, я на мгновение примерила всё рассказанное на себя и тут же почувствовала, как ноги становятся ватными. С зубами не шутят. Вот если бы Лёшка сразу обратился к врачу, а не тянул до последнего, полоская зубы содовым раствором и пачками поглощая анальгин, то всё бы обошлось простой пломбой. А
теперь…
Лёшка временно выбыл, и у нас началась свистопляска с перестановками дежурств, переменами по операционным – как- то ведь надо латать дыры в графике. Ольга, дежурившая вместо Лёши утром, не пошла, как обычно, домой, а отправилась за
меня работать в урологию, потому что там проводились короткие операции, я же вместо Лёши ушла к хирургам.
Это был очень сложный день, но в тоже время – просто, рабочий день, который шёл не по плану. Стандартный, замороченный день; такие обычно бывают, когда кто-то заболел или ушел в отпуск. В первый раз всем кажется, что настал конец света, а потом дела как-то растрясаются и дальше работа идет, словно так и надо, обязанности плавно распределяются, ритм нормализуется. Уже на следующие сутки становится понятно – кто и за что отвечает, кто кого прикрывает. Так было бы и в этот раз если бы…
В реанимацию привезли маму главной медсестры больницы. Что тут началось! Паника, нервотрёпка, начальство заметалось по клинике, как растревоженное тараканье гнездо.
– Алё! Вторая реанимация? Маме отдельную палату с видом на парк! Реанимация под завязку? Всех выписать (желательно сразу на работу). Дайте маме лучшего врача, можно двух, чтоб несли вахту у дверей. Дайте медсестер, самых лучших штук пять и личную санитарку!
Анжелу и Ирину сдернули с операций дежурить у маминой постели. Ольгу тоже бы сдернули, но пожалели, потому что она только что сменилась с ночного дежурства. Пощадили, так сказать, и отправили отрабатывать дневную смену за меня. Четыре работающие операционные, а нас – трое. С одной стороны не критично, но напряжённо на фоне событий, обрушившихся на нас одновременно. Я работала – в экстренной, Оля – в урологии, а Маша металась сразу из одной в другую операционную, потому что они располагались рядом и имели общий предбанник. Вроде мы неплохо наладили процесс, но в Машиных операционных шли тяжелейшие операции: там требовалось постоянное присутствие медсестры – анестезиста. Наконец кто-то додумался дать нам в помощь одну из медсестер реанимации, которую отправили сразу в экстренную, а меня перебросили на помощь Маше.
В пятой операционной шло всё относительно спокойно – сложная операция, но без стрессовой суеты: хирурги склонились над раной, мерно дышал аппарат ИВЛ, Ольга Николаевна, врач– анестезиолог, сидела на стуле у изголовья больного, следя за показаниями датчиков.
– Маш, сядь, посиди. Ты что вся такая измученная? – Ольга Николаевна встала со своего стула и лично принесла второй для меня. – Хирурги, у вас еще на сколько?
– Минут на двадцать, – отозвался кто-то из оперирующей бригады.
Ольга Николаевна повернулась ко мне:
– Даю тебе пятнадцать минут – попить кофе, покурить…
– Но я…, – попыталась я возразить, ведь с момента, как я вошла в операционную, даже не заглянула на столик анестезиста, не проверила записи, которые вела Маша.
– Ты ещё здесь?
Я только успела снять со стула свою пятую точку, как в шестой операционной раздался страшный грохот и стон. Все переполошились и побежали туда... На полу операционной, прямо в дверном проёме лежал Матвей Владимирович, самый старый хирург больницы, а на заднем фоне вокруг операционного стола бегала Маша, сжимая в одной руке ножницы, а в другой – бинт.
– Матвей Владимирович… Что с вами? – сбежавшиеся сотрудники подняли пожилого коллегу и усадили на стул. – У вас голова закружилась?
– Я... я, наверное, провод не заметил. Споткнулся…, – голос у старого хирурга дрожал, он выглядел сильно испуганным и потерянным. Кто-то принес воды, молодой ординатор предложил отвезти его до отделения на каталке.
– Да Бог с вами! Дойду сам, – с помощью коллег доктор встал на ноги и осторожно пошел по коридору, а следом за ним потянулся, словно змея, длинный хвост белой, шёлковой нитки, висевшей на штанине зеленых хирургических штанов.
– Ой! – Маша кинулась следом и, прицелившись, подхватила нитку. Процессия, сопровождавшая хирурга, ничего не заметила, а вот Машин врач, Татьяна Николаевна, заметила.
– Маш…Это что сейчас было? – Татьяна Николаевна нахмурилась.
В коллективе работал хирург Андрей Панин; оказалось, что он в школе учился с Машей в одном классе, когда-то его семья жила в Армении, и надо же тому случиться – теперь они вместе с Машей работали в Москве. В память о детстве бывшие одноклассники любили делать друг другу сюрпризы – то бумажку на спину нацепят, то халат испачкают, то бахилы на ногах вместе свяжут, то к столу за халат пришьют, не сильно,конечно, но чтоб заметно было. Обычно всё заканчивалось шутками и смехом, никто не оставался обиженным, но в этот раз у Маши в руках оказалась очень длинная нитка. Пользуясь моментом, Маша подкралась и пришила Панина к столу. Этого ей показалось мало, и она сшила ему штанины. Ну, как сшила
– сделала по паре стежков, чтобы когда человек попытался бы отойти в сторону, у него это получилось бы не сразу и с трудом. И вот дело сделано: Панин пришит, но эффекта пока никакого нет, так как операция ещё идёт и хирурги поглощены процессом, даже не замечают, что разыгравшаяся Маша крутится вокруг.
А озорство её изнутри так и распирало – надо было ещё что- нибудь учудить. Тем более на руках оставалась длиннющая нитка. И наша веселушка не придумала ничего лучшего, как провести ту же манипуляцию со штанами Матвея Владимировича… Вот только хирург Панин, закончив операцию, отошел от стола, даже не заметив того, что был пришит, а старенький Матвей Владимирович упал, да ещё и плашмя, потому что по врачебной привычке берёг руки чистыми.
Иногда мне казалось, что у Маши не всё в порядке с головой.
Это же надо до такого додуматься!!!
Татьяна Николаевна потом очень ругала Машу, но ничего нельзя было исправить.
Ко всем неприятностям добавилось гнетущее ожидание того, что Матвей Владимирович пожалуется на Машу, но ничего не произошло. Он или ничего не заметил или попросту простил её.
Маша потом несколько дней ходила непривычно тихая и даже убрала из ящика в своей операционной катушку с нитками.

Девочки у ног и панки

Такой неприятной получилась очередная Арбатская прогулка.
Нам пришлось стать свидетельницами очень гадкой сцены, но весьма поучительной для нас.
У здания театра Вахтангова шёл концерт: публику забавляли
– Алик, тот, что всегда был одет в серое, кучерявый Борода и Эмир.
Гитары бодро звякали аккордами, задорные голоса выдавали смешные куплеты:
 -«Вечеринка удалась, Остальное – ерунда!
Ночь безумно пронеслась, И башка болит с утра…»
Сквозь плотную толпу зрителей пробрались две девицы и уселись прямо у наших ног на землю, бросив под свои пятые точки рюкзачки. Девушки еще не успели толком устроиться, как вдруг Эмир посередине песни замолк на полуслове и перестал играть на гитаре.
– Девушки, вы не поняли нашего разговора? – бросил он непонятно кому.
Мне сначала показалось, что он посмотрел на нас, но потом поняла, что на этих школьниц, расположившихся у наших ног.
– А что мы делаем-то?! – начали возмущаться девочки.
– Я не буду играть, пока вы не уйдете, – безаппеляционно заявил Эмир.
– Ну, мы же просто сидим…, – капризно ответила одна из девиц.
– Подошли быстро обе ко мне! – на лице Эмира читалось презрение и даже отвращение.
Говорил он вроде тихо и только девушкам, но то, что он говорил, хорошо читалось и по жестам, и по выражению лица.
– А теперь обе – вон! – последнюю фразу Эмир сказал уже громко.
Девушки, понуро опустив головы, покинули толпу. Я стояла ошарашенная от только что произошедшей сцены: за что он их прогнал?
– За что он их так? – темноволосая девушка, стоявшая рядом с Алей, озвучила мой мысленный вопрос.
– Да они на каждый концерт их приезжали, типа – фанатки. Ну, и что-то там у них вышло… Надоели, наверное, – ответил мужчина сзади.
Вот так легко при всех послать на известные три буквы. Низко, гадко и…. Блин, на месте девушек в любой момент могли оказаться и мы?! Мы же тоже приезжали чуть ли не на каждый их концерт и мозолили глаза в центре первого ряда.
От таких выводов желудок сжался, пообещав вывернуться наизнанку, ноги налились свинцом, а голова слегка закружилась. Не хотела бы я оказаться на месте тех девушек. Настроение на дальнейший вечер было несколько подпорчено, как оказалось, не только у меня – Оля и Аля тоже как – то притихли.
Когда концерт закончился, мы сразу отправились к метро: желания ещё прогуляться по улице ни у кого не возникло.
– Я думала, он это нам говорит, – поделилась Аля. – Хотела даже в ответ крикнуть что-то обидное. Хорошо, что девица меня опередила.
– Да, вышло бы совсем смешно, – ответила Ольга.
По дороге нам попалась лоточница с морозилкой на колёсиках. Мы посмотрели на неё и решили себя побаловать мороженым, чтобы заесть неприятную сцену. Мы с Олей купили себе по рожку, а Алька стаканчик.
Поедание мороженого сильно замедлило наше передвижение, да мы собственно никуда и не спешили – медленно брели по улице, обсуждая этот вечер. Нас начала обгонять компания панков. Их было много, человек двадцать, если не больше. Компания гоготала на всю улицу, выкрикивала какие-то лозунги, расталкивала прохожих в спины, в общем, вела себя крайне вызывающе. Прохожие разбегались в стороны, опасаясь привлечь к себе внимание хулиганов. Нам же бежать было уже поздно и, честно говоря, некуда, так как наша троица попала в самую гущу панковской толпы. Один из парней обернулся, смерил нас оценивающим взглядом и подошел к Але:
– О-о-о-о...Пломбир? Аля кивнула.
Панк вдруг громко крикнул:
– Мороженое кто хочет?
Остальные панки тут же среагировали на его призыв: пестрая, дикая толпа моментально взяла нас в кольцо, отрезав от других пешеходов. Меня и Ольгу схватили за руки по двое крепких парней, чтоб не рыпались, а один из мерзавцев, подойдя к Альке со спины, схватил её за руки и той рукой, в которой была зажата деревянная палочка, стал цеплять пломбир из стаканчика и пытаться угощать друга. С одной стороны происходящее выглядело комично, а с другой – мы испугались от неожиданности и, ко всему прочему, в полной мере испытали парализующее состояние беспомощности: вокруг было много людей, а помогать нам никто не собирался, никто не заступался; нас держали, а мы сами за себя постоять не могли...
Вдруг непонятно откуда появились человек пять крепких мордоворотов. Они подошли к панкам и что-то им тихо сказали. Что именно я не слышала, но панки нас тут же отпустили, извинившись с нарочитой вежливостью. Чуть кривляясь и похихикивая, погладили Алю по голове, подняли её упавшую сумку, обтерев последнюю рукавами.
– Девушка мы пошутили, мы мороженое ваше не ели, – один из панков воткнул палочку обратно в мороженое.
Не успела я и глазом моргнуть, как панки исчезли. Мордовороты спросили – все ли у нас в порядке. Алька ответила, что – да. Пока я смотрела на подругу, исчезли и мордовороты.
На улице опять стало спокойно – ровным потоком шла толпа гуляющих людей и ничего не напоминало о только что произошедшем инценденте. Мороженое Алька, конечно, выкинула, брезгливо вытерев руки носовым платком.
Всю дорогу, пока шла домой, я думала том, что помощь пришла сама по себе или это были люди Романа?

Новые доктора

На работе нас ожидал сюрприз – к нам устроилось работать сразу несколько молодых врачей. Причем, одни мужчины.
Это же – как подарок судьбы!
Симпатичные, неженатые. Поначалу я увидела только двоих – тех, кто собирался работать анестезиологами. Дмитрий Сергеевич – темненький, кареглазый, чуть смуглый и очень уверенный в себе. Он мне почему-то сразу не понравился. Когда я увидела второго, даже слегка дернулась – передо мной стояла более аккуратная копия Эмира с короткими волосами.
«Откуда их только берут таких одинаковых?» – подумала я. Риткин кривоплечий Гена, арбатский Эмир, а теперь ещё – Олег Андреевич.
Если Эмир – это надменный, холодный красавчик с тяжелым взглядом и длинными волосами, то Олег был его зеркальной противоположностью – открытый, веселый, очень милый и добрый.
К концу рабочего дня мы с Олегом подружились, и я узнала, что со следующей недели он будет моим врачом. Я обрадовалась этой новости. Во мне поселилась уверенность, что нам суждено сработаться. К тому же мы были почти ровесниками и находились примерно на одной волне.
Молоденькие доктора казались такими интересными, искренними, ещё не обросшими дубовой защитной кожей; всем напропалую улыбались. Встал вопрос – интересно, надолго ли их хватит?
Следующая история произошла буквально через четыре дня после того, как к нам пришло врачебное пополнение.
Я спускалась в реанимацию, а там была запарка: все бегали, никто не успевал. Любаня, процедурная медсестра, едва увидев меня в дверях реанимации, бегом бросилась навстречу:
– Маш! Хорошо, что ты здесь! У нас – завал! Помоги новенькому врачу поставить подключичный катетер. Я лоток уже закатила в первый бокс.
И далее, даже не получив согласия, Любаня круто развернулась на каблуках и умчалась во второй блок.
Темноглазый, темноволосый Сергей Юрьевич чем – то походил внешне на Рому Зверя и не очень – врача.
– Доктор, вы катетер будете ставить со мной. Меня зовут – Мария. Пойдёмте, – я заглянула в ординаторскую, где доктор что– то писал в карте.
Если честно, я не соображала, что на меня в тот момент нашло. Я вдруг почувствовала себя сильнее и опаснее коллеги, во мне вдруг проснулась стерва и зараза. Ох, и издевалась я над бедным доктором, таким послушным, таким неопытным! И руки– то у него нестерильные – заставила его раз восемь их перемыть, и иглу – то не так воткнул, и пеленки не так постелил… Он бедненький и бледнел, и краснел, метался туда – сюда. Потом мне надоело играть в мучительницу, и все наконец свершилось. Я решила, что отныне Сергей Юрьевич будет какое – то время при виде меня испытывать легкий испуг.
Когда я находилась на работе, то в душе веселилась от собственной выходки, но позже, когда шла домой, почему то мне становилось очень стыдно и перед доктором, и ещё больше перед пациентом. Я успокаивала себя мыслью о том, что Сергей Юрьевич работает в реанимации, и мне предстояло редко с ним пересекаться, а потом история вообще по идее должна стереться у всех из памяти.
 

Аслан

Эту смену мы дежурили с Алькой в реанимации.
Нам сказочно повезло – дежурство проходило тихо и спокойно, тяжелых больных не было, поступлений тоже, да еще с нами на смене был хороший врач. Обстановка сложилась настолько тихая, что стало даже немного скучно.
Вот знать бы заранее, что дежурство в конце концов превратится в тягомотину, то я бы запаслась чипсами, журналами, захватила бы рукоделие какое – нибудь, а так получилось, что телевизора – нет, радио надоело, читать нечего. Дежурный врач Сергей Леонидович от скуки принялся листать справочник Видаля.
Часа в два дня ординаторскую потревожил телефонный звонок. В царившей тишине он показался оглушающим. Не знаю почему, но когда голос Сергея Леонидовича громко пробасил:«Алечка, возьми, пожалуйста трубочку!», я удивилась.
Алька с растерянным видом прошагала к ординаторской, на ходу что-то бормоча про маму. О том, что произошло нечто из ряда вон выходящее, я поняла сразу, едва бросив взгляд на Альку, выходящую из ординаторской.
– Маш, угадай – кто сейчас звонил?! – Алька бегом бросилась ко мне и зашептала на ухо, словно собиралась доверить какую- то тайну.
– Кто?! – спросила я, чувствуя, как сердце гулко отбивает пульс, а голова начинает плыть.
– Аслан! – глаза Альки победно заблестели.
– Аслан?! – в моей памяти даже не сразу отыскалось это имя.
– Ты что, думала – я ему дам именно свой телефон? Я ж не дура... Маш, он нас зовет в гости. Прямо сейчас!
– А ты сказала, что мы работаем?
– Сказала, Маш, – Алька похлопала глазками и сделала умоляющее движение руками. – Больных мало...Ну? На пару часиков… Ну…?
– А что скажет Сергей Леонидович? А если кто поступит? – я удивилась просьбе Альки. Ведь это, как минимум, смахивало на несерьёзный поступок – покинуть рабочее место ради какого- то знакомого. Если бы меня пригласили на свидание, я бы его перенесла на нерабочее время без каких-либо вариантов. Совести не хватило бы вот так взять и куда-то уйти. Кто знает, что может случиться в тот момент, когда я уйду. А если какая проверка? Что это будет за свидание, когда я буду головой вся там, на работе. Но это – я, а Алька на меня выжидающе смотрела огромными серыми глазами, улыбалась и молитвенно складывала ладошки – ей ужасно хотелось слинять с работы.
– Ладно, иди. Потом расскажешь, что там было, – я согласно кивнула головой.
Алька моментально собралась и убежала, сказав врачу что – то про пьяного отца.
Время тянулось, как резиновое. И так из-за спокойной обстановки нечем было себя занять, а тут ещё и последнее развлечение сбежало. От нечего делать я даже помыла полы в боксах, разобрала на столе бумажки и протёрла полки в шкафах дежурной комнаты. Любопытство и скука меня основательно замучили, минутная стрелка, казалось, крайне неохотно переползала на следующую цифру. Я совсем извелась в ожидании подруги, пока входная дверь отделения привычно не грохнула, впустив через себя знакомый силуэт в розовой блузке.
– Ну? Как? – я бросилась навстречу Альке. Она плелась, понуро свесив голову.
– Он хотел, чтобы я с ним переспала.
– А ты?
– Ушла, – как-то неуверенно и неубедительно промямлила Аля.
– Ну, и правильно. А чего ты такая грустная? Или всё-таки ты не ушла?
– Ушла. Просто, почему – то не ждала, что меня пригласят только ради постели. Да ну его…Урод! – голос подруги стал сух. Что-то мне подсказывало, что никуда она не уходила и все у неё там произошло.
Алька пошла в дежурку, чтобы переодеться. Конечно же, я отправилась за ней следом.
– Но у меня и для тебя есть новости. Плохие новости, – буркнула Алька, складывая вещи на полке в шкафу.
Я замерла.
– Какие?
– Ты не поверишь… Нет, Маш, сядь… Ты не поверишь, где я сейчас была.
– Где?
– Дома у Паши.
– У Паши?! А ты с кем была? – от удивления у меня открылся рот.
– Спокойно! Ревнивка ты, бешеная! Паши там не было.
– Как не было?
– Там были только я и Аслан, вдвоем.
– В Пашиной квартире?
– Ну, да… Не перебивай, сейчас всё расскажу, – Алька силой усадила меня на диван и села рядом со мной. – Аслан взял у Паши ключи. Они вместе работают что ли или, просто, друзья. Не знаю толком. Короче... Паша – актёр, в каком театре работает; я так и не поняла. Живет с девушкой по имени Алиса. Алиса– архитектор, увлекается лошадьми: вся квартира увешана её фотками, где она верхом на лошадях.
– А Аслан зачем тебя звал? – я все ещё не совсем понимала, что произошло. Единственное, что до меня дошло, так это то, что Аля сейчас была дома у Паши.
– Оооо, не напоминай. Противно... Предложил стать его девушкой. И сказал, что он отправляется в душ, и, если я согласна, то вот – кровать, если нет – дверь сама найду. И ушел в ванную.
– А ты?
– Взяла сумочку и ушла.
Теперь я на сто процентов Убедилась, что никуда Аля не ушла. Вид у неё был не гневно – оскорбленной девицы, а – несчастной, которую уговорили заняться не очень желанным сексом.
Я пыталась ещё выспросить про квартиру, девицу, Пашу, но Алька ничего не могла добавить.
– Единственное, что помню, так это старинный телефон в коридоре, пару афиш с Пашей на стене и фотографии лошадей,– отмахнулась от меня Аля. – Маш, я же там была не для того, чтобы обстановку рассматривать..
Всё оставшееся дежурство я переваривала информацию. Вот и наврало мне мое гадание в метро – живет Паша ни в каком- то там Новогиреево, а тут, совсем рядышком, на Мичуринском проспекте.
Мне стало больно и обидно… «Как жаль, что он занят, – расстроилась я, – А может за него надо побороться? А если она его любит? Или он её... А тут я влезу со своими страданиями. Блин! Я ведь так и знала! Чистенько так одет…Я то надеялась, что это мама заботится! А это…Алиса. Надо ли мне это? Не знаю. Подумаю над этим потом, когда успокоюсь и привыкну к новой информации.»
Такие мысли одолевали меня до конца смены.
 
Горькая пилюля

«Как же всё удачно складывается! Все козыри сами идут в руки: Паша вернулся на Арбат, у меня появились знакомые в его окружении, имеются две подруги – соратницы, которым тоже интересна уличная тусовка...», – думала я, собираясь на новую Арбатскую прогулку.
Из дома я выходила сияя улыбкой и приняв решение – просто, плыть по течению. Да, у Паши была любимая, и они наверняка в момент моих сборов были вместе, но я же точно не знала – какие у них отношения. Я не собиралась отказываться делать попытки до тех пор, пока лично не убедилась бы, что в той паре всё хорошо.
Прошлое и настоящее есть у каждого, а вот каким будет будущее решает только время. Я не собиралась проявлять внимание к Паше первой: пусть всё произойдёт само по себе, но если мне суждено было заметить с его стороны хотя бы малейший намёк, то этот момент я бы не упустила.
Эх, мечты... Сладкие, сказочные, немного радужные и романтичные! Как жаль, что самые красивые карамельные – розовые фантазии бывают разбиты о серые, грубые и жесткие реалии жизни.
Это что – был день горьких пилюль от Арбата? Вместо сладкой ваты мечтаний – грубый удар об асфальт. Больно, зато отрезвляет!
Я знала, что на Арбате к нам относились по разному – кто-то, просто, как к прохожим; кто-то – подчеркнуто дружелюбно, но вот и нашлись те, кто – негативно.
Мы     договорились     с     девочками     встретиться     около
«Самоцветов», как обычно, в шесть вечера. Когда я приехала, Ольга уже стояла на месте, сжимая в руках коронную банку
«Балтики». Али ещё не было. Рядом с нами остановились группа девушек студенческого возраста. Эта компания резко выделялась среди окружающих подчеркнуто вызывающим поведением и неряшливым видом. Скорее всего они постоянно пили алкоголь или употребляли какую-то дурь – показушно-развязные, глумливые, громко хохочущие и ужасно грубые.
Громче и вульгарней всех вела себя невысокая темноволосая девушка кавказской внешности в красной ковбойке, которую остальные называли Каримыч. Это она задавала тон буйству всей компании – задиралась к прохожим, отпускала самые язвительные шуточки в адрес подруг. Когда объекты для нападок закончились, Каримыч обратила внимание на тех, кто стоял рядом с ними. Она пристально осмотрела нас с Ольгой и обратилась к подругам так, чтобы было слышно нам:
– А кто ****ям позволил стоять рядом с порядочными суками?
Нет, вы видели таких нахальных ****ей?
Мы с Олькой только переглянулись. Вступать в перепалку с неадекватной девушкой смысла не было. Хотя бы потому, что они превосходили нас в количественном составе, а агрессия добавляла им уверенности. Пришлось отойти в сторону.
Оскорбления Каримыча неприятно резанули мне ухо и напрочь испортили настроение.
В этот момент к нам подошла Алька и гадкий инцидент выветрился из головы, но, увы, он оказался не единственным.
Как мне показалось, начали сбываться мои худшие опасения, и мы рисковали оказаться на месте тех девочек, которых Эмир прилюдно выгнал с концерта. А произошло вот что...
Все было, как обычно: шёл концерт, собралась толпа народу и наша троица пробралась в самый центр первого стоячего ряда. Артисты работали в таком составе – Борода, Паша и Эмир.
Как говорится – золотой состав.
Вдруг Борода начал делать выпады в нашу сторону. Выпады очень некрасивые, болезненные, неприятные, но упрекнуть артиста в направленности действий было невозможно. Например, рассказывал он анекдот про мужика и бабу:
– Итак, друзья, анекдот. Идет баба. Простая баба. Тут – хорошо (руками изобразил контур фигуры), тут – очень хорошо (руками изобразил, что щупает грудь), тут – не очень (руками изобразил овал лица; и при этом он всем видом показывал, что прообраз бабы – я…).
Или рассказывал историю, про трёх гулящих женщин, а руками показывал на нас. Вроде, как и не прямо пальцем тыкал, но нарочитый жест был направлен в нашу сторону. А может мне так показалось. и это всё было запланировано по сценарию? Нет, я уверилась, что он смотрел и показывал на нас. Мне виделось, что вся толпа зрителей это понимала, и даже возникло желание взять и уйти. Кстати, девчонки тоже так думали. Как неприятно!
Возможно мы и ошибались, но и этим всё не закончилось.
Вспоминая дальнейшие события, я ощущаю до сих гордость, и в тоже время меня разбирает смех. Смесь из таких настолько противоположных чувств, что это состояние описать невозможно.
С одной стороны хотелось прокричать: «Что я наделала!!!», а с другой – радостно вопить: «Победа!», но я сама же понимаю, что триумф вышел какой – то сомнительный.
Не ждала такого от себя и от Паши тоже…
Но всё же они сами были виноваты. Не мы первыми начали, и артистов мы не трогали, и не доставали. Чем мы заслужили такое отношение к себе, которое они продемонстрировали на концерте?
От начала до конца мы терпели нападки и косвенные оскорбления в свой адрес. Как я уже писала, их выступление состояло большей частью из матерных и пошлых шуток, что делало нападки вдвойне болезненными и какими-то жгуче меткими. Мы еле сдерживалась от желания нахамить, огрызнуться, послать и демонстративно уйти. Я посматривала на подруг, понимая, что и они, как и я молчат, терпят, делают вид, что не понимают – кому адресованы насмешки.
Если такую мерзость я ещё могла как-то стерпеть от Бороды или Эмира, которые и так мне казались не особо симпатичными личностями, но от Паши… Вот от кого не ждала нападения, так это от него.
У них в репертуаре имелась песенка – переделка «Дан приказ ему на запад», которую они пели с нарочито патриотичными лицами, отчетливо чеканили фразы, но после каждой строчки вставляли поочередно то фразу «в пятницу», то фразу «в задницу». В итоге получилась смешная, испорченная песня:
-«Дан приказ ему на запад. В пятницу.
Ей в другую сторону – в задницу….
Уходили комсомольцы. В пятницу.
На гражданскую войну. В задницу…»
Так можно спеть любую песенку и рассказать любой стишок. Вся соль данного номера заключалась совсем не во вставлении лишних слов в песню, а в театрализации последней строки. Доходя до слов «Он пожал подруге руку, глянул в девичье лицо…», один из исполнителей, шагнув на один шаг ближе к зрителям, делал гримасу, будто и правда посмотрел в то самое «девичье лицо», а оно – ну, такое страшное и противное, что – караул. Мне всегда этот номер у них нравился, смешно выходило. Нравился до…
Когда ребята стали исполнять эту песню, вся троица не сводила с нас глаз. Я сразу поняла, что сейчас произойдёт кошмарная сцена, появилась твердая уверенность, предчувствие того, что опозорят при всех именно меня. Олька с Алей тоже поняли это.
– Маш, что сейчас будет…, – с ужасом в голосе шепнула Аля и сжала мою руку.
Загнанная в угол крыса может прыгнуть и вцепиться в шею. Вот так и я, поняв, что отступать мне просто некуда, пошла в атаку первой.
Во время исполнения песни артист делал несколько шагов в сторону зрителей, чтобы выделиться. Если раньше это было буквально пара шагов, то сейчас Паша шагнул их гораздо больше и оказался чуть ли не в метре от меня. Далее всё происходило, как в тумане... На словах «Он пожал подруге руку...» Паша протянул вперед руку, изображая то самое пожатие... И тут, сама от себя не ожидая, не осознавая, что делаю, я выскочила в центр круга, пожала Паше протянутую руку и «заглянула ему в лицо», сделав гримасу отвращения – то есть проделала то, что должен был сделать Паша…
Не знаю, как театр не рассыпался от хохота толпы: аплодисменты звучали минуты две, не меньше. Паша после того, как я «заглянула ему в лицо» закрылся руками и ретировался к удивлено замершим Бороде и Эмиру. Краем глаза я заметила, как Эмир ударил Пашу по ладони и сказал:
– Ну? Получил?
До самого конца представления я ловила одобрительные взгляды толпы, а Эмир показал мне большой палец, говоря тем самым, что получилось здорово.
– Маш, ты с ума сошла?! – шепнула мне Аля. – Ты ж его опустила при всех!
– Маш, ты – как рак, красная, – заметила Оля.
Ага, а какая бы она была на моем месте? Какого цвета?
В голове гудело, как в пустом ведре, и я слабо что соображала, отходя после неоднозначной истории.
– Дорогие зрители. Мы сделаем перерыв на пятнадцать минут – отдохнуть, горлышко смочить, – объявил Эмир, выйдя на середину круга. – Второе отделение предназначено только для тех, кто старше двадцати четырёх лет, а остальным всем говорим– до свидания, до новых встреч на Арбате!
Эмир вернулся к друзьям, и толпа начала быстро редеть.
Мне завтра предстояло идти на дежурство, поэтому я решила ехать домой. К тому же часы показывали ровно девять вечера.
– Так, девочки. Домой марш! – громко скомандовала я. – Дан приказ ему на запад…
И строевым шагом промаршировала по части пятачка, на котором происходил концерт.
– Вы куда? – раздался вдруг голос. Я обернулась. Около меня стоял Паша. – А второе отделение?
– Домой пора, – ответила я.
– Так ещё рано.
– Мамки ждут, кашка манная... Сходим на горшок а потом – в люлю, – поддержала меня Оля.
– Вот – вот! Да и двадцати четырёх лет нам пока нету! – поставила я точку.
– Уходишь, значит? Хорошо… Уходи…, – с непонятной обидой, обращаясь именно ко мне, буркнул Паша.
Он что-то ещё проворчал, но за Алькиной болтовней я не расслышала. Да и не важно это было. Я уходила победительницей.

Кришнаиты

Ну, и денёк выпал! Просто, шок! Потрясение и испуг! Я снова благодарила Арбат за то, что однажды подарил
возможность свести неожиданно полезное знакомство.
Я пришла с работы, переоделась, покушала и решила прибраться в своей комнате. Как водится, в таких случаях врубила на всю катушку музыку так, что стены ходили ходуном. А иначе бы мне убираться было скучно.
Мама ушла в булочную и, уходя, велела мне слушать дверной звонок, потому что не взяла с собой ключи.
Любимая музыка, увлекательный процесс уборки с пританцовками подняли настроение до предела: я не убиралась, а порхала по комнате, подпевая магнитофону. Вдруг в коридоре звонок пронзительно известил о том, что мама вернулась из булочной. Как быстро пролетело время, а мне-то показалось, что она только ушла. Я для порядка глянула в дверной глазок и ничего там не увидела, кроме белого, размытого пятна. Это всё потому, что наша квартира располагалась как раз напротив лестничного окошка, и из-за этого при дневном свете дверной глазок был совершенно бесполезен – в лучшем случае там маячил размытый силуэт, подтверждающий, что рядом с дверью кто-то стоит. Когда я была поменьше, и замок у нас стоял другой, для толстого ключа с длинной бородкой, то вместо дверного глазка я всегда использовала замочную скважину – так было надежнее.
Уверенная, что это – мама, я не глядя распахнула дверь и сделала шаг в сторону, пропуская её в квартиру, но в коридор никто не вошел. Посмотрев на того, кто стоял за дверями, я на мгновение опешила и схватилась за входную дверь: за порогом мне улыбались три здоровенных кришнаита в своих традиционных оранжевых одеждах.
– Я думала, что это – мама…, – пробормотала я, намереваясь поскорее закрыть дверь на все замки, но опоздала. Улыбающийся здоровяк поставил на порог свою ногу, не давая мне шансов на спасение.
– Мы поняли, что вы не нас ждёте, – сказал тот, что выставил ногу. – Не бойтесь, мы – братья света и добра, несем с собой только тепло и счастье.
И тут я поняла, как мне выбраться из опасного положения…
– Ой, вы так неожиданно появились. Я маму из булочной жду. Я как раз к вам собиралась на Беговую. Знаете, где там ваш центр?
– Знаем, – закивали кришнаиты, с удивлением разглядывая меня.
– У меня есть подруга; я её знаю ещё как Ирину. Она в центре на Беговой – секретарь. Она меня в гости звала, а я просто по будням работаю. Хочу в выходные к вам приехать, – лепетала я, разглядывая бусы у одного из кришнаитов.
Имя Ирина произвело на пришедших какое-то магическое воздействие – они перестали широко улыбаться, убрали с порога ногу и принялись уважительно кланяться.
– Друг Ирины и наш друг. Мы будем вас ждать. Приходите обязательно, – заголосили они у унисон.
– У нас сегодня праздник, и примите в дар от нас вот это…, – один из кришнаитов вручил мне увесистый том Бхагават-Гиты, а второй надел на шею глиняные бусики.
– А..., – только и успела произнести я, как вся троица после очередного поклона объявила мне, что я должна считать это подарком от Ирины.
После вручения подарков кришнаиты быстро удалились.
Я мысленно поблагодарила Ирину за невольное избавление меня от её единоверцев.

Неприятный ЧП, Лена – беда и рекламная пауза

Сложное получилось то дежурство. Тяжелое эмоционально и физически выматывающее, раздавливающее, непосильное.
Что поделать, такие дежурства случаются и никуда от них не деться, но в тот раз замешался какой-то адский коктейль из внутренних проблем коллектива, сложных пациентов и стечения обстоятельств. Всё сразу и в большом объёме.
Короче, выдалась ужасная ночь, в которой львиная доля моего личного кошмара принадлежала Владимиру Владимировичу.
А началось дежурство очень даже приятно – бригада была укомплектована полностью, пациентов набралось мало и среди них тяжелые отсутствовали. Эту вахту мне предстояло нести в компании неразлучной парочки Оксана-Витя, Лены под кличкой Беда, санитарки Валерии и врача Владимира Владимировича.
Оксана-Витя – это коллеги, которые настолько сработались и сдружились, что разбивать свой дуэт не соглашались ни под какими предлогами.
Лена-Беда – особая история отделения: девушка – карлик, которая очень хотела работать в анестезиологии и реанимации, но её рост совершенно не позволял быть в гуще рабочих событий. Лена очень старалась, но в результате только всем мешала. Коллеги, бывало, на неё сердились, а она, собрав всю волю в кулак, пыталась доказать, что чего-то да стоит.
Да, началось всё очень даже спокойно и размеренно: бригада выполняла врачебные назначения, Валерия, закончив свои дела, занялась ужином, о чём отделение громко извещал звон посуды вперемешку с мелодичной песней, доносящейся из радиоприёмника. Словом, привычная обстановка – спокойная, рабочая и тут…
Почему мужики всегда так уверены в своей неотразимости в глазах любой девушки? С чего они решили, что женщина хочет любого мужика, как только тот заявит о своих видах на неё? Гадко и противно!
Владимир Владимирович позвал меня:
– Маш, подойди, пожалуйста, ко мне.
Я зашла в ординаторскую. Доктор выглянул из врачебной комнаты отдыха.
– Маш, помоги, пожалуйста. Тут бикс стоит на шкафу – я дотянуться не могу.
Какой бикс может стоять в ординаторской, да ещё на шкафу? Я подошла к нему, на ходу понимая, что в комнате выключен свет – и как он собрался в темноте что-то где-то доставать? Как только мои ноги переступили порог комнатки, я тут же оказалась в его руках. Силы были неравные... Я уже хотела закричать, но на мое счастье кто-то из хирургов вошел в отделение – раздавались громкие шаги, указывая, что обладатель тяжёлой поступи отправился в сторону дальнего бокса.
Владимир Владимирович замер, прислушиваясь к шагам, да и я тоже замерла.
– А можно я как-то выйду? – вдруг раздался в темноте чей – то голос.
Мы с Владимиром Владимировичем потрясенно уставились в ту сторону, откуда до нас только что долетели чьи-то слова. Оказалось, что в ду;ше была Оксана, которая выйдя, стала невольной свидетельницей нашей возни.
Так получилось, что в отделении душ для медсестёр был сломан, а у врачей в ординаторской свой он отдельный, и располагался в комнатке для отдыха.
– Оксан, ты не так поняла…, – начал что-то лепетать Владимир Владимирович.
– Это – не моё дело. Я ничего не видела... Это – ваше личное,– Оксана бочком обошла нас и быстро выскочила в коридор.
– М-да! – процедил ЧП. – Ладно, пойду, посмотрю – кто там пришел.
Как же плохо всё получилось. Как я теперь Оксане буду в глаза смотреть?
Из ординаторской я выскочила пулей и помчалась в дежурку приходить в себя, но добежать не успела: дверь реанимации распахнулась, впустив замученного хирурга.
– Володь готовь аппаратуру – везём автоматный расстрел.
Шестнадцать часов оперировали.
На каталке лежал молодой человек лет двадцати пяти, весь в бинтах и трубках. Тяжелейший больной... Уставшие, еле стоящие на ногах, хирурги отправились печатать документацию по операции к себе в отделение.
– Быстро идёмте ужинать! – скомандовал доктор и обернулся ко мне. – Маш, останься пока с парнем – мы поедим, а потом – ты…
– У меня еще не все готово, – отозвалась из дежурки Валерия.
– Ладно, трескать нечего... Тогда хоть Машку помацаю! – с этими словами ЧП прикрыл двери бокса и полез целоваться.
– Владимир Владимирович, тут больной находится! Я еще не разобралась – куда ведут его трубки…, – заверещала я, отбиваясь от него.
– Он в – отключке. Минут пятнадцать у нас есть, мне больше и не надо... Вон, вторая кровать свободна…
– Оксана! Витя! – закричала я, зовя на помощь остальную бригаду. Дверь бокса резко открылась, впустив Лену, которая непонимающе уставилась на нас с доктором.
– Сука! – грязно выругался ЧП и быстрыми шагами покинул реанимацию.
– Маш, что у вас случилось? Ты кричала? – вопросительно посмотрела на меня невинными глазами Лена.
– Я… Я поскользнулась и… Владимирова Владимировича стукнула…, – на ходу сочиняла я отговорку, стараясь не смотреть на Лену.
– А… Поэтому он убежал…, – Лена помолчала несколько мгновений и вдруг выдала. – Он тебе нравится?
– Нет! – резко ответила я.
Мне пришлось стремительно покинуть бокс, придумав себе срочное занятие – только бы подальше от Лены. Мне было стыдно и гадко! Надо же – в какую неприятную историю вляпалась.
– Ужин! – прокричала Валерия, и я облегчённо выдохнула.
На ужин Владимир Владимирович не пришел – как выскочил из реанимации, больше так и не возвращался. В операционной его не было, в хирургиях тоже.
Вдруг дверь реанимации грохнула.
– Остановка! – раздался голос.
Новое поступление. Нужны были срочные реанимационные мероприятия, а врач отсутствовал.
– Где ваш врач? – прогремел голос, и мы в ужасе переглянулись.
– Я…, – неуверенно прошептал Витя.
– И что ты тогда замер? – сердито прошипел закативший каталку с пациентом доктор.
И Витя взял всё на себя. Всё таки с пятым курсом института знаний хватало, да и опыта тоже.
– А где Сальников? – спрашивает доктор, доставивший пациента, после того, как состояние последнего удалось стабилизировать.
– Он поднялся в оперблок – там расстрелянного…, – попытался объяснить Витя отсутствие Сальникова.
– Ах, да…, – уже более дружелюбно сказал доктор и, выходя из отделения, кивнул Вите. – Я ему историю на стол положу. А ты – молодец!
Но не успели мы перевести дух и выдохнуть после напряженного момента, как в коридор закатили ещё одного пациента…
И снова Витя спас ситуацию. Студент Витя и ещё хирург Михалев – тот, что шестнадцать часов оперировал расстрел, который случайно зашел проведать своего больного перед тем, как уйти домой.
– Где Володя? – спросил он, обводя нас взглядом. Лена и Оксана вопросительно посмотрели на меня.
– Он ушел и не вернулся, – ответила за всех Валерия.
– Как так – ушел? Когда? – хирург обалдевшими глазами недоверчиво смотрел на нас.
– Как только расстрел завезли. Ничего не сказал, просто, вышел за дверь и пропал.
Хирург посмотрел на часы, висевшие над дверями.
– Это было два часа назад… Вы в оперблок звонили?
– И в оперблок, и в хирургию, и в гинекологию… Раза по три..
В этот момент дверь реанимации открылась, и ввалился ЧП.
– Ты где был?! – возмущённо спросил хирург.
– Мне надо было прийти в себя, – как ни в чём не бывало ответил ЧП и прошел в ординаторскую. Хирург метнулся следом за ним.
О чём они там говорили, мы не слышали, но, выходя, хирург остановился в коридоре и громко сказал:
– Я напишу на тебя докладную, а так хочется набить морду!
Михалев в сердцах стукнул кулаком по стене и, хлопнув дверьми, вышел из отделения.
Я буквально застыла в оцепенении. Какая кошмарная ситуация получилась! Боже мой! Получается, что Сальников всего лишь хотел наказать меня? Он ушел, чтобы показать – какая я зараза: закричала и расстроила его? Так что ли?
Перед нами Владимир Владимирович и не думал извиняться– вёл себя так, словно ничего и не произошло. Да, собственно говоря, нам и некогда было ничего друг у друга выяснять.
Дальше начался сущий ад – двери реанимации то и дело открывались и закрывались. Больные поступали и поступали... По отделению летал сквозняк; мы носились, как угорелые, не успевая толком выполнять назначения. Больных класть было некуда: даже все каталки пришлось переквалифицировать в коечные места. Дыхательных аппаратов не хватало. Мы открыли лечебный кабинет и взяли там страховочный аппарат.
В лечебном кабинете стоял аппарат ИВЛ (искусственной вентиляции лёгких), потому что ему там и положено находиться по оснащению кабинета, но так как им никогда не пользовались, то и стоял он там больше в качестве мебели – не подготовленный к работе, но в тот момент сложилась такая ситуация, что само наличие агрегата очень выручало.
– Все нормально – он функционирует, надо только шланги прицепить, – отрапортовал Витя, выкатывая аппарат из кабинета.
– Лена, займись! – скомандовал ЧП. Лена ушла и… не вернулась.
– Лен! – закричал Витя, выглянув из бокса. Ответом ему была тишина.
Куда она подевалась? Я пошла в санитарную комнату. Шланги струились черными змеями у стойки, никто их не трогал. Я взяла то, что мне надо было и отправилась в третий бокс, где меня ждал Витя.
– А Лена где?
– Я ее не видела. Лен! – крикнула я во всё отделение. И снова ответа не последовало.
Выяснять, где Лена, времени не было – запарка.
– Надо сходить в лабораторию, ту, что в корпусе у гинекологов,– крикнул ЧП, выбегая из ординаторской с историей болезни и пробиркой с кровью.
Мы с Оксаной посмотрели на него умоляюще, потому что зверски устали. Нам хотелось сесть и хотя бы минут двадцать просто посидеть, но нельзя было. За одиннадцать часов дежурства у нас уже насчиталось девять поступлений и везли десятого. Обычно за дежурство бывало три или четыре поступления…
– Ну, хорошо… Не вы…Витя…, – ЧП посмотрел на измученного Витю и осекся. – А Лена вам на что?
– Мы не знаем – где она.
– В смысле? – Владимир Владимирович глянул на нас поверх очков.
– Пошла за шлангами и потерялась, – отозвался из бокса Витя. – Шланги – на месте, а Лены нет.
– Сейчас я ее вам найду, – ЧП пошел по отделению, заглядывая во все шкафы и подсобные помещения. – Лена…Леночка….
В боксах даже смотрел под кроватями, но Лены нигде не было.
– Ладно, я схожу. Может, хоть развеюсь, – Оксана взяла со стола пробирку и ушла.
От усталости в голове образовалась пустота. Хорошо, что выпали неожиданные пятнадцать минут, чтобы тихо посидеть и вытянуть ноги. И в то же время заполнить многочисленные бумажки и журналы.
Тусклая лампа, полумрак... Авторучка послушно выводила мои торопливые каракули, где-то в боксе гремел лотками Витя, пытаясь навести хоть какой-то порядок среди общего хаоса. Хорошо, что у нас был переносной телевизор: он, как спасательный круг, отвлекал от рабочей запарки, немного снимая усталость и переключая голову на что-то постороннее. И в эти минуты было совершенно неважно, что показывает голубой экран – хоть футбол, хоть заседание Госдумы... Главное, чтобы вообще что-то отвлекало.
– Хочешь отправиться в Америку? Сделай веселый и необычный снимок своей семьи! Будь смелым в своих затеях! Попробуй! Попади в Америку! – радостно выкрикивал рекламные слоганы телевизор.
– Нам бы до утра дотянуть… А они про Америку…, – проворчал Витя и с оглушительным бряцанием уронил железный лоток на пол.
Оксана вернулась в отделение не одна – следом закатили сразу два тела…
Утром мы насчитали шестнадцать поступлений. Мы так сильно устали... У меня, например, не было сил даже сидеть.
– А я вам Лену нашел! – рассмеялся ЧП, подойдя к нам с Оксаной. – Пошли.
С этими словами он махнул нам рукой и повёл в первый бокс. Мы вошли следом за ним в бокс. Лены не было. Где он нашел там Лену? Да я за ту ночь была в боксе раз сто. Здесь лежали самые легкие пациенты.
– И где тут Лена? – я вопросительно посмотрела на ЧП.
– На ноги больной посмотри, – ответил он.
Я посмотрела и... Как же мы раньше не заметили?! В ногах у пациентки, свернувшись калачиком, спала Лена… Костюм Лены имел тот же цвет и рисунок, что и постельное белье на кровати и, если бы не красные туфельки, выдававшие соню, Владимир Владимирович её и не заметил бы.
Лену разбудили и в наказание отправили убираться в боксах, где была самая грязь.
Ожидался профессорский обход, а к нему все должно было быть убрано и приведено в божеский вид, иначе всем грозил суровый нагоняй.
Едва Лена помыла бокс и поменяла пациентам банки на капельницах, а Витя застелил новое белье на освободившейся кровати, и все ожидали появления профессора, как вдруг… двери реанимации распахнулись снова…
– Кровотечение! Быстро! – закричал ЧП.
По коридору протянулась кровавая дорожка: пока перекладывали больного, натекло на пол. Лена уронила банку, засыпав весь бокс стеклом, потом поскользнулась на крови и упала, сбив при этом Оксану, входящую в бокс. Больного вырвало кровью прямо на стенку и на Витю, который инстинктивно дернулся и свалил капельницу, получив при этом по голове увесистой банкой с глюкозой.
– Маш! Помоги!!! – взмолился Витя, понимая, что не справляется с ситуацией.
В этот момент в бокс зашел один из профессоров, проверяя – всё ли готово к обходу. Интересную картину он застал: бокс – весь крови, в середине комнаты в луже крови и осколках барахтались две медсестры, а у стены, перемазанные той же кровью, медбрат с медсестрой распутывали капельницы, пытаясь развесить флаконы.
– Ой, а что это вы тут делаете? – профессор снял с носа очки.
– Мы пробуем попасть в Америку! – нервно рассмеялся Витя, а за ним и все остальные.
И тут из-за спины профессора к нашему ужасу выглянул академик Шилов, который раз в месяц делал обход больничных отделений. Осмотрев бокс, он повернулся в сторону коридора.
– У ребят – беда. Помогите им! – позвал он находящихся там. Такого короткого академического обхода в больнице ещё не было. Нас всех отправили домой в ту же минуту. Просто, приняли по журналу учетные препараты.
Восемнадцать поступлений за ночь. Нам сказали, что рекорд– двадцать два поступления. Представляю, какое это было кошмарное дежурство!
Это был последний раз, когда я видела Владимира Владимировича. Он уволился в этот же день. Наверное, Михалев действительно написал докладную. Но я не жалела и не злорадствовала. Лишь облегченно выдохнула.

Паша, Юля, Федя и другие...

Я так устала! Череда сложных дежурств и напрягов на работе дали о себе знать, я была вымотана как физически, так и морально. Мне срочно понадобился Арбат, чтобы вылечиться от усталости, выгнать из души хандру и подпитаться позитивом от
уличных концертов. Причём, срочно!
Алька дежурила, и на Арбат мы поехали вдвоем с Олей.
Приближаясь к театру Вахтангова, я заметила, что буквально вся территория, находившаяся напротив театра, была заполнена народом, хотя до выступления было ещё далеко.
«Интересно, что же там происходит?» – подумала я.
Мы стали осторожно пробираться через небольшие группки к эпицентру народного скопления и вдруг оказались в толпе зевак, наблюдающих за тем, как ссорились парень и девушка. Сначала я слышала только отдельные громкие выкрики, а добравшись до центра скопища, не без удивления узнала главных действующих лиц скандала – Паша не на шутку сцепился со своей девушкой, Алисой.
Ох, как же любит народ подобные сцены! Ругающихся люди обступили плотным кольцом и, затаив дыхание, внимали каждому слову. Теперь я могла своими глазами видеть соперницу. Хотя, какая я ей была соперница? Могла ли я так называть её, если мы с Пашей и знакомы толком не были? Нет, не могла. Паша всего лишь вызывал у меня какой-то интерес. А она, эта Алиса – миловидная, миниатюрная брюнетка с роскошными густыми длинными волосами, тонкой талией и стройными ножками. Мой женский взгляд тут же оценил и мини-юбку, и сиреневую кофточку, аппетитно подчеркивающую грудь, и туфли на каблучках.
– Это – кто? Алиса? – прошептала Оля. – Классная...
Олин комментарий меня немного задел за живое. Я и сама видела, что девушка красива.
– Что он, дурак, делает? – раздался чей-то голос. Незнакомый парень явно увлёкся происходящим. – Бери ее за руку, уводи отсюда и мирись…
И всё же – что стало причиной такой бурной ссоры? По выкрикам причину определить я не смогла, а то, что пара говорила друг другу более тихими голосами до публики не долетало. По крайне мере, до меня. Паши и Алиса яростно набрасывались друг на друга, но ни она, ни он даже не подозревали, что за ними наблюдают чьи-то ревнивые глаза.
Они стояли к нам боком, Паша – ближе ко мне, а напротив него – Алиса.
– Ненавижу тебя, Богомолов! Я жалею тот день, когда встретила тебя! – кричала девушка, и по её лицу было видно, что она готова разреветься.
Он что-то сказал ей, но я не расслышала. Алиса тут же развернулась и пошла прочь.
– Алиса, стой! Стой! – он с отчаянием смотрел ей в спину.
– Уходишь?! Ну, и уходи! И пошла на х..й! – последние слова Паша прокричал в сомкнувшуюся за девушкой толпу, потом развернулся и тоже исчез в ней.
Сцены ссоры неприятны сами по себе, но, увидев, как со своей девушкой в пух и прах разругался тот, кто тебе нравится, по идее нужно чувствовать, как в душе появляется ощущение праздника или надежды, но… Ни радости, ни злорадства я не ощутила. Было очень жаль чужих разорванных отношений. Даже лампочка радости «Он свободен!» в сердце не загорелась.
– М-да, видать они серьезно повздорили.., – задумчиво произнесла Оля, закуривая сигарету.
– Машулька?! Ты?! – раздался знакомый голос, и из пестрой людской мешанины вдруг вынырнула Юлька. – Ты чего тут делаешь?
– Гуляю. Это – Оля, моя подруга и коллега. А это – Юля, моя знакомая, – познакомила я девушек.
– Рассказывай, как твои дела? Что нового?! – Юлька повисла всем телом на мне, крепко обнимала, прижимала к себе и неустанно расцеловывала в обе щеки. – А я тут с друзьями… Это – Вадим…
Она повернулась, показав рукой на невысокого паренька с длинной чёлкой во весь лоб. Тот в ответ улыбнулся и очень картинно кивнул головой, махнув той самой чёлкой, как флажком.
– Вадя, это – Маша и Оля... Девочки, мы тут с ребятами сидим во дворе на скамейках. Пошли с нами, – предложила Юля.
Разумеется, от приглашения мы не отказались. Дошли до
«Открытки», где закупили пиво, водку, сок, чипсы и отправились в ближайший арбатский дворик.
Я думала, что нас будет четверо, но оказалось, что на скамейках уже сидело человек восемь, ожидая Юлю с покупками.
– Это – Гена, Витя, Митя, Кирилл, – Юля поочерёдно назвала друзей Вадима.
Из напитков мальчикам предназначалась водка, а девочкам
– пиво. Компания располажилась около песочницы на старой скамейке, с чрезмерно закинутой назад спинкой, расставив снедь по давно некрашеному сидению. Скамейка выглядела настолько ненадёжной, что присесть на неё никто не отважился.
Несмотря на то, что на календаре значился самый разгар октября всем было жарко, потому что солнышко, нацелившись в самый центр небольшого по размерам двора, накаляло воздух до летних температур. Очень быстро стало так душно, что захотелось снять куртки. Женская часть компании не стала жариться на солнцепёке, а, захватив один пакетик с чипсами, перебралась в тенёк тень дерева, где удобно устроилась на низеньком заборчике, словно воробушки на ветке.
Ольга, постояв несколько минут с нами перебралась обратно к мужикам, пить водку, а я, оставшись наедине с Юлькой, рассказывала ей о своих арбатских приключениях.
Юлька слушала, не перебивая, только глаза у неё становились всё шире и шире. Когда я дошла до рассказа, как познакомилась с Асланом, как пили с его друзьями в «Открытке», Юля прервала меня вопросом:
– И что с вами потом было?
– Как, что было? Домой пошли.
– Домой? Просто, домой?! – громко воскликнула Юля, с каким – то недоверием глядя на меня.
– Ну, да, а что?
– И у вас ничего не пропало?
– В смысле? А что должно было пропасть?
– Ммм… Понимаешь… Мое знакомство с Асланом состоялось так: мы тоже пришли в «Открытку» с подругой, взяли чай... Тут пришел Аслан с друзьями, и они нас пригласили к столу. Мы сели, выпили, а то, что произошло потом, я не помню. Мы проснулись без денег часа через два. Аслан – кидала.
Услышав такую историю, я невольно подпрыгнула.
– А Алька с ним на свидание ездила на Пашину квартиру! – и я рассказала Алино приключение с Асланом, пропустив момент с гадким предложением.
– На Пашину? – удивилась Юля, но потом согласно кивнула головой. – Не на Пашину, а – на Алискину. Ну, я не знаю, как туда Аслан попал. Скорее всего, Кот ключи дал.
– А Кот как туда попал? – изумилась в свою очередь я.
– Так он – Пашин друг.
– О, Господи! – от такого откровения в голове у меня все начало перемешиваться.
Как ключи от квартиры ходят свободно по рукам? Если это– моя квартира, я вряд ли дам их Але, чтобы она туда пришла с парнем. Впрочем, может, и дам... А Аля возьмет и сдаст ключи напрокат какой-нибудь Тоне… Разве такое невозможно? А где тогда был в этот момент Паша? А Алиса? Интересно – Алиса знает, что Паша сдаёт квартиру напрокат? Из задумчивости меня вывело имя Паши, прозвучавшее от Юли, которая рассказывала о своих приключениях. Я уже писала, что Юля рассказывать совсем не умела – её истории походили на бессвязный фарш, в котором все реплики и описания событий так перекручивались, что невозможно было определить – относится ли это к ситуации или это кто-то что-то кому-то сказал. В этот раз я даже не пыталась напрягать себя попыткой распутывать головоломку из Юлиных откровений, но то, что удалось сложить во что-то похожее на картинку, совсем не радовало.
– Бывала я у Алиски на квартире. Хорошая квартира, только маленькая. Ой, мы тогда так классно погудели. Это всё Папа виноват – всех напоил! – противно захихикала Юля.
– Папа?!! – удивилась я, явственно представив мужичка в годах, активно наливающего крепкие напитки молодежи.
– Вовка Папанов, – пояснила Юлька. – Ты его не знаешь?
Я отрицательно покачала головой, но Юлька только махнула рукой.
– Знаешь, должна была видеть, по крайней мере. Он с ребятами иногда выступает. Высокий, лысый и всегда улыбается. Кстати, он и на самом деле уже два раза папа. Представляешь, просыпаюсь, а я лежу в одних трусах и с Пашей, – Юлька опять рассмеялась. Я попыталась ей улыбнуться и поняла, что не могу: ревность и боль сковали меня, но к счастью моя собеседница этого не заметила и продолжила своё повествование:
– Я говорю, Паш, а у нас с тобой что было? А он смеется: мол, если одет, значит, ничего не было. Интересно, а кто меня тогда раздел, кто отнес в кровать? Думала, что Алиска меня задушит, но она и сама спала под боком у Эмира. Как его Паша не прибил? Юлька рассказала много чего, но имена, от неё звучавшие, мне ни о чем не говорили, кроме того, что это – друзья Паши, его компания и его образ жизни. Чем больше я слушала Юльку, чем больше узнавала про арбатские тусовки, тем меньше мне хотелось иметь к этому какое-либо отношение. Но, увы, Юлины истории не охладили чувств и даже больше – теперь к влюбленной боли и молчаливым страданиям добавилась ревность. Я понимала, что это глупо, но поделать ничего не могла. А еще для себя сделала такое открытие – если вдруг появился бы волшебник и спросил – хочу ли я, чтобы у меня с Пашей все получилось, то бы ответила
– нет!
И ещё я поняла, что переживу свою влюбленность, не дам ей долго мучить меня. Паша не тот, кто достоин быть рядом. А пока… я всё еще болела им.
Допив свои напитки, мы вышли на Арбат, к театру.
Народу было море: шёл концерт. Я заметила Пашу, который говорил с каким-то парнем. Надо было подобраться к нему ближе, чтобы он меня заметил. Но я хотела это сделать не одна, а прихватить с собой Юльку. Голова начала стремительно
прокручивать варианты поводов, чтобы перетащить нас в нужное место, но додумать план не успела, так как со мной вдруг заговорил какой-то парень из числа Юлиных знакомых.
– А ты уже видела ребят, что играют напротив «Пельменей»?
– Нет.
– Любишь гитару?
– Конечно.
– Это что-то невообразимое! – парень с жаром начал рассказывать о способностях поразившего его уличного гитариста.
– Привет, моя прелесть! – вдруг кто-то обнял меня сзади за живот. Я повернула голову и узнала Макара.
– Макаров! – запищала я, вырываясь.
– Ты не рада мне? – Макар озорно прищурился, заглядывая мне в глаза.
– Отвали от меня! – я вырвалась и попыталась спрятаться за нового знакомого, потом вдруг решила, что безопаснее стоять рядом с Юлькой и Ольгой, которые, как я заметила ранее, беседовали с парнями чуть в стороне. Я резко направилась к ним и… столкнулась с Пашей.
Было видно, что ему гораздо больнее, чем мне – он прижал руку к ушибленному месте и спросил:
– Больно?
Я не ответила, потому что к нам подлетела Оля:
– Маш! Я тебя еле нашла! – сказала она с упрёком.
Ольга утащила меня волоком к Юльке, и я даже не успела ни слова сказать Паше. Еще один шанс поговорить с ним был упущен!
Около Юльки образовалась целая толпа: шло горячее обсуждение кинофильма. Только я вслушалась в тему и собралась принять участие в дискуссии, как кто-то тронул меня за плечо. Это опять был Макар:
– А я, оказывается, совсем недооценил тебя. Дашь мне шанс исправиться? – Серёжины руки попытались меня обнять.
– Пошел вон! – рявкнула я так, что толпа замолчала, вопросительно глядя на нас.
Похоже, Макар так и сделал – в этот вечер я его больше не видела.
До самой темноты мы гуляли с новыми друзьями, и это была одна из самых приятных арбатских прогулок. Домой меня провожал парень по имени Гена, хотя проводами это трудно было назвать – мы, просто, вместе доехали до Новых Черёмушек. Там он вышел, а я поехала дальше. Телефончиками, правда, махнулись, но это, как говорится, чтобы как-нибудь поболтать на досуге.

В гостях у Оли

В воскресенье я дежурила, а Ольга с Алей, пользуясь своим выходным днём, гуляли по Арбату, потом, в понедельник,
придя утром на работу, обе наперебой рассказывали про свои похождения и о том, как разговаривали с Аликом, парнем в серой одежде.
Девочки долго бродили по Арбату, никого там не встретили: концерта почему-то не было. Набродившись по улице и изрядно устав, они решили посидеть в «Открытке». Ольга по своему обыкновению достала журнал с кроссвордами и начала вслух гадать.
– Река в произведении Шолохова…
– Дон, – донеслось со стороны соседнего столика. Девушки обернулись на голос – за столом сидел Алик. Он сидел в одиночестве – пил пиво и читал газету. Алик даже не повел бровью, когда они обернулись, будто это и не он только что подсказал. Казалось, что он был погружен в чтение.
Ольга пожала плечами и продолжила гадать кроссворд.
– Автор строк «Наша Таня громко плачет…»
– Барто, – опять опередил Алик.
– Может пересядете к нам? – предложила ему Аля.
– Давайте погадаем вместе, – поддержала Оля.
– Девушки, в другой раз. Мне пора, – Алик сложил газету и, кивнув продавцу в ларьке, направился в сторону Нового Арбата.
– Ушел, ну и Бог с тобой! – громко сказала Оля в след Алику, рассчитывая на то, что он услышит её реплику, а потом, обернувшись к Але, добавила уже тише. – Главное, Алик нас заметил, запомнил и узнал. Примелькались мы им, а значит...
– У Машки есть шанс.., – закончила фразу Аля.
Кроме короткого общения с Аликом, подружки успели столкнуться с уже знакомой нам командой наглых девиц под предводительством хамоватой хабалки Каримыча.
– Концерта не было, и мы решили репертуар театра почитать, а заодно и покурить, – рассказывала Ольга. – Я и не обратила внимание, что рядом какие-то девицы стоят. А она вдруг – с претензиями к нам: «Что это вы тут встали? Место – купленное: мы здесь свои окурки кидаем по кругу. Короче – наша стенка!» Мы ушли, не стали связываться.
– А что связываться-то, если они не то пьяные, не то обкуренные, – согласилась я. – Правильно сделали. Мы гулять ходим, чтобы просто отдыхать, а не выяснять отношения с неадекватами.
– Зато мы нашли «Кураж»! – сказала Аля, усевшись Ольге на колени.
– Кого нашли? – не поняла я.
– Уличных танцоров. Они тебе понравятся, – пояснила Ольга.
– Не танцоры они.., – было запротестовала Аля, но Оля отмахнулась от неё, как назойливой мухи.
– Маш, пошли! – в дежурку заглянул Олег Андреевич, уведомив о том, что мне подали пациента.
Когда через несколько часов я вернулась в дежурку, большая часть коллектива анестезистов была в сборе и бурно обсуждала какую-то новую затею.
– Маш, ты косметикой же пользуешься? – подлетела ко мне Ирина.
– Пользуюсь. А что?
– Ульянка занимается косметикой... Ты знала об этом?
– Нет.
– Оль, а можно и Машу с собой взять? – Ирина обернулась на Ольгу, а та в ответ кивнула головой.
С Ульяной я никогда не контактировала. По большому счёту, она только числилась в штате медсестрой, а работала личным помощником профессора, помогая ему вести приём пациентов в отдельном кабинете. Ульяна никогда не дежурила ночами и в реанимации появлялась только в день выдачи зарплаты, и иногда по каким-то служебным делам. О том, что Ульяна занимается распространением косметики я знала, но никогда не соглашалась посмотреть предложенные каталоги, потому что цена за товар для зарплаты медика была всё же высоковата. Зачем травить себе душу, если по её расценкам я реально могла себе купить только карандаш для глаз и блеск для губ. Я никогда не видела, чтобы кто-то из девочек листал её каталоги или чтобы она кому-то что-то приносила, поэтому следующая новость стала для меня немного шокирующей, хотя и чуть-чуть.
– Короче, тут такая тема..., – объясняла мне Ирина всеобщий ажиотаж. – Ульянка у себя в компании закончила какие-то там повышающие курсы и теперь имеет право проводить обучающие мастер-классы по красоте. Ульяна приглашает нас всех на свой мастер-класс и готова уступить всё, что нам понравится из косметики в рассрочку!
Договорив, Ирина даже подпрыгнула от радости.
– В рассрочку? Это как? – внезапно упавшая на меня информация никак не хотела попадать в голову.
– Всё очень просто. Если тебе что-то понравится, но ты же не можешь сразу купить, потому как дорого, – взялась мне объяснять Ольга, – Ульяна тебе посчитает сумму, а ты прикинешь– за сколько ты сможешь вернуть. Например, купишь тени за сто рублей, но ты тратишь в месяц только тридцать, и ты сразу отдашь Ульяне всего тридцать, а потом с каждой зарплаты будешь отдавать, пока не отдашь все сто. Поняла?
Получалось, что я буду должна Ульяне. Никогда я не любила быть должницей. С одной стороны, затея с рассрочками мне не понравилась, а с другой все были так воодушевлены идеей мастер– класса и возможностью купить дорогую косметику, обладать недоступной вещью, что мои душевные протесты приумолкли, с любопытством наблюдая за происходящим. Никто же насильно не заставлял меня брать какие-то рассрочки и что-то покупать, и я решила сходить на мастер-класс – вдруг узнаю что-то полезное для себя?
Мастер-класс – это мероприятие массовое, подразумевающее наличие большого количества слушателей (в моём понимании) и достаточного помещения для проведения. В нашем случае удобнее всего и разумнее было бы проводить мастер-класс на работе, но начальство не одобрило такую идею, порекомендовав отправиться прихорашиваться на территории косметической компании, так что пришлось ограничиться домашними курсами. Как получилось, что мероприятие Ульяны переместилось на Ольгину территорию, для меня осталось загадкой, но оказалось,
решение было правильным.
Я шла и восторгалась: «Какой меня ждёт интересный вечер – и к Ольге в гости попаду, и на мастер-класс. Как здорово!!!»
Ольга жила в старой пятиэтажке возле метро Алексеевская на четвёртом этаже, в коммунальной квартире. Этот факт стал для меня удивлением, потому что об этом Ольга ни одним словом не обмолвилась за всё время нашей дружбы, а может просто поводов не было. Огромный коридор, громадная кухня, и в нашем полном распоряжении оказалось две комнаты, которые принадлежали Ольге. Правда, они находились в разных частях квартиры.
И как только Ольга решилась предоставить свою квартиру? Ведь нас набралось на целую делегацию – семнадцать человек. А что на это скажут соседи? Не получится ли потом скандала? А что скажет мама Оли, завидев в комнате столпотворение?
Зря я волновалась. Изо всех соседей в квартире реально проживала одна старенькая бабуленька, и за всё время, пока мы находились в гостях, она ни разу свою комнату не покидала. Мама Оли была на даче и про наш визит вряд ли знала. Единственный обитатель квартиры, кого мы потревожили – Ольгина собака, да и ту хозяйка отправила в соседнюю комнату, чтобы не путалась под ногами.
Для мероприятия Ольга выделила мамину комнату – широкую, просторную, чтобы вместить всех желающих.   Обстановка тут была довольно скромная – венгерская стенка заставленная фарфоровыми чашками и статуэтками, диван прикрытый чистеньким пледом, семейные фотографии и круглобокий торшер в углу у окошка. В самом центре комнаты стоял круглый стол, который оказался ценным и удобным предметом мебели в рамках происходящего. Гости расположились полукругом вокруг него, а Ульяна со своими сказочными чемоданчиками – по центру. Я помню момент, когда щелкнули замочки, и сундучки показали нам свои волшебные внутренности. Это и правда были сундуки, наполненные магической тайной – пузырёчками, флакончиками, разноцветными тюбиками и прочими яркими и манящими косметическими штучками.
– Ух-ты! – присутствующие привставали в едином порыве, намереваясь повнимательнее рассмотреть содержимое сундучков. Ульяне стоило некоторого усилия, чтобы привести всех в чувство и рассадить обратно по местам.
– Девочки, у меня тут всё разложено в определённом порядке, и если вы будете хватать из сундучка, я запутаюсь и кому-то нанесу на лицо не то, что нужно. Вы же хотите посмотреть на себя красивых, или пусть всё идёт насмарку?
Слова Ульяны остудили первый порыв, и девушки приготовились выполнять то, что скажет новоявленный мастер.
Это был чудесный вечер!
Нам проверяли тип кожи, наносили разнообразные крема, объясняли – как ухаживать за кожей, а потом, выбрав одну из гостей в качестве модели, Ульяна нанесла вечерний макияж, подробно описывая каждое свое действие, предложив желающим попробовать прихорашивать себя самостоятельно под её руководством. Потом все сидели и пили чай с купленными по дороге печеньками, весело обсуждая прошедший мастер-класс. Был только один минус – цена на косметику. Крем, конечно, идеально лёг на мою кожу и ровно на губах лежала помада; тени не осыпались и сказочно пахла румяна, но на свою зарплату я такое себе позволить не могла.
Ульяна предложила выбирать и не стесняться, но девчонки нерешительно мялись, переглядываясь, – таких денег не было ни у кого.
– Я возьму тени и крем… Это – сколько? – первой нарушила затянувшееся молчание Варя. Ульяна сверившись с каталогом, назвала сумму, и я увидела, как Варина рука, потянувшаяся было к тюбику с кремом, отдернулась обратно.
– Подожди..., – Ульяна стала объяснять Варе то, что мне сказала Оля ещё на работе.
Варя несколько мгновений думала, потом попросила добавить в список ещё несколько пунктов.
В полном молчании Ульяна и Варя составили долговую расписку.
– Вот видишь – ничего страшного. Отдашь полностью, как сможешь! – подбадривала при этом Ульяна первую покупательницу. – Если раньше отдашь – хорошо. Если не сможешь через четыре месяца, то... я же – не зверь. Расписка мне нужна для начальства, чтобы знали, что я косметику не украла, не потеряла. Там тоже ведь – люди, которые всё прекрасно понимают.
Последняя фраза успокоила всех, и к креслу, на котором будто на троне сидела Ульяна, выстраивается очередь.
От Ольги я уходила, унося в своей сумочке набор косметики, тушь, помаду, долговую расписку на три месяца и мучительные уколы совести. Мама бы никогда не поняла моего поступка с денежным долгом, а затронутая гордость не позволила мне признаться ей в содеянном. Я успокаивала себя мыслью о том, что со следующей зарплаты обязательно отдам Ульяне всю сумму – я не могла себе позволить носить долгое время позорное имя должницы!

«Кураж», Мальборо и интересное предложение.

Пятницу мы с девочками опять провели на Арбате.
Первым делом зашли в «Макдональдс» у метро «Смоленская» и купили по молочному коктейлю, а потом медленным шагом направились в поисках первого киоска, чтобы купить по бутылке пива.
– Давайте начнем с «Куража»! – предложила Аля.
– С какого куража? – удивилась я.
– Кураж – это.... Ну, как сказать... Акробаты или гимнасты… Мы с Ольгой на них в прошлый раз наткнулись, – попыталась объяснить Аля, а я в это время напрягала память, но так и не вспомнила ни одного слова о том, что они что-то там нашли.
– Они – как «Рискачи», только – без мата, и сценки у них ещё есть акробатические, – дополнила Оля.
Если честно, то смотреть на какой-то там «Кураж» мне совсем не хотелось, меня по-прежнему тянуло к Паше, однако, к моему великому разочарованию, место у театра Вахтангова ещё пустовало, хотя возле колонн я разглядела серую куртку Алика.
– Пошли, может «Кураж» начал работать, – потянула меня за рукав Оля.
Рядом со стеной Цоя собралась довольно большая толпа – уже во всю шло выступление. Мы нагло пробрались в первый ряд, чтобы всё хорошо было видно.
– Это и есть – «Кураж»! – в унисон радостно крикнули девочки, показывая руками на группу молодых ребят.
«Кураж» – это свободный акробатический театр, как они себя сами назвали. Их было восемь человек – спортивные парни лет двадцати на вид и высокий худой мужчина в возрасте за тридцать, с ужасным хриплым голосом.
– Друзья! Сейчас мы с вами будем снимать кино! – обратился к публике хриплый. – Я – режиссёр, и мне нужен доброволец на роль паровоза. Есть желающие?
– Я! – вызвался один из участников коллектива: минутой ранее он незаметно смешался со зрителями и оттуда подал голос.
– Теперь мне нужна Анна. Кто согласен быть этой несчастной женщиной? – опять обратился к публике «режиссёр».
– Я, – тоненьким голоском отозвался второй «подставной», и тоже – из толпы.
– А дальше – всё просто: паровоз едет, Анна падает и… Наверняка вы все читали классику! – объясняет правила «съёмки» режиссер. – Итак, паровоз?
– А! – парень, вызвавшийся изображать паровоз, отозвался своим обычным голосом.
– Слабенько, – скривился «режиссёр» и сделал вид, что кормит паровоз углём с воображаемой лопаты…
– Паровоз! – повторил свой запрос хриплый.
– А – А – А! – гаркнул в ответ «паровоз».
– Сойдёт! – ведущий снизошёл до похвалы.
Представление «Куража» было ярким и необычным; оно несомненно могло составить конкуренцию «Трескачам» – смешные сценки, разбавленные акробатическими номерами, ожившие анекдоты и песенки-перепевки. Но в отличии от «Трескачей», во всём представлении «Куража» не было ни грамма намека на пошлость или мат. Даже перчёные анекдоты звучали невинно и деликатно.
Я подумала: «Интересно, если «Кураж» собирает почти такую же толпу, как «Трескачи», то они являются конкурентами друг другу и между собой они конфликтуют?»
Засмотрелись на «Кураж» и совсем забыли про время.
– А там, у Вахтангова, вроде много людей уже собралось,
– обратила внимание Аля на большое скопление народа возле театра.
– Ладно, пойдем, посмотрим, – согласились мы с Олей.
Мы неохотно выбрались из зрительской толпы – уходить совсем не хотелось: новое всегда привлекает, но в тоже время и концерт «Трескачей», пропустить было нельзя.
Если бы у Вахтангова происходило какое-то другое выступление, тогда бы мы вернулись обратно к «Куражу».
Быстрым шагом мы направились к площадке перед театром и буквально влезли в центр.
Только отдышавшись, я поняла, что мы не зря так спешили!
«Ура! Есть!» – мысленно восклицала я: в центре круга работал Паша. На один короткий миг наши взгляды пересеклись, и снова мир для меня закачался, как лодка на волнах – то куда- то исчезал, то снова появлялся. Я ничего не замечала, кроме его взгляда, и ничего не слышала, кроме его голоса, и вдруг…
– А вы чего к началу не пришли?! – Около нас откуда-то появился Саша Кот.
– Прогуляли начало. Пока туда-сюда бегали, – ответила за всех Оля.
– Я вас случайно увидел. Пошли! – взяв меня и Олю за руки, Саша протащил нас сквозь гущу народа на деревянные настилы, что были сбоку от музыкантов. Отсюда не очень хорошо было видно представление, но это то место, где находились «свои». Саша усадил нас на настил, а сам неожиданно для нас вышел в круг к артистам.
– Друзья! – обратился к зрителям Эмир. – Сейчас прозвучит наш хит. Просим поддержать аплодисментами. Исполняет всеми любимый, правда, редко выступающий Саша!
На этих словах Кот широко улыбнулся и встал рядом Пашей, Эмир повесил себе на шею гитару и встал рядом с Бородой.
– Познакомь меня море на крутом берегу…, – хрипловатый голос Саши утонул в оглушительных аплодисментах.
Это было круто! Такая волна эмоций и энергии! Что-то мне подсказывало, что сегодня – мой день!
Я приготовилась быть готовой ко всему. Мечта познакомиться с Пашей была так близка к исполнению: он, желанный, был рядом совсем, работал концерт под гитару, а я сидела около его друзей и ловила на себе завистливые взгляды девчонок, поклонниц группы… Мне казалось это одновременно нереальным и реальным, далёким и близким.
Из-за театральных колонн появился Витя по кличке Мальборо, один из Юлиных друзей, с которыми мы пили тогда во дворике. Он увидел меня и поспешил поздороваться.
– Машка!!! – он подошел, и мы с ним обнялись, как старые знакомые. Витя сел на настил возле меня и, наклонившись к моему уху, сказал:
– Эту песню Саша Кот сам написал. Давно ещё, когда они только начинали.
– Хорошая. Мне нравится, – кивнула я в ответ.
Ещё совсем недавно нас на Арбате никто не знал, не замечал. Мы были частью безликой толпы, гуляющей по улице, и вот всего одна случайная знакомая, всего одна недолгая встреча во дворике кардинально изменили всё – нас стали узнавать, с нами здоровались, нам кивали головами. Кажется, с Юлей я получила пропуск в иной, внутренний мир Арбатской тусовки, и теперь всё зависело только от того, как я смогла бы распорядиться этим билетиком.
А Паша наблюдал за мной (вернее, я так хотела думать), но во время перерыва он подошел к нам с Витей.
– Вить, а ты где пропадал? – спросил он после приветственных рукопожатий.
– Я теперь у Наташки живу в Раменском. Уже давно, с месяц,
– ответил Витя и уже собрался было поведать какую-то историю, как вдруг его прервала девица, выпрыгнувшая откуда-то из зрительской толпы и повисшая на Паше...
– Пашка!!!! Там Алиска приехала… Пошли! – Паша тут же развернулся и куда-то ушел вместе с девицей. Второе отделение ребята работали без него. Вернулся он один, когда музыканты уже прощались со зрителями.
Толпа быстро начала редеть. Мы встали со своих мест, собираясь уходить.
– А вы – куда? – к нам подошел Саша.
– Домой, – сказала я.
– А к Алику в гости поедете? – предложил он.
– К какому? – спросила я, хотя спрашивать и не надо было – вся команда «Трескачей», выжидающе на нас смотрела.
– Конечно, поедем..., – сказала я, и посмотрела на своих подруг.
– Класс! – пискнула Аля, сжимая мою руку. Я повернулась к Оле, ожидая её ответа.
– Лан, поехали. Только маме позвоню – скажу, что б не ждала,– буркнула та.
Оля отошла от нас к телефонным будкам и набрала маме. О чем у них шёл разговор, я не знаю, потому что было шумно, да и говорила она тихо.
– Всё, я никуда не еду! – вернувшись, решительно сказала Оля. При этом она смотрела куда – то в низ.
– Почему? – хором выдохнули мы с Алей.
– Брату голову пробили. Поеду домой оказывать первую помощь, – Оля всё не поднимала глаз от земли.
– А что – мама? – попробовала начать я, за одно стараясь вспомнить – упоминала ли когда-либо Оля о брате, и в голове не мелькнуло ни одной зацепки. Я поняла, что Оля врала, но почему?
– Мама боится крови и в обморок падает. Всё, я поехала. Вы можете оставаться. Всем пока!
Вот так… Мы стояли, можно сказать, на самом пороге того, чего так хотелось, и надо было уйти, когда начиналось самое интересное.
Мы с Алькой переглянулись – может, остаться?
– Ну, вы то хоть не сбегайте! – обратился к нам Алик.
– Не, ребят, если мы останемся, то Олька сильно обидится. В другой раз. Хорошо? – грустно сказала я
Махнув на прощание арбатским парням, мы поспешили догнать Ольгу, которая быстро удалялась от театра.
Интересно – почему Ольга сбежала? Зачем приплела какого– то брата? Ведь она уже не первый раз уходила. Позже мы с Алей пытались поговорить б этом с Ольгой, но та только бросила раздраженно:
– Девочки, головой думать надо! – и отвернулась от нас, больше не отвечая ни на один вопрос.

Отелло

На следующий день наша троица опять стучала каблучками по арбатскому булыжнику. Внутренне я ждала повторного предложения от артистов и предвкушала интересный вечер, в тоже время перед глазами так и стояла вчерашняя история, от которой в голове роились самые разные мысли. Чего испугалась Ольга? Почему так резко ушла? Она что-то заметила нехорошее, чего не заметили мы? Тогда почему она нам ничего не рассказала? Если вчера её что-то сильно напугало или насторожило, тогда почему она опять пошла с нами к театру, на ходу обсуждая уличные выступления. А может, правда, что-то случилось с братом? А вдруг на самом деле брат существует? А что по сути я знала об Ольге? Ничего...
Вот такие размышления занимали меня по пути к театру, но, как только на глаза попалась плотная толпа зрителей, все думы тут же развеялись, словно дым.
В центре круга пели Паша, Борода и Эмир.
«В городе, где липы пахнут мёдом, где играют дети на песке, жил в одной квартире модный парень самый симпатичный во дворе…», – пели артисты бодрыми голосами под сопровождение двух гитар, а зрители радостно улыбались и хлопали.
Мы пробрались в центр первого ряда, на своё коронное место, и тоже начали аплодировать в такт музыке.
Песня закончилась, и в центр круга вышел Борода.
– Друзья! – обратился он к зрителям. – Концерт у нас бесплатный, мы стараемся для вашего настроения, чтобы вы улыбались, забывали хотя бы временно о своих проблемах. Мы работаем только для вас, но… У нас есть цыганёнок, ему надо... Словом, помогите – кто сколько может.
Паша, который как я уже писала, внешне походил на цыгана, взял в руки полиэтиленовый пакет и пошел вдоль зрительского круга. Народ любил «Трескачей» и охотно отсыпал за выступление звонкие монеты, а иная щедрая душа выкладывала даже бумажки.
– Что-то наш цыганёнок медленно ходит, – ехидно комментировал Борода Пашин сбор. – Вон как народ любит Пашу– лес рук с денежкой. Приятно посмотреть. Придется помогать, а то мы так ещё будем долго ждать...
С этими словами Борода достал из кармана второй пакет и тоже пошёл по зрителям с другой стороны навстречу Паше.
Вот Паша приблизился ко мне. Точнее между нами было человек пять, и я сжимала в руке несколько монеток, готовясь положить в пакет и свою долю артистам за доставленную радость. В это же время Борода со своим пакетом в руках находился на таком же расстоянии.
– Пусть самая красивая девушка покажет – кто ей больше понравился. Я или Паша? – вдруг громко спросил Борода, и над местом выступления неожиданно повисла тишина: всё внимание зрителей сосредоточилось на происходящем. – Пусть она положит свои денежки в пакет тому, кто, по её мнению, лучший из нас. А кто – она, та самая красивая, мы сейчас выясним. Сейчас узнаем
– у нас с Пашей вкус одинаковый или нет! – Борода встал передо мной и выразительно показал глазами на пакет.
Тут подошел Паша, и я встретилась с ним глазами, и… превратилась в окаменевшую статую.
– Ну, выбирай же скорее! – подначивал меня Борода.
Видимо, я так долго стояла и таращилась на Пашу, что уставший ждать моего выбора Борода сел около моих ног на корточки. Но и Паша не хотел уступать, он даже чуть побледнел.
– Подели монеты пополам, Маша! – прошипела мне в ухо Оля.
Я, ничегошеньки не соображая, выполнила её просьбу и положила по несколько монет и Паше, и Бороде.
– Ишь, хитрая какая! – послышалось в толпе.
Борода поднялся и вернулся обратно в центр круга, а Паша так и продолжал стоять около меня.
– Сейчас узнаем – кого больше любят…, – Борода потряс своим пакетом, показывая, что он прилично наполнен деньгами, и вдруг заметил неподвижного Пашу.
– Павлик, ты потом решишь свои проблемы! – крикнул ему Борода. – У нас концерт продолжается!
– Надо её вывести отсюда! – раздался Олин голос, будто она кричала с противоположной стороны улицы.
Я находилась в прострации – всё плыло перед глазами, как после стакана водки.
– Марш – в «Открытку»! – скомандовала Оля, и мы послушно направились за ней.
Девчонки купили мне пиво, несмотря на то, что не люблю его, чуть ли не силком заставили выпить.
– Ну? Ты как? – взволнованно спросила Алька.
– Нормально,
Я, и правда, начинала приходить в себя.
– А давайте-ка просто прошвырнёмся по Арбату! – предложила Алька. – Ко второму отделению вернемся.
Я не стала спорить. Оле же было всё равно.
– Девушки, у вас закурить не найдется? – вдруг нас окликнул один из трёх тощих очкариков.
– Не курим! – не глядя, в унисон ответили мы с Алей, Ольга же милостиво поделилась сигаретами, и мы покинули питейное заведение.
Когда мы вернулись к театру Вахтангова, у «Трескачей» во всю шло второе отделение. Едва я начала слушать, что рассказывает Эмир, как вдруг кто-то тронул меня за плечо.
– Девушки, закурить не будет? – обернувшись, я обнаружила одного из тех очкариков, которые пристали к нам в «Открытке».
– Нет, – покрутила я головой и толкнула Ольгу, спрашивая– угостит ли она очкариков? У Оли, видимо, было хорошее настроение, и она выдала несчастным ещё по сигарете, а я продолжила смотреть концепт.
Однако сзади снова раздался шепот:
– Девушки, а что здесь вообще происходит? – между мной и Олей пытался втиснуться самый говорливый очкарик.
– Концерт, вообще-то, – недовольно буркнула Оля, потому что из-за действий очкарика ей пришлось потревожить людей, сидящих на земле.
– А что, если мы…, – начал было очкарик.
Что дальше произошло, я сразу не поняла. Откуда-то появился Паша. Притом, не просто появился, а наскочил на очкарика, как петух.
– Что тебе надо?! Куда ты лезешь?! – Паша схватил очкарика за грудки.
– Вы что себе позволяете?! – очкарик стал вырываться.
Тут Паша вроде как пришел в себя, осмотрелся по сторонам, увидел замерших, открывших рот от удивления зрителей и отпустил испуганного парня.
Стояла такая тишина, что мне было слышно, как дышит Оля.
– Ну... я… это... – забормотал Паша, с каким-то ужасом глядя на противника.
– Дебилизм какой-то. Я, просто, попросил у девушек закурить. Слышишь ты! Отелло! – с этими словами очкарик вылез из толпы.
– А мы продолжаем! – в центр круга выскочили Эмир и Алик. Куда делся Паша, я не так и не поняла, а вот Оля заявила, что ей срочно надо домой.
Если бы мои мозги не были так заняты перевариванием произошедшего, я бы не ушла домой ни за что.
Обдумав по дороге события этого дня, я сделала вывод, что… я ему тоже нравлюсь! А почему он не подходит ко мне? Из-за Алисы? Или… Или ты, Машка все себе выдумала, а на самом деле – не так…
 
У Ромика

На следующий день, ближе к вечеру, позвонила Ритка и попросила съездить с ней домой к Ромику, чтобы забрать забытый там накануне свитер.
Ромик жил от нас очень далеко, и Ритке ехать к нему одной было скучно и страшно, потому что за окном уже начинало темнеть. Это потом оказалось, что они очень сильно поругались, и она не хотела одна ему показываться на глаза.
Я очень пожалела об этой поездке. Очень.
Ромик ждал Ритку, и обрадовался, когда увидел, а вот меня – нет.
– Рит, зачем ты сюда притащила свою Машу? –зашипел Ромик на Ритку, утащив её на кухню, но из-за того, что в квартире стояла тишина, я всё слышала. – Ты мне мстишь за то, что я оставил у тебя ночевать Кирилла?
Что ответила Ритка, я не разобрала.
– И как теперь мне с ней поступить? Рит, ты меня добить хочешь?
Если бы на дворе не было так темно, если бы это был бы не новый микрорайон, и я знала, где тут ходит транспорт, то сразу бы ушла. Я – нежеланный гость. Я – средство досадить. Прекрасный ход, подруга! Рита, а ты точно – подруга? Именно это я и хотела у неё выяснить, но не успела. На меня ледяной шокирующей волной обрушилось понимание того, кем я всё это время была для Ритки.
Увы, роль некрасивой подружки – это самая безобидная часть нашего содружества. Я вспомнила и свидание с Костиком, и как ездили за перуанской музыкой, и как Ритка бесилась, когда однажды, придя со мной на свидание к сказочному красавчику, лишилась внимания последнего, потому что тот из нас двоих выбрал меня.
Ритка так часто подло поступала, а я почему-то всегда входила в ее положение и не обращала внимание на некоторые фразочки, решив, что дружба всё же дороже и что они сказаны не всерьёз. И вот теперь из-за Риткиной причуды я стояла в коридоре чужой квартиры, и даже не знала – в каком районе Москвы мы находимся. Я стояла, пришибленная уверенностью, что сейчас хозяин квартиры меня просто выставит за порог. Куда я пойду? У кого буду спрашивать дорогу?
Ромик прошел ко мне в коридор.
– Маш, прости, если что не так, – он сел около меня на корточки и взял мои руки в свои. – Нам с Ритой надо серьезно поговорить наедине. Ты не будешь против, если мы тебя оставим на какое-то время? Давай я включу тебе компьютер – посмотри пока кино какое – нибудь. Давай я тебе налью чай… Хочешь?
Что мне оставалось делать, кроме как кивнуть головой в ответ. На обратном пути я высказала Ритке всё, что думала, после чего какое-то время мы не разговаривали и делали вид, что не знакомы, даже в автобус садились через разные двери. Я думала, что Ритка начнет оправдываться, как-то задабривать меня, но нет. Пока мы ехали в автобусе до метро, мне на глаза попалась очень симпатичная девушка в модной курке, красивых сапогах и с аккуратной прической. Осмотрев девушку с ног до головы, я невольно посмотрела на её сумочку и увидела торчащую связку сосисок. Наверное, она ее купила, чтобы накормить ужином своего молодого человека. «Сейчас придет, поставит варить макароны, сварит сосиски… А где-то там, по улицам осеннего города, вот так же в автобусе едет Алиса и везет в своей сумке сосиски для Паши…», – вдруг подумалось мне, и накатило такое отчаяние, что я не смогла сдержать слёз. Сидящая напротив меня тётушка заметила слезинки на щеках и на весь автобус начала интересоваться, что со мной случилось. Какой ужас! На меня смотрел весь автобус! На меня смотрела девушка с сосисками и тоже подошла узнать, что случилось! Я совсем не ожидала такого поворота событий и растерялась от происходящего. Хорошо, на выручку пришла Ритка, которая со своей стороны решила, что это всё из-за поездки к Ромику.
– Ну, прости меня. Я же не думала, что так получится! Я думала, что заберу свитер и уйду, гордо задрав нос… Ромик только улыбнулся, и я забыла за что на него обиделась. Маш, я дурочка, наверное. Да? Маш, он не хотел тебя оскорбить…
– Да причём тут Ромик?!
– А что тогда? Кто виноват? – голос Ритки вдруг стал злым.
– Я?!
На Ритку я сильно рассердилась вплоть до того, что не хотела с ней общаться.
В голове плотно застряла мысль про Алису, везущую сосиски Паше на ужин, которая вспыхивала в голове в виде картинки из размытых городских огней через автобусное стекло. Я мечтала также спешить к кому – то домой, ждать его и заботиться только о нём, единственном.

Юля, шоколадка и… Лёша...

После Пашиной перепалки с очкариком я что – то совсем впала в сентиментальность. Всю неделю ждала новой поездки на Арбат и мечтала, что романтические события начнут стремительно развиваться, и между мной и Пашей начнет что-то
происходить.
И вот мы снова приехали на Арбат. И, конечно – задолго до начала концерта, потому что Ольга захотела посмотреть на
«Ежей». Кстати, и правда, почему-то очень давно было не видно этих ребят. Наверное, они где-то учились, и учёба не позволяла предаваться творчеству.
На месте привычного сборища «Трескачей» к тому времени набралось прилично народа: молодёжь распределилась вдоль всего театра – пёстрая, шумная и заразительно беспечная.
– Полезли в середину – глянем, что там! – по привычке скомандовала Ольга и первая полезла вперёд.
– Машка! Солнышко ты моё! – раздался откуда – то громкий Юлин голос, и через секунду появилась она сама – пьяная, слегка растрепанная и ужасно веселая. – Шоколадку хочешь?
– Шоколадку? – удивилась я, уставившись на знакомую. В руках у Юли, кроме бутылки пива, ничего не было.
– Макс! – позвала кого-то Юля, даже не глядя по сторонам. – Иди сюда!
Из-за её спины вынырнул молодой человек, осмотрел нас изучающе и спросил Юлю:
– Чего ты кричишь?
В отличии от Юли он был совершенно трезвый.
– У тебя шоколадка осталась?
Макс достал из кармана плитку шоколада и дал Юле.
– Это – Макс, мой молодой человек. Макс – это Маша, моя знакомая. А теперь иди, я тебя сама найду.
Макс кивнул головой и тут же исчез в толпе.
Разорвав обертку, Юля отломила мне половину и тут же закричала куда – то в толпу:
– Лер! Шоколадку хочешь? Миш! Шоколадку хочешь? – сладкое лакомство предлагалось всем, кто попадался на глаза.
Я обернулась, выискивая глазами Олю и Алю. Куда они пропали? Ведь только что стояли около меня.
– Паш, хочешь шоколадку?
Услышав это имя, я тут же повернулась обратно к Юле. Паша стоял за Юлиной спиной. Скорее всего он только что подошел, так как я его не видела в толпе.
– Хочу, – ответил он.
– Маш, у тебя шоколадка ещё осталась? – спросила Юля, обнимая меня за талию. Я протянула слегка подтаявшую сладость ей в руки.
– Паша, тебе две дольки или четыре?
– Я хочу, чтобы мне шоколадку дала она, – Паша посмотрел мне в глаза, а я, будучи будто под гипнозом, не могла оторвать взгляда от него, тонула и растворялась в его глазах. Я еле нашла в себе силы для того, чтобы отломить от шоколадки полоску и протянуть Паше. «А глаза – то у него оказывается каре-зеленые и ресницы очень длинные!» – отметила я для себя
– Покорми меня! – он приоткрыл рот, давая понять, что покормить его следует, как галчонка. Положив в приоткрытый рот отломленный кусочек шоколадки, я хотела убрать руку, но он не дал. Взял мою руку в свою и… поцеловал запястье. Не знаю, чего я больше – испугалась, удивилась или растерялась. В одно и то же время я хотела и убрать руку, и не хотела, чтобы это мгновение кончалось.
– О-о-о-о, с вами всё понятно! – хихикнула Юля. – Маш я пошла, найдешь меня потом.
Юля была где-то далеко. Да в этот момент, наверное, все и всё были где-то далеко.
– У тебя такие нежные руки, – его руки касались моих, а мы будто пожирали друг друга глазами.
– Машка, привет! А где Олька?! –Чей-то голос грубо опустил меня с небес на землю.
Я обернулась и не поверила своим глазам. Рядом с нами стоял
… Леша Баканков!
– Лёша? – воскликнула я, не справившись с удивлением. – Ты... Ты чего тут делаешь?!
Всё ещё сомневаясь, я рассматривала Лёшину фигуру. Так непривычно было видеть его не в хирургическом костюме, а – в самом обычном, брючном, который ему совершенно не шел.
– Да вы столько говорили об Арбате, что я решил приехать и посмотреть на всё сам. А Оля где?
Тут я заметила, что Паша смотрел на нас и…
– Я тут, с ребятами, – шепнул он мне на ухо и быстро отошел к своим выступающим друзьям.
Аля и Оля нашлись с другой стороны зрителей – они общались с Макаром.
– Посмотрите, кого я вам веду, – сказала я им.
– Лёша? Что ты тут делаешь?! – девочки хором повторили мою фразу, сказанную три минуты назад.
– Покажите мне концерт, на который вы все время ездите и этого…, на которого Машка запала, – попросил Лёша.
– Ты меня от него только что отпугнул. Спасибо тебе Лёшечка!– буркнула я в ответ.
Как же я на него была зла! Неужели он не видел, что момент для неожиданной встречи вышел неподходящий?
Как раз в это время началось выступление – работали Эмир, Алик и высокий лысый мужчина, которого как я поняла, местная тусовка называла Папа.
Половину концерта Лёша послушно стоял около Оли, а потом начал канючить, что и ножки его устали, и делать тут нечего, и вообще с пивом около родного Проспекта мира гораздо прикольнее.
– Ну, что с тобой поделать, горе ты моё! – Оля, вздохнув, потрепала Лёшкины волосы на затылке. – Поехали на Проспект мира. Девчонки, до завтра! На работу прийти не забудьте.
Мы с Алькой проводили их до метро, постояли, пока Лёша допивал пиво, и вернулись к театру Вахтангова. Толпа заметно поредела, и среди тех, кто остался, не было Паши.
– А Паша где? – спросила я у какого – то парня, сама не ожидая этого от себя.
– Ушел вроде. Ты у Алика спроси, – парень махнул рукой в сторону небольшой кучки ребят и, кивнув нам на прощание, удалился в сторону метро.
Вот, опять не сложилось. А я – то окончание этого вечера видела совсем не таким.
 

Субботник

Утром нам объявили, что ближайшие выходные укорачиваются на один день – субботник. И кто только придумывает эти дурацкие обязаловки? Работать, когда хочется поспать до двенадцати, потом – бездельничать... У нас что, нет специально обученных уборщиков? Или кто-то там, наверху серьезно считает, что сотрудникам нечем себя занять в выходной?
Видимо, ожидался приезд большого начальства с ревизией.
Как же меня тянуло послать работу ко всем чертям, осознавая, что в субботу придётся ехать привычным маршрутом!
– Вот зачем я попрусь в больницу? – накручивала я себя, проснувшись в субботнее утро. – Целый час, а то и два сгребать сырую листву под мерзким, ледяным осенним дождём? Мёрзнуть, мокнуть и уставать. Может, сто;ит прогулять? Сказаться больной? Не прокатит.
Заведующий вчера на утренней пятиминутке сказал, что субботник для всех сотрудников обязателен, что от него будут освобождены только те, кто в день субботника дежурит; да и то в счёт того, что им дадут личные задания по уборке внутренних помещений. Отдельно он отметил – все заболевшие или прикинувшиеся такими позже отработают пропущенный субботник, только уже получат задания непосредственно от администрации. «Нет, – решила я, – лучше часик пострадаю с граблями, чем потом драить ординаторскую или ещё что-то подобное...»
Позже, я была рада тому, что не поддалась ленивым мыслям и явилась на работу.
Явка на субботник была, можно сказать, девяностопроцентная– проигнорировали призыв буквально три или четыре человека.
– Наша территория – правая сторона газона от въезда в больницу! – распорядился заведующий, раздавая сотрудникам грабли. – Перчатки – у Ольги Николаевны, мешки – у Дениса Леонидовича. Быстрее начнем – быстрее закончим, а потом всех ждёт сюрприз!
– Какой?! – живо отозвался дружный хор коллег.
– А я вот не скажу. А то вам будет не интересно работать!– рассмеялся Лев Сергеевич и первым начал сгребать мокрую листву в кучу.
А субботник-то оказался на самом деле очень веселым мероприятием. Я с удивлением смотрела на коллег, на то, как их изменила неформальная обстановка. Какими же они были милыми вне субординации и дистанции – простые, искренние... Молодые доктора, ну, совсем мальчишки, носились, играя в догонялки, кидали друг в друга уже собранные в кучу листья, бесились и дурачились, словно школьники на перемене. Глядя на них, невозможно было не смеяться.
Строгая Ольга Николаевна в косынке и Валерий Иванович в спортивной шапочке смотрелись, как парочка дачников, особенно когда взялись за грабли. Мы так быстро управились с заданием, что я даже не успела ни устать, ни замерзнуть. Всего лишь за двадцать минут на вверенном нам участке воцарился полный порядок – ни мусора, ни листвы.
– А теперь все идём в отделение! Руководство больницы подготовило нам подарок! – громко объявил Лев Сергеевич.
Это и правда, был сюрприз! Нам накрыли стол! Никто из присутствующих подобной щедрости от руководства больницы не ожидал.
Запечённые куриные окорочка, пара видов салата, фрукты и пирожки с повидлом. Как же это выглядело трогательно!
Оказывается, субботник может быть очень теплым, добрым, приятным и каким-то по-домашнему семейным.
Ещё утром я совершенно не хотела сюда идти, а теперь наоборот желала, чтобы день не заканчивался.
Весь коллектив был в сборе. Все тридцать человек (разумеется, кроме тех, кто дежурил по отделению) умудрились поместиться в маленькой сестринской комнатушке реанимации, но мы тесноты совсем не чувствовали. Сидеть было негде, поэтому коллеги разместились кто где смог – на подоконнике, на подлокотниках левого дивана... И на подлокотниках правого дивана тоже бы расселись, словно птички на проводах, но правый диван совершенно от дряхлости еле держался, и его берегли, а скорее опасались за собственную безопасность.
Спустя пять минут сестринскую наполнили шутки, смех, гомон; мужская часть коллектива наперебой травила веселые байки. А потом вдруг всё смолкло. И вот почему...
– Поехали мы прошлой осенью на охоту. Экипировка – всё, как положено: ружья, сапоги, патронташ, рюкзаки, – начал рассказывать Валерий Иванович.
– А на кого поехали охотиться? – спросил кто-то.
– На кабана. А с нами мужичок увязался один; тот наколотил себе в рюкзак что-то очень много всего, да и рюкзак у него был сам по себе огромный. А мужичок – здоровяк такой: роста под два метра, плечи широченные, лапа – размер пятидесятый, не меньше. Идём, значит; он – первым. Прёт, как паровоз, топает, пыхтит. А мы же, охотники, должны тихо идти. А чем дальше, тем лес гуще. Нам то, остальным, сложно пробираться – ветки, трава мешаются, а у него рюкзак его самого шире. Мы ему говорим, мол, Кузьмич, кидай рюкзак – ты с ним не пройдёшь. Нет, не поверил. Так и пёр дальше, как бульдозер. Голову втянул в плечи и – напролом. Мы опять его уму разуму учим – ты всех кабанов, мол, в радиусе десяти километров распугал... А он не верит. Среди нас был деревенский, приколист ещё тот; он возьми и ляпни Кузьмичу: «У нас здесь леший живёт. Он тех, кто громко топает, за шиворот сзади хватает и в берлогу к себе тянет». Ну, сказал и сказал; посмеялись мы над лешим и дальше идём, но теперь Кузьмич почему-то в арьергард переместился: типа, подустал. Идём, уже потихоньку, не топаем, вглядываемся в лесную чащу, и вдруг сзади раздается вопль ужаса. Признаться, у меня от неожиданности чуть сердце не остановилось. Испугался, короче, я. И вопль-то такой, что и сейчас в ушах стоит. Оборачиваемся, а наш Кузьмич висит между деревьев, на расстоянии от земли в сантиметров сорок, не меньше. Висит, орёт, ногами дрыгает… Оказалось, что он своим рюкзаком зацепился за ветки деревьев. И нет, чтобы вернуться назад, отцепиться как-то, он решил, что если попрёт вперед, то они сами отцепятся. И главное, никого из нас не позвал на помощь. И вот он рвался вперед, рвался, и в какой-то момент ветки его победили, и приподняли над землей. А может, и правда, Леший проучил. В тот день мы больше не охотились. Домой вернулись.
В дежурке всё это время стояла тишина – так люди были увлечены рассказом.
– Что у вас так тихо? Я думала, вы по домам разошлись. Честное слово! – в дежурку вбежала Маша, она же – Алла. – Дайте что-нибудь съесть! У нас там непроходимость, сейчас на второй внематочную привезут.
Маша подлетела к столу, схватила тарелку и стала себе торопливо накладывать салаты и курицу.
– Положите мне пирога, а ты, Ириш, чаю налей. Люд, моему доктору тоже курицу с салатом положите и пирог. Я ему наверх отнесу, а то не успеет сюда. Дайте сяду куда-нибудь…
Маша покрутила головой, выискивая место, куда можно пристроить пятую точку, но все места пригодные для сидения были заняты: большая часть коллектива кушала из своих тарелок стоя.
– Я тут…, – Маша смело уселась на подлокотник правого дивана.
– Маш, он не прикручен к дивану. Упадешь, – предостерег кто-то из девушек.
– Я осторожно. Видите, я только опёрлась на него, я ж не сижу всеми своими килограммами.
– А мы однажды пошли по грибы…, – решила продолжить лесную тему Ирина, и в дежурке снова стало тихо. – У моего дядьки была собака, дворняжка, но – крупная…
Маша вдруг покачнулась, раздался оглушающий треск, и правый диван с жутким грохотом осел на один бок. Его правый подлокотник отвалился, отправив Машу на пол. Падая, Маша попыталась задержать свое падение и схватилась за ноги стоящего рядом с ней Дмитрия Олеговича. Смягчить свое падение у неё, конечно, не получилось, но каким-то образом удалось стащить с доктора штаны.
Коллектив потрясённо уставился на сломанный диван, Машу, уткнувшуюся лицом в салат и совершенно невозмутимого доктора в красных труселях с пирожком на тарелке.
– Ну, что, Маша, доигралась? – спокойно пробасил доктор Дмитрий Олегович.
Смеяться над комичной ситуацией было как-то неловко, но я не сдержалась.
Маша, это – Маша. У неё вечно, что ни день, то – приключение.
Минут через десять субботник был объявлен завершенным и все разошлись по домам.

Гена Алынин

Только я вернулась домой с работы, только переступила порог родной квартиры, как раздался телефонный звонок.
– Маш, скорее включи первый канал! Скорее! – кричал в трубку Гена Алынин, знакомый с Арбата. Не знаю почему, но я его голос узнала сразу. Послушалась и бегом кинулась к пульту, чтобы включить Первый канал; там показывали новости.
– Включила? – торопливо спросил Генка.
– Да...
– И что видишь?
– Пока, просто смотрю...
– Смотри, дом показывают?! Это – мой дом! Представляешь?! У нас сегодня банк ограбили! Иду с работы, а около дома – полиция, телевидение! – восторженно докладывал Алынин. – Эх, жаль я не видел момента ограбления! Почти, как в кино…
Я очень даже понимала Геночку и все его радости от показанного репортажа: ведь это было так необычно – видеть свой дом и знакомых на экране. Помню собственные эмоции, когда в какой-то программе показали нашу улицу.
– Маш, а ты сегодня вечером что делаешь? – спросил вдруг Гена.
– Ничего.
– Пошли гулять на Арбат. Бери подружек; послоняемся по улице, поболтаем... Может быть, кого – нибудь встретим.
На какое-то мгновение у меня возникла мысль, что это – приглашение на свидание, что, наверное, я Гене приглянулась, но немного поразмыслив решила, что ошибаюсь. Если бы я ему и правда приглянулась, то Гена бы позвал меня гулять одну. И тогда бы в прошлый раз он проводил бы меня до дома, а не бросил в метро, и тогда бы позвонил не через несколько дней, а гораздо раньше.
«Хочу ли я на эту прогулку? – задала мысленно вопрос я себе и тут же на него ответила – Хочу!!!»
Через два часа я вместе с Алей и Генкой выходила из стеклянных дверей станции метро «Арбатская».
На улице было уже довольно темно и по-осеннему прохладно, и чтобы хоть как-то спрятаться от влажного ветра я плотнее закутала шарф на шее. При этом я увидела краем глаза, как Аля застёгивает все пуговицы на своем пальто и поднимает вверх воротник. Что ж – пришла настоящая осень.
Народ торопился домой, по направлению к зданию метрополитена двигалась плотная пешеходная толпа; нам пришлось лавировать в людском потоке, то и дело теряя друг друга из вида. В конце концов Гена взял нас обеих под руки, чтобы не потерять.
Вот так втроём мы и спустились вниз в «Трубу», готовясь перейти на ту сторону, где находилась «Прага», когда Гена вдруг встрепенулся.
– Черт! – наш кавалер остановился на самой нижней лестничной ступеньке. – Забыл… Сигареты не купил... Подождите, я сейчас…
Генка рванул обратно наверх.
Внизу, в само;м переходе, вдоль стен стояло несколько столов с сувенирами, сладостями и колготками; от нечего делать мы с Алей стали рассматривать сувениры – свистульки, значки, брелоки, шапки – ушанки... Среди прочей ерунды, стоящей на прилавке, я заметила изящную хрустальную балерину, и рука сама потянулась к статуэтке.
Какая же она была красивая: пачка, сделанная из обычного стекла, казалась лёгкой и невесомой... Восхищало в ней всё – стройные ножки, пуанты, строгая прическа....
– Почём эта прелесть? – из созерцания красоты меня вырвал чей-то голос. Надо мной наклонился высокий, плотный мужчина, с виду – не то казах, не то киргиз.
– Я – не продавец, просто, смотрю товар, – поспешила я оправдаться и принялась искать глазами того, кто на самом деле торговал, чтобы узнать для дядьки цену на балерину.
– Мне не кукла нужна. Я интересуюсь другим, – неожиданно заявил не то казах, не то киргиз.
В первый момент я даже не поняла, о чём он говорит, но потом, заметив – какими глазами он меня буквально пожирает, до меня вдруг стал доходить смысл его фразы.
– Да что вы что такое себе вообразили?! – возмутилась я.
– Меня интересует цена; можно сразу за обеих, – спокойно продолжал мужик.
Дать пощечину! Сейчас же! Немедленно!
Я оценила взглядом габаритную фигуру дядьки, мысленно представляя, как он отреагирует, и тут меня осенило, что треснуть наглеца сможет Гена, и это будет посильнее моего кулачка.
– Вали отсюда! Сейчас Гена придет, он тебе устроит!– выговаривая фразу, я постаралась сделать злое и пренебрежительное лицо. Бросив её, я тут же снова отвернулась к лотку и ... расстроилась: кто-то уже успел забрать балерину. Всего на одну минуту отвлеклась, а её уже не было.
Нахальный гражданин никуда не ушел, а встал за моей спиной, сложив свои огромные лапищи на животе.
Наконец вернулся Гена.
– Всё, купил. Пошли! – Гена окликнул нас, показав зажатую в руке пачку сигарет.
– Это и есть Гена? – потрогал меня за локоть гражданин и, не получив ответа, отвел Гену в сторону; они перекинулись несколькими словами, потом гражданин вернулся к нам. – Простите, пожалуйста…
И тут же удалился быстрыми шагами.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Гена вслед ретировавшемуся мужику. – Забавный тип. Решил, что вы – проститутки, а я – сутенер; просил продать вас на часок.
Мне стало смешно и в то же время неприятно.
После этого инцидента мы долго слонялись по улице, болтали, рассматривали витрины. Неприятный осадок прошёл, хотя никого из знакомых мы так и не встретили.
Всю прогулку у меня на языке вертелись вопросы о Паше, но я так и не рискнула задать ни одного – поводов не возникло.
– Пошли завтра снова на Арбат? – предложил Гена, провожая меня домой.
– Пошли, – согласилась я. – В принципе, неплохо же погуляли.
– Замечательно погуляли! – согласился Гена.
На следующий вечер мы снова отправились на Арбат, но уже вчетвером – к нам присоединилась Ольга, которая вчера дежурила, и в этот раз мы все встретились в условленном месте сразу после работы.
За время пока мы были на Арбате, нам повстречалось очень много людей, знакомых с Геной, и точно так же, как и во время прогулок с Юлей, эти люди относились к нам с девочками так, словно давно нас знали – парни здоровались с нами за руку, какие- то девицы обнимали нас, будто старых подруг, и спрашивали – видели ли мы кого-то, называя при этом совершенно незнакомые имена.
– Да мы только приехали и никого ещё не видели, – отвечал за всех Гена.
Я быстро подхватила его фразу и тоже начала ею отбрыкиваться ото всех, кто пытался у меня что-то узнать.
Рядом со стеной Цоя мы встретили Витю «Мальборо» с двумя девушками и рыжим пареньком, внешне очень похожим на лису. Парни обменялись рукопожатиями и какими – то своими новостями, а со мной вдруг заговорила одна из его спутниц.
– Приветик, как делишки? Смотри, у меня – новые бусики, – девица расстегнула ветровку и показала простенькие круглые деревянные бусы с тремя треугольными имитациями клыков. – Вчера купила у метро.
Девушка вопросительно посмотрела на меня, ожидая реакции, и мне пришлось сказать, что бусики очень симпатичные и нравятся мне. После моих слов счастливая обладательница дешёвого украшения расцвела и гордо затараторила:
– Юрчикова сейчас встретили, а он их увидел и говорит: «Ой, это ты себе выбитые зубы Симанихи повесила?». Я же с ней подралась в понедельник…
Видимо, я такими обалдевшими глазами смотрела на неё, что «Мальборо» заставил девицу уйти за спину рыжему парню, грубо дернув за руку.
– Маш, прости, пожалуйста. Она – очень простая, и не соображает – кому чего несёт. Она не со зла… Ладно, ребят, мы пойдем.
Мы помахали друг другу на прощание руками и разошлись в разные стороны.
Около зоомагазина мужик продавал ужат, ползающих в большой пятилитровой банке.
Тридцать рублей – гласила надпись на помятом клочке бумаги, приклеенном синей изолентой к банке.
– Фу, гадость! – сморщила нос Ольга и отошла в сторону.
– Какие милые! – пискнула Аля и подошла к банке поближе. Ужикам в банке было тесновато; они тянули свои тельца- ниточки вверх, переплетались, сталкивались и падали снова на дно. Забавные; правда от банки, как и от обладателя ужиков, очень дурно пахло.
– А собачке на корм не подадите? – обратился к нам мужик, и я заметила у его ног маленькую дворняжку и картонную табличку с просьбой о помощи.
– А ужат покупают? – спросила я, отсыпая в коробочку для монет несколько медяков.
– Ещё ни одного не купили, – улыбнулся мужик.
– А хотите – я вам по ужику куплю? – обратился вдруг Гена к нам с Алей.
– Ой, не надо! – замахала я руками, представив – как мужик влезает рукой в банку, ловит ужика и подаёт мне. А я его куда дену? Я что, должна буду его потрогать рукой? Бррр…
Я быстро перебежала к Ольге и оттуда стала наблюдать. А мужик всё – таки открыл банку, достал одного ужа и протянул Але, которая сразу же погладила змейку по маленькой головке.
– Ты что, его купила?! – воскликнула Ольга.
– Я что, с ума сошла? – рассмеялась в ответ Аля. – Я всего лишь попросила его потрогать… Где теперь можно мне помыть руки?
Концерта у Вахтангова в этот вечер не было; возле зоомагазина выступал «Кураж», а напротив Спасопесковского переулка своё мастерство демонстрировали три гимнаста. Пока я, Оля и Гена смотрели на их выступление, Аля куда-то исчезла; мы нашли её в метрах двадцати от нас, около рекламного столика тату – салона.
– Ты что тут делаешь? – спросила я.
– Татуировку выбираю себе, – Аля увлеченно листала толстенный альбом с рисунками.
– Чего выбираешь? – переспросил Гена.
– Временную татуировку хной, – вместо Али ответил бритоголовый парень, сидевший за столиком.
– Это как? – удивилась Ольга.
– Временный рисунок, – пояснил парень. – Он держится от нескольких дней до недели. Человек его делает, чтобы понять – действительно ли он хочет себе татуировку или хочет ли именно эту?
– Аль, ты что с ума сошла? – стала я оттаскивать Алю от стола.
– Маш, успокойся! Я никакой татуировки себе не хочу делать, но мне интересно: как это – иметь на себе татуировку. Это же – всего неделя.
– Девушки, а что вы теряете? Стоит копейки, исчезнет же картинка через несколько дней. Попробуйте! – подначивал парень, и мы все повелись.
Рисовали нам прямо тут, на улице, за этим же столиком.
Парень только вынес флакон с хной и кисточки.
Никто времени не засекал, но сам процесс был веселым и интересным. Когда влажная кисточка касалась кожи, было щекотно и приятно, а когда мастер объявил, что рисунок готов, появилось внутреннее ощущение, что во мне что- то изменилось, словно выросли за спиной крылья… Домой на своей правой руке, чуть ниже плеча, я несла какой-то замысловатый узор. Аля шла со скорпионом на пояснице, а Ольга – с цветком на тыльной стороне ладони. Гена от сомнительной затеи напрочь отказался.
 

Витрина

С нашей последней прогулки, когда нас сопровождал Гена, прошло чуть больше двух недель. Мы по-прежнему с девочками почти каждый день ездили на Арбат, но наши поездки не имели смысла: улица как-то вдруг опустела – концертов нет было, тусовок тоже... Знакомые не попадались; даже Алынин больше ни разу не позвонил. Каждый день я ездила на Арбат, надеясь встретить Пашу или кого-то из его друзей, а вечером, никого так и не встретив, возвращалась обратно и верила, что вот
завтра он наконец появится.
Видя моё расстройство, девчонки меня подбадривали:
– Он же уезжал летом на гастроли. Может быть, и сейчас на Арбате никого нет, потому что все разъехались. Жизнь актеров она такая – то тут, то там. Просто, надо подождать.
И я ждала. А что ещё оставалось делать?
Если раньше Паша был призрачным образом, силуэтом в толпе, мистическим умопомрачением, то теперь наваждение обрело цвет глаз, дыхание, тепло рук... Я чувствовала на себе касание его губ.
Всё чаще и чаще я погружалась в свои грёзы и не хотела возвращаться в реальность.
– Маша! Маша! – окликала меня мама, выдергивая из очередной мечтательной задумчивости. – Что ты там в окне увидела? Тебе есть задание: надо съездить к Рите Васильевне и забрать у неё платок.
– Куда? – удивилась я, с трудом осознавая, что до этого сказала мама.
– К Рите Васильевне, нашему повару. Она привезла для бабушки косынку из Оренбурга. Съезди и забери у неё, а то она завтра опять уедет. Адрес сейчас дам.
Я тут же прочитала на бумажке, которую мне через минуту вручила мама: метро «Академическая», улица Гримау, дом 14, квартира 46.
Ехать ужасно не хотелось, но что делать, если мама велела...
Доехав до «Академической», я поднялась на поверхность и медленно побрела вдоль улицы, снова погружаясь в сладостные мысли: «Интересно, где сейчас Паша? На работе, в театре? Репетирует новую роль или учит танец? Если, например, Паша
уехал на гастроли, то куда пропали остальные? Не могут же все сразу уехать? А может быть, они сейчас тусуются в другом месте? Разве так не может быть? Где-нибудь в парке Горького. А вдруг Паша заболел? Или у них случилась эпидемия, и заболели сразу все?
И тут меня пронзила догадка – Паша попал в полицию! Точно!
Их всех посадили за уличные концентры!
Перед глазами тут же явственно нарисовалась одна картинка: когда мы с Юлей первый раз были вместе на Арбате, то стали свидетелями того, как полиция задерживала музыкантов. Два парня пели под гитару песенки. Пели они и играли на гитарах так себе; возле них не было зрителей, а в коробочке для денег лежало всего несколько монет. Не знаю, чем уж они так не понравились полиции, но к ним подошел наряд.
– Вы что тут делаете? – спросил один из полицейских.
– Поём.
– А ты кто такой, чтоб тут петь?
– Артист, – не моргнув глазом, ответил парень.
– Ишь ты... Артист выискался… У артиста есть имя, талант, артист должен выступает на сцене.
– Так весь мир – сцена, – парировал парень, посмеиваясь.
– А имя у артиста есть? – полицейский подошел к парню поближе.
– Есть. Я – голубь.
– Кто ты????! – у не ожидавшего такого ответа полицейского от удивления так расширились глаза, что даже фуражка приподнялась чуть-чуть наверх.
– Весь мир – сцена, а я – голубь мира! – уже открыто хохотал парень, уверенный в том, что ему ничего за это не будет, потому что вокруг собралась толпа зевак, но он ошибся. Полиция тут же скрутила им руки и увела в подворотню. Мне стало как-то не по себе. Я понимала, что сейчас парней попросту изобьют в подворотне за дерзость.
– Ребят надо выкупить! – раздался чей – то голос, и толпа зевак одобрительно загудела. – Они их скорее всего в отделение потащили.
Оказалось, что внутри двора, куда наряд увел парней, располагалось местное отделение полиции. Несколько человек отделилось от толпы и исчезло во дворе. Остальные не расходились, обеспокоенные судьбой музыкантов. Через десять минут вернулись ушедшие.
– Так и есть: они в – в «обезьяннике» отделения. Менты хотят за них триста. Народ, давайте скинемся! Ну, жалко же парней – ни за что взяли.
В течение пары минут шапка парламентёра наполнилась деньгами – накидал кто сколько смог. Нужная сумма набралась быстро, и буквально через десять минут «Голубь мира» с товарищем под аплодисменты заботливых прохожих снова оказались на улице.
Вспомнив ту историю, я живо представила, что полиция могла задержать вот так и всех «Трескачей». Если они задержали парней за то, что они просто тренькали по струнам, то почему бы не задержать Пашу и его друзей за дерзкие куплеты. И почему я раньше не догадалась? Почему такая мысль ни разу не пришла мне в голову?
– Девушка… Девушка… А что там такое? – чей-то голос вернул меня в реальность.
В первое мгновение я даже не поняла – где нахожусь, что передо мной и кто эти две пожилые дамы?
Оказалось, что я так увлеклась переживаниями о Паше, настолько погрузилась в себя, что, потеряв связь с реальностью, как шла по прямой, так и уткнулась носом в витрину закрытого на ремонт магазина.
Передо мной как бы происходило задержание уличных музыкантов, потом все мысли перескочили на «Трескачей», а в реальности я стояла в прострации, пялясь через пыльное грязное стекло на пустое помещение, заставленное банками с краской и стремянками.
Я, видимо, с таким ошалевшим видом уставилась на витрину, что стали останавливаться прохожие и тоже смотреть – что же меня там такое привлекло и, не найдя никакого интересного объекта, решили узнать у меня – что же такое меня заинтересовало?
Господи, как же мне в тот момент стало неудобно. Может быть, что – то и стоило ответить собравшимся, но я не нашла ни одного разумного слова и спешно удалилась. И мне было всё равно, что кто-то возможно посчитал меня странной и эксцентричной.
 

Макар и второе

Сама заметила, что со мной что-то не так и начала волноваться, но у меня так ничего и не спросила, а вот у Али – да. Её вопрос был для меня, как обухом по голове.
Мы собирались в очередной раз прогуляться на Арбате, и за мной заехала Аля. Пока я красилась и делала укладку, мама пригласила гостью почаёвничать.
– Алечка, как твоя мама? Как у неё здоровье? – спросила она мою подругу.
– Спасибо, тетя Катя, всё хорошо. Сейчас вот работает.
– Вам мёд не дать? Нам много в этот раз привезли.
– Я спрошу у мамы. У нас с того года ещё вроде бы оставался.
– Алечка, а ты не знаешь, что с Машенькой? Она почти не ест, вся бледная и задумчивая. На работе у вас все в порядке?
– Да, на работе все в порядке, – рассмеялась Аля в ответ. – Тётя Катя, не волнуйтесь, все хорошо; она просто влюбилась.
Влюбилась?! Ну, Алька! Ну, подруга! Ну, спасибо тебе! Маме то зачем про это говорить? Моему возмущению не было предела.
– Влюбилась? – тут же оживилась мама и начала расспрашивать про моего избранника. Хорошо, что Але хватило ума не отвечать на её вопросы, избрав тактику увиливания.
На Арбате, как договаривались ранее, мы встретились с Ольгой и уже привычным маршрутом дошли до театра.
– Пиво купим? – предложила Алька, посматривая на нас. В знак согласия я кивнула головой.
Около «Открытки» нас догнал Макар.
– Кого я вижу! Мои красотки! – Он поцеловал каждую из нас в щечку. – Вы куда? За пивом? Постойте тут, я вам куплю.
Макар оставил нас около входа в кафешку и пошел к окошку палатки, Ольга поставила сумочку на свободный столик и стала искать в ней зеркальце, а мы с Алькой просто встали рядом. За соседним столиком сидели ребята, которым был лет пятнадцать на вид; они пили газировку и играли в карты. В этот момент к забору кафешки подбежал мальчишка, которого я оценила вообще на двенадцать годков. Он не стал заходить на саму территорию, а, перегнувшись через заграждение, закричал во весь голос:
– Пацаны! Там Паша Богомолов с Котом приехали. Бежим смотреть!
Паша Богомолов… Паша… Меня как будто переклинило, и я чуть не рухнула со стула.
– Маша! – Аля почти поймала меня на руки и усадила обратно.
Хорошо, что мы были в кафешке.
– Что с ней? – засуетился Макар.
– Что, что… Не видишь?! – рявкнула Оля. – Маш, ты сегодня ела чего – нибудь?
«А ела ли я?» – задалась я вопросом.
– Не помню, наверное, да, – в голове царствовали непроглядная темнота и жуткая пустота; голоса присутствующих звучали глухо, как в телефонной трубке. Мне показалось, что я снова теряю сознание, и, чтобы остаться в реальности, напрягла зрение, вглядываясь в испуганные лица подруг.
– Наверное…, – передразнила меня Оля. – Сереж, иди, купи ей второе.
– А что с ней? – раздался испуганный голос откуда – то сзади.
– Не ест толком уже неделю или даже больше.
– Почему?
– Влюбилась, Сереж! Ну, что ты там встал?! – торопила Макарова Оля.
– Влюбилась… А-а-а… Я – быстро! – Сережа метнулся к палатке и уже через минуту вернулся с тарелкой дымящейся жареной картошки и сарделькой. – Чай или кофе?
– Кофе ей. Какой чай?! Ты посмотри на неё! Она же сейчас в обморок упадет!
Одноразовый стаканчик возник около тарелки в одно мгновение.
– Маш, быстро ешь! – скомандовала Аля.
Сережа сел напротив и с каким – то умилением смотрел на то, как я поглощала еду, а потом, вдруг спохватившись, спросил вполголоса у Али:
– А… это она не из – за меня?
Аля с недоумением посмотрела на Сережу:
– Из-за тебя?
– Макаров... Я тебя умоляю. Нет, не из-за тебя! – зарычала я.
– А из – за кого? Ну, не хочешь – не отвечай. Я все же второе…,– начал, было он, но осекся под нашими злыми взглядами.
«Наконец-то я увижу Пашу! Сейчас начнётся концерт! Сейчас он выйдет с ребятами в центр пятачка, и я услышу его голос, увижу его глаза. Потом после концерта я обязательно подойду к Коту; к нему-то мне подходить уже не страшно. Тем более есть пара поводов. Сегодня я ни за что не уеду с Арбата, не поговорив с Пашей!» – так думала я, наблюдая как музыканты готовятся начать выступление, но всё опять, опять пошло не по плану!
Паша вдруг пожал парням руки и стал прощаться.
– Паш! Ты куда?! – спросил какой – то паренёк.
– У меня отец из Барнаула приехал. Я сегодня не работаю. Всем – до встреч! – Паша махнул рукой в толпу и быстро ушел.
Ну вот…
– А чего приезжал – то тогда? – недовольно пробормотала Ольга.
Во время перерыва к нам подошел Кот.
– Девчонки, вы в среду вечером что делаете?
– Ничего… Если дежурить не будем, то сюда приедем, – ответила я.
– На концерт хотите попасть? Точнее – на его съёмку, – спросил Кот еле, сдерживая самодовольную улыбку.
– Конечно! – согласились мы практически в унисон, до конца ещё не понимая – о чём он нам говорит.
– На Арбате будут снимать агитационный концерт в поддержку одной политической партии. Звёзды эстрады, (с любимыми хитами, пламенные речи политиков и известных людей) политики, известные люди, телевидение, прямая трансляция… А мы с Пашей будем ведущими. На съёмочную площадку пустят только своих. Я вас приглашаю лично и очень рассчитываю на то, что вы придёте, – Саша прижал ладони к груди, показывая – на сколько искренен в своих словах. Мы попрощались до среды и разошлись каждый по своим делам.
Опять Арбат преподнёс подарок – я шла просто увидеть того, кто ранил моё, сердечко, а получила приглашение на съёмку.

Съёмка

Концерт проходил вечером на Старом Арбате, прямо под открытым небом.
Съёмочную площадку развернули как раз напротив Дома Пушкина, прихватив ещё и близлежащие дома; оставив пешеходам маленькую лазейку – проход вдоль левой стороны улицы.
Удивительно, но буквально за день прямо посередине Арбата выросла сцена, зрительные ряды, рабочие установили мощные прожектора, колонки; по брусчатке расползлись змеями кабеля и провода. От улицы съемочную площадку отгородили специальными заграждениями, не позволяющими видеть то, что происходит внутри, да вокруг еще понаставили переносные железные раскоряки, типа барьеров, через которые мы прыгали в школе на уроках физкультуры.
Приехав на Арбат к шести вечера и дойдя до съёмочных заграждений, мы поняли, что, кроме устного приглашения от Кота, у нас ничего нет. Мы не условились с ним о точном месте встречи, не знали его настоящей фамилии. Всерьез ли он говорил тогда или это было просто хваставство? Ждёт ли нас тут кто- нибудь?
– И что будем делать дальше? – Аля отчаянно схватилась руками за железный поручень заграждения.
– Мы уже приехали, – твёрдо сказала Оля. – Прогонят – уйдём, пустят – посмотрим. Короче, пошли!
И она уверенно двинулась вдоль тёмной ширмы.
– Ты куда? – вырвалось у меня.
– Вход искать, – Ольга даже не обернулась, и нам пришлось бежать следом.
Вход нашелся с другой стороны объекта; в прорехе заграждения стояли два охранника.
– Сюда нельзя! – рявкнул один из них, заметив, что мы направляемся в их сторону.
– Нас Кот пригласил.
– Фамилия? – следующий вопрос охранника поставил нас в тупик.
– Моя? – пролепетала Аля. – Верина…
– Того, кто пригласил.
«Ну, всё, сейчас пойдём домой!» – мелькнуло у меня в голове.
– Он – ведущий; мы фамилию не знаем, – Ольга приняла удар на себя. – Он нас в воскресение пригласил. Рыжий такой…
Охранник вдруг, махнув рукой, отошел в сторону.
– Так и скажите, что вас приглашал Бродягин. Если спросят… Вам сейчас к режиссёру; он всё объяснит, – проинструктировал охранник. – Идите по проходу до столика. Вас там ждут.
Далее мы петляли какое-то время по лабиринту из заграждений. Прямо полоса препятствий какая-то…
Коридор – лабиринт упёрся в штору заграждения, отодвинув которую, мы оказались сбоку сцены, прямо перед режиссёрским пультом.
Около пульта находилось три человека – парень в огромных наушниках, пожилой очкарик в кепке с ушками и шикарная, ухоженная дама в мехах.
– А вы у нас кто? – обратилась к нам дама.
– Мы – гости. Нас пригласил Бродягин, – ответила я.
– Я?! – подпрыгнул на месте очкарик. Как неудобно получилось то…
– Нас пригласил Саша Кот, он – ведущий, но мы его фамилию не знаем… Так охранник на входе велел сказать.
Очкарик вдруг расхохотался и попросил нас выйти на свет.
– Прекрасно. Просто чудесно! Коньяк хотите? – вдруг спросил он.
Я даже не успела рта раскрыть, как Аля быстро выпалила:
– Хотим!
Нам и правда налили коньяк в одноразовые хлипкие стаканчики и даже дали закусить бутербродами с колбасой.
– Хорошо. Девочки, только есть одна неувязочка – я не могу вас посадить рядом, – сказал дядька, приветливо улыбаясь. – Дело в том, что у вас цвет одежды очень яркий, вы на экране создадите привлекающее внимание пятно. Давайте так…. Вы (он указал на Альку и Ольгу) сядете вот здесь, по правому краю, а вы (это он предложил мне) разбавите вон ту компанию в темных куртках, ближе к середине. Вас сейчас мои помощники отведут.
Дядька что-то сказал парням, крутившимся рядом, и один из них, взяв меня под локоть, усадил на очень выгодном и интересном месте – почти в самом центре «зрительного зала».
Как только начался концерт, я забыла и о том, что холодно, и о том, что это – улица, потому что прямо передо мной выступали живые звезды эстрады, и не просто передо мной, а в шаговой близости, а еще… еще там была Паша… Я не слушала политические лозунги и похвальбу каких-то официальных людей в костюмах, я жадными глазами пожирала каждое движение Паши, внимала его голосу, любовалась жестами.
Но не только за Пашей, я наблюдала – конечно, и за Рыжим. За тем, какая огромная разница между их выступлениями на арбатском уличном шоу и, как они стояли на сцене большого мероприятия. Опрятные, подтянутые, сдержанные… Черт! Так приятно было осознавать, что твои знакомые востребованы!
Все было очень здорово до тех пор, пока Паша не стал говорить про семью: это являлось частью вступительной речи перед выходом какого-то политика.
– Смысл жизни в том, чтобы встретить девушку, жениться, рожать детей…
На фразе «рожать детей» у него дрогнул голос и заметно изменилась интонация, а меня она зацепила особенно.
И вдруг сбоку я услышала шепот:
– Алиска!!! Он на тебя посмотрел, когда про детей сказал!!! Господи! Я ещё и уселась рядом с Пашиной Алисой….
Ужас!!!!
Я повернула голову в сторону говорившей, но лиц не увидела, потому что та от меня отвернулась к своей спутнице.
– Я слышала! – отвечал ей взволнованный и счастливый голос.
Какое же на меня накатило в тот момент отчаяние! Захотелось уйти с концерта, убежать скорее домой! Зарыться с головой под подушку и никого не видеть, и не слышать! Я дёрнулась в порыве встать с места и умудрилась порезать палец обо что-то на скамейке. Подступившие слезы были готовы брызнуть из глаз, но я сдерживала их, так как на нас постоянно наезжали кинокамеры. Я быстро выбралась из «зала» и бросилась на выход, откуда меня провожали к месту – к режиссерскому пульту. В вдруг меня кто- то поймал за руку и остановил. Это был… Кот.
– Ты куда? Ты что – плачешь?
– Что у вас тут такое? – к нам подошел дядька в кепке. Я показала пораненную руку.
– И ты из-за этого плачешь? Ну и ну… Иди сюда, – дядька обнял меня, как маленькую девочку, и обратился к незнакомой женщине, видимо, администратору. – Алла Леонидовна, у нас есть пластырь или йод? Скамейку плохо обделали, не страшно… Ох, уж мне эти.   Через минуту к нам подошла та самая женщина
в мехах, оказавшаяся Аллой Леонидовной, и заклеила мне порез пластырем, а дядька сунул в руку стакан с коньяком и бутерброд с колбасой. Я хотела вернуться обратно, но дядька не разрешил маячить перед камерами, и меня усадили досматривать концерт на скамеечку с самого краю. Отвести меня к новому месту
поручили Рыжему. Когда мы отошли на почтительное расстояние, он наклонился к моему уху:
– Потом расскажешь – почему ты ревела?
В слёзы из-за пореза он так и не поверил.
После окончания съемок нам объявили, что можно расходиться. Время было прилично позднее, и мы с девочками быстро пошли к метро. Я радовалась тому, что мы быстро ушли– боялась встретить Рыжего и что он попросит рассказать про историю с плачем.

Ульяна, Сергей и военный городок

Жизнь непредсказуема. Это – банальная, прописная истина.
Утром, собираясь на работу, я была уверена, что знаю, как проведу свой вечер, где и с кем, а вышло …
На работе приключилась неожиданная «приятность» – выдали коммерческий бонус за платные операции; сумма – не очень большая, но для моего кошелька весьма ощутимая. Иногда я завидовала гинекологам, так как у них платных операций бывало в несколько раз больше и зарплаты соответственно тоже.
На радостях мы с девчонками скинулись на рулет к чаю и после работы сели в дежурке поболтать. Я всегда любила такие моменты, когда дружный коллектив анестезистов собирался за одним столом. Никто никуда не бежал, не торопился; откуда-то на столе появлялись и варенье, и конфеты, и всякие сладости. Чайник начинает мирно сопеть, нагревая воду, Ольга обязательно закуривала сигарету, и начинался разговор – добрый, семейный, теплый.
Так было и в этот раз, а точнее – было бы… Анжела поставила чайник, Ирина достала из своих припасов коробочку конфет, Аля открыла банку варенья, я собралась достать из шкафа чашки, как вдруг меня позвали в общий коридор к городскому телефону.
– Маш, привет. Это – Ульяна, – отозвалась трубка незнакомым в первое мгновение голосом. – Слушай, у меня тут неприятности; верни, пожалуйста, мне весь долг. Только мне сегодня нужно…
– А как я тебе сегодня верну? – удивилась я: ведь часы уже показывали пять вечера, и самой Ульяны давно не было на рабочем месте. – Я завтра всё принесу, да у меня и нет таких денег с собой…
– Не ври мне! Сегодня Вам давали коммерческие! – отрезала она зло. – Мне деньги нужны сегодня! Записывай адрес….
На улице было уже темно, холодно и мокро, да ещё и ехать предстояло аж в Подмосковье.
Ну, хорошо, туда я выехала в шесть вечера, а от неё поеду – в девять? Память подкинула воспоминание о том, как мы ездили с ночевкой домой к Олечке Крюковой в Троицк: сумерки, промозглый ветер и дождь, льющийся за шиворот; автобус, забитый пассажирами до предела, влажная одежда, остановка, и тут люди, покинувшие салон автобуса плотным комком, вдруг моментально рассеялись. И вот – стоишь в месте высадки и кажется, что ты тут один: остановка, деревья, вдалеке дома мерцают множеством окон, через дорогу поле. Загородная пустота, такая неприятная, пугающая, серая, гнетущая и одинокая. Тогда я была не одна, тогда я была с Олечкой и мне было не так страшно, а сейчас мне предстояло оказаться в той же истории, но в одиночестве! Мне бы отказаться, проявить твёрдость и сказать – никуда так поздно не поеду! Но нет, я дала своё согласие.
В расстроенных чувствах, с гадким настроением я выпорхнула с работы и дошла до остановки. Думала – вот доеду до метро, там сяду на автобус, там – до конечной, там пересяду на рейсовый автобус и – прямо до Военного городка… В голове крутились сводки криминальных хроник про тех, кто ушел с работы и до дому так и не добрался. «Такая видно моя судьба!» – заныла я в глубине души.
– Маша? Это – вы? – чей-то мужской голос окликнул меня. Оказалось, меня нагнал наш врач, Сергей Юрьевич, который задержался на работе. – Почему вы так поздно?
Я рассказала про звонок Ульяны. Видимо, при этом я выглядела очень жалостливо, так как Сергей Юрьевич не захотел отпускать меня одну. Как же я ему за это была благодарна!!!
Ехать оказалось не так далеко и не так долго, как мне казалось поначалу, но местность, куда нас привез автобус, была пустынна и страшна. Создалось впечатление, что мы стали героями фильма ужасов. Остановка располагалась на самом настоящем пустыре – с одной стороны громоздилась высокая бетонная стена, а с другой – заросли кустарника, через который едва просматривались водоём и поле.
На остановке сошли только мы одни, и с момента выхода из автобуса нам не встретилось ни одной живой души. Мы очень долго шли вдоль стены; хорошо, что Ульяна подробно продиктовала маршрут следования. Стена закончилась пунктом КПП, где дежурный, бегло бросив на нас взгляд, без слов пропустил на территорию.
«Наконец-то мы попали в Военный городок, где есть нормальное освещение и люди…», – думала я, шагая вдоль бесконечной стены, но, как оказалось, я ошибалась. В Военном городке, видимо, экономили электричество, так как работающих фонарных столбов мы встретили единицы. Впрочем, как и опознавательных знаков на домах… Наверное, тем, кто жил в городке совсем не нужны были какие-то цифры прикрученные к боку дома, а вот тому, кто тут первый раз попал в городок, поиск нужного дом становился целой проблемой. И спросить было не у кого.
С огромным трудом мы нашли дом, номер которого был мною записан, а потом ещё минут двадцать искали в него вход, потому что двери, расположенные под козырьком подъезда, оказались заварены, а те, что мы принимали за дверцы от мусоропровода, оказались тем самым заветным входом в подъезд. Плюс ко всему, во всём доме, а соответственно в подъезде, не горел свет. Какое счастье, что я была не одна! Не представляю, как бы добиралась до адреса и как бы одна я тут выходила из непростого положения. Глядя на темные окна, мы не без оснований думали, что это какой-то розыгрыш, развод, и что вот-вот должно произойти нечто ужасное, потому что подходы к дому со всех стороны были давно не убирались. Не так я себе представляла военные городки. Не так…
Только когда дверь открыла Ульяна, держа в руках свечку, я успокоилась и поняла, что никто меня не разыгрывал. Оказалось, у них отключили свет.
– Маш, ты прости, что я тебя дернула вечером в такую глушь,
– Ульяна наскоро пересчитала деньги. – Просто, у меня тут… У меня… Ты завтра на работе все узнаешь…
Ульяна плакала и не могла говорить. Сергей Юрьевич быстро с ней простился и вытолкал меня на лестничную клетку. Как – то все получилось быстро и скомкано; я так ничего не поняла – что у неё произошло.
– Я знаю, что случилось, – произнёс Сергей Юрьевич, помогая мне спуститься по темной лестнице на первый этаж.
– Ульяну уволили по статье за пропажу учетных препаратов из Орловского кабинета. Поэтому я и задержался сегодня…
Сергей Юрьевич проводил меня до дома, потому что время на часах показывало двадцать два часа пятнадцать минут. Родители не захотели отпускать моего провожатого без ужина, хоть мне было несколько неловко за то, что ужин был слишком прост, и к чаю ничего не нашлось, кроме хлеба с вареньем.
Я думала, что утром всё отделение будет гудеть от новости про Ульяну, что только эта тема и будет предметом разговоров, но все прошло тихо, а уже к обеду об Ульяне и не вспоминали, словно её никогда и не было. Так странно. То есть, если я назавтра бы вдруг уволилась, то послезавтра меня бы позабыли? Неприятная правда жизни…
Сергей Юрьевич удивил – принес мне в операционную булочку к чаю. Это было так неожиданно и так вовремя, потому что времени перекусить не было совсем.
– Спасибо за ужин, – тихо сказал он и ушел.
– А чего доктор хотел? – с удивлением посмотрела на меня Татьяна Николаевна.
– Да я его вчера ужином выручила, а он мне сегодня долг вернул булочкой, – рассмеялась я.
Потом мы с Татьяной Николаевной, выдвинув нижний ящик стола анестезиста, положили булочку на бумагу и, разломив её на маленькие, неравномерные порции, лакомились под завистливые взгляды хирургов.
Как же всё – таки хорошо, что я вчера я встретила Сергея Юрьевича! Страшно даже представить, как бы я добиралась до Ульяны одна.

Паша

В субботу на улице было очень холодно, иногда накрапывал редкий, довольно мерзкий осенний дождик; ледяной обжигающий ветер прокрадывался сквозь одежду, но мы всё равно приехали на Арбат. Удивило обилие гулящих, не одни мы
оказались всепогодными.
По дороге зашли в мини – бар выпить по бокалу мартини и, сидя за столиком, наблюдали в окно, как притоптывают художники у своих картин – им, бедным, и отойти было нельзя, чтобы погреться.
Рядом с художниками расположился пожилой баянист. Если бы не инструмент в руках, его можно было бы принять за любителя подлёдного лова, случайно заплутавшего и пришедшего не туда: брезентовая накидка поверх чего-то очень тёплого, шапка ушанка, на которой сверху громоздился полиэтиленовый пакет, резиновые сапоги и табуретка-раскладушка… И только коробочка для монет, в которую он заглядывал буквально после каждого прошедшего мимо пешехода, причисляла его к постоянным обитателям творческой среды Старого Арбата.
Когда мы вышли из бара, баянист затянул «Одинокая ветка сирени». Играл он уверенно и вроде как без ошибок; я бы остановилась послушать, но девочки не хотели стоять на месте: всё же было холодновато для стояния на одном месте. А жаль – песня мне очень понравилась.
Мы так много раз приезжали на Арбат, гуляли по давно истоптанному маршруту, не встречая никого из знакомых, что даже привыкли к такому положению.
«Наверное, теперь все разъехались до весны…», – сделали мы скоропалительный вывод, но всё же решили, что свои поездки на Арбат не прекратим – настолько привыкли к улице, что она стала нам родной, тянула к себе, словно магнитом. Вот и в этот раз наш приезд уже не был целью кого-то увидеть или встретить. Мы приехали просто погулять, съесть по гамбургеру, выпить молочный коктейль, посмотреть на картины художников. Как же мы удивились, когда напротив театра Вахтангова обнаружили большую толпу.
Подойдя поближе, мы увидели знакомые лица – Витю «Мальборо», Алынина,   ещё   несколько   человек,   которых мы знали в лицо. Стоило нам подойти, как тут же кто-то предложил пиво, кто-то меня попросил гитару подержать, кто-то попросил посторожить вещи, пока они в киоск сбегают. Потом я попробовала сыграть на чьей-то гитаре песню из репертуара группы «Аквариум» и даже сама не ожидала, что окружающая толпа начнет подпевать и поддержит игру ещё парой гитар. И вдруг я увидела Пашу… Он сидел совсем рядом, на перилах около магазина «Самоцветы» и слушал наши импровизации.
Вернулся хозяин гитары и инструмент пришлось отдать. Я подошла к перилам, и мы с Пашей остались одни. Вернее, не одни – вокруг были люди, но они на нас внимания не обращали.
– Как день прошел? – спросил он.
Я что-то рассказывала, но не соображала – что именно.
– А я уже весь какой-то мягкий, – блаженно улыбнулся Паша.
– Что? – не поняла я.
Паша с удовольствием поведал мне – какое количество спиртного успел он употребить с утра и как ему сейчас хорошо от этого.
К сожалению, алкоголики мне в жизни уже встречались. Перед глазами ярким больно режущим по глазам прожектором сверкнуло воспоминание про Артура и всё что я успела пережить с ним, Пашины речи и интонации в рассказе про количество спиртного и как теперь всё прекрасно на свете были слишком знакомы. И в это мгновение я слово очнулась от глубокого сна и теперь с удивлением смотрела на того, о ком еще минуту назад грезила. С моих глаз как будто упала пелена.
Я смотрела на Пашу совершенно иными глазами и не понимала – от чего так замирало моё сердечко, зачем я так мучила себя и ради кого?! Ради алкоголика? Актёра-неудачника, подрабатывающего на детских утренниках и эпизодических ролях в кино?
Господи! Какой ужас! Я сбежала когда-то без оглядки от пьяницы, навязанного мне насильно мамой, для того, чтобы добровольно, всем сердцем выбрать точно такого же? Зачем?!
Я отшатнулась от Паши, и он, видимо, заметил перемены в моем лице.
– Ты чего?
– Я?... Да голова что-то закружилась… Где же девчонки? Пойду искать…, – я так стремительно покинула место нашей беседы, что даже попрощаться забыла.
Девчонки стояли с другой стороны «Самоцветов» и о чем-то возбужденно переговаривались.
– Что сейчас было! – тараторила возбужденно Алька.
– Ты не поверишь! – вторила ей Ольга.
Перебивая друг друга и дергая меня при этом за рукава, девочки рассказали, что к ним подошел Алик и заявил, что хочет пива, и попросил Алю сходить вместе с ним в палатку.
По дороге Алик дал ей свой телефон и пригласил на свидание.
Алька совала мне в руки обрывок от сигаретной пачки, на котором зеленой авторучкой был накарябан номер.
Начался концерт. Работали Алик и тот, которого все называли Папа – высоченный, худой наполовину лысый додик, которому с виду было далеко за тридцать.
Всё выступление Алик то и дело просил Альку сбегать за пивом, что-то подержать, постоянно смотрел на неё и улыбался. Как же нам было приятно – Альку пригласили на свидание! И никто-нибудь, а – артист!
С Арбата мы ехали в приподнятом настроении, а я несла в себе ещё и чувство громадного облегчения. Про свой разговор с Пашей я девочкам ничего не сказала, а то, что я с ним сидела на перилах, они, скорее всего, не видели.

Ольга

Весь вечер и всё утро дома я думала, как приду на работу и скажу девочкам, что Паша больше мне не нужен, больше
не интересен. Какими словами я это скажу, как начну разговор ... Сломала голову, но ничего стоящего в неё не пришло. Решила, что буду действовать по обстоятельствам и настроению.
Я поднялась на лифте на седьмой этаж, открыла дверь дежурки и… Мне повезло: в дежурке находилась одна Алька, и никого больше не было. Что ж – придётся начать с неё. Думала, вот попрошу её присесть и расскажу, как вчера общалась с Пашей. Но что это? Алька обошла меня и заперла за мной дверь дежурки.
– Маша…, – почему-то шёпотом, почти мне в ухо, проговорила она и покосилась на дверь, – поговорить надо… Я бы тебе не рассказала ничего, если бы ты не была моей подругой.
Она помолчала немного, как бы собираясь с мыслями, и выдала:
– Я считаю, что Оля делает не по-дружески. И вообще... Паша– это же твой мальчик. А она…
Я вся напряглась от каких-то неприятных предчувствий, мысли, будто шальные, заметались в голове: «А что – Оля? И почему Паша – мой мальчик? Я же вообще решила с Арбатом завязывать… А каким образом Оля связана с Пашей?».
Пока я думала – сказать это вслух Але или нет, та продолжила свои причитания про плохую Олю. И я не выдержала.
– Да что она сделала такого?! Она с Пашей встречается?
– Нет, слава Богу! – Аля посмотрела на меня. – Нет. Мы с ней вчера по телефону болтали, и она вдруг говорит: – Аля, ты можешь мне немного помочь? Я говорю – как? А она – помоги мне у Машки отбить Пашку…
– А чего отбивать-то? Мы же с ним не встречаемся, – удивилась я.
– Погоди ты… Она говорит – отобью Пашку, буду с ним. Отберу у него квартиру и пошлю его на хрен. Мне квартира нужна – я что с мамкой до пенсии жить буду?
– А она не в курсе, что это Алисина квартира?
– Видимо, нет. Маш! Какая квартира?! Ты хоть поняла, о чем она говорит?
– Я не дура, Аль.
Аля развернулась и ушла в операционную, а я встала у окна, чтобы переварить информацию. Оля, конечно, так сказанула не от большого ума, но все же… Значит, в голове у неё зрел план и скорее всего – давно. И это говорит о том, что она на Пашу давно положила глаз, а я-то, дура... Всё-всё ей доверяла, чувствами делилась, переживаниями и… Альку к нему чуть- чуть ревновала. Если сейчас скажу, что Паша больше мне не интересен, то Олька активируется и… А что, если у них с Пашей может что-то получиться? Если – да, то я же себе все локти от злости обгрызу. Ну, уж нет! Она мне мешалась под ногами, и я ей буду мешать.
Ничего не скажу о вчерашнем: для них всё должно остаться по-прежнему.
Алькино признание больно царапало в душе: мысль о том, что, когда я увижусь с Ольгой и буду ей улыбаться, приносила неприятное ощущение, вызывала тошноту. Я внутренне обрадовалась, что я в данный момент нахожусь на работе, и тут есть чем себя занять.
В этот день я и правда непрерывно работала, уйдя в процесс, как говорится, с головой. Мне нужно было привыкнуть к новому состоянию – равнодушия и покоя. Татьяна Николаевна заметила эти перемены во мне и сказала, что я какая-то не такая. Потом спросила – всё ли у меня в порядке?
Я не ответила вслух, но про себя утвердительно подумала: «В порядке, Татьяна Николаевна! Теперь-то, точно, в порядке!»
В обед произошло одно событие, на которое тогда я никакого внимания не обратила – в операционную вдруг пришел Сергей Юрьевич и пригласил нас на обед.
А что, у кого-то день рождения? – удивилась Татьяна Николаевна.
– Нет…Там плов вкусный привезли; вдруг всем не хватит, и я… Приходите… Пока он горячий…
– Спасибо! – мы с Татьяной Николаевной переглянулись и приняли предложение. – Придём после операции…
Сергей Юрьевич не обманул – плов был очень вкусный, а ещё нас ждала булочка с маком от Сергея Юрьевича.
– Так мило, – Татьяна Николаевна стрельнула на меня глазами.
– Вы что, с доктором перекусами обмениваетесь?
– Нет, – я пожала плечами и покраснела.
Булочка нам понравилась, и мы поблагодарили Сергея Юрьевича за угощение, но, если разобраться, то это я должна была доктора булками подкармливать в знак благодарности за совместную поездку в Военный городок, а не наоборот. Я решили назавтра купить ему ответную булочку.

Аля, Гена и пропуск

В этот вечер мы с Алей крепко выпили; хотя, давайте назовём всё своими именами – мы нажрались в хлам. И причиной для такого приключения стало то, что мои родители уехали из города, а Аля… Нет, пожалуй, расскажу обо всём подробнее.
Родители уехали к родственникам в другой город на три дня, и я осталась дома одна сторожить кошек. Такой поворот событий меня страшно обрадовал – можно было делать всё, что угодно: гулять до сколько захочется, кушать то, что тебе захочется. Свобода! Именно поэтому Алька и пришла ко мне ночевать.
После работы я поехала домой готовить ужин, а Алька – к себе, за спальными принадлежностями. Она попала в мою квартиру только через пару часов; тихо вошла, молча, на цыпочках, прокралась на кухню, достала из своей сумочки литровую бутылку водки и поставила на стол.
– Это – что? – посмотрела я с удивлением на бутылку.
– Вася… Он уезжает на Украину, – голос подруги дрожал, слова давались ей с трудом. – Он сегодня отработал последний день…
– Да?! – воскликнула я, потому что именно реакция полагалась в данный момент.
О том, что ординаторы, проучившись свою практику, возвращаются к себе домой, чтобы там уже полноценно выйти на работу, ни для кого не было секретом. Это – обычная практика. Аля знала с самого начала, что Вася – не москвич и что однажды наступит такой день, когда надо будет с ним прощаться.
– Он мне таких гадостей наговорил! Что я – просто, его развлечение на дежурстве, что это – не всерьёз! А, налей! – Аля попыталась свинтить с бутылки пробку, но руки у неё дрожали и не слушались.
– Он тебе что-то обещал, когда у вас всё было хорошо? Аля отрицательно покрутила головой.
Я знала, что у Али что-то происходит с молодым хирургом, Васей Лилиным, потому что не раз видела, как они обнимались, думая, что их никто не видит. В тоже время ни разу не слышала от Али о каких – либо свиданиях, о встречах за стенами больницы. Аля приезжала к нему на дежурство… Мне стало интересно – а Вася к ней приезжал? Аля почти каждый день ездила со мной на Арбат, а это означало, что других встреч у неё не было.
Бедная девочка придумала себе тайный роман, а теперь роняла солёные слёзы в рюмку с водкой. Мне хотелось многое ей сказать и многое спросить о её несостоявшемся романе с Васей, но, глядя на непрерывный поток слёз, решила, что задам свои вопросы когда-нибудь потом.
Мы долго говорили обо всем – о том же Васе, о Паше, об Оле, о работе… Но вот бутылка закончилась, а мы сидели трезвые, словно и не пили ничего.
– Может водка какая не такая? – удивилась Аля. – Обычно выпьешь пару рюмок, и ватная делаешься, а тут…
– Наверное, закусывали хорошо, – предположила я. – Погоди…
Я открыла холодильник.
– Аль, у отца есть ещё половина бутылки водки. Допьем? Но и добавочная доза эффекта не дала.
– Маш. Я хочу нажраться. Я так хочу нажраться и забыться!
– Алька опять заплакала.
– Пошли, пиво купим!
– Пошли. И вообще… Маш, поехали на Арбат!
– Зачем?
– Ну, поехали! Пожалуйста! Погуляем, пиво попьем. А то… А то мне мысли про Васю в голову лезут. Зачем он так со мной поступил? Маш, я что – игрушка?!
Мы быстро собрались и вышли на улицу.
Уже стемнело, моросил дождь, но на улице было совершенно не холодно. Мы купили по банке пива и спустились в метро. Вот тут-то случилось то, чего так хотела Аля – водка взяла свое. Сознание покинуло нас, и часть поездки в метро каким- то непостижимым образом, стёрлась из сознания. Мне виделись только страшные мужики кавказской внешности, пытавшиеся познакомиться с нами, которые были категорически отвергнуты.
Потом моя голова снова включилась, едва мы уже подошли к театру Вахтангова.
Около колонн нас с Алей поймал Саша Кот.
– Девчонки, вы откуда такие? – глаза Кота округлились от удивления. Наверное, вид у нас был ещё тот.
– Изззз…Ик! Изззз дома, – промямлила Аля, собравшись с силами.
– Ааа, понятно. Что-то случилось у вас? Аля кивнула.
– Вассся уехал…
– Тсссс! – влезла я. – Ты её не спрашивай, а то заплачет. Я ткнулась Саше носом в плечо.
– Почему заплачет? – не понял Саша.
– Ну, бросил он её… Поэтому – тссс…. Кот посмотрел на нас и сказал:
– Девочки, может домой хотите? Давайте я вас провожу.
– Домой?! – воскликнула Аля. – Я не хочу домой. Гулять хочу! Ген!
– Ген! – куда – то в сторону крикнул Кот и передо мной, как в нереальном мультике, всплыло лицо Алынина
– О-о-о.... Вы откуда такие нарисовались? – его лицо растянулось в дружеской улыбке.
– Хочу пивааа! – заявила Аля, цепляясь за Генку. – У тебя деньги есть? Хотя откуда у тебя деньги….
– Есть. Тебе сколько? – Гена простодушно извлёк из внутреннего кармана куртки целую пачку денег. – Зарплату сегодня дали….
– Мне – все! – Аля неожиданно вырвала из рук опешившего парня всю пачку и, шатаясь, потопала за театр Вахтангова; да так резво, что трезвый Алынин никак не мог за ней угнаться, а я без чьей-либо поддержки – тем более.
– Стой! Отдай! Это же вся моя зарплата! Стой! Погоди! – Гена, напуганный таким поворотом событий, пытался остановить Алю.
– Аля!!! – безуспешно кричала я вслед подруге.
Альку Гена остановил только около «Открытки»; купил нам с ней по банке пива и довёл обратно до театра, где вся тусовка собиралась в кафе.
– Так! Кто идёт в кафе? Ещё раз! Я посчитаю – сколько нас,– командовал какой-то парень в зеленой куртке с оранжевыми вставками.
– И мы пойдем! – выкрикнула Аля. Все притихли и посмотрели на нас.
– Девочки, а вы точно хотите в кафе? – спросил Кот. Ха, нашел – что спрашивать! Конечно, мы хотели.
Народ зашептался, загалдел:
– Их в таком виде не пустят… Скажут, что нас много, и они…. Да ладно! Посадим их в уголок – никто и не заметит, что они с нами…
– Я их под свою ответственность беру! – раздался чей – то голос, который был мне незнаком.
Толпа двинулась в кафе.
И тут, среди прочих, я обнаружила Пашу. Он поравнялся со мной и шел рядом.
– Вы такие приехали.., – заговорил он со мной. – Никогда вас не видел пьяными... Может, ну его, это кафе? Может, домой – правильнее?
В этот момент на моем пути попалась лужа… Я тщетно старалась её обойти, но не смогла. Хорошо, что лужа оказалась мелкой. Паша ускорился, догнал парня в зеленой куртке и что-то ему сказал.
В итоге в кафе нас не взяли: выдали нам провожатого и почти силком отправили домой. Недовольные, мы с Алей обозвали их «гадами».
Провожатый прокатился с нами в вагоне до моей станции и, махнув на прощание рукой, пересел на поезд, следующий в обратном направлении. Оно и понятно, время-то было почти час ночи. Народа в это время в метрополитене практически уже не было.
Мы поднялись из метро в переход. Там около лестницы, ведущей на улицу, тусовалась компания бритоголовых парней – человек пятнадцать. Увидев нас, они замолчали, а один подошел к нам и вежливо спросил:
– Девушки, не подскажете – сколько время?
Аля напрягла силы и зрение, задрала рукав куртки, чтобы посмотреть на часы.
Пока она общалась с парнем, я посмотрела по сторонам и в тот же момент протрезвела: компания бритоголовых взяла нас в кольцо; на лицах парней играли далеко не дружественные ухмылки. Не знаю, что там думала Аля, а первая мысль, которая меня посетила, была: «Пропуск!»
Дело в том, что наши рабочие пропуска, точь-в-точь походили на милицейские корочки, и, если человек был невнимательным или, просто, не знал, как выглядит настоящие милицейское удостоверение, то его легко можно было обмануть. Меня не раз выручал рабочий пропуск при нежелательных встречах с контролёрами в автобусе. И я решила воспользоваться им и в этом случае. А вдруг сработает?!
– А к нам девочки, типа, сами пришли! – сказал кто-то из парней; остальные громко и гаденько загоготали.
– Да нет, – ответила я, стараясь говорить трезвым голосом. – Это вы дошли… Бригада быстрого реагирования.
С этими словами я махнула перед их лицами рабочим пропуском и добавила:
– Ребят, подъедет грузовичок с ОМОНом. Подождём их наверху вместе?
Растерявшиеся отморозки расступилась, давая нам дорогу. Мы, с Алей, подпирая друг друга – как говорится, «шалашиком» побрели в нужном нам направлении.
О том, что произошло в переходе, мы до конца осознали только утром. Я мысленно поблагодарила любимую работу за пропуска, похожие на милицейские корочки!!!! Кто знает, что бы с нами произошло…
 
Алик

Вечером позвонила Алька и таинственным голосом, будто интриговала маленького ребёнка интересной, сказочной историей, поинтересовалась у меня – знаю ли я, кто ей сейчас звонил? Ну, откуда же я знала? Конечно, нет.
– Маш... Алик! Мне звонил Алик и интересовался, как я себя после того случая чувствую? Спросил – с какой радости мы в состоянии «земли не вижу, домой хочу…» на Арбат поперлись.
– А ты?
– Что – я? Я ему всё рассказала.
– А он?
– На свидание пригласил. Собираюсь, вот… И выезжаю через пятнадцать минут.
Надо же – поворотец. Пришлось ждать от Альки новостей. На другой день Алька прилетела на работу, как на крыльях –
глаза сияли, улыбка не сходила с губ, от неё за метр несло хорошим настроением… Она не ходила, порхала, её смех разливался серебряным колокольчиком на всё отделение. Весь день только и было разговора: «Алик сказал это…», «Алик пошел вот так…» Ничего, что интересовало меня, Аля с собой не принесла, потому что они были не на Арбате, а сидели в каком-то кафе,
после которого он её проводил до дома.
– Сегодня мы опять встречаемся в кафе! – с важным видом доложила Аля, вернувшись в дежурку после операции. – Алик только что звонил.
Я искренне обрадовалась за подругу, что у неё начинались отношения, но вот что мне показалось странным – девчонки только и говорили, что об Арбате, а я почему-то резко потеряла к нему интерес. Мне грел душу не сам факт того, что Аля начала встречаться с арбатским артистом или приятелем Паши, а то, что у неё появился, просто, молодой человек.
Девчонки в любую свободную минутку только и делали, что щебетали про Арбат, а я вдруг осознала, что эти темы мне скучны, неинтересны и даже немного неприятны. Поймала себя на мысли, что раздражаюсь от их восхищенных перешептываний и каких-то нереальных фантазий, но изо всех сил сдерживала себя: я же ведь им так и не призналась в том, что разочаровалась в Паше и больше не горю желанием завладеть им. С одной стороны, я понимала – всё так и должно быть, а с другой – сама себе удивлялась.
 

Маша, самоволка, Кот и коктейль

Когда на дежурство не вышел Лёша, пришлось срочно искать ему замену, а так как на тот момент на работе оставалась только Маша – Алла, которая почему-то задержалась у себя в операционной, то её и оставили к великому огорчению последней. Маша – Алла работала в этой больнице уже более пятнадцати лет и вполне обоснованно считала, что вправе сама выбирать количество своих ночных дежурств. Как я слышала, Маша – Алла не оставалась в ночь последние года три, поэтому новость о том, кому нынче выдалось ночью дежурить, стала для
коллектива большим сюрпризом.
– Маша? Дежурила? – словно не веря своим ушам, переспросила Анжела.
– Это что же ей такое пообещали, что она осталась? Недельный отпуск? – ухмыльнулась Ирина.
Утром Маша, отработав короткую операцию в урологии, ушла домой, и что удивительно – в этот день от неё совсем не было жалоб на сложную ночь и приступов притворных головокружений, во время которых она бы лежала на диване в дежурке. Да, их не было в день после дежурства, зато на следующий…
Дверь дежурки распахнулась с такой силой, что я подумала – Маша из коридора открыла её ногой.
– Достали со своими дежурствами! Честное слово! – Маша прошла по дежурке и с силой швырнула свою сумочку на диван.
– Маша, ты чего? – Ирина даже подпрыгнула от грохота, с которым сумочка ударилась об диванный велюр.
– Ничего, Ирочка… У меня рыбки все умерли…
– Почему? – изумилась Анжела, только вошедшая в комнату.
– Они замёрзли… Я же ушла на работу и оставила окошко открытым, чтобы проветрить, – поведала нам Маша. – А ночью такой мороз был, как на Новый год. На воде даже льдинки появились… Честно слово!
Маша от всех отвернулась, пряча слёзы.
– Не может быть! – Ирина округлившимися глазами посмотрела на Машу.
– Ирочка… На обоях, на стенке – кругом была одна ледяная корка…Если бы я знала, что буду дежурить, то убрала бы аквариум с окна.
– А… Опять у Маши рыбки в аквариуме замерзли из – за дежурства? – в дежурку вошла Ольга.
– Опять? – в унисон вскрикнули мы с Ириной.
– Машу как оставляют дежурить – у неё то рыбки в аквариуме дохнут, то в унитазе птичка тонет, то газ остаётся открытым; причем – все конфорки, – Ольга налила себе кофе. – Маш, хватит уже бастовать! Отработала, и молодец!
– Олечка, вот почему ты такая злая? – фыркнула Маша в ответ и вышла из дежурки, но тут же вернулась. – Я по причине вашей чёрствости даже колпак забыла.
Это надо же такое придумать – рыбки замёрзли в аквариуме и на обоях – лёд. Ну и фантазия у человека!
Во время операции опять приходил Сергей Юрьевич, чтобы пригласить нас на обед.
– Я к вам Олю Балкину послал, но она не то забыла, не то не дошла, а я поднялся узнать про нашего пациента и заодно вас приглашаю, – Сергей Юрьевич произнёс свое приглашение, едва заглянув в операционную, потом увидел в коридоре заведующего и добавил. – Лев Сергеевич, в реанимации – обед. Всех ждём!
– А вы, Сергей Юрьевич, теперь за поварёнка? – посмеялся над приглашением заведующий. Что ответил ему доктор, мы уже не слышали.
– Зачастил что-то доктор с приглашениями, – заметила Татьяна Николаевна.
– Даже не знаю, что ответить, – пожала я плечами.
– Татьяна Николаевна! – позвал чей-то голос за спиной: это пришла Ольга Балкина. – Приходите на обед!
– Спасибо, Оленька! После операции обязательно придём, – вежливо ответила доктор.
Если честно, то было очень приятно, хотя и чуть смешно, получить приглашение от Сергея Юрьевича. Получалось, что он как бы пытается ухаживать, проявляет своё внимание, но выглядело это совсем уж по-детски; лучше бы взял и пригласил меня в кино или после работы проводил до дома. В таких случаях лучше инициативу брать в свои руки. Надо подумать на досуге
– как это сделать. Улыбаясь собственным мыслям, я пришла к выводу, что нерешительный доктор мне крайне симпатичен. Вот если бы мы вместе дежурили, то у меня было бы много шансов начать общение. И тут же в голову пришла мысль: «Кстати, а с кем я сегодня дежурю?»
Ради ответа на этот вопрос пришлось даже отпросится из операционной, чтобы сбегать к графику дежурств. По реанимации в списке стоял Дмитрий Олегович, а по анестезиологии – Ольга Николаевна. К моему разочарованию фамилия Сергея Юрьевича там отсутствовала, а то бы я в это же дежурство начала бы проявлять инициативу.
Работы было мало, и я решила развлечь себя чтением дамского романа; благо этими книжечками у нас завалена вся дежурка.
Не так давно Ирина слыла горячей поклонницей дамских романов; книжечки пикантного, романтического содержания были её постоянными спутницами, но через какое-то время они, видимо, надоели ей своим однообразием. Когда Ирина решила сменить репертуар своих книжных полок, оказалось, что на них скопилось более пятисот экземпляров тонких книжечек с красивыми обложками. Вы только представьте себе! Пятьсот дамских романов! Это же – целая библиотека! Настоящая коллекция! И вот это богатство одним прекрасным утром перекочевало в нашу дежурку.
Первое время книги лежали везде – на подоконнике, под столом, в пакетах за шторами, на сейфе, на полке в шкафу… Потом коллеги из других отделений помогли справиться с невероятным количеством, и вот теперь на подоконнике громоздилась стопка романов в количестве тридцати пяти штук.
«…Сэм был не то что вне себя, он весь как-то потерялся. Его первым импульсивным желанием было сказать этой Жози Нолан, что она спятила, что не мог он сделать внебрачного ребенка, что он не какой – нибудь там легкомысленный тип!» – глаза скользили по строчкам романа, а воображение включало визуализацию происходящего. Я сильно погрузилась в параллельный мир чтения, когда вдруг дверь дежурки шумно открылась и на пороге показалась Ольга, из-за спины которой выглядывала Аля.
– Поехали на Арбат, одевайся! – скомандовала Ольга.
– У меня же – дежурство…, – отложила я книгу, с трудом возвращаясь в реальный мир из книжного и пытаясь при этом понять подруг.
– Это у меня – дежурство, – в дежурку буквально ввалился Лёша.
– Чего он только ради меня не сделает! Правда, Лёшечка? – промурлыкала Оля, обнимая Лёшу. – А я хочу сегодня на Арбат!И ты хочешь, и Аля. А вот Лёша очень хочет тебя отпустить гулять. Теперь понятно?
– А – Ольга Николаевна? Она же знает с кем дежурит, – попробовала я сопротивляться.
– Ольгу Николаевну я беру на себя, – заверила меня Ольга. – Если ей сказать, что мы едем действовать на нервы мужикам, то она отпустит тебя даже вместе с Лёшой и отработает смену одна.
После этой фразы Ольга вышла за дверь.
Всё вышло так, как и сказала Ольга. Единственное, о чём нас попросила Ольга Николаевна – на обратном пути купить молочный коктейль в «Макдональдсе».
Лёша пообещал, что всё будет в ажуре, и попросил нас ни о чём не беспокоиться.
На улице дождь и было холодно; меня немного знобило, но не от осенних сюрпризов, а от того, что покинула свой пост. Неправильно было это всё. Зачем я только согласилась?
Может, стоило отказаться от прогулки и… Но я подумала: там же – Лёша, он же ради меня приехал… Эх, была ни была…
На Арбате было многолюдно, но «Трескачи» не выступали
– на их месте под хохот толпы какой-то лысый здоровяк рассказывал анекдоты и читал стихотворные опусы политической направленности. Анекдоты он рассказывал смешно, а вот плохо зарифмованные строчки, которые-то и стихами нельзя было назвать, мне совсем не понравились. Да и не любила я никогда ни поэзию, ни политику.
Лысый закончил выступление, и народ начал расходиться; нам тоже пора было возвращаться обратно, но тут навстречу нам попался Кот в компании с миловидной, пышнотелой брюнеткой и взрослым мужчиной, возраст которого, на мой взгляд, приближался к сорока годам.
– Девчонки, немного денег не одолжите? – обратился к нам мужчина. – Сашка вон пирожки купил с мясом и отравился. Уголь ему требуется активированный. А то мучается сильно.
Сам Кот молчал, только иногда кивал головой и выглядел, действительно, каким-то измученным.
Денег у нас было немного; каждая отсыпала в руку мужику мелочи из расчёта «сколько не жалко», а потом увидели, что Кот пошел просить денег у других знакомых.
– Говорил ему – не покупай, а он заладил – есть хочу, – пояснил нам мужчина, потом вспомнил, что мы ещё всё-таки незнакомы.
– Ой, мы же не представились друг другу. Я – Володя, а это – Марина.
Первое, что мне бросилось в глаза глядя на нашего нового знакомого – его глубокий шрам, шедший через всю правую щёку, но в тоже время внешности шрам ужасающего вида не придавал.
Его спутнице я дала лет двадцать. Даже думала, что этого его дочка, пока они нежно не поцеловались.
– Пошли в кафе к Артуру, – предложил Кот, когда вернулся. – Ребят мне на самом деле плоховато.
Кафе Артура оказалось столовой для уличных торговцев и располагалось на втором этаже одного из домов, стоявших в центре Старого Арбата.
Коричневые стены, на которых висели несколько маленьких картинок; старые, жирные, прожжённые сигаретами скатерти на столиках; в воздухе витал густой, въевшийся запах столовки, старых прокисших тряпок и курева. К кассе и прилавку тянулась неожиданно длинная очередь человек в двенадцать.
– Олег, Санька; крикни! – обратился Кот к толстому парню в белом фартуке и, не дождавшись от того ответа, скрылся за дверью с табличкой «Для сотрудников».
Запах в столовке был не аппетитный, неопрятно одетые сотрудники отпугивали своим видом, завсегдатаи же сами казались тёмными личностями.
Мне захотелось сразу же уйти, но надо было дождаться Кота. Посовещавшись, мы решили взять по чашке чая, чтобы согреться; пробовать что-то ещё в этом сомнительном месте не возникло никакого желания. Признаться, я бы и без чая обошлась. Передо мной в очереди к кассе стоял мужчина, у которого на руках сидел ребенок в комбинезоне. Дите, не умолкая, пищало и хныкало на все кафе. Наверное, ему было жарко и некомфортно
в прокуренном помещении.
– Проша, потерпи, остался всего один человек. Я возьму чай, и мы пойдем, – пытался успокоить мужчина ребенка.
– Да вы просто капюшон от комбинезона хотя бы с него снимите– ему же жарко! – не выдержав детского писка, посоветовала я. Мужчина обернулся и несколько секунд вопросительно смотрел на меня, а затем развернул ребенка ко мне лицом. Такого я, конечно, не ожидала – на меня смотрела волосатая обезьянья мордочка. Всё кафе взорвалось от хохота.
Чай давно был выпит, а Кот всё не приходил. Мы уже сидели за столиком добрых сорок минут, и Володя, не выдержав, отправился к прилавку, где толстый Олег что-то нарезал на столе, повернувшись к посетителям спиной.
– Олег? А Саша Кот где? Он Санька спрашивал…
– Так они с Саньком еще час назад ушли, – отозвался Олег и рассмеялся, глядя на наши удивленные лица.
Как мило!
Уйдя из кафе Артура, мы направились в «Макдональдс», где с аппетитом слопали по гамбургеру с картошкой фри, запивая этот вредный продукт молочным коктейлем. Володя рассказывал о том, что он самый настоящий «вор в законе» и что только вернулся домой после отбывания срока. Показывал наколки на руках, объясняя, что они обозначают, а потом, как бы про между прочим, заявил, что Марина – это его новое приобретение: братва в подарок прислала; и что он такому подарку страшно рад и от души в неё влюблён. Правда, говоря это нам, он тайком успел у Альки стрельнуть телефон. Покидая «Макдональдс», мы купили, как и обещали, коктейль для Ольги Николаевны и поехали по домам. Вернее, домой поехала только Аля, а мы с Ольгой вернулись на работу.
Операций, к нашему счастью, не было, Ольга Николаевна крепко спала в ординаторской, свернувшись калачиком на неудобном диване. Будить её у меня рука не поднялась, и я осторожно поставила коктейль на стол перед кроватью.
Лёшка тоже спал в дежурке, предусмотрительно разложив кровать.
– Я из реанимации вам принес по подушке и по одеялу, – буркнул он, едва мы вошли в дежурку, потом, решив, что я должна знать, как прошло дежурство, пока меня не было, не открывая глаз, отчеканил, – Одно выскабливание и один аппендицит…
До утра мы спали втроем на одной кровати – ничто срочное нас так и не потревожило.
Утром мне на смену пришла Ирина и очень удивлялась – почему это нас так много?
Ирина начала, как и положено, пересчитывать учётные препараты, когда дверь вдруг резко распахнулась, и Ольга Николаевна ворвалась в дежурку, сверкая от ярости глазами:
– Как вам не стыдно! Я что, много просила от вас?! Это же свинство!
 
Мы еле успокоили её и выяснили – в чем дело. Оказалось, проснувшись, она обнаружила наполовину пустой стакан коктейля и решила, что мы ей привезли чей – то недопитый коктейль. Как можно было на нас так подумать?!
Посмотрев на наши оторопевшие от таких обвинений лица, она смягчилась.
– Хорошо, тогда кто его пил пока я спала? Лёша? И тут до меня дошло.
– Ольга Николаевна! Никто не пил. Это же молочный коктейль! Он осел, просто…
– А что же вы меня не разбудили? – расстроенно произнесла доктор. – Я так хотела коктейль….
Некрасиво как-то получилось, нехорошо. Я решила, что больше никогда никому не буду привозить молочный коктейль.

Другая Аля

Однажды утром Алька изменилась. Неожиданно и так резко, что это заметили даже те сотрудники, которые с ней очень мало соприкасались по работе.
– Что с вашей Вериной случилось? – спросила меня старшая медсестра оперблока.
– А что с ней? – сделала я удивленное лицо, хотя мне показалось, что у меня это очень плохо получилось.
– Спасать девочку надо: вы же – подруги!
Когда же мы успели проглядеть Алькино перевоплощение? Пару дней назад с работы уходила вполне себе обычная Алька, а утром вошла какая-то незнакомая девица – грубая, резкая, пошловатая, нагловатая; с деланным равнодушием и пренебрежением ко всему, чего касалась рукой. Это была наша Алька, наша и в то же время чужая.
Новые манеры давались ей с трудом, но она очень старалась в них вжиться, видимо, ужасно хотела быть похожей на кого-то, кого мы ещё не знали.
Я с удивлением смотрела, как Аля прикуривала сигарету, держа дымящуюся палочку по-другому, будто чужими пальцами; теперь она странно гримасничала, стараясь придать лицу какое- то новое выражение, качала ногой, когда что – то рассказывала да ещё при этом иногда неуместно щёлкала пальцами и на манер китайского болванчика кивала головой, сопровождая свой рассказ. Её речь вдруг «обогатилась» новыми словечками, заимствованными у нового окружения, которые она вставляла в каждое предложение, до неприятности искажая свою речь.
Словом, перемены были крайне неприятными и даже пугающими. Откуда это у неё взялось?
Я общалась с арбатскими обитателями – ни у кого таких манер я не замечала: Макаров – журналист с правильной литературной речью; Юлька, конечно, несла чушь и околесицу, но и у неё не было в репертуаре столь вульгарных выражений. А даже если и были, то звучали они крайне редко. Алынин – простой работяга, но и от него я не получала такого общения, как, впрочем, и от Кота. Откуда Алька набралась такой вульгарной гадости? От Алика? Но если Алик выступал вместе с Котом, то, значит, они были соответственно из одной среды, и тогда почему Саша так себя не вёл. Или… Или мы с ними, просто, слишком мало общались и они себя при нас вели более сдержанно?
Мы с Ольгой несколько раз пытались расспросить подругу про Алика, про их отношения, про тусовку, но Аля толком ничего не отвечала, только отмахивалась.
– Ой, вы все равно никого не знаете… Эти люди не тусят на Арбате… Это с Пашей не связано, и вообще – Алик с теми, кто на Арбате, только выступлениями связан. Мне вам даже рассказать нечего! – отвечала она.
Только один раз не удержалась и разоткровенничалась, поведав о том, что, гуляя с Аликом по городу, поняла – насколько
«Трескачи» популярны у москвичей.
– Алика часто узнают на улице, рукой машут, здороваются, зовут выпить. Я ощущала себя женщиной звезды! Девочки, это так приятно! – делилась она впечатлениями.
Сначала я решила, что Аля так рисуется перед нами после того, как Алик первый раз пригласил её в гости на какую-то тусовку, что компания, в которой Аля провела вечер, слегка вскружила её красивую головушку, но прошло несколько дней, а Аля прежней не становилась.
Всё как-то поменялось. Мы с Ольгой больше не ездили на Арбат по причине похолодания, да и некогда было; к тому же там никого из знакомых не было. Аля вся закружилась в отношениях с Аликом – в его друзьях, в его делах; её сложно было застать дома, она больше не хотела с нами болтать после работы, но всё же мы оставались подругами.
Несколько раз я отмазывала Алю перед её родителями, чтобы они с Аликом смогли поехать к друзьям с ночевкой. Например, говорила им, что в день «икс» Аля помогает мне на дежурстве, потому что у меня там завал, а на самом деле я даже и не дежурила – сидела дома, а сердце было полно неприятной тревогой: вдруг её мамка позвонит на работу, и выяснится, что Али на дежурстве нет, и меня там тоже нет. Какими глазами я буду на потом смотреть на тётю Галю?
Или ещё в голову лезли мысли о том, что непременно что-то должно случиться, и тогда спросят у меня – как так получилось, что я всем сказала, якобы Аля помогает мне, а она – незнамо где… Хоть бы словом намекнула – в какой стороне её искать.
Однажды Алька пришла на работу, прилично опоздав.
– Не смотрите так. Я ехала из такой Тмутаракани, – начала она оправдываться, едва войдя в дежурку.
– Аль, ты уже взрослая девочка, должна понимать, что на работе твои похождения никого не волнуют, – строго сказала Ольга.
– Вы не поверите, где я была вчера! Знаете, где? – Аля ждала от нас каких – то реакций.
Мы с Ольгой промолчали, недовольно сопя носами, но не потому что Алькино опоздание как – то повлияло на нашу работу, а потому что её похождения и опоздания начали становиться нормой.
– Я была в гостях у Заи и Волка. Маш, помнишь?
– Как ты туда попала? – невольно вырвалось у меня.
Волк, то есть – Кирилл, был друг Алика с детства. Они вместе начинали выступать на Арбате, но потом Волк куда-то устроился работать и выступать перестал.
– А почему –Волк? – удивилась Ольга: она не понимала о ком и о чём мы говорим.
Я так и не поняла – почему Волк, а спросить не успела, – Аля, напялив на себя колпак, убежала в операционную.
– Профурсетка малолетняя..., – буркнула Ольга ей вслед. Потом, видимо, чтобы задобрить нас, Аля начала рассказывала,
как ночевала у Кирилла, какую им с Аликом выделили комнату и как все ходили по квартире голыми, не стесняясь друг друга и пытались организовать групповушку.
Аля бодрилась, но было видно, что она сама несколько в шоке от этой поездки. Под конец своего повествования Аля посмотрела на меня и вздохнула:
– Тебе надо забыть Пашу. Я у Алика попробовала осторожно выспросить, и он сказал, что Паша очень детей хочет, что у него с Алисой все очень серьёзно, и скоро состоится свадьба. Паша не ходит по тусовкам – они живут с Алисой вдвоем, а если куда-то и выходят, то тоже – только вдвоем. Что еще могу сказать… Паша и Борода – профессиональные актеры. Вся эта уличная история была ими придумала ещё в студенческие времена, чтобы как-то прокормиться, Алик и Эмир – профессиональные музыканты, но жизнь повернулась так, что их работа оказалась не связанной с музыкой, и Арбат стал им отдушиной, что ли… Кот работает с автомобилями, Эмир на рынке торгует. В тусовку Алика никто из тех, кого мы знаем по Арбату, не входит – они, просто, вместе подрабатывают уличными музыкантами и всё. А ещё, девочки, прикол хотите? Мне вчера позвонил Шрам… Помните Володю со шрамом и Марину? Короче, Шрам позвонил и начал какие – то стихи читать; сказал, что я ему понравилась, и всё в таком духе, а я ему ответил, что я – девушка Алика и мне никто не нужен… Он такой – а я тебя на верность проверял. Ты – молодец! Алик сделал правильный выбор. Короче, он нас всех приглашает в субботу в «Макдональдс». Идём?
Мы с Ольгой переглянулись. Странная какая – то история, но на Арбат вдруг захотелось снова – очень давно мы там не были.

Кафешка с пирожками,прятки и пальто

С Володей Шрамом мы встретились около стены Цоя, куда он явился под ручку с Мариной. Марина мне понравилась ещё при первом знакомстве – пышная, высокая брюнетка, с ямочками на румяных щёчках, карими глазами и волнистыми волосами. И чего ещё этому Володе было надо: рядом – такая богиня, а он искал Алькиного внимания. Никогда я не понимала подобных мужиков.
На улице было холодно, и мы все очень быстро замёрзли. Володя предложил пойти в кафешку – попить чайку, погреться.
– А как же «Макдональдс»? – спросила я, но мой вопрос остался без ответа.
Я думала, что нас ожидает нормальная кафешка, но наш мужчина завел компанию в огромный брезентовый шатер, который раскинулся около памятника Окуджаве. Само появление хлипкого, тканевого шатра на улице в такое время года выглядело нелепо, а название «Сказочница», написанное огромными буквами на растяжке, укрепленной между столбами, казалось глупым.
«Неужели, мы, правда, туда идём?» – мелькнула мысль в голове, но Ольгина рука уже отодвигала тяжёлый полог, заменяющий дверь. Внутри оказалось на удивление тепло, вкусно пахло жареными пирожками и свежезаваренным кофе. Я осмотрелась по сторонам: столики со стульями были расставлены в шахматном порядке, в углу жужжала мощная тепловая пушка; настолько сильная, что даже щели в «стенах» и распахиваемый ветром брезентовый полог не лишали помещение тепла.
– Девчонки, пирожки тут очень вкусные. Рекомендую! – Шрам занял очередь к прилавку, а нас отправил занимать столик. Надо же, даже в таком странном месте почти все столики заняты. Мы сели за столик, который, как мы решили, располагался в самом защищённом от ветра месте зала и терпеливо ожидали,
когда Володя принесёт угощение.
Володя вернулся с двумя тарелками в руках, на которых дымились румяные жареные пирожки с мясом, по штучке на каждого.
– Я вам чай ещё заказал, – Володя поставил тарелки на стол.
– Сейчас принесу…
– А что у вас так мало пирожков? – раздался знакомый голос: за моей спиной материализовался непонятно откуда появившийся Саша Кот. – Минутку…
Кот направился к прилавку, и в первый момент я подумала, что он идёт туда, чтобы помочь Шраму донести стаканы с чаем, но Саша, перегнувшись через прилавок, заговорил с буфетчицей:
– Тёть Даш, а еще есть пирожки?
Что ответила Саше тётя Даша я не слышала, но уже через минуту Саша вернулся к нашему столику с большой тарелкой, на которой горкой громоздились пирожки.
– Ну, Котище, ты даёшь! – восторженно протянул Володя.
– Я тётю Дашу давно знаю…, – скромно ответил Кот и, наклонившись к нам поближе, уже шепотом пояснил. – У них там есть некондиция; можно по-тихому взять несколько штук.
– Ой! Они же холодные! – вскрикнула Марина, схватив с тарелки один из пирожков.
– Правда?! – Кот тоже потрогал рукой пирожки и тут же повернулся в сторону прилавка. – Тёть Даш, можно я их погрею?
– Отстань! Я что теперь буду за так весь Арбат кормить?!– заругалась женщина. – Хватит тут шастать! Роману скажу!
Пирожки были очень вкусные даже холодными, а почему они– некондиционные я так и не поняла.
Мы вышли из шатра и столкнулись с группой ребят, которые, увидев Кота тепло его поприветствовали и позвали нас всех разделить бутылочку спиртного.
Разросшаяся компания отправилась недалеко – под окна соседнего дома. Только когда начали разливать горячительное по стаканам, я поняла, что сейчас буду пить с группой «Кураж».
Они нас узнали, или, по крайней мере, поняли, что наши лица где-то видели.
Такого у меня еще не было – улица, стена арбатского дома, снежно – дождливая морось, одноразовые стаканы, водка, сок и целая команда уличных артистов.
Было весело: «Кураж» праздновал большие перемены в своей жизни – у них появилось свое помещение для репетиций и их пригласили выступать в каком-то значительном концерте.
Постоянно к нам кто-то подходил; слышались шутки и смех, собравшаяся толпа начала собой перекрывать Арбат в ширину, откуда – то взялся магнитофон и к общему гвалту добавилась музыка, которую никто не слушал. Делились новостями, история о переменах в жизни «Куража» то и дело пересказывались вновь подошедшим, сыпались веселые байки. Толпа то и дело взрывалась от хохота. В самый пик веселья я повернула голову и сначала не поверила своим глазам – недалеко от нас стояли три наши операционные медсестры: Наташа Горбачева, Ира Калинина и Наташа Маныкина – они во все глаза смотрели в нашу сторону. Вид у них был крайне удивленный.
– Оля!!! Аля!!! – дёрнула я за рукав Олю, толкнула локтем Алю. – Там – Маныкина!
Я кивнула им на сотрудниц.
– Чёёёрт, что они тут делают??? – громко зашипела Оля и попыталась спрятаться за мою спину.
– Они нас видят? – Аля присела чуть ли не на корточки. – Давайте растворимся среди остального народа.
Нагнувшись, Аля попыталась перейти в другое место, но этот манёвр заметил один из парней и обратился к нам:
– Девчонки, что с вами? Что случилось?
Ответить на вопрос я не успела, меня опередила Аля.
– Только тихо! – Там Маныкина! – заверещала она.
– Какой такой – Маныкин?! А кто тут – Маныкин?! – вдруг неожиданно громко спросил парень и завертел головой. К моему ещё большему ужасу, обернувшись назад, я увидела, что около парня стоит сама Маныкина. Троица, видимо, решились подойти к нам.
– Не – Маныкин, а – Маныкина, – я решила поправить парня.
– Это – наши сотрудницы. Они нас заметили, и мы решили спрятаться, но ты нас выдал, и вот они….
Я повернулась, чтобы показать ему Наташу, но сотрудниц рядом уже не было.
– Я понял… Девчонки, простите, пожалуйста! – парень прижал руки к груди, и голос его стал тихим и извиняющимся. – Я думал, что вы от какого – то друга прячетесь.
– Да уже поздно…, – я отвернулась от парня к девчонкам, но через несколько минут он опять меня потрогал за плечо.
– Блин, так не удобно вышло! Я – Андрей, – представился он и протянул мне руку.
Мы с девчонками назвали себя по очереди новому знакомому, и он предложил сходить попить кофе в «Открытку», а заодно купить сигарет.
– Я только друга своего возьму, а то потеряет меня. Э-э-э!!
Филлини! – крикнул Андрей и махнул кому-то рукой.
Филлини, Марчелло – клички ребят мне показались странными. Оказалось, что они учились на кинорежиссёров – интересные ребята. О себе рассказывали, что оба из цирковых семей, закончили тоже цирковое училище и с детства – как братья. Интересно, это было правдой или выдумкой?
Пока мы покупали сигареты и пили кофе с рогаликами, купленными там же, тусовка куда-то ушла от стены дома и найти её мы так и не смогли. Новые знакомые проводили нас до метро взяв на прощание номера наших телефонов.
Андрей Марчелло позвонил мне уже на следующий день, а точнее – вечером, и поначалу этот звонок мне очень польстил и порадовал меня.
– Маш, ты мне очень понравилась. Я хотел бы с тобой встретиться. Можно тебя пригласить в кино? Завтра....
Когда молодой человек девушке говорит такие слова, то девушке это очень приятно и неважно – кто их произносит. Мне как девушке было очень приятно слышать такие слова и я тихонечко начала таять около телефонной трубки, плыть в романтической эйфории, пока мой собеседник не изрёк:
– Маш, только один момент…Ты – та девушка, что была в зеленом пальто или фиолетовом, или на тебе была черная куртка?
На мне было фиолетовое пальто.
– А тебе которая девушка больше понравилась? – его слова меня неприятно отрезвили и рассмешили одновременно – Ты скажи, а я скажу – в чем была одета.
– Я так не могу…, – замялся Марчелло – Давай так… У тебя есть коса?
– Нет! – уже откровенно хохотала я. Коса была только у Оли, а в тот вечер у нас с Алей были одинаковые прически в виде высокого хвоста.
– Уже – легче; значит ты – либо фиолетовая, либо зеленая…
– Не гадай, Андрюш! Даже если я – та самая, что тебе понравилась, с таким уродом никуда не пойду, – я перестала смеяться и последнюю фразу сказала серьезным тоном.
Разозлил он меня и рассмешил одновременно. «Если еще раз позвонит, то вряд ли с ним буду говорить!» – решила я.

Маша и ключи, шаги.

Мне всегда нравилось дежурить в реанимации – интересно, динамично, весело, некогда скучать и почему-то всегда царит какая-то тёплая семейная атмосфера. Я всегда тяготела к анестезиологии, к работе в операционной, к её запахам, звукам, и ни за что не отказалась бы от оперблока. Как хорошо, что анестезиология и реанимация представляло из себя одно отделение.
С тех пор как я стала анестезисткой, дежурств по реанимации у меня было очень мало: если надо, я кого-то подменяла, или выходила для того, чтобы нам с Алей и Олей устроить себе совместные выходные.
Вот так и в тот вечер я дежурила в ночь вместо заболевшей медсестры. Утром – в анестезиологии, а вечером – в реанимации. Коридор отделения операционного блока встретил меня опьяняющим запахом только что сваренного кофе. Густой, приятный аромат распространялся по всему этажу, заставляя
сотрудников замедлять шаги и водить носами.
– Это откуда? Это где варят кофе? У нас? – медсёстры отделения, находящиеся в коридоре, вопросительно смотрели друг на друга, крутили головами, словно ответ на вопрос должен был нарисоваться прямо в воздухе.
Источник запаха очень быстро нашёлся в дежурной комнате анестезистов.
– Сегодня Маша на кофе гадает, – доложила мне Ирина, едва я открыла дверь.
– Девочки, не всем сразу! – Маша состроила серьёзное лицо и с важным видом уселась на кресло у окна. – Ирочке гадаю, потом Оле – она давно просила, а остальным – в обед.
– Маш, что делать – то надо? – Ирина насыпала ложку молотого кофе в непонятно где раздобытую турку.
– Ставь на плитку и жди, пока закипит, но не так чтобы до пузырей – потом отставь, а потом – снова. Поняла?
– Нет! – честно призналась Ира.
Маша встала с кресла и занялась вместе с Ириной кофеварением.
Что там было предсказано Ире, мы не расслышали: Маша попросила всех отойти в дальний угол комнаты, а лучше – выйти. Единственное, что я знала так это то, что Ирина потом ходила весь день расстроенная.
– Маш, давай теперь мне…, – торопила Ольга Машу. Она боялась, что если наша гадалка не ускорится, то сеанс отложится на конец рабочего дня, и придётся долго ждать. Никакого терпения не хватило бы!
– Я тоже хочу! Маш, ты это… Не ленись! – встрял Лёша, и Маша сдалась.
– Через десять минут подадут больного. Кто не успел, тому не гадаю! – поставила условие Маша, и к турке выстроилась небольшая, суетливая очередь.
Кофе был горьким, крепким и невкусным.
– Маш, а можно я сахар положу? – поморщилась от горечи Анжела.
– Нет! Гадание испортишь! – оборвала её резко Маша и убрала со стола сахарницу.
Пришлось, закрыв глаза, влить в себя горячую, обжигающую жидкость.
– Смотри! – сунула я гадалке в руки свою чашку. Маша покрутила её в руках и отодвинула в сторону.
– Ничего тебе не скажу, – тихо сказала она.
– Почему? – вместо меня удивилась Ирина и взяла мою чашку, пытаясь вглядеться в узор, образованный кофейной гущей.
– Обрадуется. Нельзя так радоваться! – проворчала Маша и заглянула в каждую чашку, а потом, радостно улыбаясь, огласила.
– У всех всё будет хорошо! Честно!
Сказала и ушла из дежурки.
– А Маша точно умеет гадать? – спросила Анжела, буравя взглядом собственную чашку.
– Точно. Если захочет, – подтвердила Оля.
Я подумала: «Чему я обрадуюсь? И почему мне нельзя этому радоваться?».
В конце рабочего дня я попробовала это выяснить у Маши, но она мне ничего так и не ответила, только улыбнулась и всё. Я махнула рукой – наверное, просто не придумала, что мне сказать. Вот и разулыбалась.
В реанимации меня ждал сюрприз – мне предстояло дежурить с Сергеем Юрьевичем.
Я увидела его в дежурке и обрадовалась – появилась возможность реализации   задуманных   мною   первых   шагов к романтическим отношениям. Правда, я никогда не была мастерицей подобных шагов, но ведь с чего-то надо начинать.
– Мария, вы сегодня с нами? – удивился доктор, увидев меня в боксе около пациента.
– Да, вместо Инны.
– Мы же с вами ещё до этого вместе не дежурили? Я мило улыбнулась в ответ.
– Как-то так получилось…
Сергей Юрьевич оказался совсем не таким уж робким и не умеющим, каким он мне показался при первом знакомстве:уверенный в себе, молодой, но знающий врач. В нём чувствовались большой опыт и сила. Наблюдая за его работой, за тем, как он помогал нам справляться в сложных ситуациях, я невольно вспоминала нашу с ним первую встречу, как издевалась над ним при постановке подключичного катетера и внутренне смущалась от стыда. Как же я себя гадко вела в тот раз! А он… Ни разу не напомнил про ту историю; выручил, когда я ездила вечером к Ульяне, хоть я его и не просила.
Я украдкой наблюдала за ним всё дежурство, отмечая и приятную внешность, и крепкую мужскую фигуру, и широкие плечи, и бархатный голос.
– Между прочим, он не женат, – раздался сзади голос Ольги Балкиной.
– А? – я не ожидала увидеть её позади себя.
– Маш, вы же смотрите друг на друга. Чего ты теряешься?
– Кто? – принялась я косить под непонимающую дуру.
– Девочки на него глаз уже положили. Не проспи…, – с этими словами Ольга пошла дальше по своим делам, словно ничего мне и не говорила.
Дежурство закончилось, утром я вернулась на седьмой этаж со странным состоянием в душе – в моей душе опять зажглись звёзды и стала кружиться голова. Кажется, в сердце появился новый обитатель, и я надеялась, что это взаимно.
При этом я решила ничего торопить – пусть всё идет, так как идёт: ведь не зря же Балкина что-то там заметила. Она бы ведь не стала бы ничего просто так говорить.
Когда я вошла в дежурку, первая фраза, которой меня встретила Ольга была…
– Маша ключи от сейфа в унитазе утопила.
– Олечка... Я их достала… У тебя что, такого никогда не было?
– пунцовая от стыда Маша ополаскивала ключи под струей воды.
– Маш, ты как так умудрилась то? – хохотала Ирина.
– Да они как – то сами – раз и… Я их в хлорке замочила, с мылом помыла. Они стерильные – хоть облизывай.
Не – Маша, а ходячее приключение.
В тот день, работая в своей операционной, я всерьез стала подумывать о том, что стоит брать побольше дежурств по реанимации.
 
Плащ и букет

Это произошло через день после моего последнего дежурства.
Я уже собиралась домой, когда меня окликнула в коридоре Ольга.
– Маш, пошли пить чай с тортиком! – она взглядом показала на квадратную коробку в правой руке, перевязанную ленточкой, а потом головой кивнула на дверь дежурки.
– Откуда тортик? – спросила я, пытаясь догадаться о его происхождении. В палатке на первом этаже тортики не продавали, сбегать в магазин она бы не успела. Может быть, принёс Лёша? А он тогда его где взял?
– Пациент подарил, – пояснила Ольга и пошла в ординаторскую приглашать на чаепитие врачей.
Подарок от пациента явление для анестезистов крайне редкое. Сколько лет я работала, а свидетелем вручения подарка медсестре – анестезистке была всего раза четыре.
Как-то так было заведено, что за успешно проведенную операцию благодарили хирурга, забывая о том, что он оперировал не один.
За столом в дежурке собралась вся дневная бригада анестезиологов. Не было только Али.
– А куда Верина делась? – спросила Татьяна Николаевна.
– Она так стремительно убежала домой, что я не успел её догнать! – доложил Лёша, запивая торт чаем из чашки.
Наконец чай был выпит, торт съеден и сотрудники стали расходится по домам; в дежурке остались только я, Ольга, Лёша, несколько операционных медсестер и Ирина.
Домой идти совсем не хотелось, и я, завернувшись в операционный халат, уютно устроилась в углу на кресле и наблюдала, как Ольга ровняла Варе чёлку огромными ножницами, предназначенными для нарезания марли. Ножницы были большие, острые и ужасно неудобные. Не знаю каким образом, но у Ольги получалось ими ровно подстригать, и вот уже на стрижку образовалась маленькая очередь. Я подумала:
«Может, пусть и мне она подравняет чёлку? Все равно делать нечего…»
В этот момент дверь дежурки открылась, и в проёме показался огромный серый пакет, за которым следом в комнату с шуршанием вошла Аля.
– Так и знала, что вы тут! – сказала Аля и поставила пакет на пол. – Я себе плащ купила.
– Покажи! – при этих словах сразу все оживились.
Светло – оливковый плащ с серебристой подкладкой так шел Але и по фигуре, и по цвету! Аля довольная крутилась перед девчонками, демонстрируя обновку.
– Надо же, а я вчера себе почти такой же плащ купила, – в дверях дежурки стояла молодая женщина-гинеколог, которая совсем недавно пришла работать в больницу. – Ты где его купила?
– На рынке, около метро, – счастливо улыбаясь, щебетала Аля. – Я его давно приметила, но всё не решалась – ведь он немного дороговат для меня.
– На рынке? – врач презрительно сморщилась. – Это же – подделка. И сколько он стоит? Три копейки?
– А ваш сколько? – Аля перестала улыбаться.
– Триста восемьдесят долларов. Я его купила в бутике. Сейчас принесу.
Врач ушла за плащом.
Она сразу мне показалось неприятной. Какая разница сколько стоит плащ, и где он куплен? Разве это главное?
Врач вернулась, держа в руках плащ такого же фасона и точно такого же цвета.
– Так в чём же разница? – Ольга потрогала Алин плащ потом врача. – Они же одинаковые.
– Как в чем?! – Врач тут же надела плащ на себя. – Крой лучше, ткань… Строчки, смотри, аккуратнее. Это – брендовая вещь…
– Ну, это если вблизи рассматривать. – не сдавалась Ольга. – Если вас рядом поставить, то никто не отличит.
Спорщиц поставили рядом, и все, кто был в комнате, в один голос сказали, что плащи различить нельзя. На самом деле разница была колоссальная.
– Как – нельзя отличить?! – с возмущением воскликнула врач.
– Вот, у Али спросят: «Ты где купила плащ?», и она ответит, что
– на рынке, а когда спросят у меня, где я купила, я скажу, что – в бутике.
– Так и Аля сказать может. Кто проверит? – поддразнивала Варя.
Врачиха почему – то на нас рассердилась, схватила свой плащ и ушла, даже не закрыв за собой двери. Обиделась…
Мы ещё немного посидели, обсуждая произошедшее и разошлись по домам.
Дома меня ждал сюрприз – в моей комнате на столе лежал букет роз.
– Мам, это что за розы? – спросила я.
– Мальчик один принёс…
– Какой мальчик? – изумилась я, и в голове молниеносно начали вспыхивать образы тех, кто мог бы принести цветы. Паша? Макаров? Кот?
– Кажется, тот, который провожал тебя вечером… Вы ещё с ним куда-то в Подмосковье ездили.
– Сергей… Юрьевич? – не веря своим ушам, переспросила я, но мама не уловила в моем голосе изумления и продолжала также обыденно рассказывать, как будто описывала мне свой поход в магазин за хлебом.
– Значит, раздался в дверь звонок… Я открываю, а там он стоит и спрашивает – Маша, мол, дома? Я ему отвечаю, что ты ещё на работе… Он извинился и ушел. Потом прошло сколько
– то времени, и я решила вынести мусорное ведро. Открываю дверь, а он на ступеньках сидит. Я его домой пригласила, он отказался. Оставил цветы и ушел. А ты где была?
– На работе… Чай с Ольгой пили…
Мама что-то ещё спрашивала – работаем ли мы вместе, видела ли я сегодня этого мальчика, но мне было не до её вопросов.
Почему он не подошел ко мне на работе? Хоть бы слово одно сказал. Почему пришел к дому? Мог бы позвонить. Или не мог? А можно ли это считать за его первые шаги к ухаживанию?
Я решила в понедельник обязательно поговорить с ним.
«Боже! Это всё так романтично складывается!» – обрадовалась я мысленно.
Я поставила розы в вазу и очень долго сидела за столом, любуясь цветами. Сколько бы я так просидела в своей романтической мечтательности неизвестно, но вдруг раздался телефонный звонок, который вернул меня в реальность.
– Алло, Маш, это – Гена. Я по делу тебе звоню.
 

Алынин

Дело, по которому позвонил Гена, и правда, было очень необычное.
– Маш, даже не знаю, как сказать, чтобы ты меня правильно поняла, – запинаясь, заговорил Гена. – Мне очень нужна твоя помощь.
– Что случилось?! – встревожилась я. В голову сразу же пришли мысли о просьбе денег, поиске адвоката, потере документов, работы и ещё множества прочих неприятностей.
– Понимаешь, для моей семьи я – как бельмо в глазу. Родные очень плохо относятся к моим арбатским друзьям и к тому, что я провожу свое свободное время здесь.
– Я их очень хорошо понимаю, – ответила я.
– У тётки завтра день рождения, и я с дуру ляпнул, что приду туда не один, а со своей девушкой. Короче, я немного заврался и всем родным натрепал про то, что у меня отношения, что девушка – из хорошей семьи. Нас с ней ждут в гости, а у меня девушки нет. Маш, всё что хочешь проси, но только выручи меня
– побудь на один вечер моей девушкой.
– Но это же…, – от такого предложения я впала в шок.
– Маш, мы приедем на полчасика и уйдём. Потом скажу всем, что мы поругались и всё. Пожалуйста! – уговаривал меня Гена.
Головой я понимала, что так делать нехорошо, некрасиво, что это – обман, но в слух почему-то сказала – да. В конце концов, почему не выручить хорошего парня?
На следующий день, а это была суббота, мы встретились с Геной в метро на Новых Черёмушках. По дороге договорились, что говорить родственникам, чтобы не выдать свою ложь.
– Познакомились в метро три месяца назад, – проговаривал Гена вслух легенду. – А что? Всё же складно получается. Ты живёшь в Коньково, я – в Черёмушках. Могли же мы с тобой ехать в одном вагоне? Могли. И познакомиться могли вне Арбата. Тут всё просто. Ты – медсестра, работаешь в больнице на Вернадского. Всё верно?
– Ген, только давай не будем обниматься и целоваться.
– Да. Максимум – за ручку подержимся. Да? Давай я вручу цветы, а ты пакет с подарком.
К родственникам Гены оказалось ехать прилично – через всю Москву на метро, а потом на автобусе остановок пятнадцать.
И вот – девятиэтажка, темный подъезд, грохочущий лифт, пятый этаж, дерматиновая дверь, свистящий звонок – соловей…
– Кто у нас там? Геночка! – дверь открыла высокая, поджарая женщина с «Бабеттой» на голове.
– Тётя Ира…, – Гена отошёл в сторону, пропуская меня вперёд.
– А это у нас…, – женщина широко и искренне улыбнулась.
– Это – Маша! – представил меня Гена.
– Машенька, здравствуйте! Проходите, раздевайтесь!
Женщина подала мне тапочки. Пока я переобувалась, в коридор выбежало несколько особо любопытных гостей.
– Это Геночка приехал со своей девушкой! – кому-то поспешила доложить женщина и крикнула в сторону комнаты. – Толя, стул еще один принеси из маленькой комнаты!
– Тётя Надя, с днём рождения! – Гена протянул букет миловидной, миниатюрной женщине в малиновом платье, которая тоже вышла нас встречать в коридор, а я в свою очередь вручила ей пакет, произнеся дежурные поздравительные фразы. И в этот момент из-за спины женщины вдруг появился знакомый силуэт.
– Сергей Юрьевич?! – невольно пробормотала я.
– Маша?! – удивленно произнес он.
– Знакомьтесь, это – Маша, девочка нашего Геночки, – сзади раздался голос тёти Иры.
– Привет, братик! – Гена с Сергеем Юрьевичем поздоровались за руку.
«Вот так сюрприз! Вот это поворот! Нет! Так не бывает!» – запаниковала я и несколько мгновений обалдевшими глазами смотрела на коллегу не в силах принять то, что это происходит на самом деле и не является плодом моего буйного воображения. Осознав, что происходящее – реальность, захотелось провалиться сквозь землю, отмотать несколько минут из жизни назад, чтобы иметь возможность избежать такой встречи. Но,
увы…
Как только были вручены подарки, произнесены поздравления, гостей пригласили в комнату, где был накрыт стол.
Братья уселись рядом; теперь я не очень хорошо видела Сергея Юрьевича, но хорошо его слышала.
Пока все устраивались за столом, накладывали салаты, я притянула Гену к себе.
– Это – катастрофа! Сергей Юрьевич… Сергей. Мы вместе работаем, в одном отделении: он у нас – врач в реанимации.
– Что? Правда?
– Да… Кошмар!
– Черт… Что делать-то? – Гена беспомощно посмотрел.
– Машенька, а как вы с Геночкой познакомились? – обратилась ко мне тётя Ира, та самая, что нам открыла дверь.
Я так боялась этого вопроса. Надеялась, что обойдется без меня, но… Теперь мне приходилось улыбаться и старательно врать этим милым, добрым людям.
Я набрала в лёгкие побольше воздуха и … выдала историю, которую мы сочинили с Геной в метро.
Трудно давались только первые слова, дальше пошло уже легче, словно я села на любимого конька, и он понёс меня на просторы лжи, подсказывая при этом нужные слова и правильные ответы. В сторону Сергея Юрьевича я старалась не смотреть, только один раз случайно повернула голову и увидела, что Гена ему что-то говорит на ухо.
С души сразу отлегло: я решила, что он ему по секрету раскрывает истинное положение дел. Напряжение тут же ушло, и настроение моё начало подниматься.
Гости пошли покурить; какой-то белобрысый подросток по просьбе тёти Иры включил музыку, и первым вышел на свободное место около стола, пытаясь выдать несколько танцевальных па.
– Ты ему признался? – шепнула я Гене улучив, момент.
– Нет, не сейчас. Я ему потом скажу, а то буду выглядеть глупо в его глазах, – отозвался Гена, и мир снова для меня стал мрачным.
– А как же я завтра с ним на работе встречусь?! – вырвалось у меня.
Гена несколько мгновений смотрел на меня, потом махнул головой.
– Ладно! – буркнул и куда – то вышел.
Мне показалось, что его не было довольно долго; я начала скучать и решила осмотреть квартиру, чтобы не мозолить другим гостям глаза.
Начала с самой дальней комнаты.
Тут явно жил молодой человек – рабочий стол, компьютер, шкаф с одеждой и большой книжный шкаф. Первое, что бросилось в мне глаза – целая полка с книгами Стивена Кинга. Я всегда любила этого автора! Я стояла, вчитываясь в названия произведений, отмечая то, что ещё не читала, и так увлеклась, что не заметила, как ко мне подошел Сергей Юрьевич.
– Любите Стивена Кинга? – спросил он.
– Очень! – призналась я.
– Многое читали?
Как оказалось, читала я очень мало. Я и не думала, что у него так много произведений.
– А что больше всего понравилось? Я начал перечислять.
– Маша, вы меня снова смогли удивить, – голос Сергея Юрьевича чуть изменился. – Вот уж не ожидал…
– Чего?
– Что вы любите Стивена Кинга… И что вы… Надо же .. как тесен мир. Вы и Генка…
– Он вам сказал? – вырвалось у меня.
– О чём?
– Что мы с ним – просто, знакомые.
– Серёженька, Машенька, вот вы где! – в комнату залетела виновница торжества. – Что у вас тут за секреты?
– Мамочка, Мария тоже любит Стивена Кинга. Обсуждаем литературу.
– Эти твои ужастики… Ну, как так можно? Ты же – взрослый, образованный человек! Машенька, вы тоже читаете эти страшилки? – рассмеялась тётя Надя.
Мне в руки попала толстая книга.
– Если вы это еще не читали, то очень рекомендую, – улыбнулся Сергей Юрьевич.
Подали горячее, и гости начали снова рассаживаться за стол.
– Поехали? – прошептал вдруг Гена, наклонившись к моему
уху.
– Поехали…
Мы попрощались со всеми, извинившись за поспешный отъезд, и вышли из квартиры.
Гена поблагодарил меня за то, что я выручила его, и сообщил, что я всем очень понравилась, потом купил около метро мне букет и пообещал тоже выручить, если попаду в затруднительное положение.
Я слушала его в пол – уха, кивала головой, но мысли были очень далеко.
«Как я встречусь теперь с Сергеем Юрьевичем? Как мы будем общаться? Какими глазами я буду на него смотреть? Неважно, всё теперь неважно! О моих «первых шагах» теперь можно забыть! Какая же я глупая! Как можно было соглашаться на такую авантюру!? – запоздалое раскаяния разрывало меня на части. – Сама во всем виновата. Про Сергея Юрьевича можно забыть…»
Я не помнила даже того момента, когда Гена вышел на своей станции. Попрощались ли мы с ним? Очнулась я только дома…. Не знаю точно, что стало тому виной – простуда или моё расстройство, но наутро я заболела и просидела на больничном
две недели.

Ольгин котёнок, книга

После двухнедельного сидения дома на работу я побежала, как на праздник! Соскучилась по всем! По самой работе соскучилась! Как они там без меня? Наверняка меня дожидалась куча новостей и штормило море историй. Единственное, что омрачало моё ликование, так это ожидание момента встречи с Сергеем Юрьевичем. Как всё пройдёт? Как он ко мне отнесётся?
Как вести себя с ним?
За прошедшие две недели я прочитала книгу, которую он мне дал и теперь её надо было вернуть владельцу.
– Машенька, ты пришла, моя девочка! – кинулась ко мне с обнимашками Алла – Маша. – Я так по тебе соскучилась!
– О! Кто заявился! Ураааа! – с возгласами вошла в дежурку Ирина. – Привет! Забирай свою урологию – видеть их больше не мог! Катя вся извелась – Маша это ставит не туда, а Маша это кладёт не там…
Мне стало приятно – меня помнили и ждали.
– Ты только у Ольги про котёнка не спрашивай! – вдруг выпалила Маша. – Она вчера так рыдала, что ей Ира таблетку от давления давала, а Маныкина за валерьянкой бегала к хирургам.
– Какого котёнка? – не поняла я.
– А Оля тебе не рассказывала? – удивилась Ира.
– Нет.
Вместо Иры рассказ начала Маша.
– Оля на работу шла от метро и решила по дороге покурить. Встала, чтобы прикурить сигарету и уронила зажигалку в сугроб. Наклонилась, зажигалку достать и в мягкое что-то уткнулась… Зажигалку подняла, смотрит – в снегу что-то шевелится, а это – котёнок маленький. Живой, но весь окоченел – вот – вот умрёт. Ольга его засунула за пазуху и на работу принесла. Мы тут его и растирали, и сушили, и молоком напоили. Отработала Ольга, и её один из хирургов в ветеринарную клинику отвез. Там ей лекарств выписали для подопечного. Честное слово, не листок, а – полотенце, а на втором полотенце – как его лечить надо. Оля лекарств накупила столько, что в целлофановый пакет не помещалось. Потом все время с ним была. Котёнок слабый был очень, почти не шевелился и даже под себя ходил. Оля его с собой на работу возила; весь день, вот тут на полу коробка стояла, и Оля с ним сидела всё свободное время. Котёнок вроде ожил, привставать начал. Вчера Оля ушла на наркоз, вернулась через час, а он умер.
В дежурку вошла Оля, и Маша тут же замолчала, а вместо неё заговорила Ира.
– Я там, на ИВЛ, шланги поменяла. В нижнем ящике переложила лекарства по-другому: мне удобнее так… Ты не ругайся, если что.
– Ир, пошли лучше на месте всё покажешь.
Мы вышли в коридор, и вот тут я и столкнулась с Сергеем Юрьевичем, который с медсёстрами и специальной реанимационной кроватью ехал забирать больного из операционной.
– Добрый день! – поспешила я поздороваться. Сергей Юрьевич не ответил. Как мне показалось, кивнул головой в знак приветствия, но и в этом я была не уверена.
Больно стало. Мог бы хотя бы «здравствуйте» сказать: мы же всё же коллеги. Обида моментально перевесила остальные эмоции. Раз он вот так, то и я тоже решила встать в позу обиженной.
Стиснула зубы, подняла голову выше и мысленно приказала себе выветрить из души всю романтику. Сердце должно стать каменным и холодным, ростки романтики в душе обязаны погибнуть и сделать это нужно было моментально, пока ещё в груди не разгорелся огонь любви.
А ещё нужно было немедленно вернуть книгу!
Неожиданно книга, лежащая у меня в сумочке, вдруг ожила и начала тяготить своим наличием, появилось жгучее желание – как можно скорее от неё избавиться. Такое появилось ощущение, что если в течение десяти минут я не верну книгу, то она превратится в монстра. Я тут же вернулась в дежурку, достала книгу из сумочки и бегом по лестнице спустилась в реанимацию. Сейчас, думаю, войду, вручу книгу, скажу «спасибо» и гордо удалюсь. Но как только я оказалась внутри отделения, решимость куда-то испарилась.
В коридоре не было никого, в ординаторской – тоже… Тогда мне пришло в голову положить книгу и быстро вернуться обратно наверх. И тут я поняла, что встретиться лицом к лицу с Сергеем Юрьевичем не хочу: мне почему-то стало очень страшно.
Я осторожно заглянула в ординаторскую и вдруг сзади себя услышала чей-то голос.
– Маша?! Ты чего тут делаешь? – сзади меня стояла Ольга Балкина.
– Я Сергею Юрьевичу книгу принесла, которую брала у него почитать.
– Аааа, – протянула Ольга и тут меня посетила гениальная мысль. – Оль, пожалуйста, передай ему книгу, а то мне бежать надо.
Я протянула книгу коллеге.
Ольга на меня как – то странно посмотрела.
– Сама ему и отдай. В чём проблема-то? –сказала она и, вдруг повернув голову в сторону, громко позвала. – Сергей Юрьевич!
– Аю! – отозвался знакомый голос, и через мгновение сам обладатель бархатного баритона вышел из первого бокса.
– Я – за кровью. Только что позвонили, что привезли, во втором – дедушку промыли. И тут Маша к вам пришла.
– Спасибо за книгу. Мне очень понравилось, – сконфуженно протянула я книгу Сергею Юрьевичу.
– Не за что. Я рад, что вам понравилось, – ответил он, отводя глаза.
Я старалась тоже не смотреть на него – быстро буркнула, что мне пора в операционную и чуть ли не бегом покинула реанимацию.
 
«Казачий хутор»

Как только я вышла с больничного, девчонки сразу стали зазывать на Арбат – и не просто погулять, а обещали приятно удивить; и при этом они между собой таинственно переглядывались и хихикали. Я всё гадала – да что у них там
такое произошло?
В пятницу после работы они меня уговорили, и мы выбрались на прогулку. Ну и досталась же нам погодка – разбушевалась настолько сильная метель, что налетающий порывистый ветер, грозил не то что свалить с ног, а вовсе унести вместе с собой.
Говорят, что когда идёт снег, то мороз спадает, но в тот день видимо было какое-то исключение из правил, а может быть так казалось из-за ледяного ветра, который время от времени, налетая, старался дуть не в спину, а откуда-то снизу, выворачивая при этом шубы вверх. На такую погоду посмотришь в окно и не захочешь никуда идти, но лично меня за порог выгнало любопытство – чем девочки собираются меня удивлять?
Таким Арбат я не видела ещё никогда – пустая, заснеженная улица с сугробами в половину роста человека, среди которых протоптаны узкие пешеходные тропки. Да, Москву в последние дня три накрыли обильные снегопады, и местные дворники явно не успевали справится с осадками.
Ёжась от холода, от пронизывающего ветра, от колючих снежинок, слёту бьющих по лицу, сбившись кучкой мы топали прямо вглубь метели. Очень быстро я потеряла ориентиры и не понимала – куда мы идем, напротив какого дома в данный момент находимся. А снег валил густой стеной, и в моменты, когда нас не захватывал порыв метели, я пыталась осмотреться по сторонам, но всё что я видела – это желтоватые блики уличных фонарей.
– Вы вообще понимаете – где мы находимся? – спросила я не в состоянии распознать место, где мы шли, что очень пугало.
– На Арбате, – отозвалась Ольга. – Не бойся – не заблудимся, а если заблудимся, то дальше «Праги» не уйдем.
– Я, например, понимаю – где мы, – сказала Аля.
– Где? – покрутила я головой, но на глаза не попалось ничего такого, что могло для меня стать ориентиром.
– Почти пришли, – Ольга двинулась дальше. – Там новую кафешку поставили. Сама всё увидишь.
Это было единственное, чего я смогла добиться от Ольги.
– Сюда! – Аля вдруг резко повернула направо.
Перед нами нарисовалось какое-то темное строение, и только подойдя вплотную, я наконец поняла, где мы находимся.
В узком проезде, около Стены Цоя поставили временное кафе, сооруженное из строительного вагончика. Вот туда-то девочки меня и привели.
То, что вагончик – место весёлое, стало понятно по задорным застольным украинским песням, несущимся из-за дверей, сногсшибательному аромату выпечки и смеху посетителей. Внутри вагончика неожиданно оказалось гораздо просторнее, чем я предполагала перед входом. По крайней мере, так решил мой взгляд.
Внутренне убранство кафе было выполнено под стилизацию улицы в украинской деревне. «Казачий Хутор» – гласила резная надпись над барной стойкой; вдоль левой стены был нарисован плетень, и на выступах стояли глиняные горшки и искусственные подсолнухи, висят связки лука и перца, а сами хозяева заведения ходили в национальных костюмах. В кафешке стояло всего три стола и пара высоких стульев у стойки.
Посетителей набралось мало: из трёх столов занят был только один, за которым сидела компания из пяти человек, и, как мне показалось, они пили спиртное.
– Девочки, раздевайтесь, пойдём к барной стойке, закажем и нам всё принесут за стол! –распорядилась Ольга.
– А вы что, тут уже были? – спросила я у девочек. Аля кивнула.
– С Аликом, потом с Олей приезжали один раз, – пояснила она.
Ольга осталась с нашими вещами, а мы с Алькой направились к прилавку для изучения меню: пирожки с мясом, пирожки с луком, пирожки с картошкой…
Пока заказанные пирожки грелись, мы намеревались отнести за свой стол чай. Когда, взяв свою чашку, я повернулась обратно к столику, то не поверила глазам – около Ольги сидел… Паша.
Едва мы приблизились к столу, как Паша встал и сделал пару шагов нам навстречу со словами:
– Какая у тебя красивая шапочка…
Он улыбнулся и погладил меня по голове, точнее – по моему головному убору.
– Я пойду, что – нибудь закажу, – пробормотала Оля и спешно выбралась из – за стола. Краем глаза я увидела, что она поймала за руку Альку, направляющуюся в нашу сторону, и потащила обратно к стойке бара.
– Куда ты пропала? – спросил Паша, накрывая своей рукой мою.
– Я? Никуда…, – от происходящего я была готова упасть в обморок, но мешало жуткое изумление.
– Ты все время от меня ускользаешь и ускользаешь, – его глаза искали встречи с моими, а я была растеряна такого напора.
– Просто, вся – в работе, – ответила я, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями и осознать, что сейчас происходит. – Когда я свободна, то часто бываю на Арбате.
– Пожалуйста, не исчезай больше. Я не знал, где искать тебя.
– А зачем меня искать?
– Чтобы больше не терять. Хочешь, уйдём отсюда вместе?
Я растерянно хлопала глазами, не совсем понимая, что он имел ввиду.
– Если ты откажешь, я все пойму, а если – нет, то вот – моя рука, – и он протянул мне раскрытую ладонь.
– Нет – нет… А как же Алиса? Вы же, Паш….
– Алиса…, – он усмехнулся и убрал руку.
– Паш, а Алиска где? – раздался чей-то голос со стороны соседнего столика.
– Дома, болеет, – не поворачивая головы, отозвался Паша.
– А ты чего тут? Беги домой! То же мне – Ромео! Она болеет, дома лежит вся больная, а он по кафешкам! – не унимался голос.
– Да я на минутку… Чуть посижу и пойду сейчас к ней! К Алисе! Она ждёт меня! Всем пока! – Паша тут же встал и пошел к дверям.
Дверь кафешки открылась, впустив рой снежинок, и с грохотом закрылась.
– Не жалеешь? – спросила Оля, усаживаясь на место, где только что находился Паша.
– Нет… Уже – нет!
Сердце стучало тревожно и гулко, но не так, как летом. Это был скорее отзвук на странное и волнительное событие. Я поняла, что Пашей отболела насовсем. Мне было не больно, и даже – как
– то всё равно. Если бы такая встреча состоялась летом, я бы точно не отказалась и ушла вместе с ним куда угодно. А теперь… С человеком, который может предать близкого… Ни за что!
 

Что было потом

Аернувшись домой с прогулки, я ещё раз прокрутила в голове события последнего вечера и убедилась, что поступила правильно. Паша не волновал мою кровь, мысль о том, что я могла начать с ним какие-то отношения, рискнуть и отправиться вместе куда-то в метель, казалась смешной и нелепой. Мне это не надо было и… А было ли мне это вообще когда-нибудь надо? Да, Паша был странным наваждением, которое и мучало душу, и в тоже время окрыляло, но вот это наваждение исчезло и за ним
не оказалось ничего.
Заглянув внутрь себя, я поймала себя на мысли, что совершенно не думаю о том, что будет дальше, не строю никаких планов, не включаю режим ожидания чего-либо, и от этого вдруг стало легко-легко и свободно, будто я выдохнула из себя застоявшийся воздух после глубокого вдоха.
На другой день на работе девочки, видимо, боясь тревожить меня, ни разу не спросили про вчерашний вечер и старательно избегали арбатских тем в разговорах. Оно и к лучшему: говорить об этом совсем не хотелось.
Потом был Новый год, принёсший с собой радостную предпраздничную суету и ошеломляющую суматоху.
У меня состоялось первое в жизни новогоднее дежурство с детским шампанским, салатиками, которые мы принесли из дома, курантами по радиоприёмнику и тёплыми поздравлениями от сотрудников.
Как оказалось, Новый Год на работе не такой уж и плохой вариант: все веселились не хуже, чем в ресторане или дома и совершенно не скучали.
Вот так это и осталось в моей памяти: реанимационный блок, я что-то делаю у постели больного и слышу, как из дежурной комнаты Лена Беда всем кричит, что началась речь президента, что все должны бросать дела и идти встречать Новый Год.
Я вышла в коридор и увидела, что в дежурку вошла Наташа; за мной из ординаторской спешил Сергей Леонидович. В дежурной комнате на столе уже стояли несколько салатов, колбасная и сырная нарезки, в большой тарелке дымились только что отваренные сардельки, а на плите в кастрюле ожидало своей очереди картофельное пюре. Лена суетилась, расставляя чашки под «Шампанское», Наташа достала из ящика забытые вилки.
Наконец ударили куранты, и Сергей Леонидович спешно открыл бутылку.
Оказывается, детское «Шампанское» не стреляет пробкой и не пузырится белой шапкой, а, просто, льётся по бокалам. Дальше была спешная попытка собраться с мыслями и успеть загадать желание, пока звучит бой курантов, пока президент зачитывает поздравление, и чокаются фаянсовыми боками чашки. Всё так же, как и дома – после выпитого «Шампанского» наступала пора сладостей. Потом мы отправились поздравлять другие отделения, но не все вместе, конечно, а назначали кого – то одного, который исчезал минут на пять.
А утром…
Утром нас сменила новая бригада – Лёша, Оксана – Витя и Сергей Юрьевич. Бледные, не выспавшиеся, замученные они первым делом отправились в дежурку, чтобы выпить кофе. Посмотрев на лица коллег, я ещё раз сказала себе, что лучше отдежурить в Новый Год, чем мучится потом первого числа.
Моя бригада, сдав смену отправилась на первый этаж, а точнее– цокольный, в раздевалку. Я же пошла по лестнице наверх в операционный блок, потому что часть моих вещей осталась в дежурной комнате анестезистов. Поднимаясь по лестнице, я услышала, что меня кто-то нагоняет. Это был Сергей Юрьевич.
– Маша…, – он догнал меня на лестничном пролёте. – Скажи, а ты гулять только на Арбат ходишь?
Я так удивилась и вопросу, и его внезапности, и главное теме вопроса, что чуть не уронила из рук свои сумки.
– Нет.
– А любишь выставки? Картины?
– Люблю, – кивнула я головой.
– Не хочешь сходить со мной на выставку в Третьяковку? Всё как – то произошло само собой, словно так и было надо. Третьего января Сергей Юрьевич, теперь, просто – Серёжа,
заехал за мной, и мы отправились на наше первое свидание. Потом были театр, кафе на Тверской, долгие прогулки по зимней Москве, но это уже совсем другая история….
Страничка моей жизни под названием «Паша» закрылась и её можно было бы смело перелистнуть, окончательно превратив в прошлое, если бы не ещё одна маленькая история, которую я не могу не рассказать.
 

Прошло три месяца

Много это или мало, сказать сложно. Если посмотреть на календарь, то вроде бы и мало, если вспомнить все события, которые уместились в этот период, то это – целая эпоха. Перемены в жизни случаются постоянно: мелкие, те – почаще;
их и не замечаешь, так быстро они сливаются с ритмом жизни, а какие-то кардинальные, крупномасштабные и значительные бывают редко и, как правило, после себя оставляют долгие отзвуки и отклики, меняют жизнь порой на все сто восемьдесят градусов.
С того дня, как Сергей Юрьевич решился пригласить меня на выставку, мы больше не расставались. О том, что мы вдвоём на работе старательно скрывали, коллеги догадались сами.
Аля сразу после Нового года рассталась с Аликом. Произошло всё тихо, мирно и без обид. Инициатором прекратить отношения была Аля, потому что однажды вечером, возвращаясь с работы, познакомилась с хорошим парнем, живущим в соседнем дворе.
Оля завела себе котенка и коллегу Андрея.
Котенка Оля завела, потому что все еще переживала из – за того, что не смогла спасти своего найдёныша. Однажды, зайдя в подъезд к знакомой увидела, что кто-то выставил у лифта коробку с котятами, и решила забрать себе одного, точно такого же, как найдёныш – полосатого, серенького, с белой грудкой. Она назвала его Кузьмой.
А Андрей… Как так получилось, что Ольга и Андрей стали парой, было загадкой даже для них самих. Ведь они вместе проработали более пяти лет. Андрей трудился медбратом; сначала он куда – то увольнялся, потом возвращался, и на момент моей истории работал в отделении на полставки. Милый, улыбчивый, симпатичный… Я видела, что он засматривался на одну из студенток из нашего отделения, поэтому, когда однажды утром Ольга, смущаясь и краснея рассказала, что уехала на работу, оставив Андрея отсыпаться у нее дома, я сначала даже не очень понимала – о каком Андрее она говорит.
– А что Андрей у тебя делал? – с изумлением переспросила Аля.
– Ну, как что…, – хихикнула Оля.
– Ты и Андрей? – все еще не веря своим ушам, переспросили мы.
– Да что не так-то? – рассердилась на нас Оля.
Теперь мы уже редко оставались в дежурке после работы поболтать: у каждой была своя история, но однажды…
Однажды Сергей попросил меня отвести его на Арбат. Захотел посмотреть, где мы тусовались и что вызывало наш бурный восторг, и ради чего Гена постоянно ругался с родными.
Кстати, Гена тогда так ничего и не сказал Сергею. Тот обо всём догадался сам. Во-первых, когда мы были в гостях, я думала, что Гене свои опасения сообщаю тихонечко на ушко, а оказалось – я это делала довольно громко. Во-вторых, вели мы себя совсем не как парочка. И получилось, что актёры из нас – так себе.
Услышав просьбу Сергея, я, конечно, удивилась, потом, представив его рядом со всем этим уличным сбродом, пришла в ужас и поняла, что не хочу ехать на Арбат.
– Что делать? Надо как-то отвлечь Серёжу…, – посоветовалась я с подругами.
– Маш, зачем отвлекать? Поехали все вместе! – воодушевилась Аля.
– Да, он посмотрит на это всё и сам домой попросится, – поддержала её Ольга.
На том и порешили.
На Арбате было многолюдно. Я почему-то не ожидала увидеть улицу, заполненную до отказа пешеходами, мне казалось – для этого ещё не слишком потеплело.
Концерта у Вахтангова, к моему облегчению, не было: наверное, мы приехали слишком рано или ребята не открыли сезон. Напротив театра сидело несколько художников в ожидании клиентов, у фонарного столба расположился пожилой гитарист, а около театральных касс собралась маленькая группа девушек – студенток с рюкзачками, которые видимо кого-то ждали.
– Вот здесь, на этом месте проходят выступления уличных музыкантов, – с видом знатока рассказывала Аля.
– А мы их увидим? – спросил Сергей.
– Вряд ли..., – предположила я. – Обычно летом в это время уже всё начинается …
Договорить свою фразу я не успела, потому что в этот момент мне на плечи легли чьи-то руки.
– Машка!!! – сзади меня нарисовалась Юлька. – А я иду, смотрю – ты стоишь!
Юлька была не одна: из – за её спины нам улыбались три совершенно незнакомые девушки.
– Пошли пиво пить в «Браваду». Там все наши сидят.
Я начал отказываться, но мой голос был единичным – все мои спутники, включая Сергея, захотели пива.
«Бравада» оказалась пивным ресторанчиком, расположенным в одном из домов Старого Арбата. На улице было достаточно тепло, и при заведении работала летняя веранда. Вот как раз там, на веранде, и сидела вся компания, человек тридцать, если не больше. Здесь были все-все-все, включая Мальборо, Алынина и полный состав «Рискачей».
– Какие люди! – выкрикнул Макаров и быстро оказался на свободном месте около нас. Он было попытался меня обнять за талию, но я опередила его движение.
– Серёжа, познакомься, это – мой молодой человек, тоже Сергей. Серёжа, это – Сергей Анатольевич, журналист.
– Вот оно как…, – Макар с заметной грустью пожал Сергею Юрьевичу руку.
В этот момент кто-то поднял тост за любовь – оказалось в компании праздновали чью-то помолвку. Я не видела за кого поднимали тост, потому что сидела к залу спиной. Зато слышала, как кто – то очень пламенно желал паре хорошей свадьбы, не ссориться, помогать друг другу и прочие милые вещи. Все захлопали в ладоши, а потом парочка попрощалась со всеми, сказала «спасибо» за поздравление и ушла.
– Ну вот, хотел за любовь выпить, а они испарились! – громко сказал кто-то, и вдруг Макаров подал голос.
– Ничего страшного. Одни ушли, а у нас есть ещё парочка!
Мария и Сергей!
Все повернулись к нам.
– Макаров, ты сдурел?! – возмутилась я.
– Ничего страшного, – шепнул мне мой Сергей.
Компания оживилась. К нам начали подходить люди и поздравлять. Правда, непонятно с чем; жали нам руки, целовали меня в щёчку, даже подарили бутылку «Шампанского».
Больше всего меня поразила одна девушка – я запомнила её по ярким полосатым брюкам. Она, как и другие, подошла, поздравила, потом я видела, что она сначала покинула ресторан, но через несколько минут вернулась с огромной связкой шариков и огромным букетом цветов.
– Держи, поздравляю! – с широченной улыбкой она вручила мне подарки.
– Это всё мне? – не поверила я. Подарок выглядел чрезмерно щедрым для абсолютно незнакомого человека.
– У тебя по-настоящему счастливые глаза. Я, просто, захотела сделать тебе приятное. За деньги не переживай, – с этими словами девушка быстро покинула веранду ресторана и моментально смешалась с толпой.
– Где молодожены? – раздался незнакомый голос. Я обернулась и увидела двух парней с бутылками сухого, а за ними бежал Витя Мальборо с водкой.
– Вот нас и поженили, – пробормотала я.
– А ты что, против? – Сергея, кажется, такой поворот забавлял.
– Вон Гена сидит около выхода, и не подходит, – я заметила Алынина, который с потерянным видом наблюдал за происходящим. – Пойдём к нему?
– Не сейчас…
– Маш, я всё правильно понял? Ты вышла замуж? – около нас уселся Мальборо.
– Нет. Это пара, которая недавно ушла. А мы только встречаемся…
– Ну, свидания тоже стоит отметить. Я – Виктор! – Мальборо представился Сергею и что-то у него спросил. Между ними завязался разговор. Я хотела послушать, о чём они говорили, но тут увидела Пашу.
Паша вошел на веранду и со всеми поздоровался.
– А что у вас тут происходит?
Юлька стала ему объяснять и показала на нас пальцем, заодно протягивая стакан со спиртным.
Мы с Пашей встретились взглядами, и меня будто ударило током. Я не могу сказать, что что-то отразилось в его глазах – боюсь, это будет моей больной фантазией. Мне показалось, что они полностью были наполнены болью и отчаянием. Паша уверенно пошел в нашу сторону и сел рядом с Мальборо, а потом залпом выпил всё, что было в стакане. Потом какое-то время он слушал разговор Мальборо, Сергея и Али. Я старалась на него не смотреть, Ольга помогла мне, начав задавать вопросы про дежурство.
– Поехали? – спросил меня Серёжа. Я кивнула головой.
– Девочки, вы остаетесь? – обратилась я к Ольге.
– Да, ещё погуляем…
Мы с Серёжей стали со всеми прощаться и потихоньку выбираться из – за стола. Когда мы вышли с площадки веранды, Сергея вдруг окликнул Паша, который вышел за нами следом.
– Можно с тобой поговорить?
Серёжа удивленно пожал плечами, и они отошли на несколько шагов в сторону.
Я не знаю, что говорил Паша – его лица я не видела, а Серёжа был очень напряженным и бледным. До меня долетела только часть фразы, сказанная Пашей. Если мои ушки правильно все расслышали, в чём я совершенно не уверена, то Паша сказал:
– Береги её, она – хорошая. Я этого сделать не смог…
Паша ещё что-то говорил, но мне не было слышно. Наконец они пожали друг другу руки и разошлись.
Серёжа очень долго молчал и всю обратную дорогу был какой-то задумчивый. Мне было так интересно, что дословно ему сказал ему Паша, но я почему-то побоялась спросить.
Ну, вот и всё... На этом моя страничка тусовочного Арбата была закрыта.
Для меня это было весёлое, необычное приключение, полное открытий, наблюдений, новых знакомств и переоценки своих ценностей.
Кто бы мог подумать, что однажды я, домашняя, тихая девочка, сломя голову, отправлюсь искать знакомства с уличным музыкантом, рискну предложить свою дружбу малознакомой девушке и доверю ей свою самую сокровенную на тот момент тайну, практически не думая о том, что меня могут неправильно понять, посмеяться над моей наивностью.
Кто бы мог подумать, что я прекращу свою многолетнюю дружбу с первой красавицей двора, потому что наконец-то пойму, кем я на самом деле для неё была. Горько, конечно, это осознавать, но ведь однажды я должна была проснуться и посмотреть на нашу «дружбу» другими глазами.
Кто бы мог подумать, что я буду проводить свои вечера в компании уличного сброда и гордится такими знакомствами…
Кто бы мог подумать, что я встречу своё счастье там, где я его долго не замечала. И что интересно, ведь нас всех познакомил Арбат. Благодаря этой улице и её обитателям у меня теперь есть любимый мужчина, две хорошие подруги и множество интересный историй.
 

Под редакцией Сергея Берсенева