Карты, деньги... и дуэли

               
Занимательное времяпрепровождение – вот главная забота великосветских салонов Москвы и Петербурга. Балы, обеды, свадьбы, адюльтеры, дуэли давали обильную пищу для обсуждений и пересудов. Одна из животрепещущих тем – карточные долги -  источники финансовых крахов и многочисленных скандалов в благородных семействах. Не было тяжелее преступления в светском кодексе чести, чем неуплата карточного долга.
Играли везде: в тесном придворном кругу, в Английском клубе; в особняках елизаветинских и екатерининских вельмож горстями швыряли золотые монеты на стол. И по свидетельству мемуаристов многие из именитых гостей не стеснялись под шумок почерпнуть себе монет из этих груд несчитанного золота на игральных столах. Например, упрекали в этой «слабости» одну из Нарышкиных.
По мнению знаменитого историка В.О. Ключевского двор императрицы Елизаветы Петровны напоминал «не то маскарад с переодеванием, не то игорный дом. С утра до вечера шла азартная игра на крупные суммы... По вечерам сама императрица принимала деятельное участие в игре».
 
Тайный игорный дом в особняке князя Романа Илларионовича Воронцова (1717-1783; брат государственного канцлера, отец княгини Дашковой), где велась особо крупная игра, привлекал цвет российской аристократии. Большая игра – неотъемлемая черта аристократического образа жизни. Даже люди не слишком азартные, как, например, Иван Иванович Шувалов, вынуждены были проводить за картами много времени, чтобы не «выпасть» из своего круга и не прослыть скупердяями. 
Роман Илларионович Воронцов был очень удачливым игроком, выигрывая баснословные суммы. Известны его записи выигрышей и проигрышей, которые он пунктуально вел в течение многих лет. Этот богатейший в России человек выколачивал карточные долги до последней копейки, преследуя даже своего старшего брата М.И. Воронцова (именно ему принадлежал Воронцовский дворец на Садовой напротив Гостиного двора). А ведь тот занимал высшую государственную должность канцлера. Да, недаром младшего Воронцова прозвали «Роман Большой Карман». А старший -  Михаил Илларионович -  был вынужден слезно жаловаться императрице Елизавете Петровне на свою нищету и просить у нее финансовой помощи, чтобы рассчитаться с долгами.
Самое отборное общество игроков собиралось в знаменитом петербургском Английском клубе.Крупными ставками выделялся,например, брат последнего фаворита Екатерины II генерал Валериан Зубов.Он мог поставить на кон 30 000 рублей - бешеные деньги. Спустя полвека за карточные столы Английского клуба садились Иван Тургенев, Николай Некрасов...

Игра в карты многих порабощала как наркотик. Азартные игры так же, как и дуэль – непредсказуемы. Поэтому игра в карты приобрела романтический ореол таинственности, чем и привлекала молодых людей, в первую очередь. Для наиболее хладнокровных игра становилась источником дохода. Но и они в пылу азарта забывали о расчете, предаваясь иллюзии борьбы с Судьбой за «фортуну», за «случай», наслаждаясь чувством своего превосходства,  добиваясь победы над соперниками.
Карты и азартные игры настолько вошли в повседневный обиход, что сложились определенные человеческие типы ловцов фортуны, запечатленные в нашей литературе. Герман в «Пиковой даме» А.Пушкина, Алексей в «Игроке» Ф. Достоевского, Кречинский у Сухово-Кобылина…

Но история знает и подлинных героев «карт и шпаги». Мы не можем пройти мимо такой яркой личности как граф Федор Иванович Толстой (1782-1846), прозванный «Американцем». Его двоюродный племянник Лев Толстой с восхищением отзывался о нем как о «необыкновенном, преступном и привлекательном человеке».
Помнятся еще со школьных уроков литературы строки из «Горя от ума»: ……………………………………………
Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку не чист;
И неожиданное резюме: «Да умный человек не может быть не плутом».
Федор Толстой «поправил» Грибоедова: своей рукой он внес поправку в один из списков «Горя от ума» - «в картишки на руку не чист». Мотивируя это тем, что иначе могут подумать, что он табакерки со столов воровал или же брал взятки.  Что, конечно же, его позорило бы. Когда же Грибоедов упрекнул Толстого: «Но ты же играешь нечисто», тот возразил: «Только-то? Ну, ты так бы и написал». Потомок древнего дворянского рода был шулером и не видел в том никакого урона для своей чести.  По воспоминаниям современников, Толстой не любил в игре полагаться на фортуну, а предпочитал с помощью мошеннических приемов «играть наверняка», так как «только дураки играют на счастье», как он часто повторял. Картежный мошенник – «червонный валет» из известной семьи, да еще и с хорошими манерами был вполне приемлемой фигурой в кругу светских игроков.

Впрочем, граф Федор Толстой был таким оригиналом, что осуждать его ни у кого язык не поворачивался. Дерзкий авантюрист, дуэлянт, убивший на поединках одиннадцать человек, бесстрашный воин на поле битвы (участник Бородинского сражения, кстати), неукротимый скандалист он вызывал восторг и ужас. «Тогда было в моде молодечество, граф довел его до отчаянности…».
О нем слагались легенды и анекдоты. Вот один из анекдотов о Толстом – метком стрелке, не знавшем промахов. Якобы на дуэлях он часто целился «…пониже пупочка, повыше коленочки, считая, что дураки размножаться не должны». Небезызвестный Фаддей Булгарин писал, что «умён он был, как демон, и удивительно красноречив. Он любил софизмы и парадоксы, и с ним трудно было спорить. Впрочем, он был, как говорится, добрый малый, для друга готов был на всё, охотно помогал приятелям, но и друзьям, и приятелям не советовал играть с ним в карты, говоря откровенно, что в игре, как в сраженье, он не знает ни друга, ни брата, и кто хочет перевести его деньги в свой карман, у того и он имеет право выигрывать».
 
А вот Александр Сергеевич Пушкин, тоже заядлый картежник в молодые годы, не был снисходителен к шулерским талантам Толстого. Когда он впервые столкнулся с ним за карточным столом (а случилось это еще в 1819 году в одном из особняков на Малой Морской в Петербурге), он заявил прямо в лицо графу, что тот «передергивает». «Да я сам это знаю, - беспечно ответил Толстой, - но не люблю, чтобы мне это замечали». И мстительный по характеру граф не забыл этого замечания. Отношения между ними обострились, когда граф распустил оскорбительный для поэта слух, что Пушкина якобы выпороли в охранном отделении перед отправлением в ссылку. Пушкин ответил резкой эпиграммой и поклялся вызвать графа на дуэль по возвращении в столицы.
В жизни мрачной и презренной
Был он долго погружен,
Долго все концы вселенной
Осквернял развратом он.
Но, исправясь понемногу,
Он загладил свой позор,
И теперь он — слава богу —
Только что картёжный вор.
Толстой ответил тем же оружием – язвительными строчками:
Сатиры нравственной язвительное жало
С пасквильной клеветой не сходствует нимало.
В восторге подлых чувств ты, Чушкин, то забыл.
Презренным чту тебя, ничтожным, сколько чтил.
Примером ты рази, а не стихом пороки
И вспомни, милый друг, что у тебя есть щеки.
Итак, литературная дуэль имела место. Но вживую -  не состоялась, хотя Пушкин к ней готовился, упражняясь в стрельбе. Соперников постоянно разделяло то пространство, то время. Позднее одному из друзей Пушкина удалось примирить их. Возможно, с годами Толстой осознал значение Пушкина для русского общества. А Пушкин вводит в поэму «Евгений Онегин» нового героя – Зарецкого, портрет которого явно «списан» с Федора Толстого.
Зарецкий, некогда буян,
Картежной шайки атаман,
Глава повес, трибун трактирный,
Теперь же добрый и простой
Отец семейства холостой,
Надежный друг, помещик мирный,
И даже честный человек:
Так исправляется наш век!
Вызывает удивление только одна характеристика героя – «отец семейства холостой»…  Так Пушкин намекнул на длительный гражданский (невенчанный) брак Федора Толстого, в котором родилось к тому времени четверо детей.
Кем же была та отважная и терпеливая женщина, которая смогла ужиться с необузданным «буяном»? Цыганкой, конечно, плясуньей и певицей. По легенде, доброта Авдотьи Тугаевой – так звали его сожительницу – и привела графа к венцу в конце концов. Однажды он не смог заплатить свой проигрыш и его имя должны были выставить на черную доску в клубе. Такого позора Толстой пережить не мог и готов был застрелиться. Авдотья, догадавшись об этом, вернула графу все его подношения, которые она, как оказалась, не тратила, а берегла. Растроганный граф женился на своей цыганке официально.
А далее семейная история Толстого приобретает мистическую окраску. Всего у них с Авдотьей родилось двенадцать детей. Все они за исключением двух дочерей скончались в раннем возрасте. Но и любимая дочь Сарра умерла, когда ей исполнилось семнадцать лет. Число его жертв на дуэльных поединках – тоже роковые одиннадцать.  Федор Иванович был убежден, что его настигла божья кара. Рассказывали, что он составил список убитых его рукой и после каждых похорон вычеркивал очередное имя, ставя рядом слово «квит». Не случайно к концу жизни он стал очень набожным.

Играли не только на деньги. Проигравшись, что называется, в пух и прах, ставили на кон любую наличную ценность: бриллианты супруги, лошадей, закладные на имение, заемные письма… Но чтобы проиграть жену… В поэме М.Лермонтова «Тамбовская казначейша» изображен как раз такой забавный случай. Конечно, всегда можно назвать его поэтическим вымыслом. Но Лермонтов имел в виду вполне конкретную историю, которая случилась не в захолустном Тамбове, а в Москве с людьми самых именитых фамилий.
 
В самом начале XIX века Лев Кириллович Разумовский, племянник бывшего фаворита Елизаветы Петровны, влюбился в княгиню Марию Григорьевну Голицыну, урожденную княжну Вяземскую. Ее называли в Москве «печальной красавицей», она не могла скрыть, что замужество не приносит ей радости.  Супруг её, Александр Николаевич Голицын был известен в московском свете как «Cosa-rasa»(«редкая вещь», название модной оперы). Выделялся он просто патологическим расточительством: про него рассказывали, что он поджигает свечи крупными купюрами, поит своего кучера шампанским. По натуре человек грубый, он обращался со своей женой как тиран и даже поколачивал её.

Лев Кириллович был его полной противоположностью: добродушный и утонченно вежливый, любитель изящных искусств. Он забавлял и, можно сказать, просвещал московское общество блестящими праздниками, концертами и спектаклями, которые он проводил в своем особняке на Тверской. В молодости, а он был старше Марии Григорьевны на пятнадцать лет, он был большой, как тогда говорили, «сердечкин и волокита». То есть умел найти подход к женскому сердцу.
«Печальная красавица» так глубоко его затронула, что он решил отобрать ее у мужа любым способом. Разводы в те времена не были приняты: супруги могли разъехаться и жить врозь, но законный брак оставался нерушимым. Зная, что князь Голицын – одержимый картежник, Разумовский сошелся с ним за игорным столом.
Удача была на его стороне, и когда Голицын проиграл чуть ли не все свое состояние, Разумовский предложил ему поставить на кон жену в обмен на все, что он проиграл. Тот в пылу азарта согласился. Фантастическая сделка закончилась выигрышем Разумовского. Свидетели этой сцены передавали, что князь Голицын при этом заплакал как ребенок. Марии Григорьевне был по сердцу граф Разумовский, и она перебралась к нему. Но она все же была оскорблена тем, что стала ставкой в игре как какая-нибудь крепостная девка.

Такого переполоха большой свет обеих столиц, кажется, еще не знал. К общему соблазну новоиспеченная чета Разумовских подружилась с бывшим мужем и приглашала его на обеды. Вердикт обеих столиц был единодушен: великосветские дома отказались принимать Разумовских, даже несмотря на то, что церковные иерархи согласились развести Голицыных. Церковь полагала, что развод покончит с двусмысленной скандальной ситуацией и легализует фактический брак. Но «молодые» остались персонами «нон грата» даже после венчания. Понадобилось вмешательство государя, чтобы вернуть Разумовским полагающийся им общественный статус. Это было сделано очень изящно. На небольшой семейный вечер в доме Кочубеев, куда супругов допускали, неожиданно явился Александр I. Он подошел к Марии Григорьевне со словами: «Позвольте, графиня, пригласить вас на полонез». Конечно, эти слова были всеми услышаны.

Через шестнадцать лет счастливого брака графиня овдовела. Она хранила память о своем муже, никогда не расставалась с его портретом. Но и с карточной игрой не расставалась, играя в преферанс до самых своих последних дней. Когда в моду вошла рулетка, она стала самой заядлой посетительницей игорных домов, которые, как мы помним, чаще всего располагались на европейских курортах, в Бадене, Карлсбаде. Разумовская одной из первых русских посетила Монако. Она всерьез уверяла всех, что сочетание целебных вод и азартной игры придает ей сил и продлевает жизнь.
А жизнь ее оказалась, действительно, длинной. Она пережила своего супруга почти на пятьдесят лет. И долго еще удивляла своей неиссякаемой жизненной энергией. В 60-летнем возрасте была великолепной наездницей и восхищала своих светских знакомых искусством выездки.

Сенатор К. И. Фишер вспоминал, как его поразила графиня Разумовская в Карлсбаде: «Первый раз я увидел её окруженной кавалерами, верхом на пылком вороном жеребце. Амазонка обращена была ко мне спиной, рослая, стройная, в чёрном платье, грациозно и смело сдерживающая коня, который не хотел стоять спокойно и грыз удила с лихорадочным нетерпением. Мне пришло неодолимое желание видеть лицо амазонки, я зашел почти бегом вперед, и далеко вперед, чтобы иметь более времени насладиться зрением лица, прекрасного, как я себя уверил; но каково же было мое удивление, когда я увидел старуху за 60 лет, с огромным носом и лицом грязно-желтого цвета, как старая незолоченая бронза».

А в свои 80 лет Разумовская в очередной раз отправилась в Париж за модными туалетами, чтобы достойным образом предстать на коронации Александра II. Платья закупались каждый раз в огромных количествах, не менее двухсот. Она предпочитала светлые и яркие платья, шляпки с перьями и цветами, а такие наряды тогда полагались лишь молодым женщинам. Светскому обществу пришлось смириться даже с ее привычкой являться на званые вечера декольтированной, «с открытой шеей».
Но вряд ли кто мог упрекнуть графиню в чрезмерной светской суетности. Вот что писал о ней князь П.Вяземский: «… «под радужными отблесками светской жизни, под пестрою оболочкою нарядов парижских нередко таятся в русской женщине сокровища благодушия, добра и сердоболия. Надобно только иметь случай подметить их …».
Вот так карты принесли графине Разумовской счастье. Не все же им сеять зло…