Как Гена рыбу воровал

Тете Тамаре не везло на мужей. Было их целых трое. И с каждым что-то случилось.

Первый был местный, из соседней деревни. Познакомились на рынке, поженились через полгода. Он все звал ее переезжать к нему, но она, будучи женщиной властной и свой дом не желавшая менять ни на какой другой, переезжать наотрез отказалась. Так и стали жить, вскоре родилась дочь – Надька.

Сначала летней ночью случился пожар. Тамара с дочерью уезжала к тетке погостить на пару дней, муж, по профессии плотник, остался дома. Весь день работал, вечером выпил и лег спать. Отчего загорелся дом – никто так и не смог понять. Мужик чудом успел выскочить в окно, когда огонь уже охватил крышу и внутри было не продохнуть от дыма. Пожарные приехали и увидели такую картину: напротив дома, на корточках, сидел ошалевший от пережитого мужик, а от охваченного огнем дома во все стороны с треском разлетались куски шифера с крыши.

Дом первый муж Тамары отстроил заново. Строил сам. Профессия располагала, да и всей улицей помогали, люди тогда были попроще и подобрее. Отстроили заново и снова зажили себе спокойно.

Но был на участке колодец. Зимой первый муж Тамары пошел за водой, взяв с собой два пустых ведра. И не вернулся.

Утром его достали. Все было как-то просто, странно и угрюмо. Был он накануне трезвый, льда вокруг колодца не было, поскользнуться он не мог никак.

Колодец потом, разумеется, засыпали. А Тамара через два года снова вышла замуж.

Вот тут история и начинается, собственно. Рассказала мне ее сама тетя Тамара, когда я заходил к ней помочь сбросить снег с сараев и с крыши дома. Потом, после работы, я пил чай у нее на кухне, на батарее у стены сушились валенки, а она, хотя ей и было на тот момент девяносто семь лет, выглядела куда моложе и бодрее своих лет. Ум ее был ясен, говорила она не запинаясь и не перевирая факты, что часто бывает в таком преклонном возрасте.

- Хороший дом у меня? – спросила тетя Тамара. Чая я пил не торопясь, варенья было три вида, деньги за работу лежали у меня на шапке, которую я снял в прихожей. Торопиться было некуда.

- Хороший, - согласился я. – С какого года?

Вот тут я узнал про первого мужа, пожар и колодец. Посочувствовал.

- И муж первый был хороший, - продолжала тетя Тамара. – Но слабый, конечно… Ни одного слова поперек никогда не говорил, молчаливый такой… Мужики соберутся выпить пойти: а он все Надьке кукол каких-то из деревяшек вырезал…

- Так это хорошо же… - сказал я. –  Дочь, значит, любил…Это чего?

- Смородина красная протертая. Бери, бери… Да любил уж, конечно… Только что это за мужик, который кукол девчонкам мастерит? Не знаю… Слабый он был… Второй вот сильный был. Жалко – утонул… Геннадием его звали…

- Утонул? Купался, что ли?

- Сети ночами чужие обворовывал… - спокойно ответила тетя Тамара. – Дурак, чего сказать… Повадился – вот и утопили.

- А откуда узнали, что его утопили? Может, несчастье просто? В сетях запутался?

- А вот третий-то мой и утопил… - сказала старушка. – Ты завтра-то занят или чего?

- Что значит: сам рассказал?

- Так и он рыбак был… Когда вещи собирал: все и рассказал. На север уехал куда-то, больше мы и не виделись…

После того рассказа больше я к тете Тамаре не ходил ни на какие подработки. Когда встречались на улице – торопливо здоровался и чуть ли не пробегал мимо. Ее, кажется, это только забавляло. Прожила она еще лет десять, ей-богу не вру. Тогда про долгожителей статей в газетах не писали. Прожила больше века, это как пить дать.


Геннадий, как уже говорилось, был рыбаком. Рыба была дома и зимой, и летом. Тамара торговала рыбой на рынке, деньги в доме водились, Гена даже приобрел мотоцикл с коляской. В отличии от молчаливого предшественника, который кукол мастерил, характер у него был широкий, при этом мужик он был с хитринкой, по-другому – жуликоватый. В милиции работал кто-то из его родственников, так что всякие мелкие делишки списывались быстро и без особых усилий. А когда человеку многое прощается – тот неизбежно начинает придумывать себе всякое, в том числе – бесконечную безнаказанность.

Чужие сети Гена обворовывал не раз. Да и не он один был такой в округе. Рыбаки подобные вопросы выясняли между собой сами, не афишируя, так что если кто-то из них встречался соседям с основательно подпорченной физиономией – все было понятно и без слов. Но Геннадия такими вещами запугать было сложно, да и родственники были посолиднее, чем у многих. Так что однажды с ночной поездки к реке он просто не вернулся. И уже никогда не вернулся. Мотоцикл его нашли на берегу, лодку – вниз по течению. Искали – не нашли. Уплыл Геннадий.

И без английских методов дедукции было понятно, что это дело рук кого-то из своих. Рыбаков допрашивали, проверяли всех, кто той ночью появлялся возле реки. Всплывали чьи-то фамилии, давние обиды и разборки, да только дело не закончилось ничем. Тамара для виду попричитала на людях, на рынке долго не появлялась, да и чем ей там торговать – Гена свое отрыбачил. Поэтому, когда похаживать к ней начал третий номер, долго она уже не церемонилась.

- Но все официально у меня было, все три раза… - с нескрываемой гордостью говорила мне тетя Тамара. Я пил чай, строя вид безразличный, но слушал крайне внимательно. Когда в таком возрасте кто-то с вами откровенничает: это либо от нехватки собеседников, либо человек хочет рассказать что-то давно спрятанное в самый дальний шкаф, подальше ото всех. И часто случалось, что попадались мне как раз подобные случаи, со шкафами.

- А третий чего? Уехал же он?

- Уехал… Только пятки засверкали… На стол еще тут бросил…

Что именно бросили на стол, я узнал, когда уже собирался уходить.

Третий муж Тамары, Корнилов Николай, того, в чей дом он переселился, разумеется, знал. И на мотоцикле его с коляской ездил, как на своем. Лодку Геннадия забрал родственник из милиции – он тоже был любителем на реке порыбачить. А вот мотоцикл достался Николаю.

Я заметил, что имени первого мужа хозяйка так и не назвала. Не скрывала, а как-будто не вызывал он в ней никакого интереса и имя само собой забылось. Ну жил – и жил. Тихо пожил – быстро забыли.

Ровно через год после исчезновения Гены, Николай ближе к ночи собрался, завел мотоцикл и уехал. Сел в лодку и уплыл смотреть сети, которые поставил накануне.

И тут налетела гроза. Налетела быстро, словно ниоткуда. По другому берегу ударил ураган, лес трещал от страшных порывов ветра.

Николай, забыв про сети, изо всех сил греб к берегу, но волны, швырявшие лодку из стороны в сторону, утаскивали его все дальше. Он упал на дно лодки.

Наверное, он молился, как и любой другой на его месте. Вдруг лодку перестало раскачивать так сильно, он поднял голову и обнаружил, что весла исчезли. Он разглядывал пустые уключины, вокруг была ночь, волны били в борта лодки. И тут за одну из уключин ухватилась, вынырнув из воды, скользкая человеческая рука.

Крик застрял в глотке Николая, когда, накренив лодку так, что она почти перевернулась, из реки в лодку переполз человек. Вода стекала с него ручьями. Он сел напротив Николая и деловито, словно это было в порядке вещей, шумно высморкался. Это был Геннадий.

- Ну чего, проверил сети? – спросил он. Лица его в темноте Николай не видел, что было только к лучшему: он уже был готов броситься за борт, да ноги онемели.

- Это ты правильно приплыл…- сказал утопленник. Он начал шарить в насквозь мокром рюкзаке, который Николай взял в лодку с собой, достал оттуда бутылку «Пшеничной», отодрал ногтями пробку и сделал три больших глотка.

- За годину мою… - он протянул бутылку Николаю, но тот оставался неподвижным, вцепившись в борта руками так, что посинели пальцы.

- Ну, ты чего уж? Выпей с другом-то? – спросил Гена, наклонившись вперед.

- Ты… Сам пей… Я – потом…

- А…Потом… - утопленник выпил еще глоток, вернул пробку на место и положил ее обратно в рюкзак.

- За борт глянь… - Геннадий, когда лодка в очередной раз подпрыгнула на волне, пригнулся и еще ближе приблизился к рыбаку. Николай, чтобы не смотреть в лицо гостю из реки, повернул голову и посмотрел за борт.

Сначала он ничего не увидел: только темную воду вокруг. И тут он начал различать где-то там, на глубине, крыши избушек, заборы…

- Деревня там была… - говорил мертвец. Он был совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Николай смотрел вниз, руки сжимали борта лодки, все тело словно закоченело.

- Затопили ее, давно уже… Вот там теперь и живем…

Рыбак, вдруг что-то вспомнив, отлепил наконец-то правую руку от борта и сделал попытку перекреститься.

Геннадий отпрянул от него, но не испугавший, а разразившись смехом. Ногой, обутой в сапог, он зацепился за рюкзак, бутылка вывалилась наружу и покатилась по дну лодки.

- Вот ты как… Ну даешь… - посмеявшись, он полез в карман штанов, порылся там и протянул на грязной и скользкой ладони Николаю горсть потемневших от времени крестиков.

- Да там такого добра – хоть разгребай… На, дарю… - и он высыпал содержимое пригоршни на дно лодки. – Я тебе чего: нехристь что ли? Крестит он тут…

- Гена, уйди…Или я сам выпрыгну… - хрипло сказал рыбак. Утопленник умолк и какое-то время смотрел на него.

- Да ты-то здесь при чем… - сказал он. – Я же сам тебя утопить тогда собирался. Но ты уж совсем как тварь поступил… Я бы хоть в сетях оставил… Нашли бы потом…

- Прости…

- А чего теперь прощать… Да, стравила нас Тамара… Это же она тебя подговорила? Так же?

- Так…

- Вроде как: он же тебя, дурака, обворовывает, да и не любила я его никогда… А тут и дом, и рынок, и мотоцикл… Как там мотоцикл-то? А лодку – родственник забрал, видел я его…

Николай молчал. Лодка кружила на одном месте, вода никуда ее не относила. Внизу, на дне, стояла , занесенная песком и илом затопленная деревня.

- Да и я все знал… И той ночью тебя сам встретить хотел… Ловко ты меня придавил тогда, ничего не скажешь…

- Сейчас что? – спросил рыбак утопленника. Он наконец поднял на него взгляд. На шее Геннадия виднелась отметина от удавки. Лицо, серое и худое, лишь отдаленно напоминало того человека, который год назад в последний раз отплыл на реку.

- Пошли к нам… - сказал Гена. – Места на всех хватит…

- Вас там сколько вообще? – спросил Николай. Он уже не боялся и вторую руку также убрал с борта. На дне лодки покачивались в воде крестики, которые вынес со дна утопленник.
- Пять десятков, или больше даже… Недавно с Камней еще двое появились…

Николай задумался.

- Два брата же там… Давно уже… Архиповы?

- Они самые.

Река ждала.

- Гена, отпусти ты меня. Мой грех, знаю. И жить мне с ним, куда я денусь.

- Никуда не денешься… - согласился утопленник.

- Отпусти.

- На реку выйдешь хоть раз – больше не вернешься… - сказал Геннадий. – И от Тамары уходи: сучье племя, а не баба. Говорят, первого мужа она и утопила тогда в колодце. Когда он дом ей новый отстроил… И на меня посмотри… Ты, значит, следующий…

Когда начало рассветать, Николай увидел  два старых деревянных весла на поверхности. Объяснял он потом это тем, что на удачу их принесло течением, иначе бы греб руками.

Но принесло их не течением. Это он, конечно, рассказывать не стал.

- Ну, пил конечно он… - говорила тетя Тамара, качая головой. – Но чтоб так вот… Такого понарассказывал… Прибежал, швырнул грязь тут эту на стол, собрал вещи и ушел. И мотоцикл оставил, и лодку оставил…

- А чего швырнул-то? – спросил я, собираясь уходить.

- Так… Вот же… - хозяйка сходила к комоду и вернулась с коробком от спичек. – Я и не выбрасывала, грех это…

Я открыл коробок: внутри лежала десятка полтора ржавых и зеленых от плесени нательных крестиков.

- Это он тогда принес собой?

- Тогда, тогда…

- А где он насобирал-то их?

- Да кто его знает… Умом тронулся в ту ночь, да и уехал отсюда почти сразу… А мужик-то был сильный, хороший был мужик… И второй тоже был сильный… А вот первый: все кукол мастерил… А больше я и не заводила их, куда мне столько…

Коробок я вынес с собой, как мне показалось – незаметно. На следующий день я отнес его на кладбище и зарыл  в мерзлую землю, счистив метровый слой снега с нее.

Часто, проходя возле реки, я останавливался и смотрел на воду. Где-то там  навсегда осталась невидимая человеческому глазу деревня.
Начинало темнеть. К берегу возвращались несколько лодок.

2 февраля 2022 г.