Выйти из пике!

"Запреты и скорости все перекрыв,
Я выхожу из пике."
В. Высоцкий.


1
Я лежал на кровати, лицом на входную дверь из длинного больничного коридора. Тишина была такая, что казалось, ее можно было потрогать и даже погладить. Она была добрая, эта тишина. До этого дня, то  - есть до помещения  в палату этой сельской больницы,ночная тишина приносила с собой боль, боль и физическую, и моральную. Рядом храпели, стонали, говорили во сне.А однажды и умирали. Вернее, умирал. Это был не очень старый мужчина, у которого была из родных только мама, которой было лет восемьдесят с гаком, и которая не могла ухаживать за разбитым инсультом сыном. Санитарки же наотрез отказывались смотреть за ним. " Платите нам, или нанимайте сиделку ". Это было знакомо мне, ведь я тоже лежу после инсульта и парализован. Не знаю, почему, но видимо, врачам выгодно каждый второй инсульт оправдывать употреблением алкоголя.До того, как эта беда коснулась меня , я не пил больше полугода, даже пива.Наверное, употребление айрана тоже ведет к алкоголизму, иначе свой диагноз, который и сейчас прописан в истории моей болезни, ничем не могу объяснить. Впрочем, это не мешает мне оставаться в инвалидной коляске, так что пусть тешатся. Так вот, этот умирающий мужчина так же принимал презрение к алкоголикам медперсонала, особенно младшего и среднего, и тихо умирал.Мать наняла все - таки сиделку, и заплатила сиделке по пятьсот рублей за сутки. Одни сутки женщина поухаживала, я даже позавидовал, а на вторую ночь пошла отдыхать домой. Когда мужчина перестал дышать, я, наконец, задремал, не очень - то поспишь, когда предсмертный хрип напоминает : " Это и тебя ожидает ". А утром ,перед завтраком уже, один из больных заметил, что сосед уже холодный. Никто не заплакал, кроме матери, конечно, но мы этого не видели. Возмутились мы , а как же , но и все, чем помочь, кому пенять на безразличие тех, для кого клятва Гиппократа после развала большой страны стала необязательна к исполнению?

А сейчас я лежал один, в четырехместной палате, на третьем этаже, в больнице, в которой было не более пяти человек на три этажа. Главное то, что я был сыт, вымыт и никто даже не дышал рядом. Бла - го - дать... Из большого окна с улицы лился свет уличного фонаря, а с ним и тишина.
. В тишине хорошо думается, мысли четкие. Я не жалел себя, не винил никого в том, что случилось, в принципе - вина на мне, и ни на ком больше. Принял я без сожалений свое нынешнее положение, сказав сам себе : " Значит, Богу так угодно, значит, это для чего - то нужно Ему". Но отношение медиков и персонала больницы, районной, не этой, шокировало и обозлило. Все случилось неожиданно, но, наверное, все, что случается неординарное - неожиданно.

.  Этот день, как и последние три года, ничем не отличался от других. Проснулся на рассвете, это получается само собой и по сей день, без часов и будильника. Вышел из дома в серый рассвет, собрал скотинку, уход за которой и была моя работа, загнал дойных в баз, а с приездом Наримана, хозяина фермы и моего давнего друга, и его жены Мадины, уже вместе подоили коров, накормили телят. Скот отправили пастись, благо, пока еще не нужно было их пасти, посевы пока не привлекали их внимания, и каждый занялся своими делами. Перед вечером собрал бродивший по окрестностям гурт, подоили,отправили скот в свободное плаванье. Все.До утра отдых. К дому шли вместе с Мадиной, и болтали обо всем и ни о чем. Последние дни я почему - то сильно уставал, хотя работы было мало. Вот и сегодня усталость была очень сильная. Спросил у Мадины, не завалялась там где - нибудь бутылочка, что - то через более чем полугода воздержания решил одвестиграммиться, чтобы выспаться. Мадина удивилась просьбе, но уверила, что бутылочка есть , и она занесет мне ее через часик. Подошли к порогу дома, и все. Как будто свет выключили неожиданно за неуплату. Пришел в себя, лежа на своей кровати. Оказывается, уже завтра, а мои работодатели не тревожат меня, думая, что я вчера  просто упал в обморок, а сейчас сплю. Конечности не двигались все, кроме левой руки. Можете мне не верить, но я не испугался даже, я просто очень хотел курить и сетовал только на то, что не могу дотянуться до сигарет.В больницу меня
отправили, только убедившись, что мое не движение, кажется, всерьез и надолго, хотя я и отказывался, веря почему - то, что все пройдет само собой.

 Вот и начались мытарства мои. Мною швырялись, перебрасывали, ворочали.Просьба дать попить выполнялась, но с обязательным напоминанием о малых зарплатах и алкашах, которых не лечить, а выбрасывать на улицу надо. Аппетит у меня не пропал почему - то, и кушать хотелось. Санитарка принесла похлебку, поставила рядом на тумбочку и ушла, а когда вернулась, возмутилась, - " Или ешь давай, или лежи так ".Дотянулся здоровой рукой, зацепил тарелку, желая швырнуть в добрую женщину, но швырнул себе на грудь, дальше не получилось. Возмущение и пожелание " чтоб ты сдох", ведь надо менять постель. Приехал Нариман, привёз продукты, лекарства, привет от всех и ходунки.Помог подняться.Ноги потихоньку двигались, левая рука работала.Попробовали встать, и встали, вернее, я встал, держась здоровой рукой за рукоять ходунков, вторая хоть и не работала нормально, но кистью вцепилась во вторую ручку, не оторвешь. Злость помогала. " Встать и пойти! " - единственное желание.Дня через два естественная потребность сходить в туалет подняла на ноги, кое - как дополз до туалета и даже сел на унитаз, сделал все, что требовалось и попытался самостоятельно вернуться в палату, благо она находилась почти напротив туалета, но загремел стоящими мусорными баками, ведрами и всем, что стояло в предбаннике туалета. Всполошились, ведь мусорные баки были до моего падения не пусты.Я лежал облепленный салфетками, памперсами, всякой подобной гадостью, вонял и злорадствовал, : " Вот вам, сволочи, не хотите носить судно, носите меня. А куда ж им деться, и занесли, и положили на место, и оттерли, но не помыли, правда, а надо бы. Кому понравится находиться в палате с больным, хоть и молчащим постоянно, но напоминающим о себе ароматами мочи и пота. Видимо, однажды это не понравилось и лечащему врачу, делавшему обход. А надо сказать, что за два месяца, что я лежал в этой больнице, подходила она ко мне ближе, чем на метр, пару раз, не более. Санитарка, которая, надо сказать честно, единственная более или менее добросовестно не только полы мыла, отвела в ванную комнату, где не работали краны, а ванная стояла, как украшение интерьера, из ведра ковшом полила водой голову, намылила и смыла. Кое - как обтерла мокрой тряпкой и , не вытерев полотенцем, переодела в чистое белье. Праздник, за который я благодарен ей до сих пор. Я уже сказал, что курю, и желание покурить было сильнее голода, тем более, что с ним я справлялся, Мадина передавала еды достаточно раз в неделю, но курить в палате я и сам себе не позволил бы. В палате был мужчина старше меня, с болезнью сердца, но ходячий. Он - то и взял шефство добровольное на - до мной. Ходунки у меня на колесиках, поэтому толкая их вперед и шаркая мелкими шажками по полу, я смог выходить на лавочку во дворе.Сигареты были, а когда кончились, он же сходил в магазин за ними, так как и деньги, хоть и небольшие, у меня были. Я всегда курил не очень много, а сейчас три раза в день по сигарете вполне меня устраивали.После десяти дней меня, как и всех в наше доброе время больных, должны были выписать. Но вынуждены были держать, так как я заявил о полном отсутствии у меня родственников. Я знал, что в случае информирования сестры о моем положении, она обязательно заберет меня к себе, но я знал и то, что буквально недавно ей уже пришлось дохаживать четверых таких до последних дней, сама будучи больной. Да и не верил я в то, что выживу, умирать я собрался. Желал умереть. Вот и начали меня оформлять в дом престарелых, а это не быстро. Моему же работодателю я , как понимаете, тоже был уже не нужен, понимал это и я. Я даже точно знаю, что он боялся заполучить меня в качестве придатка к хозяйству, ведь заболел я, работая у него. Правда, в очередной его приезд ко мне, я его успокоил по этому поводу, но успокоился ли он, не знаю. В общем, когда мне предложили дом престарелых для проживания , я согласился сразу. Не верил я в то, что если и буду
жить, стану снова нормальным, а таким, как есть, я не хотел жить с родными. Начались дни, ничем не отличающиеся один от другого. Лишь пару раз меня по пять минут осматривали какие - то врачи и ничего не говоря, уходили. Питание в больнице было отвратительным, не насыщающим, но я не расстраивался, пару дней в неделю мне было сытно от разносолов Мадины. Пришел тот день, когда пришедший врач сказал о переводе в другое место.Он так же поставил мне диагноз " дистрофия". Два месяца , проведенные в лечебном учреждении, дали свои плоды. И вот погрузили меня в скорую ,повезли.Через полчаса приехали к трехэтажному зданию, помогли подняться на третий этаж и уложили в пустую палату. Медсестра Таня, симпатичная, лет сорока женщина , объяснила, что это сельская больница, в основном пустая, так как вскоре ее закроют или на капитальный ремонт, или совсем.На этаже больных почти нет, поэтому и буду я лежать один.Вот и слушаю я тишину, и думаю о своем будущем, которого, скорее всего, не будет.Жаль, конечно, хотелось бы и сестру увидеть, и с детьми попрощаться, но раз решил уйти тихо, уйду по английски. Первая ночь в селе Ягодном была тихой, без боли, без переживаний. Хорошо - то как!

   
2
Я попал в Рай, после двух месяцев больничного ада. Мне никогда и нигде до этого не приходилось испытать столько унижений, такого отвращения к самому себе, сколько в заведении, призванном быть оплотом страждущих, каноном милосердия. Да, такова была районная больница, которую и сейчас ненавижу, ненавижу все такие заведения современной России. Хотя, конечно же, я не прав, не все такие.Взять хотя бы  эту, сельскую, с плохим финансированием, с убогими полами, выложенными мелкой допотопной плиткой, выщербленной местами, неумело заделанными дырами цементным раствором, с ее пустотой и тишиной. Зато персонал состоял из людей, делающих свою работу добросовестно. Наутро в палату вошла молодая женщина , врач терапевтического отделения больницы, она же и гл. врач. Внимательно осмотрела, обслушала, расспросила.Оказалось, что у меня и пневмония обострилась, и хр. бронхит, и куча еще всякого дерьма.
.  -" Будем лечить"-, сказала,- отдыхайте".
 И я отдыхал, ел, спал, читал книги больничной библиотеки, а по ночам слушал радио в телефоне. Мне разрешили курить в туалете, который находился метрах в двадцати от палаты. Я поднимался с кровати на ходунки, вцеплялся больной рукой намертво , и шел больной рукой к стене. Если и падал, то стена держала, не давала упасть.Так добирался до туалета.Сесть на унитаз труда не составляло, вот и сидел, курил, потом поднимался и топал в палату. Однако, назад идти было тяжелее, спасительная стена была уже не спасительной, и я часто падал. Сестринская далеко, да и стыдно было орать, поэтому валялся на полу, перекатывался потихоньку к палате.В конце - концов валяться надоедало и я скулил, звал по имени ту, которая сегодня дежурная.Меня слышали, тихо же, выходила Таня, Лена, Маша, поднимали и доводили до кровати, ругая за то, что не кричал и не звал сразу. Укладывали в постель, чистую всегда, ничем не воняющую, поправляли подушку и уходили. Мне начали делать уколы, ставить капельницы, скармливать таблетки.Кормили домашней стряпней, которую готовила повар больницы.Но и понятно, готовить - то всего на трех - четырех.Почти ежедневно кто -то из девчонок приносил из дому что - нибудь домашнее. Приносили для себя обеды, но делились со мной. Через месяца четыре врач подсела ко мне и посетовала на мое упрямство. Дело в том, что из документов со мной были только ксерокопия паспорта и страховой полис. Где мои документы - я не говорил, ведь они были у сестры, а ей я не хотел сообщать о своем местонахождении. Но прописка была в ксерокопии, а в ней адрес.Женщина, к стыду своему, не помню имени - отчества, сообщила, что ее брат живет по месту моей прописки и поинтересовалась, кто у меня там есть. Я признался, что сестра там. Так, с помощью этой женщины, обо мне и о моем недуге узнала сестра. Через несколько дней они с зятем были у меня. Сестре я дал понять, что свое желание жить в доме инвалидов не изменю. Баулами заносили вещи, продукты, и все необходимое мне в больнице.Сестра у меня умная, она предугадала мою реакцию на свой приезд, поэтому привезла солений, варений, сладостей столько, что мне хватило их на ежедневные угощения всем дежурящим сестрам до самой выписки.Она так же оставила деньги нашей землячке для меня.С этого дня я ни в чем не нуждался, а в обществе - не нуждался тем более. Мне никто не был нужен. Плохо только то, что однажды я упал неудобно, на спину.Было больно очень, и я не смог больше ходить на ходунках. Теперь я все время лежал, курил только ночью и часто попадался, дым просачивался в коридор.Меня ругали, но так, для порядка.Кроме персонала и меня нюхать дым было некому.Правда, была еще одна пациентка, через две палаты, парализованная женщина, не встающая совсем, у которой и правда, не было никого.Но я ее никогда не видел, только слышал голоса сестер, кормящих, или моющих ее. Прошло лето, осень, наступила зима.Сестра приезжала еще, снабжала деньгами, сладостями, которые сам я ем мало. Я перестал курить, хотя очень хотелось. В больнице даже редкие больные, кроме нас с парализованной женщиной, перестали поступать.
Книги, которые были в библиотеке, перечитал все, теперь только радио в телефоне стало моим собеседником.Но я был рад находиться именно здесь, я привык. Перед зданием больницы растут высокие тополя и ясень, которые летом полностью закрывают обзор внешнего мира.Летом я , сидя на кровати , видел только их, но осенью листья облетели, открылся вид на дома напротив и дорогу перед ними. Первого сентября побежали по дороге мальчишки в школьной форме и девочки в бантах. Целый день я был под впечатлением, ждал время, когда они возвращались из школы. Более взрослые мне были не так интересны, а маленьким хотелось крикнуть : " Не уходи, поиграй немного ", и они задерживались, хоть и не слышали моего зова, начинали бегать друг за дружкой.Это длилось недолго, к моему сожалению, они скрывались за краем окна, туда, куда я не мог глянуть.Перед глазами мои дочки, еще маленькими, бегали там.Я знал, что дочери мои взрослые,  что уже никогда не только маленькими, но и взрослыми , я их не увижу. Становилось плохо, но неизбежность успокаивала и умиротворяла. Мне могут не верить, но после сердечной боли при виде детишек, после их ухода, наступал покой. Землячка стала навещать меня ежедневно, интересовалась моей работой в Казахстане, оказывается, она родилась там, так как родители были после войны репрессированы и высланы в Казахстан. Но никаких обид, говорила она, просто было такое время неспокойное. Много времени она со мной не проводила, но и пять минут оказывались лекарственным средством от одиночества, которое хоть и не было фатальным, но иногда его хотелось нарушить.Радио предлагало много информации о разном, но я слушал только радио " Звезда", в котором было мало музыки и много политики, юридическая программа с адвокатом, военные новости с Баранец.Отключал телефон только на подзарядку и снова включал. Моя прошлая жизнь всегда имела график - работы, отдыха, увлечений, поэтому и сон мой не отклонился от графика, нормализовался со временем. Так что ночами я не страдал от бессонницы и думок, от которых становится тошно. Страдал я без курева, курить хотелось всегда.В туалет на наш этаж бегали сотрудники скорой помощи, которая находилась на первом этаже, почему, я не знаю, может у них там ничего уже не работало.В свою смену работал молодой парень , фельдшер.Пробегая по коридору мимо моей палаты , он всегда заглядывал и здоровался, я стал как бы достопримечательностью умирающей больницы.Однажды оборзел я и попросил у него сигарету.До вечера, до поздней ночи терпел, трогал сигарету руками, нюхал и вздыхал, а часов в одиннадцать прикурил, аккуратно держа сигарету в ладони над стоящей на коленях тарелочкой.Голова закружилась, ноги онемели, руки тоже.Я боялся уронить огонек на постель, но докурил и затушил , бросив окурок в бокал с кофе. Еле - еле смог лечь, все плыло, но наконец , улегся и облегченно вздохнул.Нормально получилось. Постепенно онемение прошло, смог убедиться, что ничего не поджег. Каюсь, нарушал режим, но успокаивал себя тем, что сгорю сам, да бедная женщина, лежащая неподалеку, но она, судя по рассказам сестер, даже не поймет ничего, а смерть для нее - награда, так же, как и мне. Зима вступила в свои права, но только календарно. Снега не было, и тепло позволяло держать палату с открытой постоянно форточкой. Меня обследовали, приезжая из района, врачи разных направлений, назначали лечение, но, как я понимал, с равнодушием, которое даже не прятали.Но это я так, для порядка, заявляю.На самом деле на их равнодушие плевал я с высокой колокольни. Я был сыт, чист, и даже иногда мог нарушить режим курением в палате.В конце ноября, начале декабря появились рабочие; электрики, строители и пр..Вынесли пустующие кровати, в коридорах был слышен шум, что - то ломали, что - то с треском отдирали.Моя болезнь странная какая - то, от стука, треска я подлетал на кровати, руки и ноги сводила судорога. Но самое неприятное случилось числа восьмого, когда, видимо на первом этаже, по крайней мере так подумал я, застучал перфоратор. Через минут пять меня скрутило в
бублик, боль от разрывающихся мышц стала невыносимой. Не знаю, сколько и как громко, но я орал .Вбежала Таня, я только и смог проорать: " Перфоратор!" Она поняла, и минуты через две наступила тишина. Больше, до 11- го декабря, в день моего отъезда из этого рая, ничего такого не включали, но ,как понимаете, запланированный ремонт из - за моей любви к тишине, не могли отложить надолго. Шум от работы был, но щадящий. 11 - го декабря, где - то к обеду, за мной пришли , погрузили на носилки и спустили к стоявшей машине " Скорой". Через время принесли и парализованную женщину. Я обрадовался, решив, что нас везут в дом престарелых, но ошибся. Куда нас привезли, не угадаете. В районную полицию. Меня на носилках занесли две санитарки в палату , предназначенную для нужд полиции, с нарами, высотой мне почти по грудь, на которые санитарки, даже при моем бараньем весе, не могли меня поднять. Они спиной бросили кое - как меня на эти нары, и я оказался вверх лицом, лежа на спине, с ногами, висящими в воздухе. Бросили и ушли. Потом на противоположные, но правда, пониже, уложили и женщину.Сколько времени мне понадобилось, чтобы перевернуться на живот и достать ногами пол, не знаю, но с помощью матери, пусть извинит она меня, долбанных санитарок, подтягиваясь одной рукой, я влез на место, предназначенное для протрезвления задержанных полицией граждан. В камеру занесли и все мои , привезенные сестрой неделю до этого события назад, продукты и вещи. Признаюсь, я и раньше агнцем никогда не был, на пощечину отвечал ударом, но в тот момент я был готов убить любого, лишь бы убить, не разбираясь в правоте моей ненависти. Так же признаюсь, любое поползновение нанести мне, или тому, кто со мной рядом, я пресекаю тем, что есть у меня в защитной обойме на данный момент. Есть палка , ударю палкой, есть бутылка, кину бутылку, матом обложу, а будет нож, ударю ножом. Потом, прийдя в себя, каюсь, но ничего не могу с этим сделать, как не стараюсь. Видимо, психика и терпение ко злу истощились полностью. От этого я, правда, не впадаю в паническое состояние, просто стараюсь не взрываться сразу. Не получается, сначала взрыв, потом мысли о правильности. Но в то же время я готов расцеловать каждого, кто просто подаст мне стакан воды, просто скажет доброе слово. Обострились все чувства, жаль, что и взрывоопасные.  Лежим мы с Верой, так её, оказывается, звать, она молчит, я молчу, успокоился. Но мстительные планы в голове бурлят, ищут, чем бы насолить мегерам в белых халатах. И нашли же, мстительные мои мысли, прямо влет нашли.Заносит нелюбимая в палату тарелки с баландой, после которой в тюрьмах бунты начинаются, а я ей :
.  -" Есть не буду! Объявляю голодовку до того дня, пока меня из этого гадюшника не уберут, не из камеры, а из так называемой  больницы!".
 Так вот тебе, выпучившей глазенки в очках. Убежала, оставив баланду на столике.Через время врачиха входит.
.  -" О чем бунт на корабле? Чего кушать отказываемся? Может вам из ваших собственных запасов,- показывает на баулы, привезенные сестрой ко дню моего рождения, который завтра -, так я скажу, вам дадут".
.  Да, дурак я что - ли, уж если бунтовать, то бунтовать. Гордо заявляю:
.  -" Ни - че - го!!! Манал я ваш лазарет, вместе со всем персоналом!"
 Кажется, чуть погорячился я, потому что она объявляет:
.  -" Так завтра уже вас отвезут, просто сегодня машины нет".
 Во попал, идиот, зря погорячился, а жрать - то хоцца. Но делать нечего, придётся поститься до завтра. Но кофе не еда, поэтому потребовал заварить его. Заварили, матюгая, наверное в душе, меня, дурковатого. А соседка моя и не притронулась ни к чему, не могла потому что. Да и ела она, как я убедился позже, только тогда, когда ее кормили, а не накормят, она и не просила. Удивительно, но ночь проспал, как застреленный, даже по надобностям естественным не просыпался. А утром приехала моя добрая землячка - врач, успокоила на счет моего убытия уже через часок отсюда, отдала все деньги, присланные сестрой моей, и пожелала выздороветь. Неблагодарный я, не помню ни имени - отчества,
ни фамилий тех, кто так бережно относился ко мне там, теперь далековато, в сельской, восстановленной теперь, надеюсь , трехэтажке. Может, мои телепатические способности просто для меня скрыты, и они принимают мою благодарность каждый день. Дай  - то Бог!

.         
   
3
Дорогу к новому месту своего жительства я видел, так как меня посадили на сиденье, спиной к водительской кабине, лицом к лежащей на носилках Вере. Сидеть было трудно, но лежачее место только одно, пришлось терпеть. Доехали, конечно, куда мы денемся, съехали с основной трассы на проселок, попрыгали по ухабистой щебенке пополам с голой землей, прокрались вдоль бетонного забора и остановились у ворот с КПП. Нас уже ждали, так как сразу же вышли два санитара в белых халатах и со словами " Еще двух ущербных привезли " пересадили меня на коляску для инвалидов. С полчаса принимали: взвешивали, расспрашивали, вещи разглядывали, которые  почему - то, вместе с  продуктами, отправили на склад. Потом, мол, все отдадут. Продукты отдали через недельку, вещи месяца через три, после учиненного мною маленького скандала, все, конечно, располовиненное теми, кто были такими же жильцами, но работали помощниками администрации. Это ерунда, конечно, но запомнилось. Поместили и меня и Веру в карантин. Всего в комнате с решетками на окнах семь человек, а может восемь, что - то  я даже зрительно запутался, но семь точно.Женщины и мужчины вместе.Офигел я, ведь даже в психушке отдельно , а здесь вповал. Потом успокоился, мы же уже не люди, мы нежелательный придаток общества.Но , надо отдать должное, обращение было бережным, без грубости.Не ожидал я заботы чрезмерной, но она , оказалось, была. Правда, уход за находящимися в карантине был возложен на проживающих же, только не убогих. Надо пояснить, куда я попал, иначе могут подумать, что дома престарелых все такие. Это специализированное учреждение, куда попадают те, у кого нет документов, нет пенсий, нет родственников, или от кого они отказались . В общем, это учреждение для бомжей, которым посчастливилось сюда пристроиться. Процент нуждающихся в помощи этого заведения, и счастливчиков, которым повезло, один к многим тысячам, поэтому , в пику нормальным домам престарелых и инвалидов, выкинуть из него могут любого, ну разве кроме что действительно инвалидов, таких, как я и Вера, лежащая теперь со мной рядышком. Здесь выправляют документы, если это возможно, оформляют пенсии, после чего те, кому посчастливилось,  переводится в другой дом, кому - нет, идет на все четыре стороны. Те, кто помогает , моет полы, ухаживает за лежачими, работает на ферме и пасеке директора, живут годами. Многие и идут работать потому, что на все запросы об их личности приходят отрицательные ответы. Нас , вновь прибывших, опекали в этот день два веселых мужичка, которых я , в первую очередь, спросил о магазине. Такой есть, сигареты в нем присутствуют, а если есть деньги, то , не в магазине правда, можно и покрепче чего приобресть. Я дал денег на сигареты, а когда принесли, попросил вывезти меня на коляске на улицу.Ах, какое блаженство курить на улице, не спеша, не боясь поджечь чего. На радостях я мужичкам дал стольник. Ужин был хоть и не пятизвёздочный, но приемлемый. А после отбоя в прихожей нашего карантина два мужичка орали песни, посылали на... любого, кто из карантинников что - то просил, пока пришедший санитар не выгнал их в свои комнаты. Те, кто ухаживал за нами, весь день были в карантине, но после отбоя должны были идти к себе. В общем, мужички эти поутру, с котомками за плечами, отправились путешествовать дальше. К нам же пришла Тамара, высокая грузинка, стройная для своего возраста, а было ей за шестьдесят, крашенная под свеклу пищевую, и чернявая лицом. Надо отдать ей должное, ухаживала она за нами, лежачими, как за родными.В ее руках не было стыдно, хотя какой стыд у меня, например, она содержала всех в чистоте и холе.Я отдал ей все свои деньги, с условием, что у меня всегда будут сигареты, кофе и чай. Остальное меня не касалось, остальное может и вовсе выкинуть.Тамара алкоголичка, но честная.Когда покупала спирт у бабки, которая жила рядом с нашей богадельней, она , если у меня было желание выпить, подносила мне стопарик и закусить всегда, пока деньги не кончались.А кофе, чай и сигарета были по первому требованию. Пили мы, а что еще делать двадцать четыре часа в сутки в
комнате квадратов в 9 семерым, из которых только один ходячий. Попадались, оправдывались перед директором, обещали и пили снова.Сестра моя приезжала периодически, привозила много продуктов, вещи иногда, давала немного денег, а я все это отдавал Тамаре, которая распоряжалась рачительно, с толком. Я опять был сыт и , даже, иногда пьян. Сестра привезла все мои документы, поэтому работа администрации свелась к получению мною инвалидности и пенсии. Шесть месяцев я провел в карантине, прежде чем перевели меня в так называемую лежачку.Это барак, похожий внутри на плацкартный вагон, только кровати вместо полок и в один ярус. Проход просматривается из конца в конец барака, дверей между купе нет . За время, проведенное в карантине , жильцы менялись, а я оставался, да и желания перевестись не возникало.Тамара помогала во всем; купала( душ и туалет были здесь же), кормила, принося то, что повкусней, вывозила покурить, просто болтала со мной под сто грамм. Конечно, это не было бескорыстно, дураку , мне, понятно, но даже это понимание не уменьшает моей благодарности за заботу этой женщины.
 Мне очень понравился директор заведения. По образованию он хозяйственник, но дар , видимо, у него работы с таким контингентом. Именно забота о каждом была у него в приоритете, он к каждому подходил индивидуально. В трех корпусах содержалось порядка двухсот сорока проживающих. Это много.Кого здесь только не было, каждой пары даже не по паре, и к каждому у него был свой подход. Познакомлю вас с ними.
.  Достопримечательность нашего карантина - Жмур. Когда знакомились при моем поступлении, его мне представили:
.  -" А вон жмур лежит".
 Жмур лежал, как и положено покойнику, вверх лицом и сопел.
.  -" Как жмур? Он же дышит!" -, недоуменно спросил я.
.  -" Так он живой, просто Жмур. Фамилие такое".
 Жмур был с парализованными ногами, но с нормально работающими руками. И он мого курил. Он курил так, как курят больные шизофренией, одну за одной, столько, сколько есть, а потом начинал у всех просить закурить, уверяя, что сигареты у него были, но испарились в неизвестно куда. Первое время это забавляет, но потом начинает напрягать. Пенсии он не получал, хотя попал в этот дом задолго до меня, что - то там не ладилось у него с оформлением документов.Он готов был за сигарету отдать и свои обеды, и постель, но, как вы понимаете, все это было никому не нужно. Питание было хорошее, хотя и приготовленное не всегда вкусно. Сам директор во время посещений внимательно выслушивал все просьбы и пожелания, которые не оставались без ответа, а для Жмура он из своего кармана выделял деньги на сигареты. День - два Жмур шиковал, но на третий нытье на отсутствие сигарет начиналось заново. В палате были и такие, которые в следствии тех или иных причин, вовсе не двигались, за ними ухаживала Тамара, и ухаживала добросовестно.Санитарки же из обслуги занимались почти ежедневным пересчетом полотенец, простыней, наволочек, почему - то они постоянно терялись по описи, но всегда находились. Это тоже удивляло, казалось, что они, санитарки, специально путаются, чтобы работа кипела, они не сидели бы без дела, ведь уборку, купание, уход осуществляли сами проживающие за сигареты и чай, выделяемый из фонда санитаров. Запутано все казалось, но и порядок просматривался. Однажды , страдая от без дымности, Жмур выразил желание сделать явку с повинной , для чего вызвал директора.Дело серьезное, ведь дело шло об убийстве , сделавшее ранее большой шум в крае.Развлечение для нас, карантинных было не очень длительным, с месяц может. Приезжали дознаватели, всех расспрашивали, хотя что мы - то могли знать, Жмура вывозили на место преступления, а карантин закрыли на карантин, ненадолго правда, в связи с боязнью покушения на Жмура и нас заодно. Посмеялись мы от души.Но главное, Жмур это время был всегда с сигаретами, приезжал из поездок веселый и обеспеченный, полиция была щедра. Что - то там нашли, кого - то поймали, нам мало об этом известно, но следственные действия закончились, Жмур все, что мог,
рассказал и показал, шум утих, убийство свидетеля отложилось, и с этим же закончились и сигареты.Все вернулось на круги свои, а Жмура отправили в психушку. Когда я поступил сюда, мне сразу поведали о том, что все проживающие однажды отправляются на обследование в психиатрическую больницу.Но ,после возмущения моей сестры, нас успокоили, без ее согласия этого не будет. А отправляли действительно. Совершенно нормального человека, с некоторыми отклонениями, которые неизбежны с возрастом и житейскими перипетиями, отправляли месяца на два в заведение для умалишенных. Побывавшие там рассказывали о существующих там порядках.Во - первых, сразу же назначалось лечение, как я понимаю, нейролептиками.Нормальный человек, конечно, отказывался их принимать, значит начинали давать более сильные и насильно. Большинство вернувшихся оттуда, таких я видел сам, уже не могли стать прежними, они действительно возвращались с отклонениями.Послать могли и дважды, если была необходимость, которую выражали работники администрации. Многие женщины и мужчины работали на кухне, в прачке, в теплице, и,как уже говорил , на хозяйстве.  Там для пьянства возможностей больше, а когда уж очень оборзевали, их отправляли подлечиться. Были и такие, которым ничего не грозило. Например Леша - огородник.Молодой еще мужчина, лет сорока, житель ближнего к нам города, каким - то чудом записанный в инвалиды и бездомные. В городе у него и впрямь не было квартиры, но была дача с жилым домиком, куда периодически он выезжал с сожительницей на несколько дней. Оттуда привозил запас разведенного спирта, чуть крепче продававшегося здесь на месте, и подкрашенного кофе.Этот коньяк продавал предприниматель на 30 % дороже местного разлива. Бывали времена , по ночам, особенно, когда работягам есть за что, но негде взять, вот и шли к Леше.Так начала делать и Тома ненаглядная. Сначала я сквозь пальцы посмотрел на ее желание выпить в долг.Сам я не хотел, а ей , на предложение, выразил полное свое безразличие.С Лешей Тамара дружила, а Леша дружил с Тамарой, так как продавая ей пойло, пил с ней вместе со своей сожительницей. Моя сестра имеет в родственниках не Рокфеллеров, чтобы поить меня и прихлебал моих, так я Тамаре и сказал, когда она набрала, без моего ведома на пару уже получаемых мной пенсий. Тамара не обиделась, помогать мне не перестала, но и брать в долг ,и расплачиваться вещами вновь поступавших, не перестала. Мена здесь шла постоянная, ведь большинство проживающих были вполне работоспособны, а уж какие предприниматели бомжи, то куда там действующим там, за забором..Если бы не змий, большинство из них процветали бы. Когда принимали новенького, рядом крутятся и эти приживалы. Сумки с вещами , с одобрения санитаров, уносятся на склад, несмотря на содержание , а уж там начинается дележ. Мои сумки все - таки принесли, но располовиненными.Исчезли банки с солениями, новый свитер и еще кое - какие вещи. Наверное и Тома расплачивалась ими за спирт. Но это ладно, главное, что до добра именно ее пьянка не довела.Окончилось для нее все очень печально.Друг Леня продолжал ее поить и после того, как я перестал отдавать ее долги, он надеялся на мою жалость, а она кончилась, хотя периодически я и брал бутылочку, но не чаще одной - двух в месяц. Однажды Тамара возомнила себя незаменимой, той, на пьянки которой всегда будут закрывать глаза. Она , в пьяном угаре, повела себя как начальник учреждения, послала всех на куда - то, спать ложилась там, где ближе, а психически нездорового пацана, помогающего ей в уходе за нами, отправила искать для нее пойло. Пацан ушел и потерялся, до обеда следующего дня. Результат - оба поутру с котомками плелись к трассе.Месяца через три они появились, я уже находился в лежачем отделении. Узнать ее было трудно в трясущейся, воняющей перегаром за версту женщине, которая с трудом ворочала языком, плакала и молила принять ее назад. Жалко ее, но таков финал выбран ею осознанно. Что с ней было потом, Бог знает.
.  Я не оправдываю пьянства, но хочу и заступиться за пьющих в таких ситуациях. Я тоже выпивал, не часто, но бывало. На себе я тогда поставил крест. Если бы не упорство моей сестры, не оставляющей меня, а так же старшей дочери, живущей во Владивостоке, имеющей четверых малолетних детей, но готовой еще и меня усыновить, я бы, может, и продолжил убивать себя. Но меня есть  кому поддержать. Там же находились люди, потерявшие все и всех. Причины разные, но одна общая есть. Союз развалился. Я сам столкнулся с несправедливостью постсоветской власти к тем, кто вернулся домой из отошедших республик. Многие оказались в положении никому ненужных, лишних, чем воспользовались и криминал, и новохозяйчики, нанимающие на работу этих людей. В первый же год они все остались без документов, которые добровольно отдали работодателю, но как оказалось - рабовладельцу. Убегая, они не могли забрать документы, как это можно сделать, убегая? И начиналась бродячая жизнь, когда дешевый спирт легче найти, чем кусок хлеба.Такая жизнь затягивает очень быстро, такая жизнь ведет к гибели и моральной, и физической. Милиция не была местом, где бродяга мог просить защиты, милиция сама снабжала рабовладельцев рабами. В нашем карантине появился молодой мужчина, весь израненный и переломанный хозяином из соседней республики. Он уполз в лес после избиения , и не был добит только благодаря недобросовестно выполненному желанию забить. Его рассказ поверг в шок даже меня, видевшему жестокость такого же хозяйчика к работавшим у него мужчинам и женщинам. Но там не ставили задачей испортить товар, там просто ломали, а этого бедолагу Господь спас, хотя сам спасенный желал поскорее умереть.Когда меня перевели в нынешний мой дом, этот бедолага, скрученный , похожий на корявый корень старого дерева, оставался там, так как сделать ему документы мешало отсутствие ответов на все запросы в одну из стран СНГ. Таких было процентов 30 от всех проживающих. Меня могут упрекнуть в том, что я очерняю социальную службу России, но это не так. Если бы не Путинская политика, вытащившая страну из западной задницы, все эти люди остались бы рабами или, в лучшем случае, были бы мертвы. Контингент учреждения был создателем атмосферы, царящей в этой богадельне. Только крепкая и справедливая рука руководителя давала возможность вернуться к нормальной жизни этим несчастным.Ну и, конечно, здесь было много освободившихся из мест не столь отдаленных , а это придавало и естественный окрас коллективу. Мне, хоть и в инвалидной коляске, привезенной сестрой, приходилось соответствовать политике общежития, я показывал зубы при малейшей попытке взять мое, но и чужого мне не хотелось. Получая пенсию, я приобрел телевизор, желая установить его в карантинной комнате, но получил запрет. Тогда, как не было хорошо мне в карантине, я потребовал перевести меня в лежачий корпус. И скоро уже лежал в длинном бараке, похожем на плацкартный вагон. Здесь был и телевизор, и возможность весь день находиться на улице, если погода позволяла, и правила общежития немного другие. Здесь было лучше. Уход здесь так же осуществляли проживающие, некоторые со странностями, которые заставляли хохотать. Веселье было ежедневное, но смеяться нужно было осторожно. Была одна женщина, в обязанности которой входило выносить утки и судна, а в свободное время помогать , если желание было, санитарам. Когда я только заселился в наш вагон, меня предупредили, что с ней надо быть осторожным, так как она может неожиданно вспылить, а тогда только держись, может и навалять. Наверное, к счастью моему, в первое же утро у нее не было сигарет.Угостил, а так же предложил чаю, и все, друзья навеки. Ни разу ничем не огрела, а помочь всегда была готова. Каждое утро, часов с пяти, начиналась уборка, а Нина собирала утки и опорожняла их, бегая по длинному коридору в туалет и обратно. Естественно, кому - нибудь из безногих лежачих ее суета надоедала, он возмущался, иногда матом, тогда она брала полное его или соседа судно и опрокидывала на обидчика. Чем мог ответить
умытый дерьмом хам? Конечно же, только очередной порцией матов, а настоящие санитарки так же матерились , отмывая очередную жертву оправданного негодования их помощницы. Но не только она веселила более или менее адекватных пассажиров. Однажды я на своей коляске продвигался в сторону своего друга, с которым мы обычно ужинали тем, что Бог послал из собственных продуктов. Проход узкий, коляска протискивается по нему с трудом, тем более, что полноценно кручу колеса одной рукой, вторая только чуть помогает выдерживать направление.Перед самым купе друга на боковой кровати у окна лежит безногий  мужчина, чаще других купающийся под душем Нины.Не протиснулся , задел колесом спинку его кровати, и получил порцию мата. Естественно, попросил его заткнуться.Подскакивает этот Ванька - встанька на попу, и вцепляется в меня мертвой хваткой со стороны моей здоровой руки. Толкаю его, он падает на спину, но крутануть колесо не успеваю, он опять на попе и руками на мне. И так минуты две, главное - оба молчим. Мой товарищ в соседнем купе слышит нашу возню и гадает, чего это мы там делаем. Сзади появляется санитар, отрывает нас друг от друга, и я благополучно преодолеваю остаток пути, метра два за поворот к кровати друга. Он чуть с кровати не падает, так хохочет, а мне что, я в кресле хохочу, от падения застрахован. В следующие заезды проезжаю мимо волком смотрящего Ваньки с осторожностью. Ну его, придурка, в следующий раз санитар может и дольше задержаться.
.  Курильщики достали вконец. Снабдить всех угостительной сигареткой нереально, у Рокфеллера бы не хватило сигарет, так как коллективный Жмур ( его , кстати тоже после психушки перевели в лежачку) курит без остановки. Поэтому, поневоле, посылаешь их куда подальше. И вот картинка; закуриваю, подходит очередной Жмур, иногда 2 -3 их, и умоляюще смотрят в глаза курящего. Чаще разгоняешь их " добрым" словом, но иногда не выдерживаешь и отдаешь им свою сигарету, матюгая все на свете, и себя идиота, не могущего бросить курить. Жмур выкинул номер, от которого и хохот , и жалость.Он закатился под кровать, скрутил простыню, сделал из нее удавку и повесился лежа. Проходящий мимо санитар услыхал хрипы, и стоял над кроватью, не понимая, что это. Наконец, заглянул под кровать, а там Жмур с выпученными глазами и удавкой на шее. Санитар схватил самоубийцу за ноги, пытаясь вытащить фулюгана, но удавка натянулась, Жмур заорал, выражая своё недовольство.
.  -" Отпусти-, хрипел он-, задушишь же!"
 Пришлось санитару лезть под кровать. Оказывается , протестуя против отсутствия сигарет, Жмур решил таким образом привлечь к себе внимание администрации, да переборщил маленько. Итог предсказуем - психушка.
.  Кого здесь только нет. Есть и действительно вызывающие жалость, попавшие в богадельню благодаря ельцинскому предательству и бардаку в стране, но есть и  приспособленцы, которые и здесь старались жить за счет окружающих. Поступил к нам в карантин Николай, тучный, но вполне здоровый мужик.Лет ему было около шестидесяти, и он был вполне работоспособным, могущим заработать ту же пачку сигарет , помогая санитарам и нуждающимся в помощи.Но он работать не хотел, и как оказалось, всегда. Еще с советских времен он бродил по белу свету, втираясь в доверие очередной жертвы, снимал сливки и исчезал. Даже сам он путался в памяти о том, где жил. Здесь он начал жить за счет психически больных , добрых из - за болезни, собирая с них дань при получении пенсий и с купленных в магазине продуктов . Таких я на дух не переношу, поэтому и отвадил его от общения с собой, сказав в глаза, кто он есть. Отвадить от общения его с больными окончательно не в моих силах, но врага в его лице я нажил, конечно.
.  Много негатива я наговорил, но чтобы подвести точку под воспоминанием моего пребывания в первом доме для не имеющих возможности жить нормально, в семье, хочу с благодарностью к таким домам, к работающим в них санитарам, к администрации сказать, то, что они делают, заслуживает уважения. Невозможно навести идеальный порядок в таких местах. А невозможно
именно из - за таких, как я, мы сами не даем возможности создать этот порядок.


   
4.
Надеюсь, что о заведениях такого направления , как это, веду свои последние рассказы.Хотя, утверждать не могу, жизнь продолжается и всякое может случиться. Меня и Виктора, товарища , с которым я сдружился , известили - наши заявления с просьбой перевести в другой , не специализированный дом престарелых, рассмотрены и удовлетворены. Я просился куда - нибудь поближе к сестре, а Виктор - поближе к своим родным.

Однажды утром нам предложили готовиться к отъезду в течении этого дня. Вещи были собраны, потянулось время ожидания, но ближе к обеду мне вдруг заявили отбой, так как предполагаемый дом - интернат меня не принимал. Виктор же должен был уехать туда, куда и было запланировано. Расстроился я немного, не до безрассудства, что ж теперь поделаешь, от меня ничего не зависит. Но к обеду обрадовали, я все же еду, и еду с Витей в одно и то же место. Директор, оказывается, договорился с директором нового дома, где предстоит теперь нам жить. Мы попрощались заранее со всеми своими друзьями по несчастью, и стали ждать отъезда. .

Я опять ехал к новому месту, в очередной раз предназначенному мне судьбой, а не выбранному мной. Я старался  заглушать в себе постоянно пробивающееся волнение и смятение.. Что ещё за испытание меня ждёт на новом месте? Хотя и успокаивал себя, что хуже уже не будет... Я тогда ещё не знал, что заложенный в детстве в меня моим   отцом - фронтовиком стержень,  который только закалялся в течении жизни,  и не давал мне упасть на дно  в ситуациях, в которых, казалось, нет выхода, снова мне поможет не сломаться.
И благодаря этому стержню, я вновь, как птица Феникс, возродился из пепла... Я не стал здоровее физически, чуда не произошло,но я старался не сломаться морально.
На новом месте я освоил интернет, обрёл друзей, реальных и виртуальных, которые помогли мне вновь поверить в себя, вновь радоваться жизни... Я стал заниматься своими увлечениями молодости - пением и написанием стихов, тем, на что мне в сложной прежней жизни не хватало времени. Я стал участвовать в конкурсах песни, мои стихи и рассказы печатали местные газеты. Более того, я даже женился впоследствии. Но это уже совсем другая история...