Одеяло

                Одеяло
                Скрипка издергалась, упрашивая,
                и вдруг разревелась
                так по-детски…
                В. Маяковский

Одеялу надлежит быть тёплым. Оно таким и было. Ему необходимо быть мягким. Оно и таким было. Оно должно быть уютным. Оно и таким было. Этими и другими немаловажными качествами обладало большое верблюжье одеяло, что недавно появилось у бабушки Стеши. До этого, сколько оно себя помнило, одеяло обреталось в одном из номеров гостиницы в городе К. Ему не была известна дата своего появления на свет. Оно искренне полагало, что стало одеялом тогда, когда впервые укрыло человека, и тот погрузился в спокойный продолжительный сон. До этого одеяло было просто прямоугольным куском материала, сотканного из верблюжьей шерсти, особым образом обработанного, окрашенного и украшенного каким-то рисунком. Не более того.
Оно хорошо запомнило своего первого гостя. Им был импозантный пожилой музыкант, приехавший в этот город в составе столичного академического оркестра. Утром постоялец, проснувшись и преисполненный энергией, быстро завтракал, доставал из футляра скрипку и пускался  продолжительные музыкальные экзерсисы. Певучая и умиротворяющая музыка быстро погружала одеяло в глубокий сон, ведь ночью ему никак не удавалось сомкнуть глаза, хотя, конечно, никаких глаз у него и в помине не было. Закончив утренние занятия, музыкант уходил на репетицию, а затем принимал участия в вечернем концерте. Усталый, он возвращался поздно, и одеяло тут же принимало его под своё покровительство, стараясь своим теплом и заботой вернуть ему силы для следующего трудового дня. После этого скрипичного кудесника под этим одеялом ночевали, один за другим, другие люди, молодые и не очень. Чаще это были почему-то лица мужского пола, нежели женского, покладистые или вздорные, аккуратные или безалаберные – они приходили, задерживались на несколько дней и исчезали, не оставляя в памяти одеяла особенно значимы х следов. Иначе было с его первым гостем, с этим пожилым музыкантом. Дело было в том, что когда этот артист вновь поселялся в этой гостинице, он всегда просил номер, в котором на кровати было светло-коричневое верблюжье одеяло с большим белым овалом, внутри которого было изображение флегматичного верблюда на фоне одинокого раскидистого саксаула. Эта гостиница была примечательна тем, что в её номерах были одинаковые верблюжьи одеялас общей для всех них тематикой рисунков, запечатлённых на них. В описываемый момент на них находились изображения крупных животных, причём ни один рисунок не повторялся дважды. Так что мрачновато-задумчивый верблюд был визитной карточкой того одеяла, чьим первым гостем был пожилой музыкант. И думается, каждый раз упоминая об изображении  верблюда на одеяле, он не стремился встретиться снова с обитателем пустыни: ему манила ночь под знакомым одеялом. Только под ним у него удивительным образом восстанавливались силы, а утром после дивного сна он чувствовал, что весь преисполнен удивительной радостью бытия. Ему не дано было знать, что его любимое одеяло обладало уникальными способностями: мало того что оно было тёплым, мягким и уютным, оно ещё было способно слышать, чувствовать и переживать, соприкасаюсь с миром тех, кто находился под её покровом. Не знал, но, видно, интуитивно чувствовал. Их встречи были нечастыми, два-три раза в год, и только несколько дней. Так продолжалось пять лет, пока в гостинице не решили сменить тематику изображений на одеялах: вместо крупных животных наступила очередь экзотических цветов и растений. Одеяла со зверями пустили на дешёвую распродажу, а некупленные потом отдали в благотворительные фонды на подарки. Так в праздничном наборе к 8-му марта, предназначенном пенсионерке Стефании Загорский, оказалось одеяло с жутковато мрачным верблюдом, неприкаянно бредущим в одиночестве по какой-то пустыне. Бабушке Стеше это дар, как говорится, пришёл ко двору: ей давно хотелось что-то повесить в виде ковра на прикроватную стену. Больших размеров одеяло подходило для этой цели в самый раз. Особенно ей приглянулся в этом плане верблюд, которого она тут же окрестила Бориской. Надо сказать, что у этой семидесяти двухлетней старушки было весьма занятная странность – она многим окружающим её предметам домашнего обихода давала человеческие имена. Так кровать у неё звалась Софушкой, а овальное зеркало - Глафирой, пристенный стол, на котором она часто раскладывала пасьянсы, именовался просто Толик. С этими и другими предметами своей обстановки она время от времени вступала в какие-то разговоры. Скажем, можно было услышать такое:
- Глафирушка, ты как-то в последнее время ко мне предвзято относишься. То я у тебя какая-то бледная, то ты укоряешь меня моей косматостью, то изменяешь цвет моих глаз.
Или такое:
- Софушка, я знаю, ты меня заждалась. Но, видишь  ли, Толик никак отпускал. Что-то ноне расклад «Могила Наполеона» никак не сходился.
Но более всего она беседовала с Трике, забавным пёсиком, ведущим свою родословную от любимца фаворитки кардинала Ришелье – мадам Марион де Лорм. Миниатюрный, ласковый и неугомонный, как все собачки декоративной французской породы папильон, он достался бабушке Стеше от её мужа Ираклия. Случайное знакомство у общих знакомых   привело их к взаимной приязни, а потом и к решению воссоединиться в брачном союзе. Она была тогда на пороге своего шестидесятилетия, а он, хоть был старше её на шесть лет, казался значительно моложе своих  лет: галантныйседовласый статный грузин, подвижный, обходительный и непринужденный. Он пришёл в её дом с чемоданом в одной руке и забавным созданием, прижатым к груди другой. Это существо оказалось собачкой, которая тут же попросилась на руки к Стефании. И оказавшись там, тут же бросилась целоваться с совершенно изумлённой женщиной. И с тех пор Трике предпочитал находиться на руках или коленях своей новой избранницы, лишь  изредка оказывая подобные знаки внимания Ираклию. Внезапный инсульт, случившийся через четыре года совместного бытия, прекратил бег жизни этого обретённого ею спутника жизни, от которого у неё остались только чемодан с его пожитками да Трике, эта живая услада её беспросветного одиночества в последующей череде однообразных дней. С появлением Бориски, величественного и несколько отрешённого обитателя песчаного простора, возник тройственный союз собаки, женщины и двугорбого верблюда, в котором  последний, хотя и был неофитом, но всё же потеснил Трике в сердце старушки. То ли потому, что он не требовал ласковых поглаживаний и не впадал в припадки иступлённой любви с повизгиванием и облизыванием-поцелуями морщинистых щёк, лба и шеи Стефании, то ли тем, что его экзотичность каким-то образом ассоциировалась у Стеши с образом её незабвенного Ираклия, который тоже был достаточно диковинным субъектом среди наблюдаемых ею мужчин. При этом надо заметить, что ведя с Бориской бесконечные беседы, она не забывала тем временем ласкать Трике, поглаживая или перебирая пальцами его шёрстку.
Произошедшие изменения в своей судьбе одеяло восприняло  философски. Да, оно теперь никого не укрывает. Но ведь главное предназначение – быть полезным – у него никто не отнимал. Пусть благодаря этому несуразному верблюду, оно всё же согревает душу и сердце этой славной старушки.
 Эта идиллия продолжалась недолго. Как-то, года через два, соседей, что жили в смежной квартире, потревожил протяжный собачий вой, который начался под утро и не переставал до середины дня, пока обеспокоенные люди не позвали на помощь специальную службу. Приехавшие работники взломали дверь, вошли в квартиру и тут же вызвали медиков, которые вынесли старушку на носилках. Через неделю пришло несколько человек и стали выносить из квартиры всю обстановку, предметы обихода, а остальное прочее поместили в принесённые коробки и тоже унесли. Всё ненужное: какая-то посуда, старая обувь, поношенная одежда, всякие книги, журналы и тетради, альбомы с фотографиями и граммофонными пластинками – всё оказалось сложенным в кучу в общем дворике недалеко от мусорных контейнеров. А чтобы всё это не разметал ветер, сверху прикрыли большим одеялом, что висело у Стефании на стене, и придавили чемоданом Ираклия, поместив его прямо на верблюжьи горбы. Что же до Трике, то папильон оказался в соседской квартире, хозяйка которой с ним была ранее знакома, да и он благоволил ей. А кому не благоволят собачки этой породы тойтерьеров, неприхотливых и привязчивых крох.
Лёжа поверх кучи вещей, принадлежащих когда-то Стефании, одеяло недоумевало:
- Странной мыслью руководствовался кто-то, укрыв мною то, что не нуждается в моём тепле и, более того, не способно заснуть под моим покровом.
Не найдя ответа, одеяло решило ждать до рассвета. Ведь оно помнило, как говаривал когда-то её музыкант перед сном, что утро вечера мудренее.
На следующее утро во двор въехала мусороперерабатывающая машина. В её чрево, оснащённое двумя мощными разнопрофильными валами, двое рабочих стали бросать всё подряд из кучи, в которую были свалены ненужные остатки Стешиного скарба, Валы, завывая и урча, измельчали всё в мелкую труху, выплёвывая потом её в специальную фуру. Не избежало этой участи и одеяло с верблюдом на фоне неизвестной пустыни. Так на одно верблюжье одеяло, тёплое и мягкое, в этом мире стало меньше.