Илейкин

Дом Илейкина был блочный, облицованный белым и голубым кафелем, квадратиками со стороной примерно два сантиметра. В нём было несколько подъездов и два этажа. Илейкин жил на втором, и из окна видел озеро. Озеро было неглубокое, на дне был виден белый шкаф — наверно, холодильник. Купаться или даже ходить по дну у него даже в мыслях не было, хотя порой он видел мужичков, ловивших там рыбу — не совсем, значит, запущено. В озеро впадала маленькая речка. Где-то выше по её течению, говорят, водились бобры, которых Илейкин ни разу в жизни не видел. Противоположное окно выходило на рощицу из берёз и тополей, за ней были видны гаражи. Обычно у гаражей трудятся хозяева своих машин и бегают злые собаки, кусающие всех чужаков, но здесь было тихо — ни машин, ни собак.

Работал Илейкин в Москве. До Москвы было почти сто километров езды на автобусе, и в будние дни он ночевал у старшего брата. Теперь брат женился на новой жене и квартиру продал, и новая жена тоже выставила свою квартиру на продажу, чтобы после купить одну, но побольше. Так что Илейкин, приехав на выходные в свой город, проснулся в субботу и вспомнил о том, что надо как-то дальше жить и работать. Электричество отключили, что часто случалось в городе, но плита была газовая. Сварил яйцо, съел его с хлебом и сыром, чаем запил и вышел из дому.

Обойдя пруд, вышел на улицу имени лётчика, а по ней на площадь на перекрёстке с улицей имени космонавта. На площади был продуктовый магазин, где продавщицы одевались в белые халаты и колпаки с кружевами, как в советское время, стояли стеклянные треугольные призмы, внутри которых покоились прямоугольные параллелепипеды масла. Только не было ложек для проверки мягкости хлеба, и весы назывались иначе. Слово «Тюмень» Илейкин прочёл именно на весах, ещё до школы, и долго не знал, что Тюмень — это ещё и город. Да и Волга сначала была для него только автомобилем, хотя река, к которой спустился Илейкин, перейдя площадь, относилась к бассейну Волги.

Перейдя через мост на противоположный, низкий берег, Илейкин вышел к мебельной фабрике. Кровать и стол в квартире Илейкина были сделаны на ней, из дерева и древесно-стружечной плиты. Ближайшее здание фабрики с фирменным магазином выходило на улицу имени поэта. Поэт никогда не бывал в этом городе. Здание окружали сосны, всё вместе составляло уютный пейзаж. Мимо прошёл упитанный камышового окраса кот. «Почему я так не могу» — подумал Илейкин, и стал вспоминать, как в школьные годы был в городе Тихвине, который стоит рядом с водоразделом бассейнов Балтийского моря и Волги. Но кроме факта, что он там был, Илейкин не вспомнил совсем ничего — словно и не был.

Улица имени поэта была длинная и извилистая, так что можно было бы несколько её частей сделать отдельными улицами. Дома были в основном деревянными. У мусорных баков, также называемых кагатами, стоял автомобиль «Жигули» с кузовом универсал (второй или четвёртой модели, Илейкин не разбирался), в который двое мужчин через заднюю дверцу складывали картон, который они выбирали из помойки. Картоном был забит почти весь кузов и полсалона.

Железнодорожный вокзал, к которому вышел Илейкин, был белым невзрачным одноэтажным зданием с синей вывеской. Станция называлась так же, как и город. Вообще-то до Москвы можно отсюда доехать и на электропоезде, Илейкин ездил и так, но электропоезда ходили здесь редко, и не до Москвы, а до одного или другого города, после чего нужно было пересесть на московский поезд, и ещё проехать девяносто или сто километров. А товарные поезда со старыми электровозами и одним новым газотурбовозом бегали тут часто, и с очень большим количеством вагонов, цистерн, платформ и хопперов — и по сорок, и по семьдесят. Илейкин их часто считал. Кажется, это тоже называется трейнспоттингом. Фильм с таким названием Илейкин смотрел в кинотеатре на главной площади лет пять назад, и он ему не понравился. А недавно он смотрел там же фильм про зелёного жирного тролля, и ему он тоже не очень понравился. Интернет тут ни при чём, и персонаж троллем был в прямом смысле. Во время, о котором мы пытаемся сейчас рассказать, интернет уже существовал, но не у всех. А у Илейкина не было и мобильного телефона, и когда нужно было позвонить в Москву, он ходил на почту, покупал карту и звонил.

Перейдя пути с низкими платформами, Илейкин продолжил идти по улице имени поэта в горку, на вершине которой и стоял кирпичный серый дом с почтовым отделением. Мимо  прошёл человек, похожий на священнослужителя, на спине его вместо рюкзака был кофр с музыкальным инструментом, видимо гитарой. «Почему я так не могу» — подумал Илейкин, и стал вспоминать, как Бельков утащил классный журнал, и они вместе жгли его. В школьные годы у Илейкина не было настоящих друзей, но Бельков был хорошим приятелем. Потом его забрали в армию, а Илейкина по здоровью не забрали. После этого Илейкин ничего больше не слышал о Белькове.

Улицы как таковой уже не было — Илейкин поднимался по лестницам, проходил через дворы. Вот новое здание, этажей в четырнадцать — таких высоких было в городе совсем немного. Зашёл в магазин и там узнал, что такое менажница. «Вот бы вытащить холодильник из озера» — подумал ещё.

Автовокзал был оживлённее железнодорожного. Внутри продавали горячие пирожки и бумажные билетики, снаружи были скамейки под навесом, чтобы можно было ждать свой автобус на свежем воздухе, ведь на дворе было лето, хотя в этот день не очень тёплое. Илейкин сел. Он никуда не ехал и никого не ждал. Автобусы время от времени приезжали и уезжали. Налево — в Москву, направо — в город дальше от Москвы, в котором Илейкин не бывал. Обычно автобусы имели конечную остановку в том более далёком городе, а в этом у них была промежуточная.
 
В три часа на остановку прибыл тёмно-красный «Икарус». Из него вышел Кирша Триродов, в красно-синей штормовке и рюкзаком на спине. Илейкин встал со скамейки и двинулся навстречу Кирше Триродову.

Дальнейшее — уже совсем другая история, как бы сказали по телевизору.