Равновесие

Я сидела в уютном сером кресле, поджав под себя ноги, и смотрела прямо в зеркало напротив. Слева находилось окно, там в мире рассветало, и левая часть моего лица освещалась нежным солнечным светом, но правая терялась в темноте, так как больше источников света в комнате не было. Это меня завораживало, будто я разделилась, будто есть две Мелиссы: одну видит мир, а вторую не видит никто.

Захотелось курить, и я даже уже жалела, что поддалась этой глупой моде, мне не хотелось зависеть от чего и кого-либо, но, к сожалению, это не получилось бы даже без привычки к табаку. Я зависела от многого и в первую очередь от жизни, все мы зависели от этой госпожи. Ведь не знаешь, когда она круто повернётся к тебе спиной, когда часы на её аристократически тонком запястье оповестят о твоём последнем часе. Я потянулась к курительной трубке, что покоилась на кофейном столике, недалеко от меня. Элегантная, под стать мне. Она была сделана из пеньки, чашу вырезали в виде девушки с хищным выражением лица и змеями вместо волос. Увидев её когда-то, я сразу почувствовала, что это то, что мне нужно, и купила эту трубку, хотя она и обошлась мне в кругленькую сумму.

Я засыпала табак в голову змеиной девы и подожгла, а после поднесла ко рту мундштук, сделав первую затяжку. Курение даже расслабляло, мне нравилось смотреть на дым, который извивался как неведомая рептилия. Это будто напоминало о непостоянстве бытия. И я имею в виду даже не смерть, нет, я говорю о резких переменах. В данный момент меня интересовали прежде всего не частные людские тревоги, конечно. Все СМИ трубили о том, что дороги из Столицы захватил оппозиционер, называющий себя Господин Вольных Дорог, и теперь мы фактически отрезаны от остальной страны. Власти Императора определённо угрожал прийти конец.

Впрочем, долго этот оппозиционер, даже если сумеет захватить власть, не продержится. Он романтик, а романтика политике рознь. Рано или поздно какой-нибудь тиран сместит его по-быстрому, и страна погрязнет в пучине страха, безысходности и в тревоге. Всё непостоянно.

Мои размышления прервала ледяная рука, внезапно коснувшаяся моего плеча. Видимо, я весьма сильно погрузилась в себя и не услышала ни то, как открылась дверь, ни звуков чьих-то шагов. Бдительность, нужна постоянная бдительность! Я вся напряглась и даже продумала пару способов побега, и лишь после этого обернулась. На меня внимательно смотрели карие глаза Императора, его хищное острое лицо расплывалось в подобии улыбки. Я расслабилась и тоже состроила приветственную гримасу. Мужчина уселся в кресло напротив, загородив при этом зеркало. Его поза была типично женской: нога на ногу, локти на подлокотниках, а кисти сложены вместе на коленях. Но она ему подходила и добавляла ещё больше внешнего превосходства над собеседником.

- С чем пожаловал на этот раз? – лениво поинтересовалась я, - Опять мучают кошмары? Или нет, подожди… Неужто сынишка снова провинился, тебе пришлось его наказать по всей строгости, а теперь тебя мучает вина? Какой же ты бедный!

- Ты закончила со всеми предположениями? – он сморщил лоб, так что его кустистые брови слились будто бы в одну. Это мне показалось очень комичным, и я слегка усмехнулась.

- Да.

- Ну и прекрасно, - мужчина снова улыбнулся, - у меня к тебе деловое предложение. Очень серьёзное, так что запихни свой острый язычок куда подальше. Заплачу много, очень много. Сможешь купить целую коллекцию вот таких штуковин, - и жестом указал на вновь покоившуюся на кофейном столике курительную трубку.

Его слова и заинтересовывали, и пугали одновременно. Авгулай XXII был моим давним клиентом, я работала с его эмоциональным началом, увеличивая количество положительных чувств, по сравнению с негативными. Я превращала его агрессию в доброжелательность, страх перед будущим – в сладостное предвкушение грядущего. За это он очень щедро одаривал меня, но не настолько же.

- И что же я должна сделать? – заинтересовавшись, спросила я.

- Кстати, очень похожа на тебя, - ядовито проговорил Император, очевидно имея в виду змеиную деву, - но вернёмся к нашим делам. Моя разведка донесла, что твоим клиентом также является Господин Вольных Дорог, он приходил к тебе на прошлой неделе во вторник. Не так ли, дорогая Мелисса?

Я сдержанно кивнула в ответ, ожидая его дальнейших слов.

- Услышав эту новость, я был очень зол, даже подумывал сдать твою лавочку, а самому найти другую ментальную фиситу, - на этих словах я недовольно скривилась, «фисита» в народе неоправданно называли таких как я, буквально это означало «женщина лёгкого поведения», мужчина естественно обратил на это внимание, - ах да, прости, тебе же не нравится это слово. Извини мою бестактность! Но тем не менее я тогда передумал. Раз уж так, стоит обратить это в пользу. В следующую вашу встречу ты должна высосать из этого недоумка, что считает себя Господином Вольных Дорог, все положительные эмоции, чтобы он самоубился. Ты же сделаешь это ради нашей давней дружбы?

Его последняя фраза должна была меня рассмешить, так как наши отношения сложно назвать дружескими. Но я даже не улыбнулась.

- Кажется, ты слишком большого мнения о себе, Император, - нахмурившись, проговорила я, вложив в свой голос весь холод, на какой была способна. – Я никогда не буду делать ничего себе во вред. И, поверь, никто другой не сделает этого. Ты ведь знаешь, что такие калеки, как я, питаются негативными эмоциями других. Но если я заберу положительные эмоции, то только наврежу собственной психике. Никто так не делал, и никто не знает, что будет после этого, но вряд ли что хорошее. Я этого не выдержу, и поэтому иди к своим советникам и найди хоть один другой способ противостоять этому новоявленному бунтовщику!

Авгулай резко вскочил с кресла и начал нервно ходить взад-вперёд, что свидетельствовало о крайней степени его раздражения.

— Значит так, - мужчина весь сморщился, а его тёмно-карие глаза стали казаться чёрными, - вздумала мне перечить! И кто ты?! Фисита, которой не дано даже право тайного имени, потому что ты не охраняешься законом! Если ты сейчас не согласишься, скоро здесь будет отряд стражников и ты проведёшь остаток своих жалких дней в одиночной камере!

В нашей стране существовало давнее суеверие: знание чужого имени даёт тебе над этим человеком власть. А потому законом разрешалось скрыть своё имя «публичным». Таким правом не обладали лишь преступники, рабы и такие, как я, – фиситы.

- Угрожаешь мне тюрьмой, а своего ненаглядного романтика так и не засадил! – я даже фыркнула от возмущения.

- Он ходит с кучей охранников, а стоит мне его, как ты выразилась, засадить, так толпа обезумевших бунтовщиков сразу же выстроится перед моим дворцом, и кто знает, что придёт им в голову! Зато если он убьёт себя, покажет слабину, все эти его последователи сразу в нём разочаруются! – он уже не просто говорил, а выкрикивал каждое слово.

- И снова ноль аргументов, по которым я должна принять участие в этой твоей затее, - скучающим тоном проговорила я.

- О, не волнуйся, у меня есть один, но зато какой! – возбуждённо ответил Авгулай.

Мужчина резко набросился на меня и обхватил руками мою шею. Его глаза горели каким-то безумным огнём, и меня охватила дикая паника. Я пыталась дёрнуться, хоть что-то сделать, но Император крепко держал меня, и я не могла ничего с этим поделать. Я чувствовала себя загнанным зверьком, но что больше всего меня ужаснуло, так это то, что он видит моё малодушие. Огромным усилием я отбросила свой страх назад, стараясь придать лицу холодно-отстранённое выражение.

- И это всё, всё что ты можешь? - хрипя, сказала я, - слезай уже с меня, я согласна.

Император недоумённо взглянул на меня, ослабив хватку.

- Ну, нужно же было мне с тобой хоть чуть-чуть поиграть, - добавила я.

Авгулай резко встал, выпрямился и жестом стряхнул с себя невидимую пыль. Он был очень раздражён, судя по виду, но тем не менее бросил деньги на стол.

— Это аванс, - сухо проговорил он и добавил, уже уходя, - дура.

Когда дверь за ним окончательно захлопнулась и прошло ещё некоторое время, чтобы убедиться, что он точно ушёл, я выдохнула. Минуты сменялись минутами, часы часами, а я всё сидела, обхватив себя руками, слегка вздрагивая, и смотрела в одну единственную точку на безобразно-зелёной стене. Я всегда боялась умереть не своей смертью, и сейчас этот страх чуть не стал явью.

Неизвестно как, но я заснула в кресле, хотя и редко засыпаю так легко где-то, кроме кровати.

***

Я лежу будто бы в темноте, вокруг ничего не видно, как бы я ни старалась что-либо рассмотреть. Испытываю неясную тревогу и, кажется, даже вздрагиваю от этого. А может быть, и от этого мерзкого холода, который щедро окутывает моё тело своими склизкими мерзкими лапами, как у лягушки. Я слышу чей-то хохот, он раздаётся то тут, то там, и я никак не могу определить местоположение этого весёлого человека, из-за чего тревога только нарастает.

Смех замолкает, раздаётся плач. И снова никак, никак не понять, где этот человек с такими резкими перепадами настроения. Я пытаюсь поднять голову, но не могу. Зато теперь я чётко осознаю своё положение: я лежу на животе, а голова повёрнута, кажется, вправо. Но насчёт головы я не уверена.

Крик раздаётся где-то сзади и больше не замолкает. От желания слиться своим голосом с этим безумным воплем я еле сдерживаюсь, прикусываю язык, сжимаю челюсти, вся напрягаюсь, лишь бы не заорать. Неожиданно к шее, у основания позвоночника, прикасается что-то холодное, как лезвие. Стоит мне только об этом подумать, как действительно, остриё врезается в плоть, но я всё ещё сдерживаю крик. Не показывать эмоций. Нет страха. Его попусту нет, как и боли. Боль – это иллюзия. Неизвестный садист тянет нож вниз, ровно, вдоль моего позвоночника, будто бы хочет поделить меня пополам. На две мои половины. Одну Мелиссу освещает свет, другая тонет в холодной тьме. Так ведь у меня заведено?

Нет сил больше сдерживаться. Они исчезли, я их истратила все. И как же, как же мне больно, чёрт возьми! Из глотки вырывается сначала стон, потом ругательства. И вот он: крик. Он приносит эйфорию, которая будто сбивает всё с ног. Есть только она, и она несётся сквозь пространство. Исчезает тьма, нож, боль, мучитель и его мученик, крикун. Ничего больше нет, есть только безграничное, всепоглощающее наслаждение. Оно выходит за рамки всего, что было раньше, и того, что будет позже, и даже того, что есть сейчас.

***

Реальность обрушилась медленно и как бы нехотя. Я не сразу даже поняла, где я и как оказалась на этом кресле. За окном уже была ночь, и я ещё долго пыталась посчитать, сколько проспала. Ни одна цифра не радовала.

Я начала вспоминать разговор с Императором. Мне придётся выполнить это задание, потому что в следующий раз я не успею даже испугаться: одна маленькая пуля, и меня больше нет на этом свете. И ведь некому будет скорбеть. Моя мама умерла, когда мне было двадцать. Я не умею привязываться к людям или любить их, я – эмоциональная калека. Такая проказа – маленький подарок для всех, кто обладает такими же способностями как я. И всё же, я умею быть благодарной. А мама, когда узнала о моём проклятом даре, не отказалась от меня. Она нашла других «фисит», (хотя я и не люблю это слово, но другого, более цензурного, почему-то не придумали) которые обучили меня этому ментальному ремеслу. Амелия, а именно так звали мою маму, до самой своей смерти находила мне клиентов среди аристократов по каким-то своим связям. Так она обеспечила моё будущее, и я ей за это очень признательна.

До самого рассвета я пыталась себя чем-нибудь занять, лишь бы не думать о том, что скоро должен прийти Господин Вольных Дорог. Наконец, я нашла прекрасный способ времяпрепровождения: чтение стихов вслух. Я искала нужные интонации, задумывалась над смыслом каких-то строчек, восхищалась удачной метафорой. Под конец, некоторые я даже постаралась пропеть, но, кажется, получалось не очень. В итоге, я вернулась к простому выразительному чтению, когда услышала звук аплодисментов.

- Браво! Восхитительно! Какой у вас всё-таки прелестный голосок! – этот раздражающе звонкий голос нельзя было перепутать ни с кем.

Я развернулась, встряхнув черной гривой, и, естественно, увидела лицо Господина Вольных Дорог. Единственное, что мне нравилось в его внешности, так это глаза. Такого цвета было небо во время рассвета. Остальное было слишком слащавым: пшеничного цвета волосы, розовые щёки и, конечно же, неизменная улыбка, которую он буквально напяливал на своё лицо, даже если внутри тонул в болоте. Чем-то он напоминал младенца, который вроде и вырос, а вроде и нет.

Иногда я даже не понимала, как этот недотёпа до всего этого дошёл. И сразу находила ответ: во-первых, он был прекрасным оратором, во-вторых, скорее всего только притворялся сентиментальным идиотом, ведь народ пойдёт скорее за романтиком, обещающим свободу, не понимая к чему эти безумные теории приведут на практике, чем за рассудительным и разумным политиком. Временами у меня даже возникала мысль, что этот Господин на деле тиран, каких свет не видывал. Крайность скрывает другую крайность.

Я вновь ушла в себя, так что не заметила, как мужчина уже сидел в кресле, где вчера восседал Император. Какое, однако, интересное совпадение! Мне пришлось усесться туда, где меня только вчера душил Авгулай…

- Гм... извините, отвлеклась, - я смущённо улыбнулась, опуская глаза вниз и, кажется, даже порозовела.

- Ох, что вы, ничего страшного! Я тоже иногда так делаю, - ответил Господин Вольных Дорог, - Представляете как-то раз ушёл в себя прямо во время своего выступления и, ничего, все поняли!

Я даже усмехнулась в ответ на его реплику, и уж думала предложить начать сеанс, как мужчина внезапно опередил меня:

- Мне несколько неудобно это спрашивать, но всё же, - замялся он в начале, но сразу же с уверенностью продолжил, - вы счастлива?

Я замерла, вытянувшись по струнке и отвела взгляд куда-то в сторону. Это был вопрос из разряда тех, на которые мне не хотелось отвечать и, тем не менее, я не думала, что смогу так просто отделаться от Господина. И вот, когда я уже была уверенна, что смогу ответить «Да», и перевела свой взгляд снова на него, я поняла, что не в моих силах солгать.

- Я не могу быть счастливой по-своему определению, - честный ответ.

Мужчина посмотрел на меня с жалостью. Такой неприятной, тошнотворной и богомерзкой. Мне хотелось вырвать эти глаза и выкинуть их, лишь бы он не смотрел на меня так. Будто я слабая. И ему не всё равно.

- Не смей так смотреть, - я даже закричала, чтобы он перестал, - и приступим уже наконец к сеансу!

Он молча кивнул, проглотив какие-то слова, и я начала.

***

Ты с разбегу прыгаешь в чужое сознание и для удобства представляешь его как огромный коридор с множеством комнат. Он выстраивается перед тобой будто бы из Небытия, и ты ухмыляешься сам себе, ты гордишься собой. Ничто тебя не тревожит, ибо всё осталось там, За Границей Этого Сознания. Поначалу ты ступаешь осторожно, выверяя каждый шаг, боясь, что не сможешь удержать этот порядок и хаос заберёт свои владения обратно. Но нет, всё спокойно, всё под контролем, и ты идёшь уже более уверенно. Ты начинаешь ощущать эту власть, власть над чужим сознанием, и она проходит по тебе волной удовольствия.

Но дела не ждут, и ты оглядываешься в поисках заветной двери. Она находится не скоро, но тебе всё равно, и ты испытываешь лишь радость от её существования здесь. Ты открываешь её и видишь два сгустка энергии: один белый, а второй чёрный. Тот, что чёрный, очень большой, его слишком много и он нарушает необходимое равновесие. А тот, что белый, гораздо меньше. Но он тебе и нужен, ты забираешь его, вбираешь в себя и там, в этой комнате, не остаётся ничего кроме черноты. Кроме боли, отчаяния, боязни неудач, гнева, ненависти.

Ты выталкиваешься из сознания.

***

Я очнулась и попыталась привыкнуть к реальности. Этот романтик всё ещё лежал без сознания, опустив голову на своё плечо. Его волосы были беспорядочно растрёпаны отдельными прядями. Руки он сложил крест-накрест на своей груди.

После такого захотелось закурить. Мне стало очень плохо, потому что я чувствовала слишком многое. Чувство вины, презрение к себе, ужас, тревога. И что-то ещё, что я пока не поняла. Уже привычными движениями, я засыпаю табак в чашу и поджигаю. Вот так, кажется лучше.

Он очнулся, встряхнул головой. Потом что-то будто стрельнуло внутри него, и Господин Вольных Дорог посмотрел на меня этими своими глазами цвета рассветного неба. Посмотрел с ненавистью. С болью. Он убежал куда-то, ничего не сказав. Я это ожидала. Я всё знала, но почему же так тошно, чёрт возьми!

Докурив, я решила прилечь. Всяко лучше, чем снова и снова утопать в бессмысленных размышлениях. Разве может понять чувства, тот кто их никогда не испытывал. Я всегда знала названия. Знала из-за каких событий могут быть те или иные. Но я никогда не знала, как это – чувствовать. Не болит ли после этого голова? Вдруг болит.

Снова заснула. Кажется, я слишком много сплю.

***

Я лежу на спине. Подо мной по ощущениям асфальт, но вижу я лишь небо. Рассвет. Солнце без всякого сочувствия выжигает глаза, но я не могу их зажмурить и смотрю на него. Да и отвернуться не получится. Снова и снова, я чувствую себя беззащитной, словно я голой оказалась на поле безжалостного сражения.

Небо угрожало. Это было странное словосочетание, но я это чувствовала. Глаза уже слепли, но я видела сквозь слёзы болезненную голубизну, окружающую меня со всех сторон.

Сердце вырывалось из груди будто хотело от чего-то сбежать. Оно что-то знало, но молчало. И вот небо протягивает ко мне свои лапы, холодные, ласкающие. И падает вниз, небесный, мать вашу, свод вот-вот погребёт меня под своими обломками! Я пытаюсь отползти, хотя это очевидно глупая затея, но даже если бы она не была таковой, я всё равно бы не смогла: меня парализовало. Я хочу позвать на помощь, не зная зачем, но и этого мне не дано. Небо стремительно несётся ко мне. Оно падает, разламывается, заодно и перемалывая меня. Я словно пазл, который из цельной и красивой картинки вновь разломался, и его уже некому собирать. Как же больно…

***

Когда я проснулась, кто-то кричал с таким отчаянием, что мне невольно стало его жалко, но чуть позже оказалось, что это была я. Хотелось рассмеяться, но я лишь расплакалась. Я захлёбывалась, задыхалась, тряслась и всё равно плакала. Самое смешное, я ведь считала, что лучше самих людей разбираюсь в чувствах. Но, кажется, даже если знать почему птицы летают, никогда не поймёшь каково это быть парящем высоко над землёй соколом.

Всё же стоит попытаться во всём разобраться. Я встала с кровати и поплелась собираться: на улице уже вечер, а это прекраснейшее время для одиночной прогулки. Ночной воздух всегда помогал обдумать что-либо, да и я так давно не выходила из своего номера. Своего жилища у меня не было, так как из-за своей принадлежности к «фиситам», мне приходилось периодически скрываться, если кто-то из добропорядочных граждан решал пожаловаться на странную девушку, у которой часто бывают подозрительные личности.

Выйдя на улицу, я сразу вдохнула полной грудью и улыбнулась. Это было искренне. Меня передёрнуло. Я пошла дальше, не имея какой-либо чёткой цели. Из первых наблюдений: я стала чувствовать всё острее, чем раньше. До этого сеанса мой максимум ; был страх. Вещи нравились только если в них я видела себя. А эмоции я симулировала для большей части своих клиентов, иначе они чувствовали себя неуютно, а это не способствовало появлению щедрых чаевых. Эти новые ощущения меня пугали, по большей части из-за их непривычности. Они имели очевидное преимущество: так гораздо сложнее причислить меня к «фиситам». Подумав об этом, я даже захотела постараться оставить у себя в сознании именно такой перевес.

Проходя мимо очередной высотки, я, будучи вся в себе, даже не сразу заметила огромную толпу возле серого многоэтажного здания. Когда-то я бы прошла мимо, но сейчас острый приступ любопытства заставил меня попытаться протиснуться через людское скопление и увидеть, что же всё-таки случилось. На асфальте распластался человек, и я с большим трудом узнала Господина Вольных Дорог. Рёв застыл где-то в моей глотке, да и слёз не было. Ничего не было. И его тоже не было. Хотелось прикоснуться к его раздражающе светлым волосам, посмотреть в глаза и увидеть в них тот самый рассвет. Хотелось пнуть его безвольное тело, чтобы он поднялся и вновь приторно улыбнулся. И чтобы меня стошнило от его дебильного лица прям на него. Это же штука, ведь так? Розыгрыш? Месть? Это же так глупо и очевидно. Так по-детски. Как он сам.

***

Я сидела в том же самом кресле, а напротив меня расположился Авгулай. Он на что-то жаловался, но я плохо слушала, рассматривая как за окном встаёт солнце. Император принёс остаток денег, увесистая пачка покоилась на кофейном столике.

- Ты меня вообще слушаешь? – вдруг сердито повысил голос «Его Величество».

- Нет, - я посмотрела в его глаза, - ты же знаешь, я не люблю пустую болтовню своих клиентов. И твой титул, увы и ах, не делает тебя исключением из правил.

- А говорила, что тебе тот сеанс с уже мёртвым недополитиком навредит, - мужчина ядовито ухмыльнулся, и я захотела кинуть в него чем-нибудь тяжёлым, - а ты всё такая же стерва. Ладно, я прощаю тебе твоё бескультурье, приступай к делу. И не перепутай чего!

Я через силу киваю, сердце стучит от волнения, но заставляю себя взять в руки и проникаю в его сознание.

***

Ты проникаешь в чужое сознание впервые с того раза. Понимаешь, что отвык за время от этого резкого погружения. Неприятно и холодно. Но, встречаясь лицом к лицу с этим хаосом, ты вспоминаешь почему так любил этот процесс, и даже грустишь, что это, видимо, уже последний раз.

Вспоминаешь зачем здесь и пытаешься преобразовать хаос в привычный коридор. Но последние эмоциональные перегрузки позволяют сделать это лишь со второй попытки. Вновь вышагиваешь по привычному пространству и ищешь дверь. Когда же она находится, испытываешь предвкушение скорого события.

Всё происходит быстро и резко, и ты это чувствуешь. В тебе больше нет той выверенности каждого движения, тебе по большей части всё равно. Ты спешишь, хотя в этом и нет необходимости. Быть может она появилась в тебе самой? Кто знает?

Внутри комнаты два сгустка энергии: положительный и отрицательный. Вторая значительно превалирует, и ты радуешься: хватит. Вбираешь в себя чёрный шар до конца, и чья-то боль врезается в твоё сознание. И сразу же растворяется: равновесие восстановлено.

***

Я раскрыла глаза и жду, когда мужчина очнётся. Ожидание затянулось, но я необычайно терпелива. И есть ради чего. Авгулай внезапно дёрнулся и раскрыл глаза. Сначала он рассматривал окружающую действительность и лишь потом остановил свой взгляд на мне. Внезапно, он захохотал. Мерзким смехом Сатаны или ещё кого похуже. Тем не менее мне не было страшно, и я всё ещё ждала его действий.

- Эхех, зачем же ты мне теперь? Я наконец-то счастлив! – внезапно прокричал Император, - О, теперь, когда во мне есть эта безграничная радость, я завоюю целый мир! Я подарю людям истинное блаженство, и каждый, каждый, - взревел он, выделив слово «каждый», - будет меня благодарить и целовать мои руки. Всё целовать! Мы сольёмся в едином поцелуе счастья. А потом нас съест смерть, но какое нам дело! А тебя, моя милая Мелисса, она съест сейчас. Прости, прости, она владеет моими руками. Зато, зато, я счастлив, - последнюю фразу он произнёс шёпотом и даже всхлипнул.

Он кинулся на меня также, как и в тот день. Обхватил руками мою шею, и то хохоча, то плача, душил. Авгулай вдавливал меня в спинку кресла и, словно в том сне, его карие глаза как солнце слепили мои. Я пыталась их закрыть, но всё смотрела и через силу даже улыбалась. А потом я упала во тьму.

***

Я лежу в чьих-то крепких объятиях. Спокойствие разливается по телу словно кровь. И в тех местах, где он прижимается ко мне, его больше всего. Мы лежим на кровати, но потолка нет. Есть только предрассветное небо. И мы ждём восхода солнца больше всего.

Он шепчет что-то мне на ухо, но я отчего-то не могу разобрать слова и пытаюсь извернуться, взглянуть на его лицо. Но тело, то ли парализовало, то ли он держит меня слишком крепко. Прихожу ко второму варианту и, потому, пытаюсь ему сказать, чтобы он ослабил хватку, ибо я хочу взглянуть на него. Но язык отказывается мне повиноваться.

Внезапно руки сами меня отпускают и перемещаются чуть вверх. Они впиваются мне в горло и душат, душат. Они хотят, чтобы я умерла. Они ненавидят меня. Он ненавидит меня…

***

Я вскочила с постели, обливаясь холодным потом. За окном всходило солнце.