Эва думает

- … и заставляли рожать только от самых больших мужчин. Получались крепкие негры, которых использовали для работы. Это называется евгеника, - рассказывает отец, перекрикивая радио. Машина мчится по занесенной снегом дороге, то и дело взлетая на ухабах, и каждый раз мама хватается за ручку над дверью, а на заднем сиденье синхронно подпрыгивают Эва и Петер.
-А сейчас такое есть, пап? - спрашивает Петер. Он всегда взахлеб слушает отца, что бы тот ни рассказывал. Ему главное участвовать в беседе - хоть как-то. Типа он взрослый и его слушают, с ним считаются.
-Нет, конечно. Это же незаконно, - вступает мама.
-Жалко, - преувеличенно громко вздыхает Петер. Эва мельком смотрит на него и снова отворачивается к окну.
-Петер! - мама возмущенно оборачиватся, - разве непонятно, что это жестоко?
-Ничего не жестоко, - возражает Петер, - должен же быть от этих… людей хоть какой-то толк.

Эва прижимается лбом к стеклу, мама ахает, а папа начинает хохотать.
-Петер, ну ты не прав, не прав, - повторяет он сквозь смех, но почему не прав, так и не объясняет.
При очередном прыжке машины Эва бьется о стекло, морщится и садится ровно. Но через минуту опять, ссутулясь, отворачивается от своей семьи и ерзает, пытаясь устроится поудобней.

У нее болит грудь и поясница - перед месячными, пришлось даже с утра надеть трикотажный топ вместо бюстгальтера и принять обезболивающее.  Она вообще не хотела никуда ехать, только лежать в постели, даже без телефона, просто лежать и смотреть в стену, но ее плохое самочувствие никогда не было поводом для пропуска семейного выходного. Короче говоря - ее не спрашивали. И вот Эва тоскливо смотрит на пролетающие мимо заснеженные поля, где изредка попадается прошлогодняя растительность, изломанная, уродливая, цвета ржавчины, одинокие кривые елки, вдруг - полуразрушенные хозпостройки и забытый трактор. Взгляд Эвы безучастно скользит по кромке снега у обочины. По радио начинает звучать песня “Starlight” Muse, которую они всегда поют с Мартой, это “их песня”, но сейчас голос отца перекрывает мелодию и не дает услышать ни единого слова.

-Hoooold… Да, современные технологии, хоть и шагнули вперед, ни на что не способны! Только дурить людей! I just wanted to hoooold… Кто в них может поверить!
-Да, да! Вот у нас в классе… - вступает Петер, - black holes and reve… такой жирный есть, знаешь? Так вот, у них вся семья заказывает раз в полгода целый ящик витаминов и они жрут каждый день по десять таблеток!
I just wanted to hoooold… - надрывается голос, постер обладателя которого висит у Марты над кроватью, весь в следах помады.

Начинается лес. Наконец-то можно хоть за что-то зацепится взглядом. Снег на ветвях елей искрится, как на новогодних открытках. Эва думает о Марте, прокручивая в голове слова “их” песни, о том, что завтра все равно пойдет к ней, даже если начнутся месячные и спина совсем разболится. У Марты нет матери, а отец практически не живет дома, и у нее можно делать, что хочешь. Однажды Эва притащила к ней всю свою одежду, а Марта вывалила свою, и они устроили большую примерку. Марте подошел нежно-розовый свитер Эвы и та тут же подарила его подруге. А в ответ получила юбку в пайетках, которая была чуть мала, но Эва все равно собиралась худеть.

Начинаются новости и отец делает погромче. Каждую новость он сопровождает язвительными замечаниями, Петер вовсю ему поддакивает, как будто понимает, о чем речь. Эва не выдерживает и фыркает - негромко, чтобы никто не привязался. Мама впереди все еще держится за ручку. Может, ей так просто удобно. Ее светлые волосы - такие же, как у Эвы - покачиваются в такт движению. Эва накручивает прядь на палец, изучая кончики волос и опять смотрит в окно. Она испытывает почти физическую боль от голосов отца и брата. На часах одиннадцать. Еще пять, ну может, шесть часов - и все закончится. Эва вздыхает, но тоже негромко.

У Марты дома восхитительный бардак, можно брать, что угодно и кидать, где попало, посуда моется только когда становится нужна, в горлышки пустых бутылок вставлены свечи, постоянно толкутся девчонки и мальчишки, настоящий проходной двор. Еще бы, свободная квартира! Настоящий рай для тех, кому некуда пойти. 
У нее всегда кто-то ночует. Вечная тусовка. Правда, настоящая тусовка начинается после восьми, когда Эве пора домой.

Родители Эвы, конечно, ничего не знают о Марте. Если узнают - ой что будет. Скорей всего, Эву запрут дома и будут выпускать только в школу. Петер, правда, пронюхал об их дружбе, от него не скроешься. Но Эва пригрозила - расскажешь - отец сразу узнает, какие видео ты смотришь, понял? Петер оскалился, но ничего не сказал, только покраснел.

А Марта в школе вообще не учится, говорит, что ей хватит, отучилась, уже и так умная. Ей уже шестнадцать, и ей продают сигареты, потому что выглядит она старше. Эва тоже пробовала курить, но ей совсем не понравилось. А по дороге домой пришлось сунуть в рот целую пачку жвачки, чтобы никто, ни дай Бог, не унюхал.

Отец Эвы считает, что у детей не может быть никакой личной жизни. Они должны полностью подчиняться родителям, которые всегда знают, как лучше, и не иметь ничего похожего на собственное мнение. Эва и Петер живут в одной комнате, их письменные столы стоят рядом, кровати огорожены друг от друга шкафом, но все равно все на виду. Эву это неимоверно бесит, но она сжимает зубы и молчит. Привычка. Да и комнат в квартире всего три. В одной телевизор и обеденный стол. Во второй - спальня родителей, там тоже телевизор. Про себя Эва думает, что большую комнату вполне можно отдать ей. Пусть Петер забирает детскую, черт с ним. Телевизор родители могут смотреть и у себя. А есть можно на кухне, все равно их семья никогда не обедает и не ужинает вместе, даже по выходным. Каждый перекусывает наспех, где придется, мама почти всегда на кухне, отец и Петер - в большой комнате перед телевизором, держа тарелки на коленях, Эва старается улизнуть в детскую, пряча свою тарелку от посторонних глаз.

Иногда Марта встречала Эву у школы, они шли в магазин, где Эва покупала кое-какую еду, а Марта - пиво и сигареты, все на Эвины деньги. У Марты-то деньги откуда? Отец являлся пару раз в месяц, подкидывал немного, и это сразу проедалось. После магазина Эва с Мартой устраивали настоящий пир. Включали музыку на всю громкость, танцевали с сигаретами в руках, Марта запрыгивала на диван и вопила что есть сил:
-Я такая классная!
И Эва тоже запрыгивала и вопила.

А дома лучше вообще рта не раскрывать.

-Что ты как корова, - отталкивает ее мама, когда они вдвоем оказываются на кухне, - иди, не мешайся.
И Эва, разумеется, уходит. Она все понимает. Мама много работает. Но папа тоже много работает, а у него всегда есть время на Петера. Они все время болтают и подкалывают друг друга.

Иногда Эва представляет, что они с мамой дружат.. Вместе смотрят какой-нибудь сериал и смеются потом, вспоминая веселые моменты. Или идут по магазинам, а потом в кафе. Вдвоем. Да хоть готовят что-нибудь вместе! Девчонки из класса то и дело приносят печенье или маффины - “делала сама, только мама немного помогала”, а Агнеска даже рассказывала, как они с мамой были в СПА! Уму непостижимо. Они же все это время о чем-то говорили! С Эвиной мамой не особо разговоришься, она почти всегда молчит, а когда не молчит - ругается. Ее все раздражает, но это потому что она устает.  Да и папа никогда не одобрил бы траты на СПА, потому что он Умеет Экономить и очень любит об этом говорить. Поэтому Эва всегда недоумевает, зачем раз в неделю они все вместе едут куда-нибудь на весь день - гулять, или в бассейн, как сегодня, а потом идут в ресторан обедать. Вечером, уже дома, придется выслушивать от папы, как здорово сегодняшний день ударил по семейному бюджету.

Когда Эва долго не может заснуть, она лежит на первом этаже двухэтажной кровати, слушает, как похрапывает Петер и повторяет про себя: Я никому не нужна. Я никому не нужна.
Неправда, приходит ответ изнутри, Марте нужна.
Эва ерзает на сиденье. Скорей бы завтра! Скорей бы к Марте! И дело не только в самой Марте…

Позавчера, когда Эва пришла к ней, Марта была не одна, а с двумя парнями, явно уже не школьного возраста, один был побрит почти наголо, со злым неприятным лицом, он сразу отвернулся, зато второй, черноволосый и голубоглазый, тепло улыбнулся и подмигнул.
Эва растерялась и даже отступила назад в прихожую. Марта вскочила:
-О, привет! Пойдем, поможешь, - и утащила Эву на кухню.
-Я сказала, что тебе шестнадцать, как и мне, - прошипела она, - поняла? Не выдай меня.
-В смысле? - не поняла Эва. Марта закатила глаза, дав понять, что объяснения не будет.

Через минуту они вчетвером сидели на диване и Эва с тревогой смотрела, как черноволосый скручивает косяк. Марта смеялась, для нее это было в порядке вещей, запросто затянулась, задержала дыхание и передала косяк Эве, которая сначала позорно закашлялась, но на второй раз у нее получилось затянуться. Дым был горький, страшно драл горло, голова у Эвы закружилась, комната медленно вращалась в густом тумане, Эва не сразу поняла, что уже полулежит, а черноволосый гладит ее по шее, по плечам… Эва резко поднялась, отчего голова закружилась еще сильней. Огляделась. Марты и второго парня в комнате не было.
-Ты чего? - лицо парня расплывалось, Эва потрясла головой и несколько раз моргнула.
-Не надо, - сказала она и закашлялась.
-Тебе плохо?
-Нормально, - ей было плохо, - я лучше пойду.
-Провожу?
-Не надо, - повторила она. Еще не хватало, чтобы вездесущий Петер их где-нибудь засек! Тут уж никакой шантаж не поможет, сдаст с потрохами.
Парень довел ее до двери:
-Как тебя зовут?
-Эва.
-Ха, а меня - Эдвард. Почти тезки. Завтра придешь?
-Затра… нет, не могу.
-В воскресенье?
Эва кивнула. Надо было срочно уходить. Совсем срочно. За углом дома ее вырвало. И еще раз. Плохо было весь вечер. А потом позвонила Марта, взахлеб рассказывая, что Эдвард запал на нее, Эву, спрашивал про нее, и ждет встречи в воскресенье. У Эвы тут же прошел живот и полночи она не спала, думая об Эдварде. У нее будет Парень! Пусть она не очень хорошо его рассмотрела, но вроде он симпатичный и добрый. Самое главное, Эва больше не просто бледная неприглядная моль, она привлекательная девушка, надо будет накрасить глаза, как у Марты, попросить у нее тушь и тени.

Машина сворачивает и останавливается. Эва открывает глаза. Заправка. Петер деловито вылезает из машины, берется за шланг -  заправлять машину - его обязанность. Мама протягивает отцу кошелек. Эва думает, как же Петер и отец похожи. Через 30 лет Петер будет точно таким же - неповоротливым лысоватым мужиком с пивным брюхом.
-Кому чего взять? - папа готовится выходить.
-Кофе, - говорит мама. Эве хочется молочного коктейля, но она почему-то тоже говорит “кофе”.
Они с мамой остаются в машине вдвоем. И молчат все время, пока отец и Петер не возвращаются. Эва берет стакан, но не отпивает, все так же безучастно глядя в окно.
Отец опять заводит бесконечную шарманку про Первую Мировую - еще одна его любимая тема. Так и сыпет датами и названиями мест, где велись бои. У Эвы  голове словно бьются друг о друга металлические шарики.

Внезапно машина резко тормозит, отец разражается гневной тирадой в адрес подрезавшего его водителя, мама испуганно вскрикивает, Петер тоже верещит, а Эва безмолвно смотрит, как на ее светлых джинсах расплывается пятно от кофе. И на куртке тоже. И руки все в сладкой темно-коричневой жиже. Петер взвизгивает и трясется от смеха:
-Свинья, свинья, папа, мы везем свинью!
-Петер, замолчи. Не мешай отцу вести машину, - вмешивается мама, - Эва, что там с тобой?
-Она вся в кофе, - веселится Петер и хрюкает. Он-то уже успел выдуть весь свой какао, вот он какой!
-Заткнись! - Эва сильно толкает его в бок. Петер сразу кричит:
-Ай, мама, она бьется!
-Эва, прекрати!
Петер исподтишка пинает Эву в голень. Она отвечает тем же. Иногда они дрались, молча, остервенело, и Эва сама пугалась тому количеству злости, которая в ней скрывается.
-Так, все успокоились! - гремит отец, - Эва, давай, приведи себя в порядок. Петер, ты тоже тише там. Уже почти приехали.
Машина сворачивает на стоянку, Петер тут же выскакивает на улицу и показательно хромает, жалуясь отцу на сестру. Они вытаскивают из багажника сумки и, не оборачиваясь, направляются к бассейну.
-Идем? - мама отстегивает ремень.
Эва красноречиво указывает на свои джинсы:
-Не видишь? Я никуда не пойду.
Мамин взгляд скорее недоуменный, чем раздраженный:
-Да ерунда, никто на тебя не смотрит.
Эва упрямо вздергивает подбородок. Глаза наливаются слезами. 
-Эва, давай, нас же ждут.
-Я не пойду. Буду сидеть тут.
-Ну и сиди! - мама не выдерживает, швыряет ей ключи и хлопает дверью. Эва вытирает слезы дрожащими пальцами. Все салфетки в кофе, как назло, ни одной чистой.

Вдруг мама возвращается, открывает Эвину дверь:
-Доченька… - Эва вздрагивает, - давай я дам тебе свой шарф, он широкий, можно будет прикрыться? Пойдем. Ты же хотела поплавать…
Эва совсем ничего не видит от слез, у нее перехватывает горло, она еле сдерживается, чтобы с рыданиями не протянуть к маме руки. Но кто-то открывает ее рот и выкрикивает ее голосом:
-Да отстаньте все от меня! Оставьте меня в покое! Не хочу я ваш вонючий бассейн! Лучше уж здесь сидеть! Одной!
Мама отшатывается, на ее лицо возвращается раздраженное выражение:
-Хорошо, посиди. И подумай о своем поведении.
Дверь хлопает. Мама быстро удаляется.

Эва пересаживается на место водителя, видит в зеркале заднего вида свое заплаканное лицо, сердито фыркает. Заводит мотор. Берется за руль и медленно опускает голову на руки.
Эва сидит. Эва думает.