Сираки от Украины и Кубани до Кореи и Японии

Континентальная страна Сираги, Сираки (Shiragi), в которую Сусаноо спустился с небес согласно с вариантом в «Нихонсёки», традиционно отождествляется с корейским царством Силла (Сара, Саро, Сора, Синра; І в. до н.э. – Х в. н.э.). Более того, японские источники сообщают, что брат государя Дзимму – Инахи-но микото, покинув его во время его Восточного похода, уехал в Корею и стал местным правителем («куни-нуси») в государстве Силла (яп. Сираки). Некоторые потомки Инахи-но микото из корейского рода Силласон-сси впоследствии вернулись из Силла в Ямато, образовав японский клан Сираки-удзи(букв. «знатные [люди] из Силла»)[i]. В Сираки / Силла был правитель с именем Susung, означающим«шаман»[ii].

Но также обе страны могут иметь связь с ирано-сарматским племенем сираков, известным в кубанских степях с IV века до н. э., куда они прибыли откуда-то с восточных отрогов Евразийской степи. В иранской сакральной традиции выполняющая функции мировой реки Арак (arag, ara;, авест. ra;h;-) протекает по стране Сурак, где ее называют Ами, и по стране Спети или Миср, где ее называют Нив (Бд, 10)[iii].

В 310-309 гг. до н.э. царь сираков Арифарн вмешался в войну за трон Боспорского царства на стороне Митридата VII, но вскоре его армия потерпела поражение в битве на Фатесе (одной из притоков Кубани). Оппонента-победителя Котиса поддерживало другое сарматское племя – аорсы. В ходе этой борьбы какая-то часть аорсов и сираков оказалась далеко к западу от родных степей. По сообщению римского историка Плиния Старшего, аорсы кочевали в Буджакской степи в Молдове, а сираки – между Николаевским лиманом и Перекопом (на другом берегу Николаевского лимана располагался греческий город Ольвия, граждане которого также поддержали Митридата VII). Сираки были сравнительно малочисленным народом, но Страбон («География», 11.5.;утверждает, что царь Абеак мог собрать до 20 000 всадников в годы правления боспорского правителя Фарнака (63-47 гг. до н.э.). Аристократия сираков вела полукочевой образ жизни, но низшие социальные слои были оседлыми. Сираки эллинизировались в большей степени, чем прочие сарматы, они также поддерживали тесные контакты с Боспорским царством. В ходе Боспорской войны в 49 г. н.э. римляне осадили укрепленный город сираков Успу («Конский»), находившийся недалеко от восточного побережья Азовского моря.Укрепления города, состоящие из плетеных изгородей, обмазанных глиной, оказались лишком слабыми, чтобы выдержать штурм (Тацит, «Анналы», 12.16-17). Успу быстро взяли штурмом, все население города перебили. Сиракам пришлось присягнуть на верность Риму. Война 49 года серьезно ослабила сираков, они почти исчезли из истории вплоть до еще одного боспорского конфликта, в 193 г. н.э., после которой их следы окончательно теряются.

Предполагается, что во ІІ в н.э. сираки были ассимилированы северокавказскими меотами (праадыгами). П.У. Аутлев считает, что появление в адыгском нартском эпосе такого героя как нарт Саусырыкъу (адыг. «черный, смуглый сирак»; в адыгском языке само слово «сырыкъу» значения не имеет), связано именно с включением сираков в состав северокавказских этносов[iv]. Вариант имени героя у осетин как Сосланобъясняется как тюркское его истолкование (поскольку ко времени появления тюрков на Северном Кавказе сираки исчезли с исторической арены): ногайское suslan-«иметь грозный вид», susl; «хмурый, грозный».

Еще одна часть сираков ушла дальше на восток, войдя в родовую мифологию якутов (под именем Сэркээн Сэсэна) и древних японцев (Сираки-удзи Сусаноо) и корейцев (Синра Сусунг).

Так, доказательства древнего иранского влияния можно найти даже в Японии. Иранские народы оказали влияние на японскую аристократическую систему, искусство и культуру, особенно в период Кофуна. Например, среди японских самураев была популярна конная стрельба из лука в иранско-скифском стиле. Кроме того, ряд историков предположили, что некоторые японские кланы произошли от иранских народов, которым был предоставлен статус местных феодалов в Японии. Одним из таких примеров может быть маленькое японское королевство Киби (Kibi), которое самими японцами определялось как не относящееся к Яматои практикующее «не-яматоские» традиции.

Культурные артефакты Киби, такие как многие балбалы (статуи культуры Касаи-ракан, Kasai rakan), найденные в этом районе, больше напоминают европеоидные черты (например, глубоко посаженные глаза или более высокая переносица), чем монголоидные черты. Согласно одной теории, киби были скифского происхождения, а именно из современного Ирана или Афганистана. Эта теория основана на предполагаемых контактах между ранней Японией, Кореей и скифами, а также на сходстве между скифским искусством и местным Касай-ракан.

Считается, что этноним сираки означает «потомки льва»: др.-иран. ;yr/;er «лев» + суф. -aka-.
Также от этнонима «сирак» происходит тюрксое понятие s;yraq «голень; большая берцовая кость; одна четвёртая часть туши (крупного скота); сошки (старого охотничьего ружья)» и эта сохранилась в качестве названий небольших родов у ногайцев, казахов и узбеков (qara-s;yraq – род, входивший в состав Джембойлукской орды ногайцев (представители проживают в Турции); quw-s;yraq – родовое подразделении в составе рода S;yq;m племени Duwlat (Ul; j;z – Большая орда, Казахстан); s;yraq – род (урув) в составе племени Nayman (Orta j;z – Средняя орда, Казахстан); s;yraqt; (основа s;yraq + аффикс -t;) – родовое отделение племени ja;albayl; (жагалбайлы); s;yraqt; – среди родовых групп объединения алшынов (Младший жуз, Казахстан); qara s;yraq «чёрные голени» – род в составе узбекского племени q;rq).

Рождение героя-нарта Сосруко (адиг.-абх. Сасрыква, Сосруко, Сосуруко; кабард. Сосурка, Созырка; осетин. Сослан): скалу оплодотворил серез реку перелетевшей «стрелой»-семенем безымянный пастух (у карачаево-балкарцев этим пастухом был старец Соджук),когда случайно увидел красивую земную женщину Сатаней (Шатана, Сатенай), дочь Солнца и Луны. В армянской версии мотив рационализируется – царь Арташес переходит реку и с помощью аркана похищает аланскую царевну Сатеник.Или же эта красавица сидела сначала на этом камне на берегу реки Адиля (Итиля, Волги). Также с кавказским мотивом оплодотворения Сатаней на берегу реки А. Е. Петросян соотносит индоарийский миф о зачатии на реке красавицей Сатьявати и рождение ею мудреца Вьясы, предка Пандавов и Кауравов (см.: [v]).

В одной из болгарских песен говорится, что Стойна, жена Стояна, следуя своему сну, в реке Дунай находит камень, который держит у себя за пазухой девять месяцев, пока из него не рождается мальчик[vi]. В хурритской мифологии гора Peruna (букв.«скала»), стоящая в озере, родила сына богу Кумарби – Улликуме (букв. «разрушитель (города) Кумми»; хетт. Кункунуцци, букв. «каменный убийца»), а в скандинавской богиня Fjorgyn (гот. Fairguni «гора») родила бога грома Тора (ср. с именами бога-громовержца у балтов – Perkunas, у славян – Перун).
По одной из версий, аналогичным образом рождается у красавицы антагонист Сасрыквы трикстер Сырдон. Но в отличие от последнего отцом его является не пастух, а дьявол (илидух вод Натар-Уатар или донбеттыр Гета, возжелавший Сатаней (или Дзерассу), стирающую белье на другом берегу реки. Сырдон и Сасрыква оказываются братьями по материнской линии и даже дают друг другу имена[vii].

Также мотив рождения героя из скалы (камня) широко представлен в преданиях Восточной Мезоевразии:
«…в монгольском эпосе из треснувшего камня рождаются богатыри Хёрёг цоохор баатар, Хэцуу-бэрх, Асар, Ергиль-Тюргюль, Донжин Молор эрдени, Чин джоригту ченггель кюю, Нюсгай жур, Шонходой-мэргэн. Из камня иногда появляются на свет и их кони… Например, геройзаписанного в области Северный Хангай монгольского эпоса «Хайрт-хар» самопроизвольно рождается из черных утесов, из расколовшегося черного камня, из треснувших по собственной воле черных скал. В другой версии эпоса «Хайрт-хар» соперничающий с героем Хёрёг цоохор баатар появился на свет вместе со своим конем из красной скалы, расколов ее… Герой ойратского эпоса «Эдзен Улан Бодон», Хэцуу-бэрх, не является кровным сыном Улан Бодона, он рождается, показавшись из треснувшего черного камня, нависающего над истоком девяти белых рек… В этом же эпосе разверзается белый камень, и из него выходит конь богатыря Конур-донен… В баядской версии халха-монгольского эпоса «Хан харангуй» герой Асар тоже рождается из разломившихся нависающих скал… У ойратов в эпическом повествовании присутствует эпизод, когда витязь Ергиль-Тюргюль, отцом которого было Синее Вечное Небо, а матерью – Користая Золотая Великая Земля, появился на свет из узорчатого черного камня, возникшего на перекрестке трех балок. Камень растрескался сам по себе и дал выход герою… В халха-монгольском героическом сказании «Долоон настьа Донжин Молор эрдени» рождение семилетнего героя Донжин Молора эрдени произошло на склоне темно-коричневой, поросшей лесом горы из черного камня, который раскололся и разломился… У ойратов (торгутов) на северо-западе китайской провинции Ганьсу, к югу от Дуньхуана, в эпосе «Кудэр Алтай-хан» главный герой Чин джоригту ченггель кюю о своем происхождении говорит, что возник из огромной каменной глыбы, появился на свет из черного камня… Впрочем, бурятский эпический герой Шонходой-мэргэн тоже имеет происхождение из камня… В частности, в якутском героическом эпосе так появляются на свет великаны-абаасы – противники богатырей… Например, мать Бюгюсээна Черного, старуха-абаасы Железная Агыластай после тяжелой беременности разрешается четырехгранной каменной глыбой, которая при падении разбивается надвое, и из нее выскакивает железный ребенок ростом в три сажени и в обхват – полторы сажени… В хакасском героическом сказании «Ай Хуучин» подобным же образом зарождается внутри скалы Алтын-Хайа и богатырь Хыйга Чичен со своим конем… у хакасов многие чистые душой девы-богатырки родились из камня [выходит из Белого Камня дева Алтын-Арыг, её конь и богатырки Ах-Чибек-Арыг, – О.Г.]»[viii].

«… Был известен петрогенезис и в Тибете. В религии бон, считающей горы священными, мотив рождения от горы или из пещеры связывался со многими местностями вокруг Тисэ (Кайласы). Например, у царя Шаншуна Туяра Мито,воплощения Цэме Ве-дэна, не было сыновей. Однажды пастух рассказал ему, что, следуя за своими быками на пастбище, он услышал голос, исходящий из скалы. Царь пошел на то место и расколол скалу. Оттуда ему явился восьмилетний мальчик, чей образ был соткан из радужного света. Ребенок ответил на заданные ему вопросы, сказав, что его отец – Пустота, а мать – Сияющая Мудрость; сияющее тело ребенка идентично и свету, и пустоте, а сам он пришел из измерения нерожденности и идет в измерение несуществования…»[ix].

Собственно, данный мотив тождествен мотиву рождения из скалы (камня) бога Митры (theos ek petras) (Иустин Философ, «Разговор с Трифоном-иудеем», 70)[x]. «… Иустин Философ, «Разговор с Трифоном-иудеем», 70)[x]. «… Христианский поэт первой половины III в. Коммодиан Газский в своем стихотворении «Инструкции» пишет, что если рожденный скалой (de petra natus) Непобедимый (Митра) считается богом, то скала древнее, чем он, но Творец скал древнее и могущественнее обоих. Писатель и астролог IV в. Юлий Фирмик Матерн в трактате «Об ошибочности языческих религий» (ХХ) называет Митру «богом из скалы» (;;;; ;; ;;;;;). Блаженный Иероним (Против Иовиниана, I) в конце IV-начале V в. упоминает «языческие басни», которые «разсказывают, что Мифра и Ерихтоний рождены из камня или из земли (vel ni lapide vel ni terra) от одного страстного пожелания»… А византийский ритор середины VI в. Иоанн Лид (О месяцах, IV.30) называет Митру ;;;;;;;;;; ‘рожденным скалой’ и говорит, что персы почитают его ввиду сосредоточения огня»[xi].
Тело героя Сасрыквы расскалено как железо и потому его освобождает из скалы кузнец Тлепш[xii] (ср.: у балтов бог-кузнец Телявель, у германцев – Тьяльви, слуга бога Тора, в украинцев – Телепень, у хеттов – Телепинус; у балкарцев – Дебет). Только бёдра (в других вариантах – колени), схваченные клещами или соглутые из-за короткого корыта, остались незакалёнными. На его спине между лопатками находятся божественные знаки – изображение звезд и солнц, по которому его узнает как своего суженого дочь Солнца. Кстати, особенная отметина, как повествуется в «Шахнаме», присуща представителю царского рода Кеянидов Сиявушу.

Сатаней сама воспитала героя. Сасрыква возвращает нартам огонь и семена проса, похищенные представителями мира Зла Иныжем и Еминежем, одаривает людей напитком сано, отнятым им у богов.

Мать Сосруко Сатаней во младенчестве похитил Морской Дракон (Суу Желмаууз) и её воспитала Мать воды (Су анасы). Повзрослев, она тайно покидает морское царство и укрывается в Стране Нартов. Здесь она занимается предсказываниями будущего и отгадывает сокровенные тайны, в том числе и врагов нартов, а также занимается врачеванием, доставая с дна моря волшебные травы. Сатаней могла влезать на небо и общаться со звёздами, так как знала их язык. Особенно она дружила с Утренней Звездой (Чулпан Жулдуз). В конце концов, она взошла на самую высокую гору, с неба ей спускается Великий Аркан и по нему она поднимается на небеса, где до сих пор продолжает жить и быть советчицей летающих на крылатых конях нартов. Т.е. Сатаней проявляет все непосредственные признаки Великой Шаманки.

Свершая свои подвиги, Сасрыква действует главным образом при помощи хитрости, колдовства, магии, т.е. проявляет более архаичные черты героя[xiii]. Например, по молитве-заклинанию героя великан вмерзает в море и погибает, или же играет с великаном в то, кто создаст лучшее существо: великан создает голубя, а Сасрыква – орла, который убивает голубя, великан – кабана, а Сасрыква – гончих псов, которые растерзали кабана и т.д. [xiv](ср. с cоревнованием Сусаноо и Аматэрасу!). Также Сасрыква проникает в мир мертвых.

Но как и Сусаноо, Сасрыква оказывается и в ситуациях осмеяния. Так, маленький мальчик Тотрадз, отца которого Албега убил ранее Сасрыква, сбивает могучего нарта с коня, поднимает его на острие копья и целый день носит в таком виде по нартовскому селу. Сасрыкве приходится приходится униженно просить ребенка о пощаде[xv].
Интересно, что аналогичный сюжет о победе мальчика (Фархада) над демоническим всадником (Дэвом) зафиксирован и в долине узбекского Зарафшана[xvi]. И оба сюжета имеют эсхатологическую подоплеку: последний бой Тотрадза и Сослана произойдет в загробном мире и принесет победу Тотрадзу, а Фархад заганяет до конца времен войско джиннов и самого Дэва в пещеру, которую сам высек с помощью волшебного меча Дэва. Это очень все похоже на взаимоотношения Сусаноо и Окунинуси, правда несколько начальная конфликтность их отношения сглаживается последующим браком с дочерью Сусаноо, но победа над полчищем обидчиков с помощью меча оппонента сохранилась.

Интересно, что как бог Таке-Мика(Такэмикадзути), прежде чем начать переговоры с Окунинуси, обнажил меч и, поставив его остриём вверх на гребне волны, уселся на нём, скрестив ноги, что должно было продемонстрировать земным богам чудесную силу небесных, так и на одном из нартских собраний (хасэ) первый танецпредложили герою Бадыноко, который прыгнул на стол и протанцевал по краю круглого столика, не пошатнув его и не опрокинув деревянные чашки с подливой. Вслед за ним станцевал Сосруко, но уже не по краю стола, а по краю чаши, стоящей на столе. Так же искусно танцевал и нарт Хамыш. После танца Батраза и Сосруко на лезвиях мечей Бадыноко показывает невозможное: он вбивает свой меч рукоятью в землю и на острие лезвия пляшет на носках.

Как-то Сасрыква (Сослан) решил жениться на дочери Хура (солнца) – Ацырухс (Косер), которая жила в семиярусном замке уаигов и воспитывалась там ими. Однако за неё уаиги потребовали у Сослана большой выкуп, а главное – достать листья растущего в стране мёртвых дерева Аза. После долгого путешествия Сослан встретил в стране мёртвых Бедоху, его первую возлюбленную, к которой долго сватался. Она выпросила у владыки подземного мира Барастыралистья и предупредила Сослана, чтобы на обратном пути он не брал никаких сокровищ. Но Сослан поднял на дороге шапку и сунул её за пазуху. Это был обратившийся в шапку нарт-трикстер Сырдон (осет. «сырд» – «зверь»; вариант – ведьма Барамбух), который узнал из разговора Сослана со своим конём Тхожеем о тайне их смерти. Конь Сослана гибнет от стрел, пущенных из-под земли чертями, которых подговорил Сырдон, а сам Сослан гибнет в схватке с мифическим существом – живым и говорящим «Колесом Бальсага» (Барсага, Жан-Шарх, Ойнони цалх; ср. с др.-инд. k;ur;pavir («Атхарваведа Шаунаки», XII.5.9(20)) «обод колеса, острый, как нож»), которое, после нескольких неудачных попыток, перерезает колени Сослана из-за того, что тот оскорбил дочь Солнца, купающуюся в море[xvii].

Собрались однажды нарты отважные
На Черной горе, на самой вершине.
На вершине горы пляску затеяли.

Нарты закапывают Сосруко живым в землю (вариант: добивают раненого Сосруко), воздвигают над ним курган и он продолжает жить под землёй. Целебные воды Кавказа – это слезы Сосруко, плачущего от невозможности вернуться из-под земли на землю. Покидая земной мир, Сосруко наделяет характерными особенностями некоторых животных и птиц.

Возможно, что убийство Сосруко – это зафиксированный праиндоевропейский обряд жертвоприношения героя, облеченного в форму «нелепого убийства», аналогом чего в германской мифологии выступает убийство Бальдра (< др.-герм. *balthaz «отважный, смелый, бравый»).

По одной версии, Бог призвал нартов у долины горы Уаз на Хизской равнине – и когда они собрались, он обрушил на гордецов гору, которая их похоронила. По другой версии, когда нарты победили на земле всех врагов (великанов), то по велению Тейри Неба они сели на орлинокрылых коней (ветры) и улетели на небеса.

Род Кардановых (Кабарда) считает Сосруко своим предком (при упоминании имени героя в знак почитания его все встают). У старшей женщины рода хранится «полотенце Сосруко» (которым герой перевязал свои раненые колени), обладающее магической силой (исцелять больного, вызывать дождь).

Черкесский этнограф, князь Хан-Гирей описывает обряд, посвященный одному из главных героев адыгского нартского эпоса: «Во все времена язычества черкесы, кроме божеств, имели и святых нартов: в числе их Саусрук был чтим более всех. Иносказательные имена Сосруко в защищающих от оспы песнях: «Зиусхьэн» – «Господин», «Дыщэ шу» – «Золотой Всадник», «Дахэжь» – «Красавец».

В определенную на то зимнюю ночь совершали в честь его пиршества, причем, относили в гостиную комнату лучшую пищу и питье для Саусруко, а в конюшне приготовляли сено и овес для его лошади. Разумеется, Саусрук не являлся, но случайно заехавший гость, если бывало, заменял его и каждый, почитая приезд гостя за хорошее предзнаменование, с радостью угощал его. Если не случалось приезжать никому в ту ночь, радость праздника бывала не столь торжественна»[xviii].

Дюбуа де Монпере, швейцарский француз в своем шеститомном труде «Путешествие вокруг Кавказа», изданном в 1839-1843 г.г. в Париже, писал именно об этом же почитании нарта:

«… Сеосерес (адыгейское souzeref — пророк, посредник между богом и людьми) – большой любитель путешествий, и ему подчиняются ветры и воды; его особенно почитают шапсуги и натухаджи. Его образ – молодое грушевое дерево, срубленное в лесу, которое несут, обрубив ветки и оставив только суки, к себе домой для того, чтобы поклоняться ему, как божеству – покровителю стад. Почти в каждой семье есть такое божество; осенью, в день его празднования, его торжественно вносят в дом при громе инструментов,употребляемых для религиозных церемоний, и радостных криках всех обитателей жилья, поздравляющих божество с благополучным прибытием; оно уставлено маленькими свечками, и на его верхушке прикреплен круг сыра; вокруг него пьют бузу, едят, поют; затем его отсылают обратно, водворяя на старое место во дворе, где, прислоненное к изгороди, без всяких знаков своего божественного происхождения, оно проводит все остальное время года». Николай Дубровин, русский генерал, с окончанием Кавказской войны прикомандированный к Главному штабу русской армии для написания работ в том числе и по истории присоединения Кавказа к России, в своей книге «Черкесы» на основании известных ему исторических источников также описывает этот праздник: «Почти в одно время с нашим праздником Рождества Христова черкесы совершали празднование в честь Созериса, божества покровительствующего хлебопашцам, обилию и домашнему благосостоянию. Пришествие Созериса ожидалось и ожидается до сих пор с особенным благоговением, и существует поверье, что он отправился пешком по морю, и точно также возвратится. Олицетворением этого божества служил деревянный обрубок, с семью суками, вырубленный непременно из дерева, известного под именем гамшут. Обрубок этот, в течение целого года, тщательно сохранялся в амбаре каждого дома, и, кроме того, был еще общий, принадлежавшей всему селению. Вечером, накануне праздника, одна из молодых женщин, преимущественно из последних новобрачных в селении, одевшись в самое нарядное платье, отправлялась в дом, где находился общественный обрубок. Имея в руке зажженную свечу, непременно из числа оставшихся от прошлогоднего праздника, она зажигала ею все свечи, прилепленные на обрубке, и соблюдала при этом правило, чтобы, при зажигании свеч, лицо ее было обращено всегда на восток. Осветив весь дом, женщина выходила из него, запирала за собою дверь и становилась с наружной стороны, у двери, так что закрывала собою вход в дом. Толпа народа собиралась между тем вокруг нее. Хромой старик брал в руки палку, унизанную восковыми свечами, и обращался к святому. – Ай, Созерис! – восклицал он, – отверзай нам двери (ай Созерис, пчерухи тхечах). Народ вторил словам старца. Тогда молодая женщина отворяла двери и толпа входила в дом. Старик, с палкою, зажигал бывшие на ней свечи, читал молитву, а в доме и вне оного зажигали костры. По окончании молитвы, народ расходился по домам, неся с собою зажженную свечу. В самый день праздника, все члены семейства собирались вечером в амбаре, где каждый хозяин, с непокрытою головою, выносил своего идола на середину. К каждому суку его прилеплял по одной восковой свечке, приготовленной заранее из желтого воска. В каждом доме на полках хранились для этого, в течение целого года, куски желтого воска; под полками висели особые деревянные сосуды, назначенные исключительно для возлияния. Вместе со свечами, к тем же сукам обрубка привешивались пирожки и кусочки сыра. Убравши таким образом своего истукана, хозяин, с торжеством и в сопровождении всех своих домочадцев, вносил его в саклю. Поставив его на подушках посреди комнаты, все присутствующие члены семьи, без различия пола и возраста, взявшись за руки, окружали обрубок, а хозяйка читала молитву. – Созерис! – произносила она, – благодарим тебя за урожай нынешнего лета, молим тебя даровать и в будущие годы обильную жатву. Молим тебя, Созерис, охранять наши хлеба от кражи, наш амбар от пожара. Молитва эта произносилась с расстановками, при которых окружающие идола делали движения вокруг него и произносили в один голос: Аминь. Замечательно, что после молитвы идол терял сразу всю свою святость и значение; его относили обратно в амбар, без всяких почестей, и сохраняли там до праздника следующего года. Члены семейства садились за ужин и, пользуясь праздником, уничтожали много пищи и вина».

Вероятнее всего, этот упоминаемый праздник в честь Сосруко (Созырэша), который очень похож на праздник Мир-сусне-хума угро-финнов, имел связь с праздником зимнего солнцестояния Дыгъэгъазэ, Тыгъэгъаз, буквальный перевод – «поворот солнца». К вечеру перед солнцестоянием во дворе принято было украшать ствол боярышника(или молодого грушевого дерева) с семью ветвями (т.н. «Созерешева ветка»). На каждой ветке укреплялась восковая свеча, а верхушка ствола украшалась круглым копченым сыром. Свечи зажигала самая младшая из замужних женщин в семье. При этом женщина должна быть все время обращена лицом к востоку. Если замужних женщин в доме нет, то зажигала свечи младшая девочка. Если праздник встречают только мужчины, то свечи зажигает младший. В честь праздника самый старший и уважаемый член семьи (тхьэмадэ) произносит ритуальное приветствие-молитву, обращение (хох-хъуэхъу), после чего боярышник заносится в дом, где начинается семейное застолье. Праздник не ограничивается семейными посиделками – отмечали и на улице, и в ауле[xix].

Как видим, много сюжетов и моментов из жизни Сосруко, Мир-Суснэ-хума, Сусаноо и Вишвамитры совпадают.

По другой версии, отцом Сосруко был Уастырджы (Уас-Тырджи, Уас-Джирджи, Уас-Герги «святой Георгий»), бог мужчин, небесный старик на белом коне, наблюдайщий за справедливостью в мире и помогающий путникам. Волшебный его трехногий крылатый белый конь Афсург (Аспург) способен переносить его между тремя мирами. Он наделяется эпитетом «иноходец» – «сир;г», а в отношении к человеку это слово означает «танцующий». Уастырджи имеет постоянный эпитет «сызгъ;рин» – «золотой», жертвенные подношения ему – на золотых блюдах. Интересно, что традиционно для искроглазого Уастырджи в воскресенье вечером (осет. «изер») закалывался бык (осет. «гал») для того, чтобы в понедельник вечером начиналось в конце ноября недельное празднование на честь святого (с понедельника по понедельник, но особенно почитается вторник). Из правого бока животного берут три ребра, которые возлагают на алтарь[xx].

Адыги почитают схожее божество в святилище Жиибг, Жигаибг «Скала стариков» (жъы «старый», бгы «хребет», «скала»), что находится на правом берегу р. Аше напротив 1-го Красноалександровского аула. Здесь совершался обычай умерщвления престарелых членов первобытного общества, «зажившихся на этом свете». Мертвые превращались в духов-покровителей (ингуш. «тара» – «похожий», груз. «хатеби» – «сын бога»). Такие же общие и родовые святилища (адыг. «сиелинги», чечен. «маьлхан кешнаш» – «солнечные склепы», абхаз. «аишварглара» – «выставление стола») были и в других местах. Аналогичный обряд существовал у многих кавказских народов, но, со временем, функции его трансформируются: на святилища возлагают только убитых молнией людей и животных. Обряд сопровождался вождением козла вокруг священного дерева. В конце ритуала мужчина (жрец) резал козленка, который был трапезой для всех. Голову и шкуру жертвенных животных вешали на дерево и оставляли там. Аналогичный обряд совершали на этих святилищах в честь Старого бога (Уастырджи) или после завершения сева («праздник пахарей»), или после сбора урожая.

Уастырджи на коне проникает в пещеру-могилу (склеп) к мертвой красавице Дзерассе. Она – дочь владыки вод Донбеттыра, некогда в образе жар-птицы воровала яблока из волшебного сада нартов, который стерегли братья. Став причиной гибели братьев Ахсара и Ахсартага и увильнув от домаганий Уастырджи, Дзерасса спряталась в море у отца. Но со временем она вернулась к нартам, родив прекрасных близнецов-героев – «двух кабанов» Урызмага и Хамица. После её смерти Уастырджи, его небесный конь и его небесный пес овладевают по очереди воскресшей Дзерассой, тем самым добившись исполнения ранее даного красавицей обещаения на это. И таким образом рождаются солнцеликая девочка Сатаней, будущая мать Сосруко, Коня, родоначальника всех лошадей, и Собаку, родоначальницу псов (ср. с мотивом нахождения в пещере богини солнца Аматерасу).

Уастырджи ставит задания женихам Сатаней: чтобы нарт Таургадарг доказал право быть зятем небожителя, он должен принести ветку яблони, которая могла бы тут превратится в цветущее дерево; в другом сказании, пытаясь разрешить спор двух женихов, Насран-алдара и чужеземца, требует привезти из далекой степи веточки яблоневого дерева, посадить их перед Уастырджи и чья зацветет, тот и станет женихом невесты[xxi]. Аналогично Сусаноо испытывает своего будущего зятя Окунинуси-Дайкоку, связанного спосадкой деревьев и растений и особой магической веткой падуба.

Реком (от осет. Хурыком «Солнечное ущелье») – одно из древнейших и самое почитаемое в Северной Осетии святилище, сруб из лиственницы, расположенное близ Цея в Алагирском ущелье.Считается, что оно установлено на месте упавшей слезы верховного божества, пролитой по поводу гибели нарта Батрадза (две другие упали на места святилищ в других ущельях – Мыкалгабырта-«Михаил, Гавриил» и Таранджелоз – «Темный быкоангел»). Посвящено Реком древнему одноименному осетинскому божеству, у которого испрашивали богатого урожая и удачной охоты, исцеления от хворей и общей защиты. Божество считалось сугубо «мужским» и отождествляется с культом поклонения «мужскому» покровителю – богу Уастырджи. Реком особенно почитался в середине лета, когда здесь справляли недельные торжества в честь бога. В эту неделю ему приносились богатые жертвы (в основном скот), в больших чугунных и медных котлах варили пиво. Каждое село накрывало отдельные столы, и люди приглашали друг друга, посылая почетные бокалы и провозглашалось: «Да снизойдет на нас милость твоя, горный Уастырджи! Да исполнятся желания молящихся тебе, Уастырджи!». Старейшины после исполняют на специально устроенной площадке танец «Н;ртон Симд» («Танец Нартов») и поют народные песни. Молодежь состязалась в танцах, пении, скачках, стрельбе из лука, рукопашной борьбе. Попасть внутрь святилища-реликвариума (Ивард-Реком «Запретный Реком») можно было только одному хранителю по большим осетинским праздникам. Например, в День всех рожденных за год мужчин – Кэхцгэнэн, отмечаемый в июне. Или в мартовский праздник – Хорыбон. Хранитель выносил ритуальные принадлежности, необходимые для выполнения обряда, а также вещи знаменитых людей, которые служили как бы примером в воспитании молодого поколения, а затем, после праздника все ценности заносились обратно в храм. Внутри Рекома два помещения. С южной стороны – узкое и длинное, где было найдено большое количество сломанных стрел и их наконечников. Известно, что осетинские воины перед сражением совершали обет братания для «обязательного возвращения покойника на Родину», за что отвечал оставшийся в живых побратим. Хранитель святилища брал у каждого из воинов по одной стреле, перемешивал их, затем одну из них втыкал в стену, другую ломал и бросал в угол святилища (этим действием как бы восхвалялось достойное побратимство и проклиналось отступничество). Обряд, несколько изменившись, сохранился и по сей день: молодые люди перед уходом в армию приходят к Рекому и оставляют что-нибудь из личных вещей. С северной стороны строения располагалось широкое и, видимо, основное помещение святилища, скупо освещенное четырьмя оконцами. Оно предназначалось для общения с богами.

Таким образом, в данном случае изначальный Митра (Вишвамитра, Мир-Суснэ-хум, Сусаноо, Ся Юй) разделился на двух персонажей – Уастырджи и Сосруко.

[i] Суровень Д.А. К вопросу о времени основания династии Ямато и царствования государя Дзимму // Genesis: исторические исследования. – 2015. – № 3. – DOI: 10.7256/2409-868X.2015.3.14752. – http://e-notabene.ru/hr/article_14752.html
[ii] Гаделева Э. Сусаноо : один из главных богов японской мифологии / пер. с англ. // http://kosarev.press.md/Sus-Gadeleva.htm
[iii] Чунакова О.Н. Пехлевийский словарь зороастрийских терминов,
мифических персонажей и мифологических символов. – М. : Вост. лит., 2004. – С. 30.
[iv] Аутлев П.У. К этнегенезу адыгов // Меоты – предки адыгов / отв. ред. Н.В. Анфимов. – Майкоп : АНИ ЭЯЛИ, 1989. – С. 7-10.
[v] Петросян А.Е. Армянская Сатеник/Сатиник и кавказская Сатана/Сатаней // Вестник Владикавказского научного центра. – 2016. – Т.16, № 1. – С. 8-17. –
[vi] Песни южных славян / пер. с болг., сербскохорв. и словен.; вступ. ст. сост. и примеч. Ю. Смирнова. – М. : Художественная литература, 1976. – С. 339-342.
[vii] Дедегкаев Д.И. Специфика комического в архаических формах осетинского нартовского эпоса // Мезоевразия. – https://mesoeurasia.blogspot.com/2019/02/blog-post_56.html
[viii]Рахно К.Ю. Рожденный скалой: монгольско-тибетские фольклорные параллели к осетинскому нартовскому эпосу // Kavkaz-Forum. – 2020. – Вып. 3 (10). – С. 112, 113-115, 117-118. – DOI: 10.46698/o1778-0379-5580-n
[ix]Рахно К.Ю. Рожденный скалой: монгольско-тибетские фольклорные параллели к осетинскому нартовскому эпосу // Kavkaz-Forum. – 2020. – Вып. 3 (10). – С. 115. – DOI: 10.46698/o1778-0379-5580-n
[x] Иустин Философ. Творения. – М. : Паломник ; Благовест, 1995. – С. 249; заг. – 486 с.
[xi]Рахно К.Ю. Рожденный скалой: монгольско-тибетские фольклорные параллели к осетинскому нартовскому эпосу // Kavkaz-Forum. – 2020. – Вып. 3 (10). – С. 116. – DOI: 10.46698/o1778-0379-5580-n
[xii] Ардзинба В.Г. К истории культа железа и кузнечного ремесла (почитание кузницы у абхазов) // Древний Восток : этнокультурные связи. – М. : Наука, Гл. ред. вост. лит., 1988. – С. 270.
[xiii] Дарчиев А.В. Магия Батрадза // Нартоведение в ХХІ веке : современные парадигмы и интерпретации. – Владикавказ : СОИГСИ ВНЦ РАН и РСО-А, 2015. – Вып. 3. – С. 111.
[xiv] Дарчиев А.В. Магия Батрадза // Нартоведение в ХХІ веке : современные парадигмы и интерпретации. – Владикавказ : СОИГСИ ВНЦ РАН и РСО-А, 2015. – Вып. 3. – С. 114.
[xv] Дедегкаев Д.И. Специфика комического в архаических формах осетинского нартовского эпоса // Мезоевразия. – https://mesoeurasia.blogspot.com/2019/02/blog-post_56.html
[xvi] Шевердина И. О злом Дэве и мальчике Фархаде // Мезоевразия. – https://mesoeurasia.blogspot.com/2019/02/blog-post_46.html
[xvii] Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология / Пер. с фр. Под ред и с послесл. В.И. Абаева. – М.: Гл. ред. вост. лит-ры, 1976. – С. 103-104, 105, 106-107.
[xviii] Приход Саусруко // Нарт. Наследие героев. – 2017. – 22 дек. – https://vk.com/wall-137795236_1642
[xix] Нефляшева Н. «Солнце – и дней, и ночей божество, конец и начало». Мифология Солнца у народов Северного Кавказа // Кавказский Узел. – 2014. – 06 июля. – https://www.kavkaz-uzel.eu/blogs/1927/posts/18542
[xx] Салбиев Т.К. О чудесном коне Уастырджи (мотив «троичности») // Нартоведение в ХХІ веке : современные парадигмы и интерпретации. – Владикавказ : СОИГСИ ВНЦ РАН и РСО-А, 2015. – Вып. 3. – С. 135, 138.
[xxi] Рахно К. Два мотива сармато-аланского происхождения в средневековой религиозной литературе // Нартоведение в ХХІ веке : современные парадигмы и интерпретации. – Владикавказ : СОИГСИ ВНЦ РАН и РСО-А, 2015. – Вып. 3. – С. 240.