Алёна

Утренний звонок нарушил мои планы, пришлось дать отбой всем намеченным мероприятиям и мчаться в Ливадию. Туда где прошло моё детство и юность, и отчасти, зрелые годы. Это для меня магическое место, где всё так дорого: остановка, с которой почти каждый день приходилось ехать в Ялту, и на которую столько лет я возвращалась. Вечнозелёные кусты лавровишни разрослись у самого низкого заборчика чуть ли не в деревца, раньше, в пятидесятые годы, здесь была деревянная беседка, а за ней поднимались высокие сосны, и низкая поросль граба и кизила, ещё ниже сухие листья и хвоя лежали толстым мягким ковром. Дальше начинался хвойный лес. Недалеко от беседки была впадина, в которой весной долго стояла вода и мы, соорудив плоты, катались, пересекая её от края и до края. Старожилы говорили, что это воронка от бомбы, а со временем впадина совсем стала незаметной и сейчас трудно поверить, что мы могли там кататься на плотах.
Столбы беседки, были исписаны различными: «здесь были…» и неприличными стихами, которые мы детьми очень быстро запоминали и с удовольствием декламировали. И однажды за очередной очень неприличный стишок меня строго наказала мама, лишив прогулки и любимой булочки с киселём. Долго объясняла, что нигде и никогда этот стих нельзя рассказывать, потому что, это очень неприлично и могут быть неприятности, даже у папы. А для меня это было самым веским аргументом.
Звонила моя бывшая одноклассница, Таня, она соседствовала с братом моей подруги Жанны. Первые её слова, из телефонной трубки:
– Привет, у тебя есть телефон Жанки? Умер её брат Саша, а денег нет, хоронить не на что. Они с женой жили одним днём, пили, не работали. Жена Сашки в кардиологии, тёща и дочка Алёнка не знают, что им делать. Приезжала милиция я им обрисовала ситуацию, они вызвали перевозку, Сашу забрали в морг.
Я ошарашенно молчала, приходя в себя: «Когда это произошло?» – только и смогла  произнести.
Жанна давно жила в Москве, перестройка разделила Крым с Россией. Ежегодно она с мужем, приезжала в отпуск: отдохнуть под южным солнышком. После смерти родителей у них с братом была договорённость, что на месяц он предоставляет в родительской трёхкомнатной квартире им с мужем комнату. Кроме того, напротив окон через дорогу, был участочек земли с фруктовыми деревьями, маленьким огородиком, а главное с деревянной постройкой – домиком в котором стояла большая кровать, маленький столик, этажерка с книгами и шкафчик для одежды. Жанна довольно часто посылала гостинцы, семье брата, через меня. Мой сын с семьёй живёт в Москве и курсируя Москва – Ялта, возила подарки, никогда не отказывая в любезности.
Позвонив в Москву Жанне, сообщила ужасную новость, ввела её в задумчивый шок, после чего она сказала, что перезвонит мне и положила трубку. Позвонила через час и попросила меня заняться похоронами Саши. Сама приедет через два дня.
Ничего не оставалось, как тут же поехать к месту событий. Первым делом пообщалась с Таней. Из разговора выяснила, что Саша и его жена Нина работали до самого рокового дня. Он с работы заехал к Нине на работу, она торговала в продуктовом ларьке, через две автобусные остановки от дома, и в этот вечер у неё была передача товара, (они с напарницей работали по неделе). Нина, отправила мужа, домой, якобы потому, что не знала когда закончит передавать товар. Завоз был большим всё  нужно перевесить, пересчитать. Закончила около 22 часов, приехав, после работы домой, даже не заходя в квартиру, вызвала скорую помощь и её увезли в кардиологию. Машину скорой помощи встречала на скамейке у дома, там ей померяли давление, сняли кардиограмму. Алёнка, якобы была у подружек, с которыми ей не разрешал общаться отец. В квартире оставались Саша  и тёща, мать Нины. Никто не видел, чтоб Саша выходил провожать жену к машине скорой помощи. Среди ночи, якобы, ему стало плохо, и он умер. Скорую помощь и милицию, вызвали, когда Саша уже был холодным. Таня рассказывала, нервничая, явно чего-то не договаривая. Из разговора было понятно, что она приехавшим оперативникам обрисовала ситуацию таким образом, что семья пьющая, не работающая, наверно выпил лишнего, может сердце не выдержало.
Я позвонила в двери напротив, открыла Алёна. Захожу, на вешалке висит светлый плащ Саши, под вешалкой стоят его туфли. В большой комнате на спинке стула висят рубашка и брюки. Я завела разговор с Алёной.
– Когда пришел папа, кто был дома?
– Я и бабушка Маша, мама была на работе. Бабушка на кухне готовила обед на завтра. Ужин мы с ней вместе уже приготовили. Ждали папу с мамой. Но папа пришел один, мама на передаче товара была и задерживалась. Так папа сказал. И от ужина отказался.
После разговора с Таней о том, что Саша с женой пьющие решила уточнить у дочери Алёны, в каком состоянии был папа.
– Папа был очень выпивший?
– Я не знаю, он разделся и лёг.
– А как он раздевался? Всё сбрасывал с себя, а вы потом с  всё повесили и туфли поставили под вешалку?
– Нет, он повесил плащ, разулся, надел тапочки, и прошел в большую комнату, там он снял: носки, повесил на спинку стула брюки, рубашку. Взял подушку из спальни и плед, лёг на диван. А я пошла к подружкам.
– Алёна, папа умер на этом диване?
– Нет, он умер в маленькой комнате, той, что рядом с туалетом и ванной.
– Пошли, покажи мне, где лежал папа, на тот момент, когда его забирала перевозка.
Алёна провела в комнатку с двумя кроватями. На подушке той кровати, которую указала девочка, были следы похожие на кровь. Я зашла в ванную комнату и, оторопела, в раковине и ванне были высохшие пятна, явно, крови.
– Что это,  в раковине и ванне? – Обратилась я с вопросом к девочке и бабушке, которая зашла за нами следом.
– Кровь, наверно, Сашина, может быть из носа пошла, а мы сюда и не заходили. Ответила бабушка. Алёна крутила прядку чёлки, потупив глаза, смотрела в пол.
– А вы видели, когда Саша входил или выходил из ванной комнаты, в какое время это было? Почему он оказался не в большой комнате, где лёг с вечера, а в вашей комнате, на вашей кровати?
– А я почём знаю, я на кухне смотрела сериал, когда он закончился, пошла спать, гляжу, а он лежит. Ну, я пошла в большую комнату и там, на диване прилегла. Алёна пришла поздно, я не смотрела на часы наверно после полуночи. Она спит в маленькой комнате рядом со мной. Забежала в залу, растолкала меня и говорит, что папа лежит на кровати совсем холодный похоже, что умер. Мы вошли, а Сашок… лежит, губы посинели. Постучали к соседке и стали вместе думать, куда  звонить: в милицию или сначала скорую. В два часа ночи приехали врачи, и потом милиция. Сашу забрала перевозка, нам велели утром после 12-00 быть у следователя. А что говорить там? Мы  всё рассказали.
– А кровь в раковине врачи и милиция видели?
– Наверно нет, они туда не заходили, разговаривали с нами в квартире тёти Тани, она их встречала, а мы были у неё. Говорили сначала со мной, потом с бабушкой. Вы сообщили тёте Жанне, что нужны деньги на похороны? – спросила Алёна. Я промолчала, удивляясь такой заинтересованности девочки.
– Нужно сообщить Нине о несчастье, смерти Саши. – Сказала я.
– А мама уже знает, мы после того, как уехала милиция, сбегали в больницу с девчонками и сказали ей.
И тут же бабушка включилась в разговор о том, что сейчас нужно делать...
– В  первую очередь ехать в милицию к следователю к 12-00 – сказала я. – Она, будто не слышала то, о чём говорю и продолжала…
– На поминки соления, картошка, капуста, другие овощи есть. Я уже прикинула, будем поминать дома. Я три месяца назад мужа похоронила так ещё свежо в памяти, что и как делать. А деньги: на гроб, вырыть могилку, цветы, венки. Да я сейчас принесу у меня записано.
Вызывало удивление то, что ни дочь, ни тёща не плакали, не рыдали и особого горя не испытывали, но настороженность и растерянность была. «Зачем их ещё в милицию вызывают, ведь уже всё записали». У меня постоянно наворачивались слёзы, платок насквозь был мокрым, нос распух.
Саша был ровесником моей младшей сестры, они учились вместе с первого класса, дружили. Я вспомнила смешную фотографию, на которой местный фотограф запечатлел офицерских детей: там им лет по пять. Пальтишки у девочек застёгнуты на верхнюю пуговицу, руки свободны от рукавов, как у Чапаева бурка, в руках деревянные сабли. Шаровары у всех троих – одна штанина задрана выше сапожка, другая опущена, Оленька, Люба и Таня взлохмаченные, из-под шапок растрепались волосы, а рядом с ними стоит аккуратненький Сашенька, в чулочках, шортиках, пальтишке, застёгнутом на все пуговицы, шапочке. Сашенька всегда оставался для нас с Жанной малышом, хотя, этот малыш, уже трижды был женат, папа двух сыночков и одной дочери Алёны.
Родители Жанны и Саши баловали младшего сыночка и жил он всегда с ними, а старшая дочь после школы поступила в столичный институт, по распределению попала в Подмосковье. А потом перевелась в Москву, работала в Министерстве.  А Сашенька, после службы в армии приехал с беременной женой, прожили года четыре и развелись,  она уехала с сыном в Одессу к родителям. Вскоре он привёл девочку полную противоположность первой жене, Надя была выпускница культпросвет училища, проводила в санатории танцевальные вечера, организовывала концерты, очень хорошо пела, была солисткой ВИА при санатории. Сашу она называла Ален Делон, он и правда был похож на популярного киноартиста.
Красивый, добрый, всей семьёй обласкан, а образования не получил, работал на стройке, осваивал строительные специальности. Был,  как говориться, мастер на все руки от скуки, постоянно что-то дома мастерил, строил, ремонтировал и соседям помогал.
Мои воспоминания прервали громкие разговоры бабушки и внучки. Всё  по-деловому, список, поминки… и ни одной слезинки.
Распрощавшись, поехала в морг к судмедэксперту. Он сказал, что всё не так просто, вскрытие сделали, но заключение будет не раньше чем через два дня. Приходите с сестрой погибшего. Меня встревожило слово «погибшего», но я промолчала.
Жанна приехала, как обещала. Мы  первым делом поехали в морг. Врач эксперт сообщил, что погибший получил сильные удары тупым предметом по надпочечникам с левой стороны разрыв. От болевого шока, возможно, он скончался. Нам справку для погребения не дали, посоветовали обратиться к следователю. А тут звонок на мой телефон, сообщают, что Алёну задержал следователь. Мы с Жанной едем в отделение ливадийского МВД. Заглядываем, приоткрыв  дверь, в кабинет  следователя, Алёна в слезах, следователь уже несколько часов с ней разговаривает. Жанна на правах родной тёти девочки, задаёт следователю вопрос: имеет ли он право допрашивать несовершеннолетнюю без родственников или представителя опекунского совета. Следователь объясняет, что это не допрос, а беседа. В уголовном деле слишком  много непонятного.  Одежда покойного чистая, значит, он нигде не падал, удар или ушиб он мог получить только в квартире или рядом с домом после того, как разделся. Вещи Александра уже забрали для экспертизы. Покойный не был пьян. Дочка покойного, оказывается, занимается восточными единоборствами не первый год. Между отцом и девочкой был конфликт. В общем,  необходимо во всём разобраться. Через пару дней, говорит молодой следователь, я дело передам в прокуратуру, и тогда получите справку о захоронении.
Мы поехали в храм поговорить с настоятелем об отпевании, о том, что Александр был крещённый, но в храм не ходил, не исповедовался и не причащался, трижды был женат, но ни с одной женой не венчан. Как можно облегчить его участь, чем бы мы могли бы ему помочь? Настоятель объяснил, какие молитвы и псалтирь необходимо читать до погребения. Батюшка  оказался очень внимательным и душевным. Успокаивал нас, плачущих в два голоса. Расчувствовавшись, Жанна, рассказала о подозрениях следователя, как ей вести себя с племянницей, да и к тому же крестницей. В душе поселилась неприязнь к девочке и ничего она с собой поделать не может. Не может обнять девочку, не чувствует чтоб та горевала о потере отца. И Алёне избегает общения, всё больше с подружками общается. Теми, с которыми ей папа не разрешал дружить.
– Молитесь за племянницу, и пока не будет  известно о причастности к смерти вашего брата, не берите грех на душу. Не судите, да не судимы будете.
Распрощавшись, мы поехали в больницу к Нине. Палата на  четырёх женщин, перед обедом они громко разговаривали, смеялись, рассказывали анекдоты. Увидев нас, заглянувших в палату, Нина быстро вышла в коридор. И попросила говорить потихоньку, здесь никто не знает о случившемся.
– Я постараюсь к похоронам выписаться. Когда будете хоронить?
Вот так вопрос! Мы переглянулись и в один голос, не сговариваясь, сказали, что пока неизвестно. Оставили соки,  фрукты, распрощались. Укрепилось подозрение, что не всё так просто, оно росло, как снежный ком. Что же на самом деле там дома произошло? Выйдя из больницы, шли молча, каждая думала о своём. Словно огромный камень сдавил сердце, и казалось, что сейчас оно разорвётся. Слёзы водопадом сорвутся и потекут из глаз. Не зная о чём говорить, заговорила первой.
– А помнишь, как нас на санитарной машине воинской части, где служили наши папы, возили в школу и из школы?
– Помню, там сидения были вдоль стенок, и окошки были очень высоко, полумрак, а мы пели песни военных лет, из репертуара Клавдии Шульженко, Марка Бернеса.
А иногда, когда машину не присылали, мы ходили из школы пешком через парк. Шли медленно, как черепашки, часто останавливались и никак не могли наговориться. А в сентябре собирали спелый инжир, и ели пока не набивали оскомину и мелкие зёрнышки забивались между зубов, а молочко недоспелых плодов  разъедало уголки губ.
Эти воспоминания  немного разрядили атмосферу. И можно было вернуться к нашим делам по существу. Нужно приготовить одежду, заказать в бюро похоронных услуг всё необходимое. Мне,  знающие люди, посоветовали всё делать при морге. Заказать машину-катафалк и автобус, связаться с прорабом строительства, где работал Саша.
Когда мы приехали на стройку, выяснилось, что Алёна уже взяла деньги, собранные рабочими бригады Саши. Ребята искренне выражали соболезнование, сокрушались о случившемся. Саша никогда не жаловался на здоровье. Ему ещё и сорока пяти лет не было. Для рабочих случившееся было совершенно неожиданно. В семье, вроде всё было нормально.   Теперь нужно ехать домой и выяснять, куда девочка дела деньги. На расспросы Жанны Алёна сообщила: «пока собутыльники не организовали преждевременные поминки, нужно было взять деньги, так посоветовала бабушка». Сколько «мудрости» в этой бабушке, сколько расчёта, она нигде не прогадает, своего не упустит и внучку всему научит.
Мы зашли в большую комнату, сели на диван и попросили Алёнку достать фотоальбомы. Вот на первой странице родители Жанны и Саши. Такая молодая и красивая мама, она была и в зрелые годы высокой и стройной с прекрасной фигурой, русоволосая, сероглазая. До  последних дней следила, за порядком в доме. Разговаривала спокойно, не повышая голоса, была доброжелательной, никогда никого не осуждала, ни с кем не конфликтовала, обходила острые углы. Жанна, пожалуй, унаследовала многое от мамы.   Рядом фотография молодого папы. Темноволосый,  серьёзный в военной форме, он был военврач, фронтовик. Сколько возился с нашими разбитыми коленками, детскими травмами, болезнями, чуть что, наши мамы бежали к Михаилу Павловичу. Фотографии бабушек, дедушек, родственников, а вот и Жанна маленькая, смешная с вытаращенными глазёнками. Вот  она  ещё дошкольница в летнем платье у фонтана. Множество фотографий до поступления в институт. Дальше отдельно фотки Сашеньки с грудничкового возраста, он маленький у Жанны на руках,  они уже постарше – школьники с букетами 1-го сентября. А это они с бабулей в саду, она приезжала летом в гости. Жанне лет 10.
Отдельный  альбом, где Елизавета Николаевна – мама Жанны и Саши, хранила фотографии всех внуков: Олежки маленького до трёх лет, (потом он со своей мамой Леной уехал в Одессу и связь прервалась). Лена не подавала на алименты, от помощи отказалась.  Саша вскоре женился. От второго брака внук Славик, очень много его фотографий. Практически до самой смерти бабушки Лизы Славик жил здесь, а после похорон бабушки – Нина, третья жена Саши, сказала его маме Наде, что они планируют ремонт и Славик  «пока поживёт с Надей», да и присматривать за ним здесь некому. Надя была не из робкого десятка и тут же заявила, что одна комната в трёхкомнатной квартире должна оставаться за Славиком, так хотела бабушка Лиза, он внесён в лицевой счёт по этому адресу и практически здесь жил всё время. Саша не возражал, а Нина, поджав обиженно губы, вышла из комнаты, хлопнув дверью.
А вот и маленькая Алёна, тоже фотографии от самого рождения и по настоящий день. Девочка-подросток, стремящаяся быть взрослой с подкрашенными ресничками, макияжем. Несколько фотографий с соревнований восточных единоборств. Она в кимоно на пьедестале с кубком и Дипломом. Радостно смеётся. Победа!
Жанна горько заплакала, закрыв лицо руками. Я вышла на кухню за водой и услышала последнюю фразу бабушки Маши: «Присмотри, чтоб ничего не взяла». Увидев меня замолчала. Алёна отвернулась. Я, ни слова не говоря, взяла чашку, налила холодной воды из крана и вышла. Напоила Жанну, успокаивая.
– Как ты думаешь, им старые семейные фотографии нужны, они никого из родственников не знают. Я бы хотела их взять, не сейчас конечно, а потом. Сейчас, вроде неприлично.
– Это почему же неприлично? Они действительно в этом доме не нужны совершенно, и фотографии Олежки, Славика здесь неуместны. И вообще, что ты считаешь нужным возьми на память сейчас. Ты после поминок  улетаешь в Москву.  Вряд  ли появится, в ближайшее время, желание сюда вернуться.
Я говорила довольно громко, понимая, что Алёна и бабушка Маша подслушивают. И не ошиблась, тут же вбежала Алёна и кинулась к альбомам.
– Ничего не дам. Это всё моё! 
– Что твоё? Ты хоть кого-то знаешь из этого альбома, кроме бабушки Лизы? Убери руки немедленно, пока я не дала тебе по рукам или ты и меня ударишь? – Выразительно, посмотрев на Алёну, сказала я грозно. Девочка, как ошпаренная выскочила из комнаты. Всё это время Жанна сидела широко распахнув и без того большие глаза. Она опешила, когда Алёнка бросилась к альбомам.
– Что и требовалось доказать. Вот и делаем из этого выводы. Не удивляйся, моя милая Жанночка, это школа её бабушки Маши. Как она отреагировала – «или ты и меня ударишь?». Господи, хоть бы это всё было неправдой. Как же так? Всё понимаю, но если она… И после всего… Господи помилуй нас грешных.
Через пару минут Алёнка выскочила из квартиры,  мы видели в окно, как она побежала к своим подружкам. Вот так вот.
Мы с Жанной ехали на кладбище в катафалке, прощались с Сашей, обливаясь слезами. Последний путь его для нас был невыносим. Хоронили Сашу с отпеванием, а землю в платочек никто не набрал, батюшка обратился к людям, у кого платок, тряпица есть наберите землю. Все молчат, потупив взгляд. Я говорю, что у меня платочек весь пропитан слезами, мокрый, можно в него набрать? Да, говорит батюшка. Я набрала землю и он, придав земле, бросил в могилу мой платок. После погребения подошли женщины и говорят, что ты наделала, ни в коем случае нельзя было давать свой платочек. А я говорю, если батюшка сказал можно, значит, всё правильно сделала. А никто из вас не дал даже тот платок, что роздали тем, кто нёс венки. Хватит предрассудками жить. Благое дело, значит можно!
На следующий день мы пошли к следователю прокуратуры, так просил оперативник. В разговоре помощник прокурора предложил  написать заявление, требуя тщательного расследования. И при этом сказал, что, судя по материалам дела, девочка явно причастна к случившемуся. Она несовершеннолетняя и суд сделает поблажку, если дело дойдёт до суда. Если родственники не напишут заявление, дело закроют.  Он ждёт заявление два дня. Жанна тут же сказала, что  заявлять не будет, брата уже не вернуть, а племяннице испортить жизнь она не хочет. Всё в Божьих руках. Суд Божий, ни в какие сравнения не идёт с человеческим судом.    
Мы шли, и плакали. Сердце сжималось от безысходности.  Правильно ли поступила Жанна? Ответить на этот вопрос не смогли ни она, ни я.