Наглядное пособие для начинающих

ВЫСОЦКИЙ И ВАДИМ ТУМАНОВ

Они познакомились в 1973 году.
И сразу как-то увидели друг друга.
Высоцкому нравилось, что Туманов - не имеет отношения к литературному и киношному миру.
И вместе с тем - это человек уникальной судьбы.

Туманов действительно испытал многое.
Большее, чем Высоцкий точно.

Во времена их знакомства и дружбы - Туманов добывал золото.
И это Высоцкому нравилось тоже.

Но Туманов при этом - не глубоко понимал песни Высоцкого.
Ранние песни он воспринимал на уровне: "Это о тюрьме, а значит, и обо мне".
Но в героях ранних песен Высоцкого - Туманов не значится.
Сколько бы ему постфактум ни посвящать иное оттуда.

Высоцкий глянулся Туманову как знаменитый человек.
Простой и нечванливый в общении.

Высоцкий написал Туманову две песни.
"Был побег на рывок" и "В младенчестве нас матери пугали".
Это очень хорошие песни на самом деле.
И пожалуй, косвенно - они и о Туманове тоже.

Но Туманов - их почти не воспринял.
Ему больше нравилось раннее.
Хулиганское, воровское, глупое.

Высоцкий иногда бывал у Туманова в тайге.
Но бывал - для общего развития.
Высоцкий не любил тайги.
Он любил город.

Туманов, между прочим, был одним из самых богатых людей СССР.
Но как-то - никогда не помог Высоцкому деньгами.
Вот - свежий воздух, сухой закон, золотомоющие брандспойты.

При всём этом - года с 1976 точно - Туманов действительно стал лучшим другом Высоцкого.
С ним Высоцкому было хорошо.

Сева Абдулов ему надоел, с Золотухиным он поссорился.

Что до Янкловича, знаете, Высоцкий с ним играл и притворялся.
Да и действительно: на что "импресарио" Высоцкому?
Он и без импресарио был тем, кем был.

Сейчас Вадим Туманов - старый человек.
На девятом десятке.
Но мне бы очень хотелось, чтобы он всё же успел прочесть мою "Энциклопедию Высоцкого".
Будучи живой, а не мертвой, она рассыпана по разным книгам.
Но в принципе - можно собрать ее и под одну обложку.
Персонально для Вадима Ивановича - собрать.


СОЛЖЕНИЦЫН В РАБОТЕ НАД "АРХИПЕЛАГОМ"

Солженицын написал эту книгу за считанные месяцы.
Его вдохновение - было запредельным.
Ему даже свидетельства мучеников и очевидцев - были не особенно нужны.
Он почти не хотел есть и спать.

Конечно, Солженицына вел Господь.
А.И. был готов умереть за эту книгу.
Книгу, которая реально сдвинула здесь всё.

Дом нужно строить на камне, а не на песке.
"Архипелаг" разметал кроваво-песочный идеологический фундамент Советской власти.
И дом - повалился.

Солженицын по преимуществу писал "Архипелаг" в Эстонии.
И Эстония теперь, как она от нас ни отделяйся, часть России до конца.


ДМИТРИЙ ГАЛКОВСКИЙ В РАБОТЕ НАД "ТУПИКОМ"

Читая эту книгу, возникает ощущение, что автор писал ее в старой квартире Галковских на Спиридоновке.
Свет тусклых лампочек - незримо присутствует в книге.
И вообще сама атмосфера внутри текста - именно такова.

Представить, что это Нагатино, например, или съемная квартира где-нибудь еще - практически невозможно.
Но реально Дмитрий Галковский писал ее в невыносимых условиях.
Под ор ничего не понимающей матери и личную нищету.

Автор полагал, что за эту книгу его убьют.
И пожалуй, убили бы, но Господь спас Своего избранника.
Со временем дав ему всё: дом, семью, детей, признание, материальные средства.

Дело сейчас - за самим Дмитрием Галковским.
Дело не лукавства и лжи о религии и вере (увы, бывает), но благодарности Богу и даже помощи Матери-Церкви своим пером.


"ШЕСТИДЕСЯТНИКИ" СДЕЛАЛИ ОЧЕНЬ МАЛО

И только по одной причине: полной без-церковности и даже анти-церковности практически всех представителей "шестидесятничества".
Их книги - легковесны и эгоистичны.
Их фильмы и спектакли - пустяки игры.
Их приоритеты - материалистичны и бездуховны.

И сами они - часто клоуны там, где речь шла о жизни и смерти вечной.


ОКУДЖАВА И ДМИТРИЙ ГАЛКОВСКИЙ

Окуджава испугался Дмитрия Галковского.
И "запретил" его издавать где-либо.
Испугался на уровне физиологическом.
Блатная московская Грузия и молодой Галковский - две вещи несовместные.

Но сейчас Галковский - где-то Окуджава.
Спевающий под водку и огурец песенки о Скрипалях и не видящий меня в упор.


АНАТОЛИЙ КОБЕНКОВ И Я

Анатолий Кобенков - был известным и высокопоставленным иркутским чиновником от литературы.
Выпустившим несколько книг своих стихов, но - настоящим поэтом так и не ставшим.

Внешне он всегда приветствовал меня.
Хотел сделать своим Санчо Пансой.
Но Кобенков - никогда не сражался с ветряными мельницами.
Напротив: жил на широких хлебах и имел всё, что хотел. 

Когда Кобенков понюхал мою книгу "Монастырь квартирного типа" (Иркутск, 1999), он понял, что его авторитет - сильно пошатнулся.
Он перестал быть в Иркутске - первым.
Но вместо того, чтобы помогать мне, крайне неустроенному тогда, Кобенков мою книгу замолчал.
Перед этим одобрительно похлопав по плечу пасквилянта Виталия Зангезина (Науменко), пытавшегося свести мою работу на нет.

И через какое-то время - сбежал в Москву от себя.
А в Москве - умер.


СОЛЖЕНИЦЫН И ОКУДЖАВА

Солженицын не любил Окуджаву.
Он вообще людей с гитарой - не любил.
Ибо считал их песенки - пустой забавой.

Окуджава - ненавидел Солженицына.
И когда того выслали по суду из СССР, Окуджава ликовал.

А когда Солженицын вернулся в Россию, Окуджава тщательно умыл руки.
Никогда ни словом не упомянув о Солженицыне и не вняв его призыву к раскаянью и самоограничению, например. 


ЛУЧШАЯ КНИГА ВИКТОРА АСТАФЬЕВА

Это роман "Прокляты и убиты", опубликованный "Новым миром" (1990).
Там показана военная учебка под Новосибирском в 1942 году.
И более обжигающей книги о войне - я не знаю.

Вот вроде и глубокий это тыл, а - атмосфера войны передана лучше, чем во всех книжных боях, окопах и блиндажах.
Характеры человеческие, судьбы человеческие - вот что прежде всего выразил Астафьев в этой книге.
И не сопереживать его героям, даже не плакать о них - нельзя.


РОЗАНОВ И ЕГО СОВРЕМЕННЫЙ ЧИТАТЕЛЬ

Розанов - отличная школа для души.
Пожалуй, лучшая даже.
Особенно в наше время, где так мало настоящей искренности, проникновенности и нежности в слове.

Да и понять многое - будь то русский быт, литература или история - с помощью Розанова можно.

Вот только "познавать Бога" - по Розанову не нужно.
Его нужно познавать по Святому Учению Церкви, а не по Розанову.

Розанов - всё время разделял Бога Отца и Бога Сына.
Не верил в Их Единство ничуть.
Отсюда - столько нелепых претензий ко Христу.
Ты, мол, против Отца идешь.

И неподражаемый стиль Розанова - иногда "убеждал", уводил от истины в этом даже меня.


МИСТИКА БЕЛОГО ПЕДИКЮРА

Если у девушки белый педикюр, она бывает мистически притягательна.
Она при этом может нигде и не бывать, не искать никого и не улещивать.
Не демонстрировать себя.
Сидеть дома и заниматься своими делами.
Мужчины найдут ее сами.
И там уж она - королева положения.

Такою девушкой была Оксана N. из Мирного.
Она почти не выходила из дома, ни с кем не общалась.
И ее белый педикюр - служил тайным магнитом для ищущих любви мужчин.


МОЕ ПЕРВОЕ СЛОВО

Я начал говорить довольно поздно.
В год с небольшим.

И моим первым словом в жизни было слово "Луна". (Кстати, как и первым словом Высоцкого.)
Помню, как она, огромная, взобралась на небо, глядя на меня в упор.
И я от всей души выдохнул: Лу-на!

Странно это.
Что бы мне, казалось, до нее.
Мама и отец были гораздо ближе.
А уж бабушка...

Нет, всё же есть какая-то тайна в планетах, звездах и светилах.
Не в смысле "гороскопов", но в смысле сотворения космоса Богом когда-то.
Мне кажется, у Луны и звезд тоже есть душа.
Но не наша, а как бы потенциальная вдаль.
Имеющая пробудиться при конце мира.
И - судящая нас тоже.

Уже тем, что не даст своего света, например.

Я как бы заклинал Луну - подождать.
Потерпеть нас еще лет пятьсот.
И помогать влюбленным, если они не бесчинствуют под нею, а - смиряются и благодарят, любуются в конце концов.

Конечно, это сейчас я так ясно формулирую.
А тогда - это было некое оцепенение.
Но при том, что заговорил поздно, ПОМНИТЬ себя, пусть фрагментами, я начал с рождения.

...Как там пела София Ротару:

Луна-луна,
цветы-цветы.
Нам часто в жизни не хватает
друзей и красоты. (В другом припеве - доброты.)

Да.
Уж на что, казалось бы, непритязательный текст, но и он - сбылся на мне, грешном.


СУЛАМИТА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Розанов только пытался ввести ее в дом свой.
Пригласил.
Она не вошла к нему.
Лишь постояла на пороге.

Розанов нежно написал о ней.
Но этого мало.
Нужно было ввести ее в дом.
Розанов не пошел на это.
Понимая, что он останется с ней навсегда.

Все остальные - от Пушкина до Галковского - даже и не приглашали Суламиту к себе.
Какие-то недомолвки и экивоки у всех.
Стихи так же, как и романы.

Нет там главного, если речь идет о плотской любви.
Суламиты, благовонно разлитой по тексту.

Федор Васильев и вовсе написал о ней какую-то пошлость.
И сразу перестал быть поэтом.
Стал "бреющимся на ночь мужиком", аплодирующим спектаклю "Хрен редьки не слаще".
Тягучий спектакль собственных поражений Богу.

Я попытался ввести Суламиту в свой дом.
Лучшими стихами любовной лирики, искренностью отношения к ней.
Но всё это осудительно среди фарисеев.
 
Суламита пришла ко мне.
Пришла, но не осталась тоже.


ВИКА ГАРМАНОВА, МЕСТНАЯ ТЕЛЕЗВЕЗДА

Вика Гарманова пленяла меня своей пластикой, голосом, своим отточенным пиларом (маникюром на длинных ногтях).
Однажды она в кадре крепила на стену какое-то дацзыбао.
И оператор - дал ее темно-красный пилар крупным планом.

От ее ногтей - шла тихая музыка.
Чем-то похожая на "Надежду" в исполнении Анны Герман.
Вика о чем-то говорила там.
Объясняла свои действия зрителям.
Но этого я уже не слышал.
Пилар Вики - звучал во мне и вдохновлял на творчество.

Или другой ее сюжет.
Ветерану продали испорченный счетчик.
Не то водяной, не то электрический.
И он никак не мог его обменять.
И жаловался Вике на это.

Там у нее - был темно-желтый пилар.
Длиной примерно 3 сантиметра.
Она порхала на нём по комнате, как на крыльях.
Даже ветеран посматривал на ее ногти, лучащиеся музыкой "Ламбады".
И грустно вздыхал от сознания того, что он - стар и немощен.


УЛЫБКА ОЛИ СЛАДКОВОЙ

Оля Сладкова с рождения владела тайной фирменной улыбки.
Кинозвезды и певицы, например, улыбаются совсем не так.

Их улыбка - проста и понятна.
Типична, так сказать.

Улыбка Оли - уникальна и единична.
Эта улыбка как бы мимолетна и не широка.
Эту улыбку - очень трудно зафиксировать.

Но она есть на нескольких фото.
Это немецкая улыбка, а не русская.
Так могла бы улыбнуться юная Гретхен  - лезущему на ручки котёнку, например.

Это - улыбка Фройляйн, а не Фрау.
Хотя Оля вышла замуж в 19 лет.

Живя в Германии, она была для немцев своей.
Единственная из всех россиян там.

Мир Оли - сильно поколебался в последнее время.
Потеряв мужа, она разучилась улыбаться совсем.

Но суть ее - осталась прежней.
Суть вечной девушки и домашней богини для того, кого она любит.


ЖЕНА КОНСТАНТИНА Т.

Константин Т. - был внуком первого по времени генерального директора "Якуталмаза".
Именем его дедушки - названа улица в Мирном.
На этой улице - Костя и жил с женой Мариной.

Марина - преподавала музыку в школе искусств.
Отлично играла на инструментах и пела.

Темная шатенка с короткой стрижкой, она словно ждала меня в тот вечер.
Хотя мы и виделись с нею впервые.

За роскошно накрытым столом Марина проникновенно исполнила под гитару песню Окуджавы "Не клонись-ка ты, головушка, от невзгод и от обид..."
Она прозвучала для меня совершенно по-новому, пробудив воспоминания юности.
Потом я тоже взял гитару.
И показал им малоизвестную (и лучшую) композицию Галича "Письмо в 17-й век".
Марина была в восторге.
Между нами установилась невидимая связь.

Честно говоря, я не помню, как укладывался спать.
Помню свое пробуждение.
Я лежал в одежде на диване подле стола.
А за ширмой в той же комнате - спали Марина и Костя.

Я встал и прошел на кухню.
Налил себе стопарик, закурил.
И буквально сразу же - в кухню вошла Марина.
Она была в ночной рубашке и улыбалась.
Я несколько растерялся.
Марина села напротив меня на стул, и мы подумали об одном.

Нас как-то не смутило, что рядом - спит Костя.
И предались с Мариной безумному сексу.
Он длился часа 2: в кухне и в ванной.

И когда наконец насытились, проснулся Костя, пожелавший нам доброго утра.

Марине нужно было собираться на работу.
Она оделась в зимнее и вышла в подъезд.
Я, держа дверь полуоткрытой, смотрел, как она медленно удаляется.
Словно знал, что больше не увижу Марину реально.

Мне тоже пора было собираться.
Посидев немного с Костей, я ушел.
И больше НЕ СМОГ НАЙТИ их квартиру.
Стучал наугад во многие двери на их этаже, но там жили другие люди.

(Вскоре Марина - покаялась перед Костей.
И тот ее простил.)

...Через много лет я нашел Марину в инете.
Внешне она мало изменилась с тех пор.
С Костей она развелась.
Будучи горожанкой, живет в далекой деревне Алтайского края - при своих престарелых родителях.
И всё так же преподает музыку в школе.

Как сама она пела тогда:

Не клонись-ка ты, головушка,
от невзгод и от обид.
Мама - белая голубушка,
утро новое горит.

Всё оно смывает начисто,
всё разглаживает вновь.
Отступает одиночество,
возвращается любовь.

И сладки, как в полдень, пасеки,
как из детства - голоса.
Твои руки, твои песенки,
твои вечные глаза.

Мне хотелось бы закончить это эссе - финальными словами композиции Галича (которую исполнял в вечер нашего знакомства), обращенными лично к Марине:

...У них бланманже сторожат сторожа,
ключами звеня!
Простите меня, о моя госпожа,
простите меня!

Я снова стучусь в ваш 17-й век -
из этого дня!
Простите меня, мой чужой человек,
простите меня!

Я славлю упавшее в землю зерно
и мудрость огня!
За всё, что мне скрыть от людей не дано, -
простите меня!

Сквозь время, за черный провал рубежа,
из плена оков -
я всё-таки вырвусь, моя госпожа.
Вы только дождитесь меня, госпожа.
Вы только простите меня, госпожа.
Простите - во веки веков!


Нотабене.
...О, если бы мы ВСЛУШИВАЛИСЬ в то, что поём или читаем при встречах!
Очень часто - в этих текстах дан вектор в будущее.
Многие поэтические тексты - просто СБЫВАЮТСЯ на нас.
Как бы задают нам программу жизни.
Но увы, чаще мы слушаем не поэта, а пол (женский или мужской).
И спасительный по сути текст - возжигает наши страсти, ведя к падению.

В этом случае - нам нужно приносить покаяние.
Без чего очень многое в поэзии мира - лишь средство для завоевания тех, кто нам не принадлежит.


2022, февраль - август