Зуб мудрости

             У отставного генерал-майора Булдеева
             разболелись зубы.

             А.П. Чехов «Лошадиная фамилия»

   Первого помощника капитана звали Степан Андреевич Жалнов. Мы с ним не
дружили. Нас объединяла любовь к искусству, а именно – к фотографии.
У Жалнова было три фото-камеры: две зеркалки – «Зенит» и «Киев», а ещё
«Зоркий-4» с длиннофокусным объективом. Я часто встречал его снимки в газете
«Дальневосточный моряк»

   Когда я пришёл на судно, комиссар сказал:

– Андрей Степанович, у нас по давней традиции, начальник радиостанции всегда
занимает почётную должность предпрофкома. Так что готовьтесь…
– Увольте-с, Степан Андреевич. Я не мастер выступать на собраниях.
– Да ну…речь без мата – уже доклад, – рассмеялся комиссар. – Без мата можешь?
– С большим трудом. Я хотел бы делать фотогазету. Сам-один, даже без
помощников.

   На том и поладили.

   В прошлой жизни помполит был механиком. И, наверное, хорошим. Однажды,
у моего «Зенита» в затворе отклеилась шторка. Жалнов раскидал аппарат
до винтика и, самое удивительное, собрал его обратно. При этом учил:

– Этот винт с левой резьбой, этот с правой, катушку надо провернуть на полтора
оборота и закрепить до щелчка.
– Как вам удалось всё запомнить? – спросил я.
– Элементарно, Ватсон, – ответил комиссар, – я уже разобрал три аппарата,
а собрал только один.

   Лицом и даже голосом Жалнов был похож на актёра Ливанова, который мастерски
воплотил на экране образ Шерлока Холмса. Скупые на похвалы англичане
назвали Ливанова лучшим Шерлоком Холмсом.

   Холмс-Ливанов умер для меня, когда актёр в телевизионной рекламе воскликнул:
«Кто украл мой чай?»

   На улице Жалнова узнавали и приставали с автографами. Чтобы поменять
имидж, комиссар отпустил усы и с трубки перешёл на сигареты. Но стало ещё
хуже.

   Целыми днями помполит рыскал по судну с камерой и, запинаясь за концы
и кранцы, делал исторические снимки из жизни экипажа. Говорят, он даже спал
с фотоаппаратом. Я тоже увлекался фотографией, но спать любил с буфетчицей
Люськой.

   При таком раскладе с комиссаром случались разные штуки. В пельменях ему
всегда доставалась призовая монетка. Мосластые ноги были сбиты о комингсы
и Жалнов самолично лечил их зелёнкой. Однажды он стал лысым, потому что
переборщил с причёской, пытаясь подстричь себя сам.

   Как-то, перед заходом в порт Пайта (Перу), Жалнов инструктировал экипаж:

– Страна бедная. Процветает воровство, блуд и разврат. В городе ведите себя
осторожно, деньги и сумки прижимайте к животам.

   На следующий день, на базаре, местный хлопец вырвал у Жалнова фотоаппарат
и мгновенно скрылся в толпе. «Хорошо, что у меня есть другой!» – сказал потом
комиссар.

   Но самая интересная история случилась с комиссаром в Советской Гавани.
В конце февраля наше судно поставили в док. Это не лучшее время для
Приморья – то дождь, то снег, то всё разом. Совсем некстати у Жалнова
разболелся зуб. Прямо в заводе был зубоврачебный кабинет, а в нём две
врачихи – хорошая и плохая. Хорошая была женой директора завода, плохая,
не знаю чья. Жалнов, конечно, угодил к плохой. Она спросила:

– Вам пломбу хорошую или как?
– Какая лучше, – ответил больной.
– Сделаем импортную – «Супер-саунд».

   После экзекуции у комиссара разнесло щёку и неделю Жалнов ходил с повязкой,
словно раненый партизан. Он был похож на Холмса, получившего добрую оплеуху
от профессора Мориарти.

   С этой повязкой он пришёл в радиорубку.

– У меня жуткая проблема, – произнёс комиссар упавшим голосом.
– ?
– Представляешь, в своей голове я слышу радиостанцию «Ретро СВ». Постоянно.
То музыка, то новости. Ладно бы гнали классику – Баха или Бетховена. «К Элизе»,
например. А то…
– Моцарт тоже ничего себе – говорю я не без подначки.
– Во! А тут постоянно крутят Жанну Агузарову! Ах эти жёлтые ботинки! Терпеть не
могу и Жанну, и эти ботинки! Как гвоздём по стеклу!
– Странное дело, – говорю я, – может быть, у вас феноминальный слух и вы
слышите радио доктора из соседней каюты?
– Был я у доктора. Радио и даже магнитофона у него нет. Док посоветовал
проконсультироваться у тебя.
– Ну вы даёте, Степан Андреич, – говорю, – я же радист и даже не психиатр.
Чем я могу?
– Элементарно, Ватсон, – сказал комиссар голосом Холмса. – Я тебе докажу.
Включи «Ретро».

   Я настроил приёмник, выключил динамик и надел наушники. Звучала популярная
песня: «Два кусочека колбаски у тебя лежали на столе. Ты рассказывал мне
сказки, только я не верила тебе…»

– Фу, какая пошлость! – поморщился Жалнов и пересказал текст песни.

   Потом на волне «Ретро» передавали новости. Комиссар слово в слово
дублировал всё, что звучало по радио.
Я снял наушники:

– Мессинг, и Калиостро в одном флаконе! Вы можете этим зарабатывать
на жизнь!
– Ничего смешного, – кисло вымолвил Жалнов. – От этого репертуара у меня
крыша едет. Хотя бы настроиться на другую волну…
– Обратитесь к нашим эскулапам.
– Ещё чего! Сразу запишут в психи и прощай, море. Хуже того, в «дурку» упекут!
Ты что бы сделал на моём месте?
– Я бы не спешил. Может быть, это пройдёт само-собой. Так бывает с моей
техникой.

   Скоро помполита списали в отпуск. В ремонте комиссару делать нечего.

С Жалновым мы встретились через год. Я узнал его издалека. По корабельной
набережной шествовал Шерлок Холмс. Прямой, как жердь, в тёмном костюме,
с жилеткой и жёлтой цепью от карманных часов. Холмс был без усов и с трубкой
во рту.

   Я спросил про музыку в его голове.

– Элементарно, Ватсон! – ответил Холмс. – Всё дело было в пломбе.
В её формуле оказался  банальный корунд. А корунд…
– Полупроводник, детектор.
– Верно, начальник. И через кости звук передавался сразу в череп. Зимой-то ещё
ничего, а когда в мае начиналась гроза…
– Люблю грозу в начале мая, – процитировал я.
– Разряды молнии буквально взрывали мне мозг. Пришлось сдаваться врачам.
Полгода медики терзали меня, пока не докопались до истины. Зуб выдрали,
отправили на экспертизу в Москву.
– Здорово! Вы могли бы стать резидентом в стане врага. Не предлагали?
– Нет, но там, – Жалнов ткнул пальцем в небо, – моим феноменом
заинтересовались.
И врачи советовали помалкивать. Мало ли что…