13. Южная Сергеевка
Две из четырёх Южно-Сергеевских скважин находились в непосредственной близости от Дёмского кладбища, за деревней Баланово. Одна – за железной дорогой, в районе деревни Жуково. А 88-я в окрестностях посёлка Авдон. Рядом с этой скважиной находилась ДНС, которая так и называлась ДНС-88. Эта ДНС была на балансе цеха подготовки и перекачки нефти. Через неё шла перекачка нефти с пятого нефтепромысла. Прежнему "хозяину" видимо ДНС-88 была в обузу. Несмотря на то, что начинка объектов, входящих в ДНС была довольно, таки, новая, горизонтальные ёмкости, их обвязка, почему-то единственный поршневой насос откачки, всё носило отпечаток заброшенности. От насоса через обваловку была прокопана канавка, по которой в небольшой овражек стекала нефть. Овражек было доверху наполнен ею. Операторная располагалась в вагончике. Внутренние стены были испещрены отметками от убитых мух, напоминающими следы от пулевых пробоин. На грязном столе, рядом с телефоном лежали засаленный вахтовый журнал и самодельная мухобойка.
Почему следы от мух понятно. Невдалеке находилась Авдонская птицефабрика. Непонятно было другое. Почему всю зиму никто не убирал их следы. Из разговора с операторами ДНС, которых должен был принять в состав персонала нашего нефтепромысла, я понял, что и ручеёк нефти, текущий в соседний овраг, и следы от прошлогодних мух, и засаленный журнал, для них в порядке вещей. Видимо в их сознании всё это воспринималось как неотъемлемая и неизменная часть их работы и жизни.
В общем, впечатления от увиденного были даже хуже, чем от первого посещения Волково. Всё это опять предстояло в кратчайшие сроки поднять хотя бы до общепринятого вида. В ближайшее время на Южную Сергеевку должны были выйти буровики.
По ДНС-88 я составил список недостатков из 12 пунктов и передал его начальнику ЦППН Галееву. Хитрый Ханиф Габдрахманович передал список Амиру Кутлубаеву недавно ставшему его заместителем, а сам преподнёс ситуацию в невыгодном для меня свете начальнику НГДУ Альхамову. Вызвав меня на ковёр, Муса Губайдуллович потребовал силами нефтепромысла в кратчайшие сроки привести Южно-Сергеевский участок в надлежащее состояние. Мне удалось только выторговать ликвидацию нефтяного амбара за обваловкой ДНС силами ЦППН.
Со сменой руководства НГДУ изменился характер оперативных совещаний, партийных собраний и прочих сборищ. Ужесточилась критика начальников цехов, и вообще линейного ИТРовского персонала. Решение производственных вопросов, требующих вмешательства работников аппарата управления НГДУ, перекладывалось на тех цеховых руководителей, которые эти вопросы сами же и поднимали. Стала применяться практика обильного применения выгоров, строгих выгоров, и лишения 100% премии начальников цехов, за не так уж серьёзные с их стороны промашки в работе, даже при условии выполнения плана. Причём к начальникам цехов добычи нефти подход был строже, чем к начальникам цехов вспомогательного производства. Начальники нефтепромыслов стали как новогодняя ёлка, все обвешанные выговорами.
Такая обстановка стала приводить к расслоению коллектива. Складывались неформальные группы цеховых руководителей. На совещаниях, первые ряды в зале занимали "аппаратчики". Начальники цехов вспомогательного производства сидели за ними. Ну а мы, промысловики – "чёрная кость" сзади. Петрович, который Унру, стал приносить на совещания карманные шахматы. Получив свою порцию ругани, мы с Петровичем продолжали резаться в шахматы. Рядом с нами обычно сидели Нажип Бахтияров и Виктор Котов, старшие инженеры пятого и четвёртого нефтепромыслов. Так и сложилась наша неформальная группа. Позже к нам примкнул начальник второго нефтепромысла Ринат Мардганиев. После каждого партийного или профсоюзного собрания, мы начали собираться у кого-то дома. Вскоре это вошло в традицию. А к нарушителям традиций, подход у нас был "строгий". Да просто им не наливали.
На этих сборищах происходила разрядка полученных стрессов. Конечно, они не проходили без выпивки и хорошей закуски, за что мы были благодарны нашим верным подругам – жёнам. В одно из очередных сборищ, проходивших у меня, Петровичу не хватило спиртного. Без тени сомнения он спустился этажом ниже, постучал в квартиру секретаря парткома НГДУ Ханмурзина, и попросил бутылку водки. Жена, из-за закрытой двери ответила, что Риф спит. Петрович не успокоился. Выцыганив бутылку сухого вина у моего соседа, начальника ЦИТС Исламова, которому мы все оперативно подчинялись, он вернулся и сказал, чтобы я написал на двери квартиры Ханмурзина надпись "ПАРТКОМ". В общем, мы не унывали.
Водка сыграла немалую роль в отношениях в коллективе между людьми. Извечный для российского (советского в описываемый период) народа вопрос:
- Что есть водка? Добро или зло?
Однозначный ответ вряд ли найдётся. Задачей данной книги не является углублённое изучение этого вопроса. Просто хочется отразить, и вспомнить всё как было, без прикрас.
Жизнь и работа текли своим чередом. На этом фоне ярким пятном в памяти выделился эпизод празднования полувекового юбилея добычи первой тонны нефти в Башкирии. Официально мероприятие носило название "50-летие производственного, ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени, объединения "Башнефть". Последним орденом объединение как раз и было награждено в честь 50-летия.
Марс Салимов, как секретарь партийной организации нефтепромысла, получил стопку почётных грамот и памятных подарков. В официальной обстановке, на цеховом собрании состоялось их вручение операторам, слесарям, пробоотборщицам и диспетчерам. Награждение ИТРовского состава решили произвести на лоне природы, в живописном месте на берегу речки Сикиязки. Наиль Бакиев подготовил всё необходимое.
Перед тем как приступить к выпиванию водки и поеданию шашлыка, Марс построил всех в шеренгу, и по фамилии вызывал каждого награждённого. Тот делал два шага вперёд, получал награду и подарок, а это были командирские часы с юбилейной символикой "Башнефти", говорил, служу Советскому Союзу, и вставал обратно в строй. Я осознанно доверил проведение процедуры награждения Марсу, хотя представления на награждаемых готовил сам. Ну, во-первых, партия – наш рулевой. Во-вторых, пусть человек порадуется, если ему это доставляет удовольствие.
После официальной церемонии и трапезы, прерываемой многочисленными тостами присутствующих, пришло время воздать должное искусству. Володя Колесников взял в руки гитару и начал исполнять песни- баллады собственного сочинения. За давностью происходившего запомнилась только одна – "Розовый фламинго". Популярная песня под таким же названием, появившаяся значительно позже, не имеет с Володиным сочинением ничего общего. Володина заставляла задуматься, а более поздняя, просто "попса". Для всех присутствовавших Володин, не побоюсь этого слова талант, оказался просто открытием. Мы и не подозревали, что рядом с нами работает самый настоящий поэт, бард. Вторым открытием явилось то, что во время исполнения песен Володя переставал заикаться.
Было ещё и третье открытие Володиных талантов вечером того же дня. После обширной программы празднования решили бороться. Кряжистый, ну очень сильный Валентин Шелепов, который в борьбе не уступил почти профессиональному борцу Наилю Бакиеву, был повержен на землю тоненьким, как травинка Володей Колесниковым.
Четвёртое открытие талантов, правда, не Володи, а его родителей, испытали только мы вдвоём с Наилем Бакиевым. Дёмские поехали домой на ГАЗоне 54-10, а мы городские на УАЗике 12-62. В машине Володю сморило. Подъехав к подъезду, нам с Наилем пришлось принять его на плечи и затащить на четвёртый этаж. Мы хотели передать его в целости и сохранности, вместе с гитарой, родителям. На ответную благодарность мы, конечно, не рассчитывали. Но поток обвинений в том, что мы споили их чудо-ребёнка, выветрил из наших голов весь хмель. Риф Гарифуллин ждавший нас в машине, рассказывал потом про нас с Наилем. Вышли из машины весёлые, а вернулись какие-то озабоченные и хмурые.
Ну, мы то ладно. Марс, тот вообще проснулся утром в складе нефтепромысла в Курасково. Там находился погреб, где он хранил картошку. С его слов, он спустился в погреб, набрал в сетку картошки, и присел отдохнуть. Вот и отдохнул. Валентин почему-то оказался дома у уволившегося Нуретдина Байгильдина. Боролся и сломал Нуретдину очки.
В то лето дважды съездил по обмену опытом работы в командировку. Один раз в НГДУ "Чекмагушнефть". Другой раз в НГДУ "Южарланнефть". Больше запомнилась вторая поездка. На УАЗ-452 - "буханке", закреплённом за начальником технического отдела Ринатом Галеевичем Ислановым, под его чутким руководством. С нами, и туда, и обратно, ехала какая-то тётенька, вроде бы родственница Исланова. По моей просьбе в состав команды были включены Виктор Котов и Володя Колесников. На ночь остановились на берегу какого-то озера в окрестностях Дюртюлей. Салих - водитель Исланова, и Виктор, бредешком процедили заливчик. Был пойман только один карась. Но зато какой! Я таких больше за всю жизнь не видел. По размерам он всего лишь немного уступал карпу, подстреленному Жбрыкуновым на Сикиязке. А тот был весом в шесть кило. Уху готовил, по своему рецепту, прямо с потрохами, и большим количеством лука, сам Ринат Галеевич. Получилось вкусно. Весь остаток ночи Володя услаждал командировочных своими песнями под гитару. Приехав с опозданием на совещание в Ново-Хазино, и пристроившись в зале на задних рядах, мы успешно проспали все доклады.
После обеда всех участников совещания на автобусах повезли на нефтепромысловые объекты. Приехав на один из больших кустов, нас подвели к устьям скважин. Докладчик рассказал про преимущества малогабаритных устьевых арматур УАШГН. Рядом с нами оказался Мунир Нафикович Галлямов – главный инженер ПО "Башнефть", являющийся одним из авторов этих арматур. Воспользовавшись представленным случаем, я высказал сомнение в правильности комплектации арматур только двумя угловыми вентилями, одним для затрубного пространства, другим на выкидной струне, после узла пробоотборника и манометра. Мунир Нафикович остро воспринял мои слова, и в свою очередь подверг критике в моём лице НГДУ "Уфанефть", которое отстаёт во внедрении всего нового и передового. С этим я был согласен, но по вопросу, который поднял, согласен не был. Жизнь доказала, что я был прав. Впоследствии, во второй половине восьмидесятых годов все арматуры УАШГН комплектовались тремя угловыми вентилями.
Не дожидаясь конца выездного совещания, Ринат Галеевич скомандовал отъезд, сам сел за руль, и мы поехали в Уфу. Честно говоря, такой дурацкой командировки в моей производственной деятельности больше не было.
В конце лета уволился Володя Колесников. Видимо он понял, что не впишется в наши повседневные трудовые будни. Предварительно я с ним разговаривал. Мы обсуждали высокие мотивы, в том числе и как таковой смысл жизни мужика. Возможно, обдумав всё, о чём мы разговаривали, Володя и принял такое решение. Я его отговаривать не стал. Таким образом, район нефтепромысла от Курасково до Авдона опять потерял мастера. Правда, ненадолго. Вскоре, в сентябре к нам перевёлся из ЦКПРС новый мастер по добыче нефти и газа Мурат Баймухаметов. У него сразу, в отличие от Володи Колесникова, было заметно желание работать, и улучшить состояние дел в бригаде и на вверенном ему участке. Мы с ним договорились, что он полностью отвечает за всё, что происходит в бригаде. И в дальнейшем его слова ни разу не разошлись с делами.
Осенью на Южную Сергеевку вышли три бригады буровиков. Начали разбуриваться 88-ой, 83-ий и 101-ый кусты. Таким образом, в конце 1982 года и весь 1983 год на нефтепромысле работало 12 буровых. При этом зона деятельности цеха расширялась. Скважины находились в трёх административных районах Башкирии: Уфимском, Чишминском и Кушнаренковском.
В один из морозных ноябрьских дней, находясь на 8-мом кусту Волковской группы месторождений, мы с Анатолием Давыдовым смотрели по телевизору в культбудке буровой бригады похороны Леонида Ильича Брежнева. Заметили, как рабочие почти сбросили гроб с его телом в могилу у кремлёвской стены. Но не заметили главного – начало конца великой страны, в которой родились и жили.
Вскоре контору нефтепромысла переселили в здание, которое занимало СМУ, УКК и столовая. Пришлось нам потесниться. Вместе со всей документацией и канцелярией, делами скважин, кое-как мы разместились в двух небольших комнатках.
Для обслуживания 9-го, 10-го и 11-го кустов Волковской группы месторождений, самых дальних от ДНС, необходим был вагончик, чтобы оператор Михаил Лексин, проживающий в посёлке Рудный, обслуживающий эти дальние скважины, мог хотя бы погреться, переждать непогоду, какое-то время хранить бутылки с пробами нефти, отобранными из скважин, держать необходимый инструмент. В НГДУ мне в этой просьбе было отказано. Пришлось, договорившись с Анатолием Давыдовым, переоборудовать оставшийся, вмёрзший в лёд, и поэтому брошенный буровиками блок-бокс котельной.
Первый нефтепромысел добывал тогда больше половины годовой добычи нефти по НГДУ. При этом объёмы наращивались благодаря вводу в разработку новых залежей. Люди, которые обеспечивали благополучие трёх с половиной тысячный коллектив НГДУ, включая вспомогательное производство, членов их семей, вынуждены были ютиться на работе в конурках. При этом тот же начальник и главный инженер СМУ имели просторные кабинеты, обшитые полированными плитами и приёмную с секретаршей, располагавшиеся на нашем же этаже.
Обустройство Южно-Сергеевской площади шло ускоренными темпами. Начал разбуриваться 12-ый Волковский куст за деревней Мамяково. Строился трубопровод от этого куста до ДНС-Волково. Всё это требовало от нас большой самоотдачи. Частенько работы, на которых мы должны были присутствовать и контролировать их ход как заказчики, заканчивались поздно ночью или даже под утро. А сами объекты находились в радиусе километров пятидесяти от Курасково. Приехав после очередного аврала, и скоротав остаток ночи на столе в своём маленьком кабинетике, утром надо было снова быть на уровне, руководить людьми и событиями.
Запомнилась ситуация с опрессовкой трубопровода диаметром 219 на 8 от 83-его куста до ДНС-88 на Южной Сергеевке. Трубопровод проходил по лесной просеке в районе Авдонской птицефабрики. Прорабом от СМУ этой стройки был Паша Гофштеттер. На 83-ем кусту стоял на "приколе" компрессор на шасси КРАЗ СД-9, подбитый к трубе. Опрессовывать построенный СМУ трубопровод надо было до 25 атмосфер. Причём он должен был держать это давление в течение суток. Сначала СМУтьяне пытались "втереть мне глаза", поставив заглушку на фланце трубы до манометра. Номер не прошёл. Потом начались форменные мучения. Сначала не набиралось требуемое давление. Через неделю это преодолели. Всю следующую неделю, после набора давления, оно постепенно снижалось. Значит, где-то была утечка. В связи с тем, что была попытка меня облапошить, каждый раз на опрессовку приезжал я сам. Весь процесс занял три недели и завершился в ночь с воскресенья на понедельник.
Зачем это все надо было, если всё равно объявлялся очередной, не помню какой по счёту выговор. Прошло уже два года, как я принял первый нефтепромысел. Многое удалось сделать. Однако до сих пор я ходил в исполняющих обязанности начальника нефтепромысла. Правда, обдумывать всё это было в то время некогда. Хотя и сильно напрягало. Выход находил в общении с друзьями Петровичем и Котовым, ставшим тогда работать начальником цеха поддержания пластового давления.
В принципе я поддерживал хорошие отношения со всеми начальниками цехов и большинством начальников отделов НГДУ. Работа состояла не только из "трудовых подвигов". С тем же начальником СМУ Асхатом Габитовичем Хафизовым, у него в гараже, потом дома, расслаблялись после очередного партийного собрания вместе с начальником базы производственного обслуживания Раимом Минниахметовичем Минниахметовым. Общался с начальником цеха пароводоснабжения Олегом Витальевичем Поповым и его заместителем Алексеем Селивановым. С начальником ЦНИПРа Сергеем Михеевичем Каревым, и старшим геологом ЦППД Иваном Артемьевичем Шишкиным, в свободное время расписывали пульку.
Свидетельство о публикации №222021200875