Виват опера!

Сентябрь 1999 года. Так назывался (в переводе с латинского «Пусть живёт опера!») гала-концерт, открывший в Гродно неожиданно обрушившиеся на нас гастроли Национального театра оперы РБ. Две недели под сводами драмтеатра пела, гремела, стонала, взмывала вверх бессмертная музыка Бизе, Верди, Пуччини, Чайковского. Свои лучшие, самые эффектные спектакли показал театр гродненской публике. От взгляда на гастрольную афишу захватывало дух: «Кармен», «Травиата», «Риголетто», «Чио-чио-сан», «Севильский цирюльник», «Евгений Онегин»! Неудивительно, что билеты испарились почти мгновенно, тем более что крупные предприятия и организации пачками скупали их для своих коллективов. Свободных мест не было и в помине, еще бы - последнюю оперу вживую здесь видели и слушали девять лет назад! А ведь Гродно - музыкальный город, изобилующий меломанами...

Мне достались билеты на премьеру «Лючии ди Ламмермур» Доницетти по роману Вальтера Скотта, отдалённо напоминающему «Ромео и Джульетту». Правда, нам предлагалось концертно-сценическое исполнение, а это значит, что на стройный сюжет, декорации и костюмы рассчитывать не приходилось. И всё-таки это был именно тот спектакль, на который я хотела попасть, поскольку все остальные из привезённых шедевров уже имела счастье слышать в Большом театре в Москве в исполнении таких известных мастеров, как Архипова, Олейниченко, Атлантов, Эйзен, Большаков, и то сильное впечатление, и музыкальный образ каждого спектакля (а московская опера была тогда исключительно русскоязычной) сохранились в памяти до сих пор.

***

Не скрою, что кроме всего прочего я надеялась улучить момент и взять интервью у худрука театра, композитора Сергея Кортеса. Заблаговременно договориться не получилось, пришлось рассчитывать на удачу. Ради этого пришла в театр пораньше, прошла в полупустое ещё фойе, дверь в зрительный зал была приоткрыта. Заглянула – почти никого, хотя нет: вот седовласый мужчина в очках и в цивильном костюме в среднем ряду машет рукой кому-то на сцене.  Вхожу в зал, направляюсь к нему. Похоже, Кортес. Он смотрит на меня удивлённо, а услышав об интервью, уже мне машет рукой:

- Нет-нет, это к Анисимову, он ответит на все вопросы, договаривайтесь с ним.

Жаль. Тогда я ещё не знала, что в каждом большом артистическом коллективе существует человек, которого отдают на откуп журналистам. Он знает, что стоит выносить на публику, а что – нет. Ещё я не знала, что Александр Анисимов - москвич, выпускник Ленинградской консерватории, уже 20 лет живёт и работает в Минске, а четыре года назад он дирижировал на первом концерте Монтсеррат Кабалье в Москве, который прошёл в Кремле. Знай я это, видимо, не так огорчилась бы из-за поспешного отказа Кортеса. Скоро и сам Анисимов, дирижёр и художественный руководитель оркестра – высокий, поджарый, с копной кудрявых волос на голове, и, похоже, ровесник, подходит ко мне, и мы договариваемся переговорить после спектакля. А пока я отыскиваю своё место в зале и устраиваюсь поудобнее…

Аура живой оперы - потрясающее явление. То, чему сотни людей восторженно внимают в зале, сражённые мощью хора, оркестра, силой и чистотой голосов, далеко не каждый из них согласится воспринимать хоть сколько-нибудь долго по телевизору. В опере нельзя рассчитывать на дословное понимание текста - и хором, и солистами отдельные слова нередко проглатываются, тушуются, заглушаются оркестром, но для того и существует краткое либретто, даже если спектакль ставится на родном языке.

Минская опера уже несколько лет, войдя, как здесь говорят, в русло европейского театра, выпускает спектакли ... на языке оригинала. То есть Верди, Пуччини и Доницетти звучат на итальянском, Бизе - на французском, Чайковский - на русском. Это, безусловно, удобно и выигрышно при зарубежных гастролях, придаёт спектаклю экзотический колорит и импозантность - мы словно бы в Италии побывали, это в чём-то облегчает исполнение партии, поскольку писалась она именно на языке композитора, но всё же ограничивает актёров, заставляя их петь по существу вызубренные тексты.

Ну а зрители-слушатели, что уж греха таить, на той же «Лючии», хоть и внимали не дыша прекрасным голосам Курбатской, Мороза, Франковского, нет-нет да переспрашивали друг у друга, кто ж там из них Эдгар, а кто Артур или Генрих? Единственными словами, понятными без перевода, несмотря на общепризнанную простоту итальянского языка, были «Лючия» и «си». Тем более что концертно-сценическое исполнение не предполагало и никакого реквизита, даже кинжала, которым закалывается Эдгар, а еще прежде Лючия убивает ненавистного жениха, о чём я с изумлением узнала из программки уже после спектакля. Сюжет и развитие действия были супер условными, хотя представление давал всё-таки ТЕАТР оперы. И полного музыкального образа спектакля в моей голове, увы, не сложилось.
 
Говорят, так сейчас преподносят оперы на лучших площадках и сценах Европы, в концертно-сценическом варианте, не утруждая себя декорациями и костюмами.

           ***

После спектакля я остаюсь в зале и терпеливо дожидаюсь Анисимова. Скоро он подходит и сообщает, что мне (вернее, нашей газете) дико повезло, поскольку сам маэстро, впечатлённый успехом «Лючии» у гродненской публики, готов дать интервью, но не сейчас, а накануне следующего спектакля. Ну ладно, хотя бы так. Зато поговорю с самим Кортесом, внешность которого мне сразу понравилась.

На следующий день оперная труппа давала «Травиату». Я снова прибежала пораньше - и в фойе, уже опустевшем от зрителей, которые занимали свои места в зале, сразу увидела Кортеса, всё в том же синем костюме. Композитор предложил мне расположиться в креслах неподалёку от приоткрытых дверей зрительного зала, чтобы, я так поняла, он мог слышать, что происходит на сцене. А там уже затихал,  откашлявшись, зал, отзвенели звонки, и зазвучала увертюра… В «Травиате» она восхитительная…

- Концертное исполнение «Лючии», - вполголоса пояснял мне Кортес, - мы сделали по просьбе швейцарского импресарио. Это европейский стиль постановки и прочтения опер. Летом наш театр гастролировал в Швейцарии и Германии, выступая на городских площадях, которые собирали по пять тысяч зрителей. Чтобы охватить такую аудиторию, артисты пели с микрофонами. В Швейцарии подписали контракт на три года. Кстати, абонементы на будущий год (там их приобретают на весь сезон) уже раскуплены публикой. Несмотря на то, что билеты там дорогие, на уровне 450 швейцарских франков.

Хочу сказать, что это сложившаяся мировая практика - ставить оперу на языке оригинала, ну а подтолкнули нас к этому действительно зарубежные гастроли. Замечу, что «Севильского цирюльника» и «Свадьбу Фигаро» даём дома в русском варианте, поскольку там слово двигает действие, интригу, поэтому очень важен текст, каждое его словечко. «Евгений Онегин» и  вообще все русские оперы за границей показываются на русском, и они прекрасно воспринимаются. Так работают сейчас все оперные театры мира, в том числе и Большой в Москве, особенно когда на отдельные партии приглашаются зарубежные исполнители. А вспомните времена, когда интеллигенция не представляла, как можно читать классику не в оригинале...

О нет, такие времена я уже не застала, разве что хорошо помню, что чуть не половину «Войны и мира» Толстой написал на французском…

      ***

Я не смогла удержаться, чтобы не спросить у маэстро, что значит его редкая в наших краях фамилия. Чуть помедлив с ответом и как бы продумывая самый короткий его вариант, Сергей Альбертович  рассказал мне историю, которую я слышала впервые. Про то, что родился он, как ни странно, далеко от Беларуси – в Южной Америке, в Чили. Туда в 1920-е годы эмигрировала из России семья его матери, тогда ещё подростка. Став взрослой, она вышла замуж за чилийца Кортеса. Сергей был ребёнком, когда они переехали в Аргентину. Отец остался в Чили. В 1955 году, подав прошение о советском гражданстве, семья смогла вернуться в СССР, в Минск. К тому времени Сергею Кортесу было 20 лет. Начав заниматься музыкой ещё в Буэнос-Айресе у пианиста, выпускника Санкт-Петербургской консерватории, Сергей смог поступить в Белорусскую консерваторию  на отделение композиции. Потом заведовал музыкальной частью в минском ТЮЗе, в театрах им. Горького и в Купаловском, был главным музыкальным редактором на «Беларусьфильме», где написал музыку ко множеству кинокартин, а в 1991 году возглавил оперную труппу столичного театра оперы и балета.

- Сергей Альбертович, а как относятся к опере в Минске? Насколько она популярна?

- Сегодня я вообще доволен местом нашего театра в творческой жизни республики. Ведь не секрет, что опера у нас долгое время оставалась на задворках искусства. Способствовали росту её престижа в первую очередь высокий профессионализм и мастерство наших исполнителей. У нас есть ядро солистов старшего поколения, известных всей республике. Сильное среднее поколение. А молодежное пополнение просто радует! Тамара Глаголева, Наталья Руднева, Николай Моисеенко прекрасно выступили сейчас в Гродно в опере «Набукко» Верди. Это наша премьера. Виктория Курбатская как никогда великолепно спела Лючию! Это был только третий показ оперы. Наш молодой тенор Сергей Франковский очень удачно исполнил партию Эдгара. Марат Григорчик талантливо преподнёс сложные арии Хозе и Ленского. Володя Мороз, эффектно исполнивший Генриха в «Лючии», только что вернулся из Питера с конкурса вокалистов, где успешно выступил, у него очень красивый баритон. В основном это воспитанники Белорусской консерватории, наша надежда, будущее театра. Диапазон актёров, участвовавших в гродненских гастролях, самый широкий - от народного артиста республики Виктора Чернобаева до Василия Мингалёва, недавно перешедшего к нам из оперетты. Добавлю, что и публика, и критика, в том числе за рубежом, отмечают высокий исполнительский уровень нашего хора и оркестра, руководят которыми Нина Ломанович и Александр Анисимов.

    ***
   
…Опере не раз пророчили угасание, но вопреки всему на стыке веков она отметила своё четырёхсотлетие. А накатившаяся волна новой жизни вновь вздымает оперу вверх.

В 1999 году на театр обратили особенное внимание и дали несколько почётных званий: заслуженного  деятеля искусств, заслуженных и народных артистов республики, одно из них - Сергею Кортесу. Это по существу признание уровня всего театра.

- Над чем вы работаете сейчас? Я имею в виду театр. Идёт ли на смену классике современная опера?

- Готовим новые спектакли: «Турандот» Пуччини и «Дон Джованни» Моцарта. Хотим обязательно поставить «Бориса Годунова» - но в новом прочтении, без старых стереотипов, «Паяцев» Леонкавалло. Из современных спектаклей, идущих на нашей сцене, можно назвать «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича, мою оперу «Визит дамы» по пьесе Дюрренматта.

Если же говорить о спектаклях, отражающих современность, то опера - это настолько условный жанр, требующий философских обобщений, сильных страстей, глобальных проблем, что вряд ли возможно её языком пересказать день сегодняшний. Разве с прошествием времени... Современность, новизна оперы заключаются, на мой взгляд,  не в отражении сиюминутных событий, а в современном музыкальном языке.

 - Несмотря на то, что ваш театр не обделён вниманием властей и зрителей, всё равно ведь чего-то не хватает?

 - Честно говоря, очень хочется, чтобы люди, которые закладывают в бюджет статьи расходов на искусство, понимали, что петь может далеко не всякий. Талантливый оперный певец - это человек, тронутый десницей Божией, и ценить его надо соответственно. Нельзя допускать, чтобы артист материально нуждался. Вы знаете, иногда я просто боюсь, когда в труппу приходит слишком хороший певец - а вдруг кто-то услышит и переманит, посулив золотые горы?..

Тут Сергей Альбертович с извиняющимся выражением лица развёл руками и поспешил в зал, слушать Василия Мингалёва, впервые выходящего на сцену в «Травиате». Еще неизвестно, кто из них волновался больше...

      ***

Спустя 12 лет в одной из передач столичного телевидения я увидела Сергея Альбертовича и услышала эти его слова:

- Два года назад две мои сестры нашли портрет отца и узнали о его судьбе. Так семья отца – а это пол-Чили, по-моему, - оказалась на связи с нами. Раньше, когда я писал туда письмо, оно шло полгода, ещё полгода я ждал ответ. Сейчас я нажимаю кнопку и разговариваю с сестрой, племянниками, с Аргентиной, с  Южной Америкой, с Чили, с Соединёнными Штатами – у меня там много друзей, с Францией  – там живёт мой сын. Весь мир стал доступным.

Жизнь вообще штука интересная: встречи, романы, много памятных эпизодов… А больше всего меня радует то, что я живу.

Сергей Кортес умер летом 2016 года. Похоронен в Минске.

--------------------------------------------------------
Снимок в тему. Лето 2006 г., Гродно. Национальный академический концертный оркестр Беларуси. Дирижирует Михаил Финберг. Умер в декабре 2021.
Фото автора.