12. Танки

С выходом наших войск на подступы к Кондопоге я был назначен начальником оперативного отделения 37-й стрелковой дивизии, которой уже командовал майор Литвинов, а подполковник Державин от командования дивизией был освобожден. Это было, примерно, в октябре. Только к этому времени нам удалось установить связь с отходящими 15 и 24 мотострелковыми полками НКВД, которые еще в конце сентября вошли в состав 37 стр. дивизии.


 После кратковременных боев в районе Кондопоги 52 стр. полка опять на автотранспорте перебрасывался западнее Медвежьегорска, в район Мяндусельга, куда с тяжелыми боями, под напором превосходящих сил противника из Ост-озера отходил 126 стр. полк 71 стр. дивизии.

 
Штаб 37 стр. див. развернулся в Кумса-П. Здесь, на этом рубеже, разыгрались ожесточенные бои. Было ясно, что теперь противник, сосредоточив на этом направлении основные силы, решил с запада выйти в район Медвежьегорска.
Вот в этой обстановке 52 стр. полк и на этот раз получил почётную, но вместе с тем ответственную задачу – сходу вступить в бой против значительно превосходящих сил противника, и на какое-то время преградить путь на Медвежьегорск, как это он уже делал при обороне Петрозаводска. События показали, что после переброски и развертывания 52 стр. полка западнее и юго-западнее лесопункта Кумса-П удалось замедлить темпы продвижения противника. 52 стр. полк совместно со 126 стр. полком  71 стрелковой дивизии нанесли чувствительные потери врагу. В результате этого только через месяц, т.е. 5 декабря, противнику удалось захватить Медвежьегорск. Следует отметить, что противник, несмотря на большие потери в живой силе и технике, днем и ночью вел наступление.

 
В связи с этим мне вспоминается одна из ноябрьских ночей, когда противник, пробив брешь в расположении наших войск, ночью, значительными силами, ворвался в населенный пункт Кумса-П, где находился штаб 37 стр. дивизии.  Благодаря повышенной бдительности и принятым мерам силами роты охраны, батальона связи и офицеров штаба дивизии, удалось отбросить противника из населенного пункта. Однако, к утру противник, подтянув свежие силы, возобновил настойчивые атаки, поэтому пришлось оставить Кумсу-П.


После этого штаб дивизии развернулся в лесу, 2 километра восточнее Кумса-П, и стал готовить удар с тем, чтобы выбить противника из населенного пункта. Все наши попытки с утра, силами отошедших подразделений 52 стр. полка, совместно с 126 полком    71 стр. див.  овладеть   Кумса-П успеха не имели. В этом бою, на моих глазах, погиб командир 52 полка старший лейтенант Туруев.

 
В командование полком вступил тогда лейтенант Кулаков Костя*. После оставления Кумсы-П меня удивило то, что командование дивизии и руководство штаба переместились далеко в тыл, в район деревни Медвежья Гора. Это было   в 15-20 километрах  восточнее расположения наших войск. Я сейчас не помню было ли это вызвано сложившейся обстановкой или ещё чем-то.


Хорошо помню, что командир дивизии мне приказал остаться в лесу, восточнее Кумса-П (фактически это было расположение 52 полка) и возглавить оперативную группу штаба дивизии по руководству боем за Кумсу-П. В этом бою был тяжело ранен командир батареи 76-мм полковых пушек (забыл фамилию лейтенанта). У него было сквозное тяжелое пулевое ранение в рот, с выходом пули через шею. Его ранило во время подачи команды, когда батарея вела огонь прямой наводкой по атакующему противнику. Таким образом, обстановка на подступах к Медвежьегорску была сложной и тяжелой. Против малочисленных войск, действовавших западнее Медвежьегорска, противник все время наращивал удары, вводя в бой свежие силы, и только отвага, самоотверженность и массовый героизм личного состава 52 и 126 полков при бое за каждую пядь родной Карельской земли, задерживали быстрое продвижение противника с запада. Да, действительно, эти полки дрались мужественно и до конца выполнили поставленную задачу: ведь надо же было быть смелыми и отважными настолько, чтобы отходя, наносить чувствительные удары по врагу. Эти наши действия расстраивали все замыслы противника.


Наши войска, неся большие потери, ощущали большую нужду в технических средствах борьбы, особенно в противотанковых средствах заграждения кроме артиллерии, уже понесшей большие потери, войска ничем не поддерживались. Об авиации нашей тогда мы и не думали. Её просто не было видно.
 
По мере отхода к Медвежьегорску нам стало известно, что противник может применить танки. В связи с этим мне вспоминается такой случай: при отходе из какого-то района, еще западнее города Медвежьегорска, я, передвигаясь с группой командиров штаба и бойцов, обнаружил раскиданные на дороге и по обе стороны от нее незамаскированные противотанковые мины. Это было утром, и мы, сосчитав мины, которых оказалось не более полусотни штук, обошли этот участок. Позднее, когда я встретил начальника инженерной службы Медвежьегорской группы войск майора Маркевича и спросил его, где и какие заграждения поставлены, он ответил, что заминирована только дорога.
_______________________________
* К.Кулаков в настоящее время подполковник в отставке, проживает в Лисьем Носу, в пригороде Ленинграда.

В одном месте, где установлено 49 противотанковых мин (речь шла о том месте, которое мы обошли). «А как же дальше?»- спросил я? Он ответил: «Дальше- не знаю, мы ничем больше не располагаем!» На наше счастье противник не применил танки при овладении Медвежьегорском. Он ввел их только после взятия Пиндуши, т.е. при прорыве на Повенец.


К утру ,6 декабря, командный пункт 37 стр. дивизии находился в 2-х километрах восточнее Пиндуши. Отчетливо был слышен бой на фронте; с обеих сторон велся ружейно-пулеметный и артиллерийско-минометный огонь. Я, выйдя из землянки, стал прислушиваться к артиллерийским выстрелам противника, которые были необычного звучания. Через некоторое время мы пришли к выводу, что противник ведет артогонь из танка. Как потом выяснилось, танк стоял не более чем в 400 метрах от нашей землянки.


В это время на нашем командном пункте находился член Военного Совета Медвежьегорской оперативной группы войск, бригадный комиссар Пугачевский. Он недолго задержался здесь,  и вскоре уехал в Повенец, где располагался штаб группы.  После отъезда Пугачевского и командование нашей дивизии покинуло это место.  Майор Литвинов перед отъездом сказал мне: «Усильте оборону командного пункта дивизии силами связистов и химиков!»

 
Какой был смысл оборонять КП, да еще с химиками, когда на нем уже, кроме меня и нескольких офицеров штаба никого не было. Мои два помощника – старший лейтенант Данильчук и лейтенант Солодов в это время находились в полках. Со мной были только мой третий помощник и комендант штаба (забыл их фамилии). Для нас было совершенно ясно, что противник, захватив Пиндуши, прорвал фронт и оставались считанные минуты до того момента, когда танки и пехота противника окажутся в районе бывшего командного пункта 37 дивизии. Я, как начальник оперативного отделения, имел возможность лично наблюдать бой и кое-где влиять на ход боевых действий. Так было, например, под Кумсой-П, а здесь всё было сложнее. Правда, меня мало тогда удивило перемещение командования дивизии, неизвестно в какой район. Это и прежде случалось. Меня удивило одно обстоятельство, свидетелем которого вскоре я стал.

 
Дорога от Пиндуши на Повенец теперь была открыта, хоть до Вологды!  По этой дороге некоторое время тому назад ехали представители командования группы войск и командование 37 дивизии. Возможно, и другие проезжали.
Так почему же, зная, что противник ввел в бой танки, никто никаких мер не  принял по заграждению дороги? Можно было только в тылу устроить завал из нескольких спиленных вековых карельских деревьев, и взять этот завал под обстрел артиллерии, также можно было подбить головной танк, остановив все другие!  В декабре, при довольно глубоком снежном покрове, в лесу, вряд ли какой танк прошел бы. Танки тогда могли двигаться только по дороге!


Итак, когда танки противника и непосредственно двигавшаяся за ними пехота на мотоциклах и велосипедах, ринулись по дороге на восток, с нашей стороны я не услышал ни одного выстрела. Да и что делать против танков с одними винтовками? Никаких противотанковых средств не было, даже гранаты и те отсутствовали. Я, как и многие другие держал в правой руке «маузер», в левой пистолет «ТТ», пытался навести какой-то порядок, т.е. останавливал бегущих.

 
Очень тяжело остановить солдат, бегущих от танка, который стреляет из пушки и пулемета. Я успел только сам отскочить в кювет, как три танка миновали меня. Здесь я встретил заместителя начальника оперативного отдела штаба Медвежьегорской группы войск, майора Гуцол, который сказал мне, что мы ничего не сможем сделать против танков!  Действительно, отбежав метров 50-70, я увидел, что уже несколько автомашин с пехотой проследовали за танками. Шум моторов удалялся в сторону Повенца. У меня дух захватило от того, что я не услышал ни одного выстрела по этой колонне, хотя знал, что в нескольких километрах, восточнее Пиндушей, располагались огневые позиции артиллерии нашей и, наверное, 71-й стр. дивизии. Я никак не мог понять, что случилось.

 
Случилось то, что обычно порождает беспечность. Где оказалось в этот критический момент наше командование, почему оно не повлияло на обстановку?  Утром ,   7 декабря, мне стало известно, что оно уже с 6 декабря находилось в Габсельге. Это километров 10 восточнее Повенца. Почему в самый ответственный момент боя командование, бросив войска на произвол судьбы, оказалось так далеко в тылу? Хорошо, что по счастливой случайности только несколько танков с десантом пехоты проскочило через Беломорско-Балтийский канал, на восточный берег. Правда, до Габсельги танки противника не дошли. Я пишу об этой растерянности и проявленной тогда беспечности во всех звеньях управления войсками, так как был очевидцем этих событий.

 
Собственно, здесь никакой внезапности и неожиданности (как пишет К.Воронцов на стр.39 сборника «Незабываемое») и не было.