Гордиев узел Зла во Благо

"Еврипид. Медея"
Режиссер-постановщик Засл. д.и России Влад ФУРМАН.
Художник-постановщик- Олег МОЛЧАНОВ.
Художник по костюмам и гриму – Гала ФИЛАТОВА.
Художник по свету- Александр РЯЗАНЦЕВ.
Композитор и автор музыкального оформления – Сергей ВЕРХОВЦЕВ.
Роли и исполнители:
Медея – Засл. арт. России Нелли ПОПОВА, Ясон – Нар.арт. России Пётр Семак.
Креонт, царь Корнифа – Засл.арт. России Александр БОЛЬШАКОВ.
Пелий – Вадим ФРАНЧУК. Эгей – Александр ВАСИЛЬЕВ.
Главка, дочь Креонта – Полина СЕВАСТЬЯНИХИНА.
Эринии, хор :
Елизавета КАФИЕВА, Анастасия КВИТКО, Полина СЕВАСТЬЯНИХИНА,
 Виктория ТРОИЦКАЯ, Екатерина ЧЕРЕПАНОВА.
Эроты:
Александр ВАСИЛЬЕВ, Дмитрий КУШНЕРЁВ, Павел ФИЛИППОВ,
Владимир ФРАНЧУК.
Театр им. Андрея Миронова
В спектакле «Еврипид. Медея» Влад Фурман обращается к памятнику классической афинской трагедии, одному из немногих драматургических произведений Еврипида дошедших до наших дней. В этой пьесе Еврипид обращается к мифу об аргонавтах, Ясоне и Медее, это сюжетное пространство, заполненное образами богов и полубогов, было воспето его предшественниками и современниками, но Еврипиду оно интересно не яркой галерей мифологизированных образов и фантасмагорических сюжетов, для него – он предоставляет возможность погружения в глубины человеческой драмы. В нем взор Еврипида проникает за мифическую ауру персонажей, которой восторгались его современники, он реконструирует это сюжетное пространство, экстрагирует из яркой фантасмагорической оболочки историю Медеи и Ясона. В этом небольшом фрагменте древнегреческого героического эпоса Еврипид видел возможность драматургического познания реальной проекции антологии человеческой драмы.
Фурман в своём обращении к этому древнегреческому памятнику драматургии и словесности предпринимает сценическую попытку аутентичного проецирования еврпидовской трагедии в театральное пространство нашего времени, в нём он полностью сохраняет текст первоисточника и предлагает нам всем возможность познать трагедию человеческой жизни, сюжет которой неподвластен времени и актуален в нашем двадцать первом веке. Фурман в его аутентичной проекции произведения Еврипида максимально раскрывает авторский замысел и видение пространства драмы человеческих отношений, создаёт её картину, которую он предлагает зрителю для критического анализа. В рамках этой попытки осмыслении философской мысли Еврипида в истории Ясона и Медея зритель получает возможность исследования компонентов и первоисточников этой драмы и найти в них ответ на главный вопрос Еврипида: «Мог ли быть у этой истории иной финал?»
В сценической проекции этой древнегреческой трагедии наш путь познания истории Медеи и Ясона происходит в обратном порядке, при котором мы видим её финал, который создаёт начальную точку нашего познания и задаёт направление вектора зрительского осмысления сюжета этой многовековой трагедии. В спектакле «Еврипид. Медея» направление этого вектора создаёт особую плоскость, в которой формулируется главный вопрос философской дилеммы Еврипида. В ней он предлагал зрителю исследовать драму Ясона и Медеи, в которой попытаться изучить факторы определившие её исход, попробовать смоделировать иной ход её событий, который мог бы привести её персонажей к менее трагичному финалу.
 В спектакле наше познание глубин трагедии Ясона и Медеи начинается с похода Ясона и аргонавтов за золотым руном в Колхиду, это событие здесь обозначено контурно в сюжетном пространстве сценического воплощения пьесы Еврипида. В воплощении этого сюжетообразующего события его картина слега нивелирована, в ней яркие одежды древнегреческой мифологии слегка оттенены, так как в этой истории нас в большей степени  интересует первопричины события и мотивация поступков его персонажей.  История золотого руна и похода за ним это событие, которое возникает под влиянием эмоционального триггера пробуждающего в персонажах честолюбие и амбиции. Оно запускает алчные желания и фантазии персонажей чьи мысли устремлены к новым богатствам и путям, ведущих их к новым высотам благополучия. Зона влияния этого мощного эмоционального триггера и формы его воздействия на персонажей представляет нам уникальной возможности изучения сложносоставной философско-психологической концепции «Зла во Благо».
Еврипид в своих наблюдениях человеческого общества выделил и попытался сформулировать  эту концепцию в своей драме. В ней люди, подверженные влиянию этой концепции, в своих поступках и деяниях используют эту концепцию для оправдания своих их неблаговидный характер и то зло, которое они причиняют окружающих их людям. В пространстве образа Ясона и проекции его жействий реальная проекция влияния этой концепции показывает, что золотое руно для него - это символическое окно возможностей, открывающее ему воплощение его амбиций. В его истории поход за золотым руном сулящий ему блага ослепляет его и сознание возможность получения новых благ и богатств полностью подчиняет его сознание. Иллюзорное видение и мираж богатства и высокого положения возникает и начинает управлять его поступками, формирует в нём иную систему жизненных ценностей, в которой доминирует концепция «Зла во Благо».
 Ясон в своём желании добыть золотое руно и таким образом открыть себе дорогу к новым благам, не осознаёт деструктивный характер собственный действий, так как его сознание подчинено иной форме восприятия собственной жизни и окружающего мира. В этой форме восприятия он возвышает себя над всеми и здесь Медея и сыновья невидимы для него, они вторичны в пространстве его жизни и стоят на его пути к заветным благам. Его мировоззренческая система под влиянием концепции «Зла во Благо» формирует в нём иную систему жизненных ценностей с иными границами добра и зла, иную концепцию оправданий собственных поступков и решений. Его восприятие окружающего мира определяется влиянием прогрессирующего в нём синдрома возвышенной личности-благодетеля, ниспосланного сверху творить «добро». В рамках этой концепции Ясон трактует свои поступки по отношению Медее и его детям его благими намерениями и устремлениями несущие им великие блага и процветания.
В сценическом воплощении трагедии Еврипида событие похода за золотым руном это фактор, меняющий кардинально человеческие жизни, в этой истории он создаёт множество индивидуальных проекций влияния в которых образ Медеи представляет нам возможность изучения диаметрально –противоположного восприятия золотого руна и похода за ним. Её восприятие деяний Ясона лишено мифологической ауры героя- добродетеля, в ней она осознаёт, что поход за золотым руном не героический акт, совершенный во благо спасения человечества и обеспечения людей жизненно-важными благами. Медея видит в нём некий фетиш обладание, которым необходимо для утоления высших властных амбиций и жажды обогащения. В своём видении проекцию влияния золотого руна на Ясона Медея осознаёт, что синдром благодетеля -дарителя разрушает семью, Ясон под влиянием этой концепции отторгает её и сыновей и обустраивает для себя иную жизнь.
Наше изучение образа Медеи в сценической проекции пьесы Еврипида позволяет нам наблюдать процесс эволюции конфликта спровоцированного походом за золотым руно. В его начальной точке Медея осознаёт, что не может изменить ход событий и повлиять на Ясона, так как тот ослеплён идеей и не видит деструктивный характер собственных действий. В этой точке пространства её жизни она предпринимает отчаянные, но безуспешные попытки быть услышанной Ясоном и установить диалог взаимопонимания, в надежде вернуть его в лоно семьи, к сыновьям. Дети Ясона и Медеи в этом конфликте находятся в особой диспозиции к его непосредственными участниками, они заложники этого конфликта, связующий элемент конфликтующих сторон. Их присутствие создаёт точку пересечения интересов Ясона и Медеи, в которой проецируются диаметральная противоположность их видения.
Тщетность, но безуспешность попыток Медеи обратить внимания Ясона и вернуть его в лоно семьи, к сыновьям приводят её к пониманию концепции проблемы её жизни. В её ситуации эта проблема подобна гордиеву узлу, который своими сложными хитросплетениями не поддаётся распутыванию, его можно только разрубить и таким образом решить её. Понимание природы и сплетение причинно-следственных связей этой проблемы становятся определяющими факторами для Медеи в выбор метода решения, он разрубает этот гордиев узел человеческой драмы. Его характер деструктивен, он полностью разрушает иллюзорные образы благополучия и вершины благоденствия, к которым был устремлён взор Ясона. В своём стремлении разрубить этот драматический узел Медея сжигает мосты соединяющие её с Ясоном, она приносит в жертву, то единственное, что связывало её с ним и таким образом низвергает Ясона с трона величия и благополучия в глубины драмы одиночества, оплакивать погибших сыновей и утрату счастья былой жизни.
В этом сценическом воплощении трагедии Медеи наше познание её истоков осуществляется в пространстве, в котором зритель аутентично-приближен к её сюжету и месту действия, в нём мы видим эту трагедию в ауре времени её автора-создателя. В этом приближении драматическая история Медеи и Ясона разворачивается в галерее фантасмагорических образов возникающие и исчезающие ауре звучания еврепидовского первоисточника, окрашенного палитрой звуков языка на котором эта трагедия была впервые услышана. В этом многомерном пространстве в ликах древнегреческой трагедии каждый из нас может легко узнать лики нашего времени, в котором мы сами сплетаем гордиевы узлы трагедии собственной жизни и творим «зло во благо».