Ирка

Ирка мажет губы помадой и с ненавистью глядит на себя в зеркало. Настоящее чучело.
Артурчик так и не позвонил ей, хотя обещал. Уже в который раз такое...
Десятый? Или больше? Ирка даже не считала, чтобы не расстраиваться.
Сегодня он даже не ответил на сообщения, хоть и был в сети. Вчера, впрочем, тоже. Ирка в ответ перекрасила волосы в рыжий.
Статья с популярного сайта гласила - если хотите освежить отношения, поменяйте имидж. Вот Ирка и поменяла. Было блондинистое каре, стали рыжие кудряшки.
- Как вам идет, - восторгалась парикмахерша. Ирке почему-то казалось, что она врет.
Вчера вечером Ирка ждала Артура. Вернулась из парикмахерской, влезла в красное неприлично обтягивающее платье, накрасила губы, ресницы и брови, нанесла слой пудры и долго сидела перед столом с зажженными свечами и смотрела в экран телефона. Приходил только рекламный спам.
Ночью Ирка плакала.
А утром закрашивала следы слез и бессонной ночи.
Собственное лицо под слоями пудры и тональника напоминало ей маску. Макияж - как обычно нюдовый, не вульгарный...
Так, хватит! Сегодня Ирка, опоздав на работу, купила еще косметики. И теперь яростно наводила красоту.
Никогда не красила глаза ярко, потому что не получалось, да и не хотелось быть вульгарной? Чудненько! Теперь будут яркие голубые, под цвет глаз, тени и тушь в несколько слоев. Женщина-вамп!
И помада - яркая. Ирка хотела красную - но такой не оказалось, пришлось брать морковный оттенок с "интригующим" названием "Smart Blondi". Ирка не любила морковь, но ради Артурчика была готова рискнуть.
Рыжие кудряшки, спутавшиеся после бессонной ночи в гнездо, напоминали ей шапку клоуна. Голубые тени не подчеркивали тусклые глаза цвета застиранной некогда голубой простыни. Морковные губы под цвет кудряшек почему-то вызывали параллель с клоунским гримом. Только клоунского носа не хватает...
Захотелось пойти в туалет и смыть безобразие, но Ирка сдержалась. Зря, что ли, потратила едва ли не последние деньги на этот хлам? Надо быть гордой.
Гордой... Гордой. Гордой... Да черт бы побрал эту гребаную гордость!
Ирка любила Артурчика. Начала отношения с этим лощеным и будто бы даже склизским типчиком ради того, чтобы прервать наконец это безграничное одиночество, заткнуть дыру в душе... Чтобы подруги не посмеивались - что-то Ирка все никак себе мужика не найдет... Чтобы дать себе хоть какой-то шанс на счастье...
Главное, чтоб не вышло как у мамы с папой. Папа задерживался на работу (как потом выяснилось, на самом деле у любовницы), напивался, кричал на маму по любому поводу. Доставалось и Ирке. Мать, рано постаревшая и запуганная, боялась лишний раз поднять на отца глаза. И на Ирку, кажется, тоже. А Ирка теперь с ненавистью понимала, что так же смотрит в рот Артурчику, боится каждого проявления недовольства. И когда он орет ей в лицо: "Дура!" - сжимается в комок и мечтает умереть. Чтобы только это прекратилось.
Они встречались в ее квартире - Артур жил с мамой. Мама Ирки недавно умерла. И, как она больше всего боялась - у дочери ни котенка, ни ребенка. Никого. Только презрительно кривящий губы Артурчик.
Губы он кривил много на что. И на Иркину стряпню, и на ее рассказы о том, как день прошел. Приходил, морщился от запаха еды, будто бы через силу поглощал Иркину стряпню, рассказывал о своей работе. Потом - попытки посмотреть вместе кино (Артурчик всегда отмахивался - "на твой вкус", оставался недоволен фильмом, но сам ничего другого не предлагал), быстрый секс с имитацией нескольких оргазмов, сон - отвернувшись друг от друга. Артур никогда не обнимал Ирку, а она призывала всю гордость, чтобы тоже отворачиваться, чтобы не обнимать его во сне - брезгливо морщился и уползал.
Но все равно обнимала.
Потому что хотелось человеческого тепла.

- Ира, ты позвонила родственникам покойного?
Окрик паталогоанатома - неприятный и резкий.
- Нет.
Хотелось придать голосу хамоватости, но получилось больше похоже на всхлип. Паталогоанатом посмотрел на Ирку с откровенной досадой.
- Ира, позвони родственникам. Они просили заранее оповестить, когда можно будет забрать тело. Это важно, им надо подготовиться.
Ирке хотелось сдохнуть.
- Ира, пожалуйста.
Голос - мягкий и в то же время твердый.
Хочется выть, кричать во все горло - и Ирка кричит:
- Да что вы ко мне пристали?!
- Ира, это важно. Ты на работе, не забывай.
Ира, Ира, Ира... это важно... вот заладил!
Ирка с досадой смотрит на паталогоанатома - едва ли старше ее, но с глазами глубокого старика, в бомжацком растянутом свитере и потертых джинсах.
Все-таки как старят его эти глаза пожившего человека!
- Я занята, разве непонятно!
- Ира, ты можешь накраситься и потом. Надо обзвонить еще нескольких человек. Это твоя работа.
Хотелось выкатить ответную стрелку, но как? Паталогоанатом (как там его? Кажется, Андрей?) на своей работе днюет и ночует... и не надоело же ему в этих трупах ковыряться!
Ирка с досадой швыряет помаду и зеркальце в косметичку. Андрей с укором смотрит на нее, тяжело вздыхает и уходит возиться с очередным трупом.
Звонит Артурчик:
- Ирусик, что по базам?
Андрей вдруг возвращается, с подозрением смотрит на Ирку - и та отвечает:
- Нет, ничего.
- А... ну ладно. Давай сегодня встретимся?
- Конечно.
Черт, черт, черт, только не сегодня! Только не вот так...
Как, черт возьми, перестать быть такой уступчивой?
Артур кладет трубку, Андрей уходит. Ирка лезет в новостную ленту, пытаясь отвлечься. На весь экран вылезает реклама студии пилонов.
Красивые ухоженные девушки растягиваются на шпагатах, зазывающе смотрят в глаза Ирке.
Шпагат у нее никогда не получался.
"Вы думаете, акробатика не для вас? Бросьте! Растяжка нарабатывается постепенно, а начальные элементы просты! У нас есть группы для начинающих, мы всему обучим!"
Может, и мне тоже пойти?
Вспоминается мать: Ирка, ты что, там же сильные руки нужны! у тебя же не получится...
Действительно, чего это я...
Взгляд опять падает на идеальную фигуру девушки в топе и шортах. Ирка представляет себя в такой форме и морщится. Целлюлит. Дряблое тело. И это она еще не толстая, хоть в одежде прилично выглядит...
Только позориться.
Ирка тупит в смартфон, смотрит на ненужную, в общем-то, рекламу, бесполезные лайфхаки, не особо интересные новости о жизни звезд... Чтобы только не оставаться наедине с этой пустотой в душе.

Андрей идет мимо нее - курить.
Вспоминается, как он вот так же шел в прошлый раз и наткнулся на Артура, обрабатывающего очередного клиента. Потерявшая сына бабка тихо скулила, а Артур шептал ей, как ему пойдет красивый гроб из новой коллекции...
- Бабушка, мы отойдем на минутку.
И как Артур съежился, когда Андрей, нависая над ним и выкручивая руку, прошептал что-то на ухо.
- Еще раз тебя тут увижу - сяду, но язык тебе с корнем вырву. Мне терять уже нечего, понял?
Это даже не было похоже на угрозу, скорее на констатацию факта. Артур сбежал. А Андрей повел бабку пить чай с уборщицей.
Уборщица... как же раздражала Ирку эта бабка, вечно всюду снующая со шваброй и укоризненно поглядывающая на них с Настькой, когда они хихикали и обсуждали ноготочки...
Настька недавно ушла в декрет.

Андрей возвращается. Дверь морга захлопывается за ним.
И почти тут же отворяется вновь:
- Привеет, братишка!
А это его сестра, Аида, высокая фигуристая (уже сейчас! А ведь еще школьница) девица с черными, явно крашеными волосами, с кучей цепей, звонким мелодичным голосом, правильными чертами лица... Везет же некоторым!
Ирке бы такое лицо... и тело... и шестнадцать лет... вот она бы развернулась!
А так... возраст близится к тридцатке, семьи нет, из развлечений - один Инстаграмм, и Артурчик, наверное, скоро сольется...
(не думать, не думать, НЕ ДУМАТЬ об этом!)
- Ну, братюнь, что у тебя сегодня?
(Ирка думает - легко быть такой беззаботной и счастливой, когда родилась красавицей!)
- Нашелся давно пропавший утопленник.
- Ой, а можно посмотреть?
- Не советую. Его хоронить будут в закрытом гробу.
- Да ладно, я выдержу.
- Аида, я в тебе не сомневаюсь, но правда не стоит. Мы не в театре.
- А про анатомические театры ты забыл?
- Ты же поняла, что я имел в виду.
- Да ладно, я когда не могу уснуть - на фотографии трупов смотрю, и что-то никаких проблем со сном нет!
Андрей почему-то смотрит на сестру со страданием в глазах.

Ирка не знает, что еще до практики на трупах в мединституте Андрей опознавал в этом самом морге своих родителей.
Автомобильная авария. Тела были изуродованы донельзя: с матери практически снят скальп, тело отца раздавлено. Лица сохранились, но от этого было еще страшнее: беспощадно пропадал последний шанс все отрицать и искать безумные в своей наглости зацепки: а может быть, это все-таки не они?
- Ну что? Ваши родители, нет?
- Да, они.
Аида тогда запаздывала, и Андрей отчаянно надеялся, что она вовсе не придет. Но она вбежала, теряя на ходу розовый рюкзак, в своем белой платье, с разметавшимися по плечам каштановыми волосами:
- Мама, папа! Нееет!
По телам покойных ползали жирные мухи. Окно морга было раскрыто настежь.
Андрей тогда вынес сестру из морга на руках. А белое платье Аида вскоре выбросила. "Оно напоминает мне о том дне. Не хочу его больше видеть". Первое время даже не надевала траур, потерянно бродила по дому, одетая как попало... Потом вернулась с прогулки, принеся с собой черный лак для ногтей с претенциозным названием "My Soul". Долго и старательно красила ногти в черный, потом впервые за долгое время улыбнулась. Андрею показалось, что ей полегчало.
Потом Аиду забрала тетя. По вечерам сестренка сбегала к брату. С тетей Аллой у нее отношения не ладились.
Тетя ругалась, Аида огрызалась на нее. Ее гардероб все сильнее чернел. Когда Ида покрасила волосы в черный, Андрей понял: все. Как раньше, уже не будет. И даже случайно увиденные фотографии трупов в ее телефоне не напугали. Как и в свое время самого Андрея - практика в морге.
После некоторых вещей уже ничто не страшно.

...Конечно же, Ирка никуда не позвонила. Просто тупила в телефон до последнего. Бабушка сказала бы "до победного", но Ирка чувствовала себя как раз проигравшей. Разбитой. Уничтоженной.
Артур пришел, когда солнце еще не село. Вызвонил Ирку, и она покорно пришла, как овца на заклание. Даже в порядок себя не привела.
Не успела.
Артурчик презрительно окинул ее взглядом и повел подальше от двери морга.
- Ирусик, нам надо расстаться.
- Артур, почему?
Ирка глупо хлопала глазами. Вроде понятно было, к чему все идет - но зачем вот так просто и грубо, будто речь идет о походе в магазин или к врачу?
- Я к тебе охладел.
Вот так просто? И все?!
- Это из-за баз, да? Я что-нибудь придумаю...
- Ируся, нет.
И взгляд такой, что понятно: действительно все.
- Пожалуйста, не бросай меня! Мне не нужны другие, мне ты нужен!
Последний шанс. Броситься на Артура, вцепиться в его ладони, умолять едва ли не на коленях...
Отводит ее руки.
- Я же сказал: нет!
Нотка раздражения, как у отца. Страшно.
Хотя нет. Отец - он буянящий, ненавидящий их с мамой. Как пожар. А Артурчик, казавшийся противоположностью ему - холодный в своем безразличии.
Вот только боль они приносят одинаковую. И ощущение себя ненужным балластом - одинаково мерзкое.
Ирка покорно отходит от Артура.
- Прощай.
И идет от него, как будто под обстрелом. На полпути до морга оборачивается.
Артур уходит, не обернувшись. До Ирки ему нет никакого дела.
Собственно, это и так было понятно.
Вот только какого черта так больно?!
В морг Ирка не возвращается. Идет сразу домой.

Вечером Ирка плачет. Потом звонит в морг и берет больничный... который слишком быстро заканчивается...
Ирка пытается собраться, красит себя... Все валится из рук, стрелки получаются кривыми, контур помады размазан.
Больно-больно-больно.
Ирка топает на работу. Какая разница, где помирать от этой боли? Хотя так хочется свернуться под одеялом и никуда не выходить...
Ой, да кого Ирка обманывает. Жить вообще не хочется. Затапливает боль пополам с тупым недовольством, раздражением, скукой, равнодушием...
Бабка-уборщица не то с сочувствием, не то укоризненно глядит на Ирку, прячущую за гримом опухшие глаза. Паталогоанатом глядит не менее укоризненно, напоминая о несделанных звонках, записях... Когда Ирка уходит рыдать в туалете, за телефон садятся то Андрей, то бабка.
Конечно же, не прекращается поток воющих раздражающих посетителей...
Однажды Андрей спрашивает:
- Ира, скажи честно: я могу тебе помочь?
Ирка вдыхает запах хлорки и мертвых тел, брезгливо смотрит на застиранный свитер, шрамы от ожогов и глаза старика и визгливо кричит:
- Отвали, урод!
Андрей молча уходит.
Раздражает и бабка, подсовывающая Ирке какие-то пирожки и спрашивающая о здоровье. Может, сразу пригласит напялить нелепый платок и пойти на лавку семечки лузгать?...

В день, когда в Инстаграмме мелькает фото Артура с другой девушкой, Ирке становится совсем плохо. И даже отвлечься на тот самый Инстаграмм не дает какая-то воющая женщина. Ирка кричит на нее, отчаянно и громко:
- Да хватит уже выть!
Женщина поднимает на нее заплаканное лицо:
- У меня ребенок умер. При рождении.
- Ну бывает, замолчите уже!
Андрей выныривает из-за плеча, сдавливает руку Ирки так, что кажется, сейчас треснут кости:
- Отойдем на минутку.
Выбора, собственно, нет. Железные пальцы не разжимаются.
В коридоре Андрей встряхивает Ирку за плечи:
- Ты что творишь? С ума сошла?!
- Я ничего не творю. Пускай воет потише!
- Ира, я серьезно. Если тебе так не нравится работа, устройся на другую.
- Где я ее возьму? Ты, бл..., издеваешься?!
- Могу помочь. Ира, имей совесть: тут многим очень плохо.
- Может, мне еще каждого в ж*пу целовать?
- А может, просто не возмущаться, что они не делают вид, что у них все хорошо?!
Ирка не знает, что Андрею сейчас очень хочется взять ее за волосы, протащить по полу волоком и макнуть лицом прямо в унитаз. Желательно еще и подержать там подольше...
- Ты не имеешь права меня бить!
- И не собирался. Но это не дает тебе права так относиться к чужому горю. Не обязательно никого нацеловывать, просто промолчи.
- Да пошел ты!
Ирка визжит это Андрею в лицо, потом убегает.
Андрей тяжело вздыхает. Жалко страдающую Ирку, но будь на ее месте парень - получил бы он кулаком в лицо. Впрочем... сейчас не до этого. Надо успокоить плачущую мать, потерявшую ребенка...
Женщины на месте не оказывается. Уже позже Андрей узнает, что врач, из-за которого погиб ребенок, останется слепым, получив в лицо струю уксуса. И что на суде мать ребенка скажет: "Защитить нас было некому. Отомстить - тоже некому"...

Ирка бежит по темнеющим улицам, не оглядываясь. И что теперь делать? Отомстить Артурчику, закрутив роман с другим?
С кем? С этим уродом Андреем? С соседом-алкоголиком? С охранником из соседнего супермаркета?
Да пошли вы все.
Вокруг одни уроды.
И женщины - такие же уродливые. Мерзкие бабки, воющие тетки... Все вокруг такое мерзкое... гадкое... уродливое...
И Артурчику, наверное, никакого дела не будет до ее романов... Во всех соцсетях удалил из друзей, от Инсты отписался. Сволочь!
Ирка смотрит сверху с моста на автостраду, по которой едут редкие машины. Вдали темнеет будто бы ощипанный лес. Под ногами - грязь.
Гадость.
Ирка перелезает через ограду и снова глядит вниз.
"Никогда не смогу прыгнуть" - думает она.
И зачем-то шагает вперед.

На следующий день Аида без предупреждения приходит в морг, где Андрей возится над очередным телом.
Андрей знает, что Аида не шутила насчет просмотра фотографий трупов на ночь глядя. Но все равно пытается заслонить собой лежащее на столе тело.
- А что сегодня?
- Самоубийца. С автострады прыгнула.
- Ого... Ее сильно изуродовало?
- Лицо уцелело. Вот пытаюсь в порядок привести...
- Дай посмотреть.
Аида, собственно, и не спрашивает - просто подходит и заглядывает через плечо. На столе лежит Ирка.
- Не помню, как она при жизни красилась. В последнее время - очень ярко, но ей совсем не шло. Надо бы поправить.
- Так... Я думаю, надо цвет волос поменять. Да и корни отросли, некрасиво смотрится.
- Я думаю затемнить немного, ближе к натуральному. Под цвет корней.
- А какие у нее глаза?
- Вроде голубые. Или серые... Наверное, все-таки голубые.
- Давай открою ей глаз и посмотрю.
- Аида!
- Ну чтоо?
- Подростки не должны работать в ночных клубах, в моргах...
- На скотобойнях... Помню, ты говорил. Скука!
- Разве ты мало трупов на фото видела?
- Ну не трогала же!
- Да что там трогать?
- На интерес.
- Ада, мой институтский друг, когда проспорил - с трупом целовался. Взасос.
- И как?
- Три дня потом блевал. Ты реально думаешь, что тебе нужен этот опыт?
- Ладно, целовать я ее не буду.
- А глаз трогать?
- Тоже не буду. Че-то расхотелось.
- Ну ладно. Кстати, советую брать коричневые тени.
- Так и сделаю.
- Слушай, подгони мне палетку.
- Аида, я крашу обычной. Танатокосметика у меня закончилась, а зарплата еще не пришла.
- Печалька.
- Да не печалься, она на кожу живого человека все равно не подойдет. Ты хочешь, чтобы тебя прыщами обсыпало?
- Эй!
- Не волнуйся ты так, пройдет твой прыщ. По дороге зайду в аптеку.
- Братюнь...
- Да, с деньгами туговато. Но уж на крем тебе наскребу.
- Спасибо, спасибо, спасибо!
- Ида, обниматься будем дома. Я на работе, не забывай.
- Хорошо. Возьми эту помаду, я думаю, подойдет.
- Вроде да. Спасибо, солнышко мое мрачное.
- Что бы ты без меня делал!
- Не знаю. Наверное, меня бы уже тут не было.
- Перестань, не смешно!
- Я такими вещами не шучу.

Заходит баб Глаша:
- Адочка, Андрюша! Может, чайку?
- Спасибо, баб Глаша. Я тут карамелек купил по дороге...
- А я пряников вам принесла.
- Спасибо, Адочка. Андрюш, сегодня вечером ко мне Михаил Евгеньевич зайдет - помнишь его? Хочешь с нами посидеть?
- Еще бы! Он в моем институте лекции читал. Особенно - как реанимировать...
- Сколько же у него спасенных на счету... Адочка, давай с нами?
- Ой, нет. Мне... надо к контрольной готовиться.
Андрей не раз замечал, что Аида баб Глаши боится. Даже в глаза бабушке посмотреть не может, отводит взгляд.
А вот Андрей не боится, смотрит открытым взглядом: весь как на ладони...
- А ведь у Ирочки родственников не осталось... Может, мы на похороны придем? Вместе работали как-никак...
- Баб Глаша, не получится. На этот день годовщина смерти родителей выпадает, мы с Аидой этот день дома переживаем.
Аида тихо всхлипывает.
- Ну полно, тише, девонька... Раз такое дело, неволить не стану. А я вот приду...

Кроме баб Глаши, на похороны приходят только две Иркиных подруги и сосед-алкоголик. Одна из подруг с выражением скуки на лице переминается с места на место и сразу после окончания похорон сбегает, другая мужественно терпит организованный соседом импровизированный поминальный обед, но когда ее забирает мужчина на иномарке - уходит сразу и с явным облегчением на лице. Баб Глаша почему-то чувствует: навещать могилу они не будут.
Фотографию на крест повесили старую, школьных времен. Потому что на ней глаза Ирки еще казались счастливыми.