Часть III. Глава 6. Синдром чужой руки Тёти Фиры

 Тётя Фира освободила руку от бинта и внимательно на неё посмотрела.
«Рука, как рука – ничего особенного. Может, это случайность?» – подумала Фира, но в этот момент пальцы непривычно дёрнулись.
– Я скажу, можно? – спросил Арик. –  Я хочу сказать вот о чём. Папа был замечательным человеком, но мне всегда казалось, что до конца никто из нас не знал, каким он был на самом деле. Да, он был балагуром, шутником, у него  было прекрасное чувство юмора и много друзей. Так было: люди, которые приходили в наш «Кабачок», становились его друзьями. Но больше всего меня удивляло его отношение к маме. Пани Сара, не обижайтесь, но жить с тобой – это нужно было или иметь огромное терпение. Ну, или очень сильно тебя любить.
– Давай, Арик, добивай мать! – выдохнула Сара и потянулась за рюмкой.
– Сара Абрамовна, может, вам хватит? Я никогда не видел, чтобы вы пили! – тихо шепнул ей на ухо сидящий рядом Кацман.
– Ой, кто бы говорил! Вам, шлемазл, вообще следует сидеть молча! Вы какой пример Яшеньке подаёте? Я вообще не понимаю, как можно было именно сегодня привести сюда эту Мурашку? Я таки я сочувствую вашей Галочке! Милочка, доця, закрой Яшеньке глазки! Его дед – распутный человек! – выдала Сара Абрамовна громко.
Лариса Казимировна жеманно посмотрела на Кацмана, сидящего рядом. По всему было видно, что женщине было плевать на слова этой странной бабы. Но Марк Моисеевич испытывал некоторую неловкость: он не смотрел ни на Арика, ни на Сару, ни на дочь. Милочка сидела абсолютно расстроенная не сводила с отца глаз, в которых стоял немой вопрос: «Папа, как ты мог?»
 
После третьей рюмки водки Сара Абрамовна, как ни странно, почувствовала себя почти счастливой. Эх, если бы не отъезд Арика!
«Как мне пережить этот поворот судьбы, когда сердце рвётся на части?» – подумала Сара. «Я бы плюнула на всех этих людей, на кафе и поехала с Ариком: я бы там смотрела за Яшенькой, помогала по хозяйству. А что ещё человеку нужно, чтобы быть счастливым?» Но Сара знала: она не сможет оставить дочь. И даже не потому, что Лея должна будет родить. Когда-то Яша сказал Саре, глядя на маленькую дочь:
«Сарочка, понимаешь, у нас такая необычная девочка, что мы всегда должны будем находиться рядом с ней».
«Яша, что ты такое говоришь? Дети вырастают и должны покидать родителей!»
«Сара, наша девочка всегда будет ребёнком, даже когда станет женщиной…»
«Эх, Яша, я совсем тебя не понимала… И не знала… Почему ты не приходишь? Мне так многое нужно с тобой обсудить! Знаешь, у меня сегодня мелькнула мысль, что ты умер не случайно… Да, да, да, после разговора с Айзиком. Каких сюрпризов мне ещё ждать от тебя?» – подумала Сара.
Но её мысли прервал вскрик Ларисы Казимировны. Сара аж подпрыгнула на месте и посмотрела на Мурашкину. И все присутствующие тоже посмотрели на Ларочку.
Лариса же Казимировна удивлённо уставилась на тётю Фиру, которая спокойно доедала куриную котлетку с обжаренной во фритюре картошкой и запивала компотом из сухофруктов.
– Что случилось, Лариса? – спросил Кацман свою подругу.
– Н-ничего, –  растерянно сказала Ларочка и посмотрела на тётю Фиру.
– Ой, я забыла представиться! Я – тётя Фира, сестра Сарочки. Что же вы не кушаете? У нас всё очень свежее! – вежливо спросила её Фира, как ни в чём не бывало.
– С-спасибо. Мне нужно выйти. Марик, где у вас тут туалет?
– Пойдём, я тебя провожу, – удивлённый Кацман встал и пошёл провожать Ларочку в туалет.
Сара Абрамовна посмотрела на всех и пьяненько захихикала.
– Мама Сара, вы знали о сюрпризе? – чуть не плача спросила Милочка Сару.
– Деточка, как я могла об этом знать, когда я еле успела к столу? И я также ошарашена, как и вы все! Таки твой папа идиЕт: дважды наступить на те же грабли! Твоя мама, Милочка, таки повидло по сравнению с этой кокашкой… Фирочка, чего она в туалет побежала?
– Сара, тебе лучше не знать и тебе лучше не пить. Ты не умеешь, душа моя…
– Я не пила, когда мне было двадцать. В сорок я тоже не пила… Сейчас мне шестьдесят и я хоть раз в жизни напьюсь. О, идёт сладкая парочка! – громко сказала Сара.
Марк Моисеевич сел рядом с тётей Фирой, а Ларису Казимировну посадил возле Сары Абрамовны.
– Простите, тётя Фира, я сяду с вами, вы не против? – спросил Кацман.
– Да нет, что вы, Марк Моисеевич! Очень даже за! – сказала Фира, и в этот момент её рука взметнулась и, похлопав Кацмана по щеке, взъерошила ему волосы. – Простите, Марк Моисеевич, не смогла сдержаться. Вы очень милый человек!
– Ничего, тётя Фира! – удивлённо ответил Кацман и пригладил волосы. 
Арик сказал:
– Можно я продолжу? Спасибо! Благодаря папе я узнал очень многие и важные вещи. Но самое главное, я понял, что значит любить. Любить, это беречь покой близкого тебе человека, это уметь прощать, это когда делаешь всё, чтобы близкий тебе человек не страдал, это значит, понимать, что у человека могут быть недостатки, и это значит не судить его. Папа никогда не говорил со мной о таких важных вещах, но всей своей жизнью он показывал, как надо поступать. Папа был не человеком слова – он был человеком дела. И знаете что, моя мама – счастливая женщина: за всю их совместную жизнь папа ни разу не дал ей усомниться в своей верности. Спи спокойно, папочка!
– Арик, ты тоже хороший шмок! Как папа может спать спокойно, когда его сын бросает свою мать и увозит самое ценное, что есть у неё в жизни: моего Яшеньку! – сказала Сара и уже собиралась всплакнуть, но тут раздался вскрик Марка Моисеевича. Все посмотрел на Кацмана. Он ошарашенно уставился на тётю Фиру, одна рука которой держала  пиалу с печёночным паштетом, а вторая пыталась этим паштетом накормить Марка Моисеевича. Но, поскольку тётя Фира не могла координировать действие своей руки, она тыкалась ложкой с паштетом то в рот, то в нос, то в глаз Кацмана, в результате чего большая часть Марка Моисеевича лица была в печёночном паштете.
– Что вы делаете, тётя Фира?
– Марк Моисеевич, вы что, не видите, пытаюсь вас накормить! Ваша пассия совсем не следит за вами! – сказала тётя Фира, держа себя за руку.
Кацман встал из-за стола и поспешил в туалет, чтобы привести себя в порядок. Лариса Казимировна придвинулась к Саре и тихонько спросила:
– Простите, Сара Абдрахмановна,  а что с этой женщиной не так?
– Она неизлечимо больна, деточка.
– Да, а чем?
– У неё аллергия на идиЁтов. Её мозг так устроен: она как видит одного из них, мозг тут же даёт импульс руке, и тогда рука начинает жить сама по себе. Эта болезнь очень редкая. Она так и называется: «Синдром чужой руки». Фира даже придушить может и ей за это ничего не будет, представляете?
–  Придушить? – спросила Мурашкина, рефлекторно хватаясь за горло. – А это не лечится?
– Конечно нет! Идиотизм – это навсегда, к сожалению.
– Я не про идиотизм, я про этот синдром?
– А я не Абдрахмановна, так что? А хотите, выпьем на брудершафт? Ну, чтобы, так сказать, закрепить наши дружеские отношения.
– Простите, на брудершафт пьют мужчина с женщиной, но никак не женщина с женщиной!
– Ой, вы не безнадёжны, дорогуша. Может, всё-таки, идиотизм лечится? О, ваш Марик идёт! Кто ещё хочет сказать слово? Рохл, что ты всё молчишь? Скажи о брате!
Кацман сел на своё место, но на всякий случай немного отодвинулся от тёти Фиры.
– Хорошо, я скажу, Сарочка. Говорят, что когда растишь сыновей, рядом должен быть мужчина. Рядом со мной была сволочь. И эта сволочь преподала моим детям плохой урок. И я не знаю, что бы было со мной и с мальчиками, если бы у них не было такого дяди. Яша им был как отец. Яша всем нам был, как отец. Я всегда думала: что побудило его жениться на такой женщине, как Сара? Почему ей так повезло в жизни? Чем она его взяла? Яша тащил на себе всё, в то время, как Сара сидела на своей заднице, молчала и смотрела свой телевизор. И я тогда думала: Сара – это не женщина, Сара – настоящий вулкан: он тоже молчит до поры до времени, а потом становится опасным, извергая свою лаву на всех, кто рядом. Но я ошибалась… Прости, Сарочка! Ты  была достойной женой для Яшеньки! Он был с тобой счастлив! Ты не выгнала моих шмаровозников, когда Яши не стало! Ты продолжаешь дело его жизни! Ты…

И тут опять раздался вскрик Кацмана. Этот вскрик перешёл в крик, потом в вопль. Рука Фирочки повторила свой давнишний, детский подвиг: видимо сыграло отсутствие мужских гормонов в её жизни. Её рука крепко зажала детородный орган Марка Моисеевича, а мозг, видимо, вспомнил правило буравчика, посылая импульс руке. Сара бросилась помогать Кацману освободиться от Фирочкиной руки, в то время, как Ларочка пыталась отодрать руку тёти Фиры от Марка Моисеевича. Рука самопроизвольно разжалась и срезонировала, благодаря чему Лариса Казимировна отлетела и со всего размаха села в блюдо с селёдкой под шубой, красиво украшенного петрушкой и яйцом. Сара Абрамовна засмеялась, Марк Моисеевич одной рукой пытался помочь Ларисе слезть с блюда, после чего она выскочила из-за стола и закричала:
– Я думала, врут про евреев люди! Оказалось, всё правда! Марик, отвези меня! Я здесь не могу оставаться! Вы не тётя Фира! Вы вообще не тётя!
Сара хохотала всё громче и громче. Мурашкина с ненавистью посмотрела на Сару и, бросив ей в лицо «а вы вообще алкоголичка», выскочила из кафе, громко хлопнув дверью. Сказать, что Марк Моисеевич был ошарашен – не сказать ничего.
– Тётя Фира, я никогда не ожидал от вас этого! Вы всегда были интеллигентной женщиной! Вы что себе позволяете? – пробормотал Кацман, держась руками за причинное место.
– Простите, Марк Моисеевич, это не Фира. У неё в детстве была болезнь: «синдром чужой руки». Её долго лечили, потом какой-то профессор сделал операцию и на много лет этот синдром пропал. Сегодня он возобновился почему-то. Беня, это Фира соль насыпала в Кнейдлах. Не со зла. Фирочка, родная моя, не плачь! Давай забинтуем руку, и всё будет в порядке, – сказала Сара, давясь от смеха.
Кацман вышел из-за стола и, скорчившись, пошёл за Ларисой Казимировной Мурашкиной.

Наклонившись к Фире и забинтовывая её руку, Сарочка еле шепнула сестре «спасибо», поскольку смех продолжал рваться наружу. По цепной реакции этот заразительный смех передался всем сидящим за столом людям. Не смеялась только Лея. И когда Сара заметила это, она притихла и виновато посмотрела на дочь. В это время звякнул колокольчик и в зал вернулся Марк Моисеевич.
– Я поймал ей такси. Простите меня… Я не хотел, но Лариса настояла…
– Интересно, кто вообще спрашивает подкаблучников, чего они хотят? Они смиренно продают свою свободу ради примитивного секса! – сказала Сара Абрамовна, глядя на Кацмана, как на ничтожество.
– Лея доця, прости, родная. Я понимаю, что сегодня не тот день, чтобы шутить… Но твой папа был тем ещё шутником, и он оценил бы то, что здесь сегодня произошло. Можно мне слово?

Все успокоились, а Сара взяв в руку очередную рюмку водки, выразительно посмотрев на Кацмана, потом обвела взглядом всех присутствующих и произнесла:
– Поздравьте меня! Я выхожу замуж!
– За кого? – воскликнули все хором.
– За Фельдмана! Он сегодня утром сделал мне предложение…


Продолжение: http://proza.ru/2022/02/14/1593