25. 66. Пушкин, Иамб унт Ницше

Идея умирающего и воскрешающегося (воскрешаемого) Бога

Она пришла от индусов эпохи Рамы
Ее передали жрецам Др. Египта
Египтяне из окружения фараона Эхн-Атона передали идею Мозесу и разрешили ему, ставшему Моисеем,  увести в пустыню народ апиру, сделав его этой акцией "богоизбранным" (избранным для хранения и переноса тайн доктрины монотеизма)

Дионис

Иисус Христос

Умом Пушкин искал божества, сердцем не нашел

Абеляр: Верю ибо понимаю. Пушкину этого не было дано. Понял и не поверил

Пушкин пишет Иамба – переименовывает в Чернь и публикует как Поэт и Толпа
 
Мережковский первым ввел в понимание Пушкина контекст ницшевых идей (статья "Пушкин", 1896 г.). Для него Пушкин был русским решением дуализма аполлонической и дионисийской культур.

Ницше сделал главным своим предметом критику христианства и его морали как декадентской с точки зрения сверхчеловека, стоящего "по ту сторону добра и зла", носителя аристократической морали "хорошего и плохого",— морали здоровья, чуждой недовольства собой

Пушкин у Ианова Вяч.Ив:
 « Трагичен себя не опознавший гений, которому нечего дать толпе, потому что для новых откровений (а говорить ему дано только новое) дух влечет его сначала уединиться с его богом. В пустынной тишине, в тайной смене ненужных, непонятных толпе видений и звуков должен он ожидать "веяния тонкого холода" и "эпифании" бога. <...> Раскол совершился. <...> Отсюда—уединение художника,— основной факт новейшей истории духа,— и последствия этого факта: тяготение искусства к эсотерической обособленности, утончение, изысканность "сладких звуков" и отрешенность, углубленность пустынных "молитв".

У Иванова два подхода к Пушкину и, соответственно, два различных Пушкина.
 Один—индивидуалист, выражающий кризис современного европейского сознания, отказывающийся дать толпе хлеб духовный, не понимающий, что в уединении своем он совершает подвиг "тайного умного делания" , чего и просит у него толпа.
Другой—по-видимому, непроизвольный выразитель пробудившегося религиозного, соборного сознания, которому принадлежит будущее. Первый, тот, кто "превыше всего ценил и любил живую ясность" , не достаточно глубок для поэтов, вступивших в контакт с
темной мифотворческой душой народа.

Розанов В.В. в ст .А.С. Пушкин (Литература и жизнь. URL: http://dugward.ru/library/pushkin/rozanov_pushin.html :
«…единственный способ раскрыть колоссальную значимость Пушкина, превосходящую границы национальной культуры, – это указать на сущностную близость его миросозерцания взглядам философа, который, как и Пушкин, опередил свое время на несколько столетий. Таким философом не может быть, например, Гегель, который закрывает эпоху, подводит итоги, завершает путь, начатый тысячелетия назад, – так он и сам определяет свое место в мировом историко-философском процессе. Это должен быть философ, устремленный в будущее, открывающий новую эпоху, новую эру. Таким философом является Фридрих Ницше.»

В записках А.О. Смирновой приводятся следующие слова Пушкина, которые показывают, насколько русский поэт был близок в своих взглядах на человека и человечество немецкому мыслителю:

«Во все времена были избранные, предводители; это восходит до Ноя и Авраама… Разумная воля единиц или меньшинства управляла человечеством. В массе воли разъединены, и тот, кто овладел ею, – сольет их воедино. Роковым образом, при всех видах правления, люди подчинялись меньшинству или единицам, так что слово «демократия», в известном смысле, представляется мне бессодержательным и лишенным почвы. У греков люди мысли были равны, они были истинными властелинами. В сущности, неравенство есть закон природы. <…> Единицы совершали все великие дела в истории… Воля создавала, разрушала, преобразовывала…»

Пушкин вывел (и воплотил в собственной жизни) образ поэта – высшего человека, творца, пророка и одинокого гения. В ницшевском духе звучат пушкинские заветы:
 
«Но ты останься тверд, спокоен и угрюм. // Ты царь: живи один!».

«Ибо созидающие тверды, – говорит Ницше устами Заратустры, – И блаженством должно казаться вам запечатлевать вашу руку на тысячелетиях, как на воске, – блаженством писать на воле тысячелетий, как на меди, – тверже, чем медь, благороднее, чем медь. Совершенно твердым бывает только самое благородное. Эту новую скрижаль, о братья мои, ставлю я над вами: станьте тверды!».

У Пушкина поэт и есть тот, кто пишет на воле тысячелетий, aere perrenius.

Ницшеанство отыскали затем у Пушкина  В. Розанов в ст. Пушкин., В.Набоков в «Даре»  и М. Гершензон и В. Ходасевич

В рецепции  Пушкина в русской культуре XX века поэт прочно включен в мифологические перспективы темы "Поэт и чернь"; альтернативы заключались в том, какой характер эти мифологии имели:
а) если общественно-идеологический (у Мережковского, Иванова, Розанова) —то Пушкин
подвергался суду черни
б) если лично-поэтический (у Гершензона, Ходасевича, Набокова) —то чернь подвергалась бичеванию с позиций Ницше

Ибо у стимула = два конца: то Поэт лупсует Чернь, то она его

***
Учительская :
Сендерович, Шварц. Поэт и чернь._pushkin_v_serebryannom_veke_1999
Фаритов В.Т. Пушкин и Ницше
Данилевский Р. Ю. РУССКИЙ ОБРАЗ ФРИДРИХА НИЦШЕ
Фаритов В.Т.  А.С. Пушкин и Ф. Ницше в контексте идеи нового Возрождения




Избранные  строки Пушкина, восхитившие Ницше:

Изыде сеятель сеяти семена своя.
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя —
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды...
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

***

Молчи, бессмысленный народ,
Поденщик, раб нужды, забот!
Несносен мне твой ропот дерзкий,
Ты червь земли, не сын небес;

Тебе бы пользы всё — на вес
Кумир ты ценишь Бельведерский.
Ты пользы, пользы в нем не зришь.
Но мрамор сей ведь бог!.. так что же?
Печной горшок тебе дороже:
Ты пищу в нем себе варишь.


Подите прочь — какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас!
Душе противны вы, как гробы.
Для вашей глупости и злобы
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры; —
Довольно с вас, рабов безумных!
Во градах ваших с улиц шумных
Сметают сор, — полезный труд! —
Но, позабыв свое служенье,
Алтарь и жертвоприношенье,
Жрецы ль у вас метлу берут?
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.


Поэту:
Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.