Стихи о женской красоте и любви у Фета

Из цикла «Мелодии».

           *  *  *
Не отходи от меня,
Друг мой, останься со мной!
Не отходи от меня:
Мне так отрадно с тобой...

Ближе друг к другу, чем мы, -
Ближе нельзя нам и быть;
Чище, живее, сильней
Мы не умеем любить.

Если же ты - предо мной,
Грустно головку склоня, -
Мне так отрадно с тобой:
Не отходи от меня!
 (1842)

           *  *  *
Когда я блестящий твой локон целую
И жарко дышу так на милую грудь -
Зачем говоришь ты про деву иную
И в очи мне прямо не смеешь взглянуть?

Хоть вечер и близок, не бойся! От стужи
Тебя я в широкий свой плащ заверну -
Луна не в тумане, а звезд хоть и много,
Но мы заглядимся с тобой на одну.

Хоть в сердце не веруй... хоть веруй в мгновенье,
И взор мой, и трепет, и лепет пойми -
И, жарким лобзаньем спаливши сомненье,
Ревнивая дева, меня обойми!
(1842)

              *  *  *
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна - любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна - вся жизнь, что ты одна - любовь.

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
2 августа 1877

               *  *  *
Как ясность безоблачной ночи,
Как юно-нетленные звезды,
Твои загораются очи
Всесильным, таинственным счастьем.

И всё, что лучом их случайным
Далеко иль близко объято,
Блаженством овеяно тайным -
И люди, и звери, и скалы.

Лишь мне, молодая царица,
Ни счастия нет, ни покоя,
И в сердце, как пленная птица,
Томится бескрылая песня.
1862

            *  *  *
Только в мире и есть, что тенистый
       Дремлющих кленов шатер.
Только в мире и есть, что лучистый
       Детски задумчивый взор.

Только в мире и есть, что душистый
        Милой головки убор.
Только в мире и есть этот чистый
        Влево бегущий пробор.
3 апреля 1883

          *  *  *
Люби меня! Как только твой покорный
        Я встречу взор,
У ног твоих раскину я узорный
        Живой ковер.

Окрылены неведомым стремленьем,
        Над всем земным
В каком огне, с каким самозабвеньем
        Мы полетим!

И, просияв в лазури сновиденья,
        Предстанешь ты
Царить навек в дыханьи песнопенья
        И красоты.
13 апреля 1891


Афанасий Фет (1820-1892)

Судьба поэта по рождению не менее удивительна, чем Жуковского. Афанасий Неофитович Шеншин увез Шарлотту Фёт из Германии от ее мужа за месяц или два до рождения ребенка, записал его своим законным сыном, а брак с его матерью оформил лишь спустя два года, что вышло наружу, когда Афанасию Шеншину-сыну исполнилось 14 лет, и Орловская духовная консистория постановила, что он не потомственный дворянин, а гессен-дармштадтский подданный Афанасий Фёт.

Для мальчика, надо думать, в высшей степени впечатлительного, это была величайшая катастрофа, в одночасье он оказался без отца, вне семьи, без родины, без роду и племени, между тем все это у него было, как прежде. Трагедия потрясла его душу так глубоко и сильно, что к первому курсу университета выяснилось, что он "отвергает бытие бога и бессмертие души" и даже заключает пари, что и через двадцать лет будет утверждать это. Учился же он по словесному отделению философского факультета, еще студентом выпускает сборник "Лирический пантеон" и начинает печататься в журналах.

    На заре ты ее не буди,
    На заре она сладко так спит;
    Утро дышит у ней на груди,
    Ярко пышет на ямках ланит...

А.Е.Варламов положил на музыку стихи студента, и песня сделалась с тех пор почти народной. Говорят, Афанасий Фет остался атеистом на всю жизнь. Лирика заменила, очевидно, ему религию, веру и даже бессмертие души, поскольку вся мистика веры оказалась в сфере поэзии, которая одна остается "вечно юной", - в это-то он верил свято.

Гуманисты, поэты, художники, мыслители эпохи Возрождения не достигали такого синтеза античного и христианского миросозерцаний, когда вся полнота мировоспрития - это поэзия, объемлющая мироздание и внутренний мир человека. Это и есть тот случай, когда богоматерь оказывается мадонной, земной во плоти женщиной, как у Пушкина, воплощением любви и красоты.

Пребывая в мире христианском всецело, Лермонтов лишь жаждал встретить земное воплощение Вечной женственности. Фет находит новое решение: оказывается, вера возможна вне религии, вера всеобъемлющая - это и есть трепетное дыхание жизни, ее свет, поэзия! Вся лирика Фета - об этом, как Петрарка пел Лауру, только один истинно верующий, другой истинно неверующий, но поэзия объемлет все - и веру, и безверие, вместе с природой, мирозданием.

    Тихая, звездная ночь,
    Трепетно светит луна;
    Сладки уста красоты
    В тихую, звездную ночь.

    Друг мой! в сияньем ночном
    Как мне печаль превозмочь?..
    Ты же светла, как любовь,
    В тихую, звездную ночь.

    Друг мой, я звезды люблю -
    И от печали не прочь...
    Ты же еще мне милей
    В тихую, звездную ночь.

С призванием сразу прояснилось, но Фет не мечтатель, не романтик, ему необходим статус, отнятый у него Орловской духовной консисторией. Он поступает на военную службу, не имея связей, как разночинец, в захудалый кавалерийский полк где-то в Херсонской губернии, куда не доходят журналы и книги.

"Офицерский чин в то время давал потомственное дворянство", - вот его, кроме славы, земная цель. Журналы перестают печатать стихи Фета, - нет интереса у публики к чистой лирике в 40-50-е годы, да и позже, в 60-70-е годы.

Бедный поэт полюбил девушку, и она - его, но он не может жениться. "Я не женюсь на Лазич, и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений, - пишет Фет другу детских лет. - Этот гордиев узел любви... который чем более распутываю, тем туже затягиваю, а разрубить мечом не имею духу и сил... Знаешь, втянулся в службу, а другое все только томит как кошмар".

В высшей степени трагическое положение, это как приговоренным к смерти быть, что может еще привлекать в жизни, даже любовь молодой женщины; они расстались, вскоре Мария Лазич сгорела от неосторожно брошенной ею спички. Всю жизнь поэт будет помнить о ней со всей остротой переживаний, что отзовется во многих его стихотворениях.

    Ты отстрадала, я еще страдаю,
    Сомнением мне суждено дышать,
    И трепещу, и сердцем избегаю
    Искать того, чего нельзя понять.

    А был рассвет! Я помню, вспоминаю
    Язык любви, цветов, ночных лучей.
    Как не цвести всевидящему маю
    При отблеске родном таких очей!

Пока Фет служил, дважды поднималась планка - до чина капитана, до чина полковника, когда предоставлялось право на потомственное дворянство, - ему фатально не везло.

Между тем Некрасов открывает вновь для широкой публики Тютчева и Фета, а извещая читателей журнала "Современник" о выходе нового сборника поэта, пишет: "Смело можно сказать, что человек, понимающий поэзию и охотно открывающий душу свою ее ощущениям, ни в одном из русских авторов после Пушкина не почерпнет столько поэтического наслаждения, сколько доставит ему г. Фет".

Взяв годичный отпуск, Фет побывал в Германии, Франции и Италии и, словно оттаяв душой, женился на М.П.Боткиной, дочери крупнейшего чаеторговца и сестре критика В.П.Боткина. Так и недослужившись до полковника, он выходит в отставку, поселяется в Москве, а затем покупает землю в том же Мценском уезде, где родился, поселяется в деревне, как Лев Толстой в Ясной Поляне, где становится рачительным хозяином.

Есть что-то поразительное как в военной службе Фета, так и в трудах землевладельца, в его прагматизме, что находится в полном контрасте с его лирикой, но и в том, и другом проявляется черта, очень характерная для эпохи Возрождения. Ведь также умножал свои владения Джорджо Вазари, скульптор, зодчий, автор "Жизнеописаний наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих", давший определение эпохе - Возрождение. Но помещиком зажил теперь и Лев Толстой в своей Ясной Поляне, и когда в 60-е годы радикальная интеллигенция отворачивается от лирики Фета, он-то становится почти единственным ценителем стихов поэта.

    МАЙСКАЯ НОЧЬ

    Отсталых луч над нами пролетает
    Последняя толпа.
    Прозрачный их отрезок мягко тает
    У лунного серпа.

    Царит весны таинственная сила
    С звездами на челе. -
    Ты, нежная! Ты счастье мне сулила
    На суетной земле.

    А счастье где? Не здесь, в среде убогой,
    А вон оно - как дым.
    За ним! за ним! воздушною дорогой -
    И в вечность улетим!

Л.Н.Толстой писал Фету 11 мая 1870 года: "Развернув письмо, я - первое - прочел стихотворение, и у меня защипало в носу: я пришел к жене и хотел прочесть; но не мог от слез умиления. Стихотворение - одно из редких, в которых ни слова прибавить, убавить или изменить нельзя; оно живое само и прелестно... Я не знаю у вас лучшего. Прелестно всё".

Переписка в этом роде, вместе со стихами Фета, создают совершенно особую атмосферу в пространствах России, как прогулки знаменитых поэтов эпохи Тан с чтением стихов, какие навсегда вошли в сокровищницу мировой поэзии.

    Ночь лазурная смотрит на скошенный луг.
    Запах роз под балконом и сена вокруг;
    Но зато ль, что отрады не жду впереди, -
    Благодарности нет в истомленной груди.

    Всё далекий, давнишний мне чудится сад, -
    Там и звезды крупней, и сильней аромат,
    И ночных благовоний живая волна
    Там доходит до сердца, истомы полна.

    Точно в нежном дыханьи травы и цветов
    С ароматом знакомым доносится зов,
    И как будто вот-вот кто-то милый опять
    О восторге свиданья готов прошептать.

12 июня 1892. Воробьевка. Это год смерти. А стихотворение полно мотивов поэзии эпохи Тан. Ли Бо и Ду Фу стали небожителями. Фет тоже один из бессмертных в мировой лирике.

Из цикла «Элегии и думы».

                *  *  *
О, долго буду я, в молчаньи ночи темной,
Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,
Перстам послушную волос густую прядь
Из мыслей изгонять и снова призывать;
Дыша порывисто, один, никем не зримый,
Досады и стыда румянами палимый,
Искать хотя одной загадочной черты
В словах, которые произносила ты;
Шептать и поправлять былые выраженья
Речей моих с тобой, исполненных смущенья,
И в опьянении, наперекор уму,
Заветным именем будить ночную тьму.
(1844)

              *  *  *
Светил нам день, будя огонь в крови...
Прекрасная, восторгов ты искала
И о своей несбыточной любви
Младенчески мне тайны поверяла.

Как мог, слепец, я не видать тогда,
Что, жизни ночь над нами лишь сгустится,
Твоя душа, красы твоей звезда,
Передо мной, умчавшись, загорится,

И, разлучась навеки, мы поймем,
Что счастья взрыв мы промолчали оба
И что вздыхать обоим нам по нем,
Хоть будем врознь стоять у двери гроба.
9 июня 1887

           К НЕЙ

Кто постигнет улыбку твою
И лазурных очей выраженье,
Тот поймет и молитву мою
И восторженных уст песнопенье.

День смолкает над жаркой землей,
И, нетленной пылая порфирой,
Вот он сам, Аполлон молодой,
Вдаль уходит с колчаном и лирой.

Пусть ты отблеск, пленяющий нас,
Пусть за ним ты несешься мечтою,
Но тебе - наш молитвенный час,
Что слетает к нам в душу с зарею.
21 апреля 1890
Воробьевка.

                *  *  *
Ее не знает свет, - она еще ребенок;
Но очерк головы у ней так чист и тонок,
И столько томности во взгляде кротких глаз,
Что детства мирного последний близок час.
Дохнет тепло любви, - младенческое око
Лазурным пламенем засветится глубоко,
И гребень, ласково-разборчив, будто сам
Пойдет медлительней по пышным волосам,
Персты румяные, бледнея, подлиннеют...
Блажен, кто замечал, как постепенно зреют
Златые гроздия, и знал, что виноград
Сбирая, он вопьёт их сладкий аромат!
(1847)

(Материал из Интернет-сайта).