М. Уэльбек Карта и территория

Ещё два года назад прочитала роман Мишеля Уэльбека "Карта и территория". И вот жила с этим, пока не поняла, что надо перечитать и как-то систематизировать впечатление.
Действительно, роман многогранный,  здесь есть над чем задуматься, о чём погрустить.
Книга о жизни современного французского художника Джеда Мартина. Герой вымышленный. Но Уэльбек с самого начала (с молодых лет художника и его успехов) настолько подробен и кропотлив в профессиональном описании того, чем занимается Джед, что невольно начинаешь задумываться, а не возможный ли это альтернативный путь самого Уэльбека, пожалевшего на каком-то этапе, что он не художник.
Еще в юности Джед Мартин, сын довольно известного архитектора-строителя, заинтересовался фотографией. Вот как Уэльбек говорит об этом:

"Исходившая от него старомодная вдумчивость, видимо, и расположила к нему преподавателей Школы изящных искусств, изучавших его документы; им явно попался неординарный абитуриент, образованный, серьезный, а может, и трудолюбивый. Альбом, поданный им на конкурс, «Триста фотографий металлоизделий» сам по себе свидетельствовал о незаурядной эстетической зрелости. Джед, не желая подчеркивать блеск металла и угрожающий характер форм, делал снимки при нейтральном, неконтрастном освещении, располагая вышеуказанные металлоизделия на фоне неброского серого бархата. Сдержанно мерцая, гайки, болты и разводные ключи смотрелись ювелирными украшениями".

Как любой творческий человек – Джед одинок. Хотя в юности он долгое время жил с очаровательной южанкой Женевьевой, которая тоже пробовала рисовать. Периодически встречался с отцом. Но в любых отношениях герой не любит панибратства. Ты царь(художник): живи один.
В один траурный день по дороге в деревню, куда они с отцом направляются на похороны бабушки, Джед открывает для себя мир карт "Мишлен".

"Карта потрясла его; он просто задрожал от восхищения, замерев перед крутящейся стойкой. Никогда еще ему не приходилось видеть столь великолепный, волнующий и наполненный смыслом объект, как эта мишленовская карта «Крез, Верхняя Вьенна» масштаба 1:150 000. Сама суть современности, научного и технического восприятия мира сочеталась тут с сущностью животной жизни. В красивом сложнейшем рисунке, отличавшемся восхитительной точностью, использовался минимальный набор цветов. Зато во всех поселках и деревнях, обозначенных на карте в соответствии со своей
величиной, угадывалось трепетание и ауканье десятков человеческих жизней, десятков и сотен душ, – одни были обречены на адские муки, другие – на бессмертие".

 Джед начинает фотографировать и художественно обрабатывать карты. Это приводит его к первой выставке и славе. О нём начинают писать.

"Статья Патрика Кешишьяна*, на целую полосу, с прекрасной цветной репродукцией фотографии «Дордонь, Лот», была восторженной. С первых же строк автор уподоблял проекцию карты или спутникового снимка точке зрения Бога. «С завидным самообладанием, достойным великих революционеров, – писал он, – художник, совсем еще молодой человек, отказывается, начиная с самой первой, открывающей выставку работы – своеобразной путевки в его мир, – от натуралистического и неоязыческого подхода, которым грешат наши современники в тщетной попытке создать образ Незримого. Не без дерзновенной удали становится он на точку зрения Бога – партнера человека в деле (пере) стройки мира»".

На своей первой выставке он знакомится с прекрасной Ольгой, работающей в "Мишлен" в сегменте по связям с общественностью. Они становятся любовниками. Но и Ольгу, в которую влюблен, он почему-то не удерживает, когда та собирается уехать по работе в Россию.
Может быть он просто фаталист? Или считает, что лучшее в жизни должно  происходить само собой и счастливую жизнь нельзя заработать? Или эта европейская толерантность – нежелание влиять на решение другого человека, тем более любимого?

"Джед тупо молчал, ворочая ложечкой в яйце всмятку, и бросал на Ольгу взгляды исподлобья, как наказанный ребенок.
– Приезжай в Россию… – сказала она. – Приезжай когда хочешь.
Она была молода, или, точнее говоря, еще молода, и воображала, что жизнь предлагает массу разных возможностей, а человеческие отношения богаче схем.
Легкий сквознячок шевелил шторы на застекленных дверях, выходящих в парк. Чириканье птиц внезапно стало громче, потом смолкло. Китайцы за соседним столиком неожиданно испарились, словно растаяли в воздухе. Джед, по-прежнему не произнося ни слова, положил ложку на стол".

По той же причине, наверное, ему не удается отговорить больного отца от эвтаназии. Хотя понимание и духовная связь между ними явно существовала.

"Много лет спустя, когда он станет знаменитым и, скажем прямо, очень знаменитым, ему придется часто отвечать на вопрос, что значит, на его взгляд, быть художником. Сочинив один-единственный нетривиальный, занятный ответ, он неизменно повторял его во всех интервью: художник прежде всего, говорил он, должен уметь подчиняться. Подчиняться неким таинственным, неожиданным знакам, которые за неимением лучшего и при отсутствии какой-либо религиозности называют озарениями; эти знаки властно и безапелляционно командуют тобой, и от их приказов удается увильнуть разве что ценой потери собственной цельности и самоуважения".

После отъезда Ольги Джед тоскует, резко бросает заниматься фотографией и возвращается к живописи. В течение почти десяти лет он рисует представителей разных профессий и здесь тоже добивается совершенства. Известный галерист предлагает ему устроить вытавку последних работ. У них возникает идея:  обратиться к самому Уэльбеку и попросить написать предисловие для каталога. Так наш художник знакомится с автором "Платформы" и "Элементарных частиц".
И эта игра мне кажется забавной. Веселится и сам Уэльбек, раскрываясь перед публикой через впечатление, произведенное на собственного же героя. Но так как Джед близок писателю, то, в общем, это взгляд на самого себя со стороны. Шарж на себя автор рисует блистательно, с огромной самоиронией, но не без самолюбования тоже.

"Джед минуты две, если не дольше, стучал в дверь Уэльбека под проливным дождем, пока тот наконец не соизволил ему открыть. Автор «Элементарных частиц» предстал перед ним в серой полосатой пижаме, смутно напоминая каторжника из телесериала; мало того, что его грязные волосы были всклокочены, а лицо приобрело фиолетово-багровый оттенок, – писатель еще и подванивал. Несоблюдение правил личной гигиены – верный признак депрессивного состояния, вспомнил Джед.
Джед прошел за ним в комнаты с плиточным полом, не заметив в них никакой мебели, тут громоздились только картонные ящики, не разобранные после переезда. На стенах одноцветные молочно-белые обои; на полу слой пыли. Дом показался Джеду очень просторным, он насчитал спален пять, не меньше, и везде было прохладно, градусов шестнадцать; интуиция подсказывала ему, что все они, за исключением той, где спит Уэльбек, пустуют.
– Вы недавно переехали?
– Да. Ну, года три назад.
Вообще, мое любимое время – конец декабря: темнеет в четыре часа. Тогда я со спокойной совестью могу надеть пижаму, принять снотворное и залечь с бутылкой вина и книжкой".

Уэльбек соглашается написать предисловие для каталога, а Джед рисует по фотографиям портрет Уэльбека, который в серии портретов становится самым лучшим, а в результате торгов и самым дорогим.
Между художником и писателем завязываются добрые отношения, появляется приязнь и взаимопонимание. Джед дарит Уэльбику его портрет.
Игра Уэльбека-автора с Уэльбеком-персонажем продолжается. Уэльбек-автор примеряет на себя одну из самых страшных смертей, какую можно себе представить: убийство с расчленением, совершенное маньяком.
И здесь возникает парадокальный вопрос: если писателя убили, то кто же продолжает повествование? Но если вниматеально читать, то ответ Уэльбек дает ещё заранее в разговоре с Джедом.

"Человек не сам по себе решается написать книгу, добавил он тогда; книга, по его мнению, сродни бетону, который неожиданно решает загустеть, так что роль писателя в данном случае сводится к присутствию в нужном месте в нужный час и к муторному бездействию в надежде, что процесс пойдет сам собой".

Процесс как бы идет сам собой и после смерти автора. Джед помогает следствию, определив, что писателя убили из-за его портрета, который стоит около 800 тыс. евро.
В этой части романа возникает ещё один персонаж книги – следователь Жаслен. В процессе раскрываются не только его рабочие качества, но и даётся картинка всей жизни с симпатичной, верной женой Элен и уютным  бытом.
Следователь Жаслен,  Джед Мартин и сам Уэльбек – это внимательные, вдумчивые люди, выполняющие работу, которая кажется им самой важной и интересной. Если прибавить ещё и отца Джеда, то их уже четверо.
Приходит мысль, что этот роман – о противостоянии людей идейных, умеющих хорошо делать то, что их интересует, ничтожности этого мира. О противопоставлении творчества – стяжательству, созидания – хаосу, добра – злу.
Убийцу Уэльбека найдут случайно и нескоро. В описании портрета маньяка чувствуется неподдельная горечь автора. Будто это действительно реальный убийца, а вся игра весьма серьёзна для автора.

"Петиссо поразил его: в объектив, демонстрируя уверенность в себе и полное отсутствие комплексов, улыбался довольно красивый мужчина с великолепным и, видимо, постоянным загаром. Одним словом, он вполне соответствовал образу каннского пластического хирурга, проживающего на авеню Калифорнии. Бардеш был прав: такого рода субъекты время от времени попадались в сети, но не уголовного розыска, а полиции нравов. Человечество производит иногда странное впечатление, думал он, набирая номер, но, как правило, странное и мерзкое, а не странное и прекрасное".

В конце романа Джед, став миллионером, переезжает в дом своей бабушки, покупает близлежащий лес и живёт до конца дней уединенно. Уэльбек вместе с Джедом, гуляющим по деревне, показывает нам краешек довольно успешного будущего сельской Франции 2030-40 годов.
Прожив в доме своего детства до последних дней, Джед Мартин создаёт серию гениальных, но далеко не оптимистичных работ. Художник пытается смотреть на процесс существования отстранённо, с позиции свидетеля событий, происходящих в гигантской системе нынешней цивилизации в промежутке времени, отпущенном ему жизнью.

"Таким образом, творчество Джеда Мартена в последние годы жизни проще всего рассматривать как ностальгические раздумья о закате индустриальной эпохи в Европе и – в более широком смысле – о тленном и преходящем характере любого творения рук человеческих. Этой интерпретации, впрочем, недостаточно, чтобы описать тягостные ощущения, охватывающие нас при виде этих умилительных человечков типа плеймобилевских, затерявшихся на просторах бескрайней и абстрактной футуристической территории, которая сама тоже крошится и расслаивается, будто растворяясь в необъятном, уходящем в бесконечность растительном пространстве. Нельзя не испытать и чувства горечи, наблюдая, как изображения людей, сопровождавших Джеда Мартена в его земной жизни, разлагаются под воздействием непогоды, гниют и, наконец, распадаются, представая в последних эпизодах неким символом тотальной гибели рода человеческого. Вот они тонут, вдруг начинают бешено барахтаться, но через мгновенье задыхаются под постоянно прибывающими ботаническими пластами. Потом все стихает, только травы колышутся на ветру. Полное и окончательное торжество растительного мира".

Как и все книги Уэльбека – это несомненно подлинная вещь, исполненная  печали, лишенная всяких иллюзий по отношению к современному обществу, но все же оправдывающая некоторых его представителей, успевших что-то почувствовать и понять, проходя свой путь с надеждой и страстью.