Лекшин, мой восхитительный

У Яна Яновича были огромные ладони и абсолютный  музыкальный слух. Да и вообще он был красавчик - и в раннем детстве, и сейчас, когда уже перевалило за шестьдесят. Чуб такой густой и темный, брови как у Брежнева, синие роковые глаза, рост, вес, короче всё как  и должно быть у неувядающего секс-символа.

Правда, о карьере пианиста пришлось забыть, запястья рук долго не выдержали  напряжения  от многочасовой игры, начались проблемы с суставами. Погоревав Лекшин выучился на преподавателя иностранных языков и стал работать  в частном языковом центре. Это было скучно. Лекшин выпивал. Хозяином центра был  некто господин Ч., интеллигент-технарь в первом поколении, поучающий всех как жить и часто задерживающий выплаты зарплат. А Лекшин-то сам из  творческой семьи с вековыми традициями,  ему и дышать-то одним воздухом с этим господином Ч., физически тяжело, приходилось пить, чтобы не нервничать и не двинуть по лицу начальнику своей огромной  пятернёй, которая в свое время могла брать две октавы.
 
Жена Лекшина тоже преподавала языки, но в государственном университете, не в частной, как он, конторе. Жили  они вместе уже  почти сорок лет и  разводиться не собирались, потому что Лекшин -  не такой. Да и она не такая. Жили себе, жили, воспитывали маленькую дорогую собачку.

Пока вдруг Лекшину не пришла в голову идея бросить пить. Начал тогда он тщательно готовиться к выполнению поставленной цели. Закупил в магазине три кило соленых огурцов -  всегда  любил солёное -  четыре кило кисло-сладкого винограда без косточек и, на всякий случай, бутылку коньяка, мало ли, вдруг с сердцем  поплохеет. И начал.

Сначала его бросало в пот. Даже больше того, Ян Янович потел все ночи напролет. Хорошо, у жены своя спальня. Ян Янович маялся, жизнь вставала перед его внутренним взором полностью лишенной какой-либо привлекательности. За первые две страшные ночи Лекшин съел половину огуречных запасов. И немного винограда.

На работу Лекшин ходил с бутылкой коньяка в сумке. Боялся за себя. Голова болела сильно и обонятельные рецепторы обострились. Ему стало чудиться, что от начальника несет несвежей мочой, хотя наверняка это было не так. Начальник любил  спортивный образ жизни, даже снимал про себя ролики и  любовно выкладывал на ютубе: про свой бег на длинные дистанции, про свои отжимания на свежем воздухе, про свои качания  пятидесятичетырехлетнего пресса. Так что, скорее всего, от него пахло не мочой, а пОтом, когда  он приезжал  в  свой языковой центр прямо с тренировки, минуя душ.
Но Лекшин не дифференцировал запахи: воняет от человека и воняет. Как и от каждого, ведущего ЗОЖ, каковой и в проруби поплавает, и наестся зимой чесночка до посинения. Попробуйте войти в трамвай, где сидит  ЗОЖник. Вас уже через минуту выбросит из гортранспорта  могучей волной чесночного чада, идущего из самого нутра ЗОЖника, из  окученных чесноком кишок через неплотно прикрытый рот.

Лекшин трамваями особо не пользовался. Работал в центре, а жил в частном секторе Пирита среди эстонских знаменитостей. Если идти нормальным шагом по  променаду вдоль моря, а потом вдоль леса, то от работы до дома дорога занимает примерно час-полтора. Когда Лекшин еще пил, то это было очень здорово: идешь себе, куришь, пьёшь на ходу из мерзавчика, вокруг природа, в голове Вивальди или Рахманинов, красота. Лекшин многие музыкальные произведения с детства помнил наизусть, и они звучали в нем. Так, он мог гулять среди людей, и все думали, вот идет высокий породистый мужчина, он гуляет. А Лекшин в это время не просто гулял, он мысленно сидел в филармонии и слушал полноценный  симфонический оркестр, исполняющий его любимых авторов.

 А сегодня случилось  страшное. Лекшин шел к одиннадцати на работу и слушал  в голове Симфонию №5 немецкого композитора Малера. Симфония трудная, требовала больших усилий для восприятия, и поэтому Лекшин шел по набережной на автомате, не замечая ничего вокруг.

В это же самое время его начальник бежал навстречу. В старомодном, советском еще, спортивном костюме, с вытянутыми коленями и висящим задом, на лоб натянута кирпичного цвета махровая повязка от пота фирмы Larsen. Начальник с  утра как проснулся отымел счастливую женским счастьем жену, съел ЗОЖный завтрак с большим количеством  чеснока, восполняющим затраченные силы, запил  бутилированной водой и поехал на джипе в лес.  Джип  оставил в лесу,  на автобусе вернулся в город и побежал  обратно в сторону джипа.  Примерно пятнадцать километров,  несколько раз в неделю и в то время когда захочет (он же предприниматель, хозяин раскрученного бизнеса,  приходить к восьми утра на работу не обязан).

Новый спортивный костюм начальник не покупал не только из соображений экономии, но  считал, что  спортивного и успешного мужика, как он, украшают не тряпки с цацками, а  нормальный пресс и бицепсы, которые видны даже если  надел на себя мешок. 

Несмотря на повязку от пота к тринадцатому примерно километру лицо было уже мокрым, к тому же начал падать снег. Навстречу по набережной шел  наемный работник Лекшин с отсутствующим взглядом. Как всегда очень вызывающе выглядел,  весь этот его пустой и бессмысленный аристократизм.
Обычно начальник  старался не замечать Лекшина, не смотреть ему в глаза и не вступать в  прямой диалог. Общался с ним, если надо, через секретаршу, берег себе психику. А сейчас этот Лекшин  шел прямо на начальника, слушая первую, самую минорную часть 5-й Симфонии, написанную в форме сонатного аллегро,  что требовало от него полного эмоционального включения. Шагая на работу, он  мучился и страдал вместе с Малером от несовершенства земного мира,  его мрачности, общей жестокости. Страдал и наслаждался.

Начальник добежал до Лекшина, обогнул справа и побежал дальше к джипу. Лекшин и не заметил, снег  он тоже не замечал. Руки  слегка подрагивали от чувств,  глаза из-под густых бровей сверкали. В сумке булькала непочатая поллитровка Hennessy. Он таскал ее с собой уже четвертую неделю, круглосуточно борясь с искушением.  Но начальник велел ему, через секретаршу, не пить, иначе  потеряет работу. Студенты курса уже жаловались пару раз, что приходит на занятия нетрезвым.

До начала работы оставалось примерно полчаса. Лекшин прикинул, что так-то может и не успеть, свернул к остановке и  остаток пути проехал на автобусе.

Одновременно с ним к офису подъехал  на джипе начальник. Начальник, пока бегал, в голове выработал свежую тактику общения с безумным дворянином. Поэтому сходу закричал:

- Эй, Ян Янович! А у меня для тебя подарок. Очень полезный для здоровья.

Лекшин вздрогнул. Он  не любил всех этих нуворишей. Во-первых, у них слишком властный голос. Во-вторых, всегда правы. В-третьих, им всегда от всех чего-то надо. Лекшин вообще эту категорию людей воспринимал как биороботов.

А начальник припарковал джип  и поднялся в офис вслед за Лекшиным. Студенты уже рассосались по лингафонным кабинетам, слушая учебный текст  в наушниках. Лекшин вышел перекурить. Он не успел дослушать симфонию, но ничего, дослушает на обратной дороге. Тут ему в нос начальник и сунул большой пакет с остро пахнущим чесноком:

- Ян Янович, кончай гробить здоровье вредным табаком, переходи на ЗОЖ.  Я тебе тут чесночка набрал из своих запасов, давно пора есть здоровую еду, да и пробежки  не помешают. А то на кого ты похож -  бицепсов нет, зрение плохое.  Старик, совсем старик.. Ты пресс мой видел? А хочешь увидеть? Лекшин, аллё!

Лекшин сказал "минуточку, я сейчас вернусь". И действительно, вернулся с бутылкой своего Hennessy:

- Юрий Иванович! Вы позволите вручить и мне, в свою очередь, вам подарок? Это Hennessy Private Reserve 1865, довольно неплохой. Завтра как раз 14 февраля, День Всех Влюбленных -  считаю, удачный момент раскрыть тайны своего сердце. Оно преисполнено любви к одному пупсику. Угадайте, к кому? Юрий Иванович, пративный.