26. 5. Пушкин и декабристы. 5. Мольба о прощении и
мольба о прощении и ад-вокатские доводы отступника
в трех посланиях Ивану Пущину
***
Кинжал мести отступнику
В статье о версиях гибели поэта мы пояснили, что гибель поэта - это точка-пуля в конце его пути через Перекрестки Судьбы = точка, в которую сошлись многие траектории мести поэту разных персон, семей, кланов и даже партий, толпящихся у трона, и поодаль, и даже далече ... Такой группой лиц, которые вполне могли мстить поэт-человеку за его отступничество и сервилизм царю-вешателю были "декабристы" = они приносили клятву, вступая в тайные общества, на листе со стихами "КИНЖАЛ" молодого Пушкина, а он вот что учудил ... да просто предал, и не только их, а святое = идеалы.... Такое трудно понять и простить.
В этой связи имеет значение то, что:
а) Пушкин всё же оправдывался и
б) Что именно он говорил в своё оправдание
Послание 1.
Мой первый друг, мой друг бесценный (И.И. Пущину)
датирован 13 декабря 1826 г.; даты «14 декабря» и «15 декабря»
Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Молю святое Провиденье:
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней!
коммент Т. Г. Цявловской (упорно делавшей из Пушкина декабриста… упорно): https://rvb.ru/pushkin/02comm/0425.htm
И. И. Пущину («Мой первый друг, мой друг бесценный...»). Обращено к ближ. другу Пушкина с лицейских лет, декабристу Ивану Иван. Пущину, приговоренному к пожизненной каторге. Написано 13 декабря - кануне 1ой годовщины бунта на Сенатской пл. В 1ой строфе поэт вспоминает приезд к нему Пущина в Михайловское 11 января 1825 г., (см «Записки о Пушкине»). 1ая строфа стихотворения совпадает с 1ой строфой послания к Пущину, обещанного поэтом другу и начатого после посещения им Михайловского. Послание осталось незаконченным:
Мой первый друг, мой друг бесценный,
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Пустынным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Забытый кров, шалаш опальный
Ты вдруг отрадой оживил,
На стороне глухой и дальной
Ты день изгнанья, день печальный
С печальным другом разделил.
Скажи, куда девались годы,
Дни упований и свободы,
Скажи, что наши? что друзья?
Где ж эти липовые своды?
Где ж молодость? Где ты? Где я?
Судьба, судьба рукой железной
Разбила мирный наш лицей,
Но ты счастлив, о брат любезный,
Счастлив ты, гражданин полезный,
На избранной чреде своей.
Ты победил предрассужденья
И от признательных граждан
Умел истребовать почтенья,
В глазах общественного мненья
Ты возвеличил темный сан.
В его смиренном основанье
Ты правосудие блюдешь...
Темный сан — скромная должность надворного судьи Пущина, сменил, выйдя по идейным побуждениям из гвардейского полка. Пущин вспоминал на каторге в Чите: «Отрадно отозвался во мне голос Пушкина! Преисполненный глубокой, живительной благодарности, я не мог обнять его, как он меня обнимал, когда я первый посетил его в изгнанье» (И.И. Пущин, Записки о Пушкине, М. 1956, стр. 85).
***
Послание 2
2. 1827 = АРИОН
История отношений Пушкина (АСП) с членами тайных обществ и с теми, которым потом выдали ярлык «декабристы» (об этом мы потолкуем позже и обязательно), - болезненная тема для любителей видеть АСП Нашим Всем во всемирном масштабе в чистом мундире из химчистки и крашения «Муса». Во второй части заметок об адвокатских речах АСП в адрес лицейского друга Ивана Пущина на процессе его личного Судного Дня мы потолкуем о Втором послании римлянам республиканцам: Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны веслы. В тишине
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный челн;
А я — беспечной веры полн,—
Пловцам я пел... Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный...
Погиб и кормщик и пловец!—
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.
Прим. АРИОН. Написано 16 июля 1827 г. Напечатано в «Северных цветах» на 1828 г. Пушкин намеренно ушел от традиц. мифа об Арионе, чудом спасенном дельфином.Имя музыканта Ариона (VII—VI в. до н.э.) использовано, чтобы кодировать истинный смысл творения о судьбе друзей-декабристов и самого поэта. В иносказательной форме поэт вещает о судьбе, постигшей его и декабристов, о своей якобы верности их делу, Дата написания 16 июля 1827 г. в связи с 1ой годовщиной ритуальной казни пятерки декабристов (13 июля).
Но как далек был уже сервилист Пушкин 1827-го, пошедший на роковой для его репутации сговор с царем-вешателем (и единоличным автором ритуала казни пятерки как жертвоприношения), так далек и его стих от реальных отношений с декабризмом и от мифа об Арионе. Ведь еще о своем «Полководце» Пушкин проговорился как о «своём последнем либеральном бреде»…
Нас было мало на челне….
Кого «нас»?
На каком таком «челне»?
Все умрут, а я останусь?
Если в Арионе на годовщину казни пятерки декабристов, АСП умудрился рассказать как и почему он уцелел, то он занялся малопочтенным мифотворчеством — сказаниями о Деяниях самого себя безмерно ценимого и страстно бесконечно любимого, ибо :
- никакого «нас» не существовало - никакого отношения к деятельности тайных обществ господин сочинитель не имел; хуже того, по сведениям Горбачевского («последнего декабриста» и совести декабризма!) тайникам было просто запрещено общаться с Пушкиным = это было не только следствием репутации поэта=человека — болтуна и страстолюбца, но и его провалом как «агента под прикрытием на югах»
- и ни в каком челне с борющимися не очень дружно и слаженно «тайниками» со стихией деспотии Романовых АСП не находился и находиться не мог
- свои песни о свободе и вольности АСП уже успел назвать «своим либеральным бредом», а их пение — беспечной верой юноши … на самом деле он поэт таинственный и свою намокшую ризу лишь намочил и сушит на солнышке в укрытии от бурь и вихря шумного, продолжая петь прежние гимны Эросу и Евтерпе
Не все поэты попали в челн и не все погибли в нем. Декабристом без декабря умудрился стать поэт кн. П.А. Вяземский. Он долго держался вне службы царю-вешателю = хотя бы приличия ради и не сразу пел шинельные оды власти. Отошел от «общего дела» Ля Либэртэ первоначальный один из его лидеров поэт П. Катенин. Жуковский В.А. как был так и остался прочным царедворцем… Батюшков К. Лишился рассудка в 1821-ом. Боратынский Е А. Замкнулся и ото всего отвернулся… будто стал поэт-монахом…
Одно Наше будущее Всё умудрился стать публичным сервилистом и податься в дежурную часть обновленной власти сразу после повешения пятёрки! Ярлык «шпиён правительства» ему пришили на сертук не просто так и не завистники! Вот потому то и были такие отзывы о нем потом: поэт он был славный, но человек дурной и … даже подлый. Пример такого отзыва: «...Однажды император Николай I, отвечая на замечание И.Ф. Паскевича: «Жаль Пушкина, как литератора, в то время когда его талант созревал, но человек он был дурной», написал: «Мнение твое о Пушкине я совершенно разделяю, и про него можно справедливо сказать, что в нем оплакивается будущее, а не прошедшее» (см. Вересаев В. Пушкин в жизни). Более подробно об этом см. И. В. Немировский. Творчество Пушкина и проблема публичного поведения поэта.
Не было ни малого «нас», ни челнока, ни гребцов дружных с АСП … не было этого ничего. Но была гнетущая совесть и замаранная честь ее невольника… и было желание вымолить понимание ,а еще лучше — и прощение… Хотя бы за давностью срока преступления отступничества… без особой на него нужды
Аргументы АСП в оправдание своего отступничества:
1. Одним из главных аргументов Пушкина становится мотив таинственного спасения героя от большой беды («Арион», «Предчувствие», «Из Гафиза», «Вновь я посетил...»). В соответствии с исповедуемым историческим провиденциализмом Пушкин уверяет = это Промысл – мое отступничество мнимо – это не мое решение, и не моя воля и не трусость - так надо Богам = и это не обсуждается и никак не осуждается…
Ты помнишь час ужасный битвы,
Когда я, трепетный квирит,
Бежал, нечестно брося щит,
Творя обеды и молитвы?
2. Поэт заявляет что он свободен и у него есть формула и манифест понимания свободы личности и особенно Поэта = «Призрак свободы» — пушкинская поэтическая формула меняется и позже в «Из Пиндемонти» (1836) станет манифестом свободы позднего Пушкина: в нем как бы раскрыт этот «призрак свободы», все «громкие права», социальные и политические, расценены как призрачные («Все это, видите ль, слова, слова, слова»), и только внутренняя личная свобода неотчуждаема и подлинна.
3. Пушкин говорит, что он квирит:
Ты помнишь час ужасный битвы,
Когда я, трепетный квирит,
Бежал, нечестно брося щит,
Творя обеды и молитвы?
Слово «квирит» фигурирует здесь в другом его значении: штатский, гражданский; герой им обозначает свою природную невоинственность, неуместность на поле брани — и тем мотивирует свое постыдное бегство. Эту деталь не отнесешь к неточностям перевода — это содержательная подмена, которую можно осмыслить только через лирический подтекст стихотворения. ПЖ проста: я не боец – я квирит, увольте и не взыщите…
4. Пушкин понимает, что такое избранничество трудно понять и простить …и в конце его звучит надрывная просьба помочь утопить страдающий в горе рассудок с Вакхом и Бахусом:
Теперь некстати воздержанье:
Как дикий скиф хочу я пить.
Я с другом праздную свиданье,
Я рад рассудок утопить.
5. Следующий аргумент – исторический и мифологический. Автор напоминает Пущину:
а) об исторической и таинственной (на цели) задушевной встрече двух друзей, Пущина и Пушкина, 11 января 1825 г из-за незаконного внезапного приезда Пущина к опальному ссыльному…
Версия цели: Пущин как тайник уведомил поэта о грядущем намерении членов тайного общества реформировать Россию рядом политический акций … и, вероятно, приглашает поэта к участию … хотя бы посредством его легендарного пера поэта в публичной славе и … А не привез ли Пущин записку от радикального Рылеева с благодарностью за Кинжал и призывом не выпускать из рук рупор революции…!?
б) и намекает, что он получил от Пущина вызов с началом междуцарствия с уверением в успехе дела (бунта), прося поэта не остаться не удел и призывая разделить успех участием = Пушкин подделал проездной документ и бросился на кляче на дорогу в Питер, но … ему повстречался черный монах (так он сам признался в ЕО!) - это был вестник с пророчеством о том, что дело будет провальным и грозит страшной бедой участникам … Пушкин повернул назад и придумал миф о зайцах (об этом тоже есть строка в ЕО)… как Дед Мазай… Мазай-ка
6. Мотив пессимизма кантианца = смотрите что произошло и что сделалось – это всем урок:
А я — беспечной веры полн,—
Пловцам я пел... Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный...
Погиб и кормщик и пловец!—
Я вам пел – пел беспечный вашему делу … И вот все рухнуло в одночасье и все погибло. Я могу лишь петь и вообще пою по-прежнему … но про Онегина… и Таньку… Хотя уже выплеснул Стансы царю-вешателю… Братцы, жить то надо и хочется… шибко
6. Лейтмотив милости и помилования. Он начат в послании Во глубине сибирских руд (1826). Судьба осужденных декабристов до конца жизни мучительно волновала Пушкина. «...Надеюсь на коронацию: повешенные повешены; но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна»,— писал он в августе 1826 г., узнав о приговоре, и позже надежда на амнистию не оставляла его, вошла лейтмотивом в стихи («Стансы», «Во глубине сибирских руд...», «Друзьям»). Он как бы говорит = да, я сервилист – я в сговоре с властью и лично с душителем… но я ходатайствую о милости государя и о смягчении вашей участи…
7. Поэзия – выше нравственности. Поэт – избранник Богов. Не его дело бодаться на площадях за «общие цели» и страдать за неудачи неумелых и беспечных как он сам. Служенье Муз не терпит суеты.
Сурат Ирина, анализируя послания: <***C 1825 г. начинается движение Пушкина к историческому провиденциализму, на фоне которого попытки насильственно сменить форму правления выглядят по меньшей мере исторически безответственно. Через год после восстания в записке «О народном воспитании» Пушкин оформил эти мысли в связи с декабризмом: «Политические изменения, вынужденные у других народов силою обстоятельств и долговременным приготовлением, вдруг сделались у нас предметом замыслов и злонамеренных усилий». И дальше — о том, что восставшие столкнулись с «силой правительства, основанной на силе вещей». Записка «О народном воспитании» составлялась по заказу императора, и Пушкину пришлось кое-где сгустить оценки, но это не значит, что он писал не то, что думал. «Сила обстоятельств», «сила вещей» становятся опорными категориями его исторического мышления, в какой-то мере сформировавшегося уже в 1825 г., в процессе создания «Бориса Годунова», чтения Карамзина и Тацита. Так что с заговорщиками ему было теперь не по пути, при всех личных симпатиях.
Пушкин был человеком редкой храбрости, но не храбрость или трусость определяли его решения в декабре 1825 г. Поплатиться жизнью или личной свободой за чужое дело — вот чего он не захотел. Смерть Александра I впервые с начала ссылки открывала Пушкину реальную надежду на законное освобождение от опалы, и совершить неточный, не свой поступок именно в этот момент было бы особенно нелепо. А Пушкин так был близок к тому, чтобы совершить этот поступок — невольно, случайно, по дружбе. Отказавшись от поездки, Пушкин задумался о роли случая в истории и в частной жизни человека. Плодом этих раздумий стала поэма «Граф Нулин», написанная 13—14 декабря.
***
Послание № 3.
1835 = Послание Ивану Пущину - Кто из богов мне возвратил...
Кто из богов мне возвратил...
автор Гораций (65—8 до н. э), пер. Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837)
Язык оригинала: латинский. Название в оригинале: O saepe mecum tempus in ultimum. См. Стихотворения Пушкина 1835 / Переводы Пушкина. Дата создания: 1835, опубл.: 1840. Источник: ФЭБ ЭНИ «Пушкин» • Пер. VII оды из II книги од Горация Флакка «К Помпею Вару»[2]. См. также перевод Фета.
* * *
;Кто из богов мне возвратил
Того, с кем первые походы
И браней ужас я делил,
Когда за призраком свободы
Нас Брут отчаянный водил?
С кем я тревоги боевые
В шатре за чашей забывал
И кудри, плющем увитые,
Сирийским мирром умащал?
Ты помнишь час ужасный битвы,
Когда я, трепетный квирит,
Бежал, нечестно брося щит,[3]
Творя обеты и молитвы?
Как я боялся! как бежал!
Но Эрмий[4] сам незапной тучей
Меня покрыл и вдаль умчал
И спас от смерти неминучей.
; А ты, любимец первый мой,
Ты снова в битвах очутился...
И ныне в Рим ты возвратился
В мой домик темный и простой.
Садись под сень моих пенатов.
Давайте чаши. Не жалей
Ни вин моих, ни ароматов.
Венки готовы. Мальчик! лей.
Теперь не кстати воздержанье:
Как дикий скиф хочу я пить.
Я с другом праздную свиданье,
Я рад рассудок утопить.[5]
; Вольный перевод оды Горация «К Помпею Вару» (кн. II, ода VII). Гораций с П. Варом участвовал в республик. легионах Брута против Октавиана-Августа при Филиппах ; Помпей Вар — Товарищ Горация по военной службе. Вероятно, правильно понял это признание Горация Пушкин, который «не верит трусости Горация». «Хитрый стихотворец хотел рассмешить Августа и Мецената своею трусостью, чтобы не напомнить им о сподвижнике Кассия и Брута». Гораций был в битве при Филиппах в должности военного трибуна и не носил щита.
Дополнение 1. «КТО ИЗ БОГОВ МНЕ ВОЗВРАТИЛ»
; При жизни Пушкина напечатано не было. ; ; Датируется предположительно первой половиной 1835 г. ; Опубликовано в 1840 г. (см. выше). ; В собр. соч.Пушкина входит, начиная с посмертного издания, т. IX, 1841
Итак, в 1835-ом г (суицидальному для поэт-человека А. Пушкина по И. Сурат) Пушкин пишет послание Ивану Пущину (приезжавшему в 1825-ом до 14 декабря в Михайловское к ссыльному и опальному для тайной беседы и агитации и затем позвавшему поэта в Питер на праздник бунтарей во тьме междуцарствия), взяв за основу понятную по скрытому смыслу его бывшим соратникам по либертинажу оду «бессмертного труса» (ярлык АСП) Горация своему бывшему со-ратнику по армии Брута – Помпею Вару…
Как я боялся! как бежал!
Но Эрмий сам незапной тучей
Меня покрыл и вдаль умчал
И спас от смерти неминучей.
Поэту стыдно. У него один довод – Промысл Его таков, что Он Сам отводит беду от своего избранника – Поэта и посылает ему на встречу не зайцев, а черного монаха (см. признание об этом факте у АСП в романе ЕО). Таково Провидение и его не только надо благодарить, но еще и понять – так угодно небесам …и сам Поэт тут вроде и не причем… Поэт намекает – не будь воли Провидения , не стал бы я Поэтом с функцией Пророка. Но муки совести неизлечимы, бередят душу, мутят рассудок и поражают волю … и по прошествии 10 лет на первый юбилей удушения бунта Пушкин пишет объяснительное послание и ад-вокатские доводы = я не трус, хоть и боюсь = таково Решение Его… я шибко нужен для иного служения Богам Олимпа = для Поэзия, Поэзия же выше нравственности (Завет АСП №XXL) = поэт поэтому вне ее категорийного коридора. Вот Гораций – убежал с поля боя при Филиппах, увидев неминуемую гибель армии республиканца Брута, переметнулся затем к Августу Октавиану и … стал великим мировым поэтом. Корчась в кривых зеркалах этих доводов слабака, поэт просит друга разделить трапезу и утопить рассудок в вине…
Теперь не кстати воздержанье:
Как дикий скиф хочу я пить.
Я с другом праздную свиданье,
Я рад рассудок утопить.
Сурат Ирина: В любой перспективе очевидно, что Пушкин в декабре 1825 г. удержался от рокового шага, спасся от верной гибели. Ему представлялся вариант и похуже Сибири: «И я бы мог...» — записал он впоследствии возле рисунка виселицы с пятью повешенными.
Пушкин воспринял свое спасение как чудесное, промыслительное. Об этом он сказал царю: «Одно отсутствие спасло меня, и я благодарю за то Небо». Отголоски его восприятия слышны и в рассказах о несостоявшейся поездке — В. И. Даль назвал ее «странным происшествием, которое спасло его от неминуемой большой беды», Н. И. Лорер писал о ней: «...Провидению угодно было осенить покровом нашего поэта. Он был спасен!» Не только этот конкретный эпизод, но и вся история отношений Пушкина с декабризмом выглядела после разгрома восстания как история его таинственного спасения под покровом Небес. Пущин, вспоминая через много лет, как он несколько раз чуть не вовлек Пушкина в общество, признал: «...Все обстоятельства приняли в глазах моих вид явного действия Промысла, который, спасая его от нашей судьбы, сохранил поэта для славы России».
*** Через полтора года после событий он облек историю своего спасения в сюжет античного мифа об Арионе:
Погиб и кормщик и пловец!
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен, грозою...
Герой «Ариона» спасен не случайно, а потому, что он «таинственный певец» — существо избранное, особое, рожденное не для общих путей, отмеченное печатью высшего покровительства. В поэте есть тайна, он не властен в своей судьбе и должен только следовать за ней, не изменяя предназначению.
Сделав в 1825 г. выбор между творчеством и политикой, Пушкин впоследствии приравнял поэзию к спасающему Провидению, которое тогда, в Михайловском, взяло поэта по свою защиту.
Но здесь меня таинственным щитом Святое провиденье осенило,
Поэзия, как ангел утешитель,
Спасла меня, и я воскрес душой.
«Вновь я посетил...», черновик (1835)
Перелом произошел не только в творческом самосознании Пушкина, но и в его историческом видении, в его чувстве истории. До 1825 г. Пушкин не брался углубленно писать на исторические темы. Историк проснулся в нем именно в 1825 г., когда одновременно создавался «Борис Годунов» и первая его серьезная историческая проза — «Замечания на Анналы Тацита».
Вот и всё о пророческом в Пушкине. Один голый расчет, «Стансы» пощадившему и приручившему его Царю-Вешателю и … запоздалое раскаяние отступника.
***
БОНУС:
Остается напомнить два завета Пушкина:
1 – из Евгения Онегина = формула ЛЮБИТЕ САМОГО СЕБЯ
2 - Поэзия выше нравственности
Значит поэт вне этой категории… Это для черни. Цель Поэзии = Поэзия. И ничего больше…
Свидетельство о публикации №222021501222