Скучная вариация на вечную тему. Часть 2

И вот в отдельно взятой в аренду квартире на 11 лет реализовался главный коммунистической принцип: "От каждого - по возможностям, каждому по - потребностям. Мамины потребности в комфортном проживании, питании, зрелищах и всевозможных коммуникациях с окружающим миром оплачивались от А до Я, позволив ей та-ки лицезреть коммунизм при котором, как обещал на ХХII съезде Никита Сергеевич, должно было жить тогдашнее поколение в 1980 году. Возможности потребителя коммунистических благ были невелики и ограничивались как правило принятием комплиментов от приятельниц в адрес благодетеля. Дес-кать вот какого замечательного сына воспитала!
Надо отметить, однако, что со временем материальный достаток мамы хирурга счастливым образом кардинально изменился в лучшую сторону. Немецкий фонд покаяния перед жертвами нацизма, успевший раздать мат. компенсацию за причинённые страдания уже, кажется, всем жертвам нацизма, искал по всему миру, кому бы еще всучить свои запоздалые извинения. Это обстоятельство не прошло мимо внимания хваткой и голодной адвакатессы, дочери моего товарища хирурга. Она-то и указала немцам на недочёты в их покаяниях, предъявив  соответствующему немецкому фонду печальную историю своей бабки, которая, родившись во Франции и пережив в течение первого года своей жизни все ужасы фашистской оккупации, стала на склоне лет страдать от посттравматического синдрома, нищеты и осознания несправедливости того, что другим положено, а ей почему-то нет. Были адвокатские обращения и в другие фонды. Американцы, например, по суду обязали  французов  проливать струйки золотого дождя на родственников узников концлагерей, транспортированных , по их железным дорогам. Связать бабку с жадными французкими железными дорогами у дочки хирурга не вышло, зато прогнуть немцев удалось.
Хирург, конечно, за неожиданное обогащение матери был рад, но то ли в силу привычки, то ли руководствуясь понятием невосполнимого сыновьего долга, продолжал как заботливый садовник ухаживать за мамкиной оранжереей, поддерживая в ней свет, тепло и подсыпая всяческие удобрения с питательными веществами с той только целью, чтоб цветок души его не обиделся и не завял. Надо ли говорить, что главным благополучателем немецких денег стала любимая внучка? Других детей хирурга его обласканная фортуной на старости лет маман за внуков принимать не желала не без ревнивый подачи внучатой адвокатессы. Такое вот кино приключилось в этом непростом конфликте поколений. Настоящий Бразильский сериал с огненными страстями, презрением и ненавистью, самопожертвованием и любовью. Мой товарищ хирург исполнял там, конечно, главную роль рабыни Изауры.
   Как известно, пролетариат был могильщиком капитализма. Могильщиком оранжерейного коммунизма для мамули хирурга стал квартирный вопрос.
В 2017, аккурат на 100-летний юбилей Октябрьского Переворота посетила моего приятеля одна, как ему тогда показалась, революционная
мысль. "А не купить ли мне для мамки квартиру, - подумал он, - и вместо того, чтобы отдавать нажитые непосильным трудом  деньги за аренду какому-то владельцу квартиры, уже платить арендную плату самому себе, а после нашего с мамулей отхода в лучший мир, оставить квартиру в качестве сбережения своим непутевым детям, пусть даже и отрекшимся от отца (в тайной надежде, что уж тогда им станет стыдно и собирутся они вместе и упадут в рыданиях на папкину могилу)?"
Мама идею хирурга одобрила, но с одним условием. В её новом доме непременно должен был быть балкон. Потому, как помидоры в магазинах продавали стеклянного вида и напрочь лишенные какого-либо вкуса, а на балконе она бы выращивала помидоры сорта Бычье сердце. Именно такие росли когда-то на их фамильной фазенде в СССР. Фазенда эта впоследствии была конвертирована в местную валюту, на которую любимой внучке адвокатессе была приобретен приличествующее её статусу авто (квартира и гараж, свидетели развитого социализма позднего СССР, не попращавшись с хирургом и его братом, законными наследниками недвижимости, оставшейся после смерти их отца, не прощаясь, по-английски, ушли на благоустройство адвокатского офиса любимой внучки. Красивый получился офис, хирургу даже позволено было там как-то побывать, полюбоваться видами с высоты птичьего полёта, оригинальным полотном Кадишмана с изображением грустной овцы и подписать один примечательный договор, вдохновивший автора на это эссе).
Увы, по близости к морю маленькой квартиры-студии  достойной финансового вложения не нашлось. То есть были те, что строились 20-30 лет назад. А в те времена многоквартирные дома почему-то принято было строить без балконов. Новые же квартиры с балконами, меньше 3-х комнатных почему-то не бывают. Стоят они у нас неприлично дорого. Только траты на посреднические услуги, юридическое обеспечение, индивидуальный дизайн размещения розеток, светильников и т.п. грозили суммами, сопоставимыми со стоимостью небольшого коттеджа с видом на речку и лес где-нибудь в Черногории. Чего-чего, а покупка жилья в наших Палестинах - удовольствие не из дешёвых. Покупка же недешёвого жилья, должен я вам сказать, здесь - то еще удовольствие. Короче, маме было предложено также вложиться в место, где она могла бы достойно встретить старость. В силу известных уже читателю обстоятельств, мама хирурга могла себе это позволить, потому, что принципы коммунистического существования хирург все никак  не отменял, а деньги, получаемые с эксплуатации высокого звания жертвы Холокоста, она не солила вместо огурцов, а сваливала пачками на банковский счет. Так или иначе, наскребли хирург с мамой общими усилиями на 25% стоимости новой квартиры. Хирургу, жизнь которого, как известно, до сих пор не оставляла без внимания на долго и периодически устраивала то одну взбучку, то другую, для соблюдения принципа справедливости и равенства вложений в рамках первых платежей пришлось брать банковскую ссуду. Остальные 75% хирург получил в виде ипотечный ссуды, которую он также взял и застраховал на свое имя. Надо сказать, что купленная квартира к тому времени существовала только в виде проектной документации застройщика, но грозилась быть возведенной в кратчайшие сроки. Между мамой и сыном было заключено джентельменское соглашение, которое подразумевало раздел вложенных в совместный проект средств в равных долях в соответствии с личным завещанием каждого участника консорциума. По завещанию матери её долевое участие должно было достаться внучке адвакатессе. Деньги, вложенные хирургом, поровну делились между тремя его детьми: всё той же адвокатессой и двумя её младшими братом и сестрой. При этом до передачи квартиры застройщиком платить по ипотеке и по ипотечной страховке, и  по её процентам  должен был исключительно хирург. На мамочкины плечи ложились нелёгкие траты, связанные с созданием и приобретением всякого внутреннего убранства. Надо сказать, что в ходе строительства взятые обязательства хирург то и дело нарушал, оплачивая из своего кармана те или иные элементы интерьера...
Строительство продвигалось в соответствии с намеченными сроками. Хирург стал потихоньку забывать о превратностях судьбы и сосредоточился на своей работе, набрав максимально возможное количество дежурств, бессонных ночей сомнамбулических дней, недель и месяцев. Держаться на ногах позволяло упорство и терпение, которого должно было хватить до того светлого дня, когда мамочка, наконец, переберётся в новый дом и присоединится к оплате ипотеки, а там, глядишь, и закончится  срок банковской ссуды, взятой на оплату первого, ипотечного взноса. Оставалось каких-то 2-3 года до начала новой беззаботной жизни. Воображение хирурга рисовало умопомрачительные картины счастья: уменьшается количество дежурств, хирург  ночами  не умывается людскими  фекалиями и кровью, а спит дома. Днём он не компенсирует хронический недосып, но проводит время в компании любимой женщины (есть у него такая, дай бог ей бедняжке здоровья за её долготерпение). Мамочка же сидит на балконе в шезлонге в окружении своих добрых друзей помидоров. А в праздники зовёт она внуков к столу на оливье, холодец и селедку под шубой...
Строительство дома с видом на парк и в 5 минутах неспешной ходьбы от моря подходило к концу, когда мамочка стала выказывать признаки озабоченности судьбой той части наследства, которое предназначались старшей её внучке. Кроме того, высказывались опасения по поводу того, что младшая внучка запросится жить вместе с бабушкой в её не очень-то и просторной 4-х комнатной квартире. Задетый за живое хирург, полагавший, что лучше всяких слов и заверений о добрых его намерениях будут свидетельствовать поступки, потащил мамочку на подписание договора. У мамы хирурга при этом  было только два желания. Во-первых, "чтобы это  была такая бумажка, при наличии которой ни Швондер, ни кто-либо другой не мог бы даже подойти к двери моей квартиры. Окончательная бумажка. Фактическая! Настоящая!! Броня!!!"
Во-вторых, для полной уверенности в том, что хитрые адвокаты не обведут её вокруг пальца, решено было составить честный справедливый договор в офисе их дочки-внучки, где адвокаты - честные и порядочные люди, потому, что они внучкины коллеги и друзья...
В соответствии с составленным и подписанным договором долевое участие сторон считалось равным до сдачи квартиры. При этом до того счастливого дня все расходы по ипотеке вменялись в обязанность хирургу. В дальнейшем предполагалось, что мать должна ежемесячно возмещать половину этих трат. Маман могла распоряжаться квартирой по своему усмотрению до конца своих дней: могла селить туда людей и брать арендную плату, делать любые ремонты и перестройки, сносить стены и не пускать на порог ни хирурга, ни его хирурговых детей. Сам он имел право продолжать платить ипотеку и быть счастливым тем, что смог обеспечить матери достойную старость.
"Это уже не пустые слова. Этот договор  - ПОСТУПОК, - ликовал хирург, - теперь мать никогда не заподозрит меня в нечистоте помыслов. Теперь никому ничего доказывать не ненужно! Вот договор. Вот черным по белому написано..." Воодушевленный собственным воплощением великодушия и благородства мой друг заплатил и за договор, и за тут же составленные завещания, и за их перевод на русский язык (mother language), и за их нотариальное заверение...
   Когда подрядчик вознамерился надстроить на здании дома три этажа, строительство прекратилось на год. Весь год ушел на необходимые согласования с мэрией города и получение разрешений от всяких там электрических компаний и водоканалов. В соответствии со счастливыми пунктами договора с подрядчиком его клиенты, будущие жильцы дома должны были получать компенсацию за вынужденную аренду жилья, расчет компенсации проводился в соответствии со стоимостью аренды квартиры соответствующей площади у моря. К тому времени выжатый как лимон хирург просил мамочку уже самой платить за аренду теплицы, содержание которой по умолчанию рассматривалось им в качестве сыновьего долга. Оплачивать ипотеку, мамин коммунизм и содержать младших детей он был уже не в состоянии. Пришлось просить мамулю взять себя любимую на самосодержание. Отрезать этот хвост ящерицы было очень больно. Хирург снова и снова убеждал себя в том, что это не предательство матери, но червь самовозведенных моральных стандартов еще долго точил его изнутри... Компенсацию подрядчика сговорились они не тратить, и откладывать с тем, чтобы честно её разделить при переезде маман на новую квартиру.
   Гром грянул когда передача квартир их счастливым владельцам должна была случиться со дня на день. Отвечая на звонок матери, хирург услышал в трубке телефона: "Дорогой сын, мне кажется, что я переплачиваю за новую квартиру". Некоторое время хирург пытался понять о чем шла речь вообще: насколько он помнил, после её 50-процентного участия в первом доипотечном взносе мать оплатила апгрэйдинг кухни и добавила кафельного покрытия в ванной. Но это было её последние вложение два года назад. С тех пор она в квартиру ничего не вкладывала, а накупила себе кухонной утвари, кресла - кровати, лампы, телевизор и уж не знаю, чего ещё. Вся эта утварь ждала теперь своего часа на складе и непосредственного отношения к новой квартире не имела. Именно это и пытался объяснить хирург матери и успокоить её напрасные волнения. Тщетно. На очном свидании с хирургом она предъявила новые претензии которые заключались в том, что мать по воле печальных обстоятельств вынуждена состоять в договорных отношениях с сыном, в то время, как, в силу его занятости, навещает он её редко, а вот внучка близка с ней как никогда раньше.
- Я прошу, чтобы ты вышел из нашего договора и передал свои права дочери.
- Но мама, это ведь и мой договор, для его воплощения я целых 4 года работал не разгибая спины. Почему я должен уходить, что я сделал не так, в чем я виноват?
- Ни в чем ты не виноват. Просто это - ВОЛЯ ТВОЕЙ МАТЕРИ!
Позже хирург признавался, что, к его великому стыду, патетика момента родила у него тогда немного странные ассоциации с известным диалогом из Гайдаевского фильма:
"- Житие мое!
- Какое житие твое, пёс смердящий?!"
Далее конфликтная ситуация, запомнившаяся хирургу серией телефонных звонков, встреч и перепиской по ватсапу, развивалась по принципу гражданской войны, то есть совершенно неуправляемо. Хирург настойчиво продолжал увещивать мамочку успокоиться и прислушаться к его доводам. Мамочка раз от раза была все более настойчива и агрессивна. Вскоре в адрес хирурга зазвучали обидные инсинуации, потом уже и откровенная ложь и даже шантаж. Мамочка, в частности, напомнила хирургу о перенесённой им когда-то диагностической коронарной ангиографии. Будучи почему-то уверенной в том, что сыну были имплантированы стенты, и эту информацию он при страховании ипотечный ссуды утратил, она недвусмысленно давала понять, что готова устроить ему разбирательства со страховой компанией. "Что с нами произходит? - сокрушался хирург, - проблемы здоровья сына должны побуждать мать к заботливому сочувствию, к беспокойству, но точно не к шантажу".
Так или иначе призывы хирурга соблюдать взаимные договорённости услышаны не были. В ультимативной форме ему предлагалось довольствоваться той суммой, которую его мать посчитала справедливой (и которая была не справедливой с его точки зрения) и передать свои права на квартиру дочери. В противном случае, угрожала мама, ноги её в этой квартире не будет! Масло в огонь подливалось, между прочим, и из рук дочкиного мужа, отправленного в эту психологическую атаку в маскарадном костюме Голоса Разума. Последний увещевал хирурга в том, что заставить человека жить там, где он жить не хочет, нельзя. Поэтому с его, т.е. Голоса Разума, точки зрения было бы неразумно настаивать на невозможном и необходимо было открыть врата квартиры мамочке, отказавшись от всяких прав на эту квартиру в пользу шустрой дочурки. Упрямый хирург увещевания не принял и обратил к производимым Голосом звуковым колебаниям не ухо, но две мягкие анатомические окружности, на стыке которых находится важное отверстие в окружении сфинктеров. Там, собственно Голос Разума где-то и пропал.
   Ультиматум мамочки заключался в следующем: если хирург будет продолжать настаивать на своём, то его дочь подаст на него заявление в суд.