родники... миньярские элегиии...

в Миньяре и окрестностях десятки родников;
а если есть родники, то и ручьи текут, и ручейков много, до которых рукой подать;
с детства запала в душу живая вода:
текучая, бегучая, струистая, в завихрениях, в водоворотах и в малых, и в совсем малых водопадах:
подставь ладонь под льющийся поток
и дай воде меж пальцев тихо течь,
и слушай речь…
да, напоминают строчки из Ренье…

как звучны, точны, образны названия родников: Ракитка, Беленький, Завьяловский, Никольский, Заречный, Синие родники, Лабутин родник…

самый известный – Никольский, названный во имя святителя Николая Чудотворца; вода там будет для прихожанина  чудотворной, если в душе отзвук будет, если в душе такой посыл есть;
но слишком там стало шумно, слишком много машин и суетности;
видя такое – хотя и небольшое столпотворение – прохожу, то есть проезжаю на велосипеде мимо – при такой сутолке какая там может быть вода;
от машин, видимо, в ближайшее будущее никуда не денешься,
тогда может их ставить подальше, а к роднику по тропинке идти пешком,
в молчании…
дорога – рядом, туда-сюда мотаются авто, может быть и им не помешало бы притормаживать: куда мчитесь, господа-товарищи?

в центре города – Ракитка, когда-то здесь были густые ивовые заросли;
родник немного в стороне от главной дороги, справа и слева – огороды;
родник ухоженный, жители его берегут, а я удивляюсь чуду:
в центре города – родник;
сюда постоянно идут жители за водой, а мне хочется улучить минуту, пока никого нет, набрать во фляжку водицы и ещё, и ещё удивляться и любоваться этому родниковому своеобразию;

когда дочки учились в школе, всё лето мы трудились в Точильном в саду-огороде, а ради отдыха ехали в Миньяр и бродили целый день по окрестностям; вот это был отдых! – уставали так, что девчонки в электричке быстро засыпали, хотя и ехать-то было всего минут пятнадцать-двадцать,
но зато какое богатство впечатлений и облагораживание души и тела;
однажды – конец июля, начало августа – залезли на Романову гору, виды на Миньярский пруд открывали, у кого интересней;
мы со старшей дочкой, в которой  есть доля авантюризма, исследовали скалы, нависшие над прудом, изучали карстовые провалы, крутые склоны, поросшие молодым, почти непроходимым ельником и шли-ползли дальше,
а Людмила с младшей  обнаружили на склоне с северной стороны клубнику и стали её собирать;
день жаркий, солнце печёт, есть – никакой охоты, а вот попить бы воды холодненькой – мечта недостижимая;
пошли по горе искать тень попрохладнее, как бы сказали в 19 веке, - под сень деревьев; шли наугад, а набрели на небольшую лесную полянку, заросшую зверобоем и душицей и с краю её –родник!...
какой же сладкой была вода!
какое было блаженство!...
это была природная
чистая
прозрачная
обыкновенная
родниковая вода…

каждое лето мы выбирали время и обязательно шли на Романову гору – за клубникой – горной, не ради того, чтобы съесть, тем более не ради того, чтобы варенье наварить – ради аромата…
шли и сильно сомневались, что найдем наш родник, да он нам был и не по пути, но зато всегда останавливались у Завьяловского родника;
дорога ведёт на Романову гору, Усково поле, и там, где последние дома,
где кончается улица,
прямо из-под горы – серебристый поток;
остановимся, мордахи и руки умоем, попьём водицы и с собой возьмём;
а когда обратно возвращаемся, еле ноги тащим, а в роднике опять умоемся с ещё большим наслаждением, жар и пыль смоем, водицы попьём – и опять в нас задор и жажда удивительных открытий, жажда необыкновенных видов и вера в чудо;
от родника уходим – спасибо говорим и поклонимся;
это как-то само собой пришло: там, где мы с природой наедине и заодно, спасибо говорить и поклониться…

спасибо сказать и поклониться, потому как ощущение, органичное ощущение, которое не пришло откуда-то извне, а в душе взрастили, -
всё вокруг – живое;
Матушке-природе поклон и спасибо…

на Синие родники мы ходили классом; я заканчивал начальную школу, четвёртый класс; выпускных нас было четыре класса, всем сообществом вместе с нашими учителями и посетили мы Синие родники;
они на самом деле  - синие, густо-синие, тёмно-синие;
огромная воронка, окаймлённая густым ельником, насыщенного синего тона;
вода в роднике – глубокая бездонная синева и в ней большие и малые водовороты; мы с пацанами пытались при помощи длинных шестов дно нащупать – куда там!

Журкин родник…
выкраиваем время, чтобы до электрички Журкин родник проведать;
он за Новостройкой на северном склоне Снеговых гор,
среди елей в тихости и затаённости;
набрать воды,  подняться по горе вверх по ельнику –
повеет здесь чем-то стародавним и до боли родным…
а на вкус какая вода в Журкином роднике?
да самая вкусная вода, как и в Завьяловском, Беленьком, Ракитке, родниках на Усковом поле, на Огурцовом поле, в Малиновом долу…

в советские времена в Миньяре был цех столовых вод, выпускали лимонад  -
это был лучший лимонад во всём Советском Союзе, а может быть и в мире,
потому что вода была – родниковая, миньярская…я помню этот вкус…
в девяностые годы надо было как-то выживать, особенно когда перестали платить зарплату; занялся я самогоноварением, чтобы рассчитываться за дрова, привоз и всякую иную необходимую помощь; самогонка получалась исключительная, потому что за водой я ездил на миньярские родники;
ну и своего рода карнавальный момент: прогоняю я эту самую самогонку, на два раза прогоняю, чистая она, как слеза, и горит бесцветным пламенем,
а я смотрю  на себя со стороны:
вот жизнь! я сам – противник всякой выпивки и тем более алкоголизма, педагог, учеников  настраиваю – стараюсь – на духовное постижение мира,
и вот сижу у аппарата в избушке и смотрю, как она, - прозрачная и чистая – капает…
одно утешает; один очень уважаемый академик вещал, что утром пятьдесят грамм спирта очень даже полезны, а тут – родниковая слеза…
о свалках, помойках, мешках мусора, горах строительного материала, который свозили в долы и ссыпали в ручьи, не буду писать, зачем?
или люди одумаются и перестанут дичать, или …
я о том, что останется…

Мокрый дол так же живописен, как и Широкий, но он более метафоричен, более разнооборазен, он дикий и косматый, он – уютный, когда на чисто скошенных лесных полянках поставят небольшие стожки-копёшки; ручей течёт по самой дороге, а родник прячется среди густых болотистых мхов  и камней; здесь настолько всё цельно, настолько каждая часть, форма соответствует общему, что думается, если бы не было этих уже потемневших стогов на полянах, их надо было бы обязательно поставить, а для ручья прокопать дорожку;
есть у меня мысль, наверное, фантастическая:
если бы люди омыли глаза, да прошли по тропинке-дороге, да послушали-посмотрели, как вода течёт, может быть тогда и ангелы спустились бы на землю…

родник на Лабутино; сам родник я не знаю где, а вот лабутинский ручей –
друг, товарищ и брат: мы на покосе из этого ручья воду брали;
в основном я – чай вскипятить, Орлика напоить; мужики чай на покосе пили лихо; только вскипячу пятилитровое ведёрко воды, суну туда пучок душицы и зверобоя, мужики придут, посидят-попьют, - опять кипятить надо;
ручей неглубокий был, чтобы сподручнее воду набирать было, я дно в одном месте углубил и лоток поставил;
мужики любили за чаепитием  рассуждать о том, что на покосе только чаем можно жажду утолить, а если пить холодную воду, только обессилишь, а жажда всё равно мучить будет;
это, конечно, правильно, но я любил припасть губами к текучей воде и тихонько втягивать её в себя, наслаждаясь её холодным вкусом…

Второй Каменный дол; чуть ниже тропинки на лесную полянку, где мы сажали картошку, столетние ели, там, в их переплетениях корней, рождается родник и течёт ручьём;
около другой ели, где вода переваливается через корень, кто-то поставил лубяной лоток, и вода бежит по нему, спадая вниз небольшой струёй – очень удобно набирать воду;
дорога – лесная рядом; справа и слева – небольшие участки, засаженные картошкой;
только во время копки здесь бывает людно и шумно;
но так как мы картошку копаем рано, то обычно, когда и я иду за водой,
никто и ничто не мешает мне представить, что я – один;
такое здесь для меня тридевятое царство; я люблю сюда ходить за водой;
смотреть как между корней пробирается вода,
как она ниспадает с лотка,
пробовать её на вкус –
набирать в ладошки и пить;
лапы елей нависают над самой головой и над ручьём;
прибежит ветер, зашумят ели, заворочаются лапы –
тревожно и восхитительно;
здесь, где-то рядом, моя далёкая страна Китай: избушка с журавлиными крыльями, ручеёк меж камней, могучие дубы, лесная полянка, по которой бродят олени; дальше, за избушкой, сад с абрикосами и сливами, склоны, заросшие елями, ещё выше – высокие – до самого неба – горы,
и над всем этим добрым и ласковым миром –
чистое, густой синевы прозрачное небо…
родниковое небо…

пока душа жива – в Миньяр,
поклониться живительной, благословенной родниковой  воде …
Журкин родник, Ракитка, Завьяловский, родник в Малиновом долу,
родник-ручей, где моё тридевятое царство…

*на фото - работа автора