Проводник

  Поезд Свердловск-Ковров за номером 57 в народе называли «бичевоз». Это было нечто феноменальное даже для советской глубинки: тепловоз и четыре расхлябанных вагона, три из которых были общие и с выбитыми стеклами. Ездили на нем в основном – бичи на свои, разбросанные по всему Северу вахты. Это была уже моя третья поездка на Северные Урал, и я уже более-менее в ситуации ориентировался, а потому ехал в самом «приличном» – плацкартном вагоне, где окна были, в основном целые, а те, что выбиты – заделаны серой фанерой. А потому, если не особенно придираться, было даже относительно тепло. Бичей из других вагонов сюда не пускали. Ни чаю ни простыней тут, впрочем, тоже не давали, но я уже был опытным путешественником и такие мелочи меня совсем не смущали, бывало и во много раз хуже и куда опаснее. Ехал я не в Ковров, впрочем, а в Краснотурьинск – мрачноватый городок, часах в семи пути, где был лишь какой-то миниатюрный механический заводик, да три зоны: две мужские – строгого и особого режимов, и женская – строгого. Была еще вроде бы колония для малолеток, но ее я не видел ни разу.

Признаться, ехать сюда я не хотел. Предыдущий раз меня впечатлил более чем достаточно. Тогда в городе шла настоящая гражданская война со стрельбой и взрывами. На обеих мужских зонах вспыхнуло восстание. И это случилось не просто так, ибо город утопал в многолетних проблемах, которые, как я понял, никто не решал, и похоже, не собирался. В прошлый раз в городе все магазины были закрыты уже пару недель – торговать было попросту нечем. Есть было нечего до такой степени, что зэки отдавали свои пайки беременным бабам. В общем, выживали кто как мог. Помню, я ехал в купе вместе с главным инженером какого-то железнодорожного перегона, и он мне, собственно, все это и рассказал.
 
- Так как же вы все-таки выживаете? – я был не на шутку удивлен.
- Кто как… я с отцом ухожу в тайгу недели на две. Мы там поставили зимовье на речке. Он ловит тайменя, а я пытаюсь изюбря стрелять. Обычно, когда я добываю зверя, у отца уже две-три хороших рыбины заготовлено, не считая мелочи разной. А один раз я как-то собирался уже уходить капканы проверять, я еще и пушниной немного зарабатываю, вдруг слышу отец орет с реки. Я бегом туда. Гляжу, а его трясет, и он только кричит: «Колька! Лунку долби!» Я глянул и ох..ел конкретно. Он тайменя зацепил, который в лунку, шириной с тарелку не пролазит… Насилу вытащили. Больше тридцати кило было… Крюками за жабры тащили. Но - до конца зимы тогда рыбы хватило.

Два раза в этих поездках в моем вагоне был один и тот же проводник. Мы познакомились, и он мне даже один раз сделал чаю.  Звали его Володей. Был он не очень высокий, но при этом полон какой-то невероятной энергии и силы.  Все, что я от него узнал, это то, что раньше он был проводником на поезде Москва-Караганда. А потом, как я понял, там случилась какая-то неприятность и он осел здесь, на Урале. С вопросами я не лез – было видно, что Володя не любит вспоминать тот период.

В Краснотурьинске я пробыл три дня, но думаю, что и двух часов было бы более, чем достаточно, чтобы пропитаться духом серой и густой как тюремный кисель безысходности. Бывают такие уголки на земле, где даже умереть кажется неуместным, и единственное, что более-менее соответствует гению этого самого места – это лишь долгий отчаянный вой. За все время моего пребывания, я не встретил, кажется, ни одного полностью трезвого человека. И это включая женщин и подростков, начиная, наверное, лет с пятнадцати… Делать там было решительно нечего: имелся, кажется, всего один небольшой облупленный кинотеатр с сомнительным репертуаром, и это, в сущности, все, что предлагалось в плане культурного времяпрепровождения.  А просто прогуливаться по нечищеным от снега улицам, да еще и в хромовых сапогах, было, понятно, тоже занятием не вселяющим оптимизма. Тем не менее, одним из немногих, и все-таки работающих магазинов, был книжный, расположенный в двадцати минутах ходьбы от гостиницы.  Там в крохотном букинистическом отделе, расположенном в углу помещения, я откопал миниатюрное, и очень милое издание «Калевалы»: красную книжицу, которая легко помещалась на ладони.

Собрав за три дня все нужные для прокурора документы, я с легким сердцем и переполняющей меня радостью, отправился на вокзал за билетами. Но не тут-то было! Оказывается, как раз в эти дни выпустили по амнистии большую партию заключенных, и, всем, как и мне, понятно, хотелось поскорее оставить эти места и, по возможности, забыть. Тут уж было не до сентиментов.  Я быстро нашел военного коменданта – капитана с петлицами артиллериста, какие носил и я сам. Капитана того, правда, пришлось какое-то время приводить в чувство, поскольку дело шло к вечеру, и он уже успел принять не менее полулитра, а то и поболее. Комендант брыкался, пытался орать, что занят, но, когда я в ответ заорал на него и сказал, что он срывает важнейшую операцию по поимке государственного преступника, тот даже, показалось, немного протрезвел.

- А че случилось-то?
- Че случилось? Майор тут один сбежал с автоматом и портфелем с сов.секретнымии документами! Понял?
- Откуда сбежал? - не понял капитан.
- Откуда надо, оттуда и сбежал! Ты ориентировку не получал что ли? – я понял, что его надо давить, пока он еще в себя не пришел, и потому я вел себя как можно более нагло и напористо.
- Не… а че? Отсюда откуда-то рванул?
- Нет, из ракетной бригады. Севернее. Подельников его уже взяли. Сейчас самого ищем. Ты, кстати, тоже поглядывай. Он, скорее всего поездами будет к Китайской границе прорываться. И поосторожнее: автомат у него, и терять уже нечего.
Капитан захлопал глазами. Он явно не понимал, откуда в Краснотурьинске государственные преступники и вообще - сов.секретные документы. Но билет мне все-таки выдал.

А между тем я сказал почти правду. Действительно был такой случай: одуревший от водки и безысходности майор, начальник службы вооружений, сбежал – было - с какой-то северной точки. И действительно, сбежал с портфелем и автоматом. И застрелили его, что тоже было верно, где-то у китайской границы. Правда, все это происходило года за два до моего появления в прокуратуре. Но так или иначе, а спустя час или два я уже катил обратно в Свердловск.
 
Ехал я в купе с тремя уже изрядно пьяными, только что вкусившими свободу, зеками. Поначалу они меня приглашали пить с ними, но я был непреклонен: «Не могу, мол, служба!» Они только хихикали и, кажется даже, по-своему меня жалели. Вот ведь какая жизнь суровая бывает - даже выпить человеку не дают! Тут зашла проводница и оглядела всех недобрым взглядом. Видимо, кто-то из моих попутчиков ее зачем-то позвал. Это была мощная женщина лет пятидесяти, от одного взгляда которой хотелось превратиться в камень. Судя по татуировкам, она тоже была близка кругам, откуда происходили и мои новые знакомые.
 
- Ну че звал? – недобро осведомилась она, обращаясь к одному по прозвищу Лопата. Это был длинный, как жердь молодой мужчина, лет тридцати или чуть старше. На нем была грязноватая тельняшка и невероятно засаленные брюки, заправленные в короткие сапоги.
- У тебя есть чего-то? – Лопата щелкнул себя по шее.
- Поискать можно. Только казенки, кажись больше нет. Есть смага по червонцу или конина по полтиннику.
Попутчики переглянулись. Один из них, по прозвищу Румын, повернулся ко мне и, улыбаясь спросил:
- Конину будешь? Я угощаю!
- Конину? – немного замялся я, - Да я не голодный вроде.

Все, включая проводницу радостно заржали.
- Коньяк это, по-нашему, - пояснила проводница.
Я пожал плечами:
-  Ну, разве что самую малость. Мне вставать рано и сразу к командиру представляться…
- Так там по многу-то и не получится, - успокоил меня Румын, все также улыбаясь.
К тому моменту, я уже понял, что все называли друг друга только по кличкам. Кроме Лопаты и Румына, был еще и Дюня. Дюня был тоже лет тридцати-тридцати пяти, с руками, словно составленными из футбольных мячей. В отличие от Румына, был он белобрысый и голубоглазый, и также, в отличие от своего чернявого товарища, совсем не улыбался.

- Давай в общем, одну смагу и одну конину! - велел проводнице Румын.
- Давать тебе твоя маруха будет! Ты цуцу гони, а там посмотрим! И глядитете мне! Насвинячите – хер уйдете, пока все не уберете за собой!

- Да ладно те, Лара... – ответил Румын, - Держи вот, че мы порядка не знаем? – и он протянул ей несколько десяток. 
Лара взяла деньги и стала аккуратно пересчитывать.

- А Вова сегодня не работает что ли? Или он в другом вагоне?
Лара перестала считать и подозрительно уставилась на меня.
- А ты откуда Вову знаешь?

- Да я тут уже третий раз здесь еду… Два раза он проводником был. Познакомились вот немного…

- А… - ответила проводница и продолжила считать бумажки.

- Так, где он? - Спросил я, - Или не знаете?

- Он не с нашей бригадой, - ответила Лара, - Не знаю, в общем.

- Так откуда ты Вову знаешь? – спросил Дюня, когда Лара ушлаю Он, мне показалось, даже немного протрезвел.

Я рассказал, как мы познакомились, как он мне делал чай. Да, в общем и все, рассказывать там особо было нечего.
- Хороший человек, мне показалось, - сказал я. – Вот и подумал, может, если он здесь, так зайти поздороваться не мешало бы.

Вся компания вдруг странно замолчала и мне стало немного не по себе. Я, видимо, залез, как говорится, «не в свои сани». Но что во всем этом было не так, я пока не понимал.

Через пару минут проводница принесла бутылку трехзвездочного молдавского коньяка, а также бутылку из-под лимонада, заткнутую пробкой от шампанского. Она молча поставила все это на столик, на секунду задержалась, будто что-то пересчитывала, а затем так же молча удалилась.
- Ну че, накатили? – спросил Румын, открывая коньячную пробку, называемую в народе «бескозыркой».
Все протянули стаканы. Румын налил всем примерно по половине.
- Ну, а ты чего? Давай свой стакан!

Я протянул. Остальное он налил мне. Получилось практически поровну.
- Ну, че… Воля- вольная… понеслась! – хмыкнув, сказал Лопата и запрокинул стакан. Остальные молча последовали его примеру. Я тоже сделал глоток.

- Чего не пьешь? - Спросил Дюня, впервые слегка улыбнувшись, - Не нравится?
- Нравится, - ответил я, - Только я сразу сказал, что мне много нельзя. Так что я растяну на несколько раз.

- Ну как знаешь… - пожал плечами Дюня и достал откуда-то из-за спины банку килек в томате и складной нож. Лопата тоже пошарил где-то сзади и протянул ему пол буханки хлеба. Дюня быстро нарезал хлеб и чуть не одним движением вскрыл банку. Затем он аккуратно нарубил кильку прямо в банке и после выложил полученный фарш на хлеб.

- Давай, угощайся, - он протянул мне бутерброд с килькой.
Пока Дюня возился с хлебом и банкой, я пошарил в своем портфеле и достал оттуда кусок сала, размером с ладонь и луковицу.
- О! Это дело! – обрадовался Румын и тоже, достав ножик, принялся нарезать сало и чистить лук.

Сначала мы съели бутерброды с килькой, а затем Лопата, вытащив пробку от шампанского из принесенной Ларой бутылки, налил всем троим по половине стакана мутноватой и довольно мерзко пахнущей жидкости.
И снова все выпили почти молча. Я тоже глотнул коньяку из своего стакана.

- Ты в Караганде бывал? – вдруг спросил Дюня, заталкивая в рот остаток хлеба.
- Нет, - ответил я, - А что?
- Та ничего… Чалился я там три года… Вспомнил вот.
- Нет, - сказал я, - там я не был. Я вообще в Казахстане дальше Актюбинска, считай не ездил. Хотя, еще на полигоне был, он километров триста от Актюбинска.
— Значит не был в Караганде?
- Нет, а с чего мне там бывать? Меня только туда пихают, где ракеты есть, - про прокурорские дела я, понятно, решил не распространяться.
- А, ну да… - Кивнул Дюня. – Значит, с Вовой, говоришь только тут познакомился?
- Ну да… - ответил я, - Да и то, не скажу, чтобы прямо друзьями сразу стали.

 Просто парой слов перекинулись, он мне чаю сделал, а я замерз тогда, помню, как собака… А что такое? Что вы все про него выспрашиваете? Случилось чего?
- Та нет… Тут другое… - ответил Дюня.
Лопата разлил остаток самогона. Они выпили и потянулись за салом и луком.
- Я, когда в Караганде откинулся, возвращался уже, так с ним тоже познакомился… Он тогда был проводником на поезде Караганда-Москва.

- Понятно, - я кивнул.
- Да ничего тебе не понятно, - огрызнулся Дюня. – Ладно, ты, похоже, и правда не при делах… Слушай… Угости нас смагой, душа просит… А я потом расскажу, что к чему.

Я кивнул:
- Хорошо, Лара зайдет, возьмем еще… Только я уже сказал – пить не буду. Только для вас, лады?
- Да не вопрос… - кивнул Дюня, - договорились же уже. Слушай, Лопата, не в службу… шумни Ларке, будь друганом, пусть принесет…
Лопата, покачиваясь встал. Я протяну ему червонец, и он направился в сторону купе проводницы. Минут через пять он вернулся с такой же бутылкой из-под лимонада, но на сей раз пробка была от винной бутылки. Дюня взялся разливать. Они чокнулись и молча выпили.

Да, так вот… - начал свой рассказ Дюня.- Чалился я, значит, в Караганде. По малолетству мне тогда пятерку дали, по сто шестьдесят второй… И вот… Отсидел я три, да и откинулся по амнистии. Ну, а перед тем, как выйти на волю, мне пахан маляву дал, передать кое-кому. Поедешь, говорит, в Москву, там передашь... Короче, сел я на поезд, ну и поехал. А проводником у меня, тогда как раз-таки Вова был.
Вот сижу, еду, то есть… Вова чай разносит. Доходит до соседнего купе, я как теперь в плацкарте ехал. А там трое урок ехало, тоже, видать, по амнистии, как я, откинулись. Ну, они покуражиться решили, и засылают к Вове шестерку, чтоб тот поюродствовал. Ну шестерка и так и эдак... и тут Вова, а он тогда вообще щуплый такой был, коротким таким ударом, я даже не заметил, вырубил того урку. Ну, двое других сразу за перья… Ну, он и тех двоих отключил. Одного и вовсе наповал: он когда падал, вроде как головой об стол нае...нулся. Ну, на следующей станции – мусора, все такое, поезд держали в тупике часа три, пока протокол составляли, короче шухер нормальный такой был. Да оно и понятно, коли трупак нарисовался. Но отпустили потом. Было много свидетелей, ну они все как один за Вову и заступились. Вот тогда я с ним и познакомился. Оказалось, что он мастер спорта по боксу в легком весе, вроде. Ну, пусть и в легком даже, но мастерство есть мастерство… Тем козлам хватило. Оказалось, хоть Вова и не был блатным, но его вообще-то все по карагандинским кичам знали и уважали. И знаешь почему?

- Откуда мне знать? – ответил я.
- Оказывается Вова держал общак! Можешь себе такое представить?
Я понял, что тут надо бы удивиться и воскликнул:
- Как это?
- А вот так. - загадочно ответил Дюня, - Несколько воров в законе его к этому привлекли. К своим доверия у них не было почему-то. А с Вовой была какая-то история, когда он мог, но не сдал кого-то, потом еще и еще. В общем, стал своим, как говорится.

Я уже тут сидел, когда узнал, что кто-то в общак лапу запустил. Ну, Вова пришел на сходку, объяснил, что так мол и так… Паханы посовещались и сказали свое слово:
- К тебе, Вова, вопросов нет.

Мол, они примерно догадываются кто это крысятничал. Однако, того урода еще найти ведь надо. А тем временем, он ведь может сделать так, что порешит незаметно и концы в воду. Так что, сказали, лучше тебе исчезнуть с карагандинского маршрута. И пристроили его сюда на Урал. Никто об этом не знал, кроме самих паханов, да и еще пары-тройки урок, что сидели уже тут на Урале. Я вот тоже знал… Так что, когда ты про него спросил, я нехорошо подумал. Решил сначала, что ты от кого-то их тех явился, чтобы того… сам понимаешь...

- Ну, теперь не думаешь? – спросил я.
- Теперь нет, – отрезал Дюня, - ты слишком заметный. И в форме, как я гляжу, один на весь состав… Нет, они бы кого-то помельче заслали.

Вскоре моя компания окончательно упилась и засопела на своих полках. Румын заснул, уронив голову на стол и свесив руки чуть не до пола. Лопата, через полчаса, как заснул, вдруг стал метаться, выкрикивал что-то… А Дюня захрапел, словно вулкан Кракатау… Пару раз мимо проходила Лара, и глянув мельком на спящих, продолжала следовать куда-то в другой конец вагона. Было уже совсем тихо, если не считать храпа и сонного бормотания, раздававшегося то там, то тут.
Я ехал и думал о том, как странно, порой, складываются людские судьбы. Обычный человек, не блатной даже, и вдруг держит воровскую казну… Это, как если бы лютого диссидента назначили бы секретарём обкома партии… Чудно…
Снова прошла Лара, но на этот раз она остановилась в темноте прохода и уставилась на меня.
- Так чего ты про Вову спрашивал? – спросила она негромко. Видимо, не хотела никого разбудить.
- Ничего, - ответил я, - сказал, же: просто поздороваться хотел.
- Просто, говоришь? – было ощущение, что она хочет что-то прочесть по моему лицу, но у нее это не особенно получается.
- Ну, да, - подтвердил я, - А что не так?
- И чего вдруг именно теперь?
- Я его увидел второй раз в жизни несколько дней назад, когда в Краснотурьинск ехал. Сейчас еду обратно. Просто хотел сказать, мол, привет и прощай. Вряд ли я тут окажусь еще раз когда-нибудь…
- Может, передать ему чего? – спросила Лара.
- Да что передать? Мы же и не друзья даже.
- Пропал Вова… - вдруг сказал Лара, глядя в пол.
- Как это? – не понял я
- А так… пару дней как на работу не вышел, дома тоже нет его. В общем, сам понимаешь, что мне думать?
- Ну, может он запил? – предположил я.
- Нет. Вова не такой. Он ни капли в рот не брал. Даже по праздникам. Скорее всего… - Лара вздохнула, - старые дела его догнали… Жалко… Хороший пацан был…
- Был? -переспросил я.
- Да… , Лара махнула рукой, - я, может, и кажусь дурой, но сердцем хорошо вижу. Вижу, что ты точно не при делах… И также ясно вижу, что Вовы больше нет…
Она вдруг развернулась и стала медленно удаляться к своему купе, поминутно хватаясь за поручни, в такт покачиванию вагона.

Я был ошарашен. Сказанное поразило меня как гром, как шальная пуля. Хотелось даже закричать: «Стойте! Этого не может быть! Зачем вы все это придумали?» Но, понятно, что я по-прежнему сидел молча, глядел в окно и все думал, думал...
А за окном простиралась холодная непроглядная ночь…

Оттава, 2022