Ив. Иванский Бобров Воронежской обл

Иван Павлович Копысов (Ив.Иванский) воевал в Великую Отечественную, был в немецком плену, узником концлагеря. Когда его статьи стали передавать западные радиостанции (при Л.Брежневе), он познал, что такое советский лагерь.
В 90-х годах прошлого столетия его поэзия получила признание: вышло несколько поэтических сборников, он регулярно публиковался в воронежских газетах. Но, к сожалению, его жизнь трагически оборвалась в ДТП.
И всё же, память о нём жива. Его помнят земляки-бобровцы.
Стихи Ивана Павловича пережили его – Поэта и Гражданина. Его «звёздочка» прочно заняла своё место на поэтическом небосклоне. (16.12.16, 1:02)

БЛЕСНЁТ  ЛИ  ЗВЁЗДОЧКА  МОЯ ?

Когда-нибудь мне всё вознаградится.
А впрочем, вовсе может быть и нет.
Я рано начал верить и молиться,
Так помоги мне Бог на склоне лет!

Я столько вынес мук и испытаний,
Бездомный, нищий по миру бродил,
Горели огоньки на окнах зданий,
А мне в пути никто не посветил.

Пусть восковой свечой хоть на закате
Блеснёт однажды звёздочка моя!
О, Боже! Я, прикованный к кровати,
Благодарил бы искренне Тебя.

1979

*

СКАЗАТЬ  ПРИШЛА  ПОРА

О рабстве ты меня спросил,
Мой сын, в тот поздний вечер,
И я сказал, что не любил
И встарь такие речи.

Теперь скажу. Пришла пора,
Теперь я угасаю.
Видал ли ты, как со двора
Паршивых коз гоняют?

Так вот, и в рабстве также нас
Стадами в бой бросали,
И сколь бы ни был дик приказ,
Мы молча умирали.

А трассных пуль цветной огонь
Видал ли ты, как ярок?
И как расплавленная бронь
Течёт в изгибах балок?

Так вот, те пули и металл
В нас пламенем горели.
Кто жив, потом кой-как вставал,
И кровью кореш мой харкал,
А мы ещё и пели.

Ночных прожекторов лучи
Полосовали небо.
В землянке тлели две свечи,
И ни кусочка – хлеба.

И день и два. И всю неделю
Мы ничего не ели.

Но выползали и в тот ад
Бросались всей лавиной,
И заградительный отряд
Смотрел штыками в спину.

Но бой стихал. Зари отсвет
Чертил в полях зигзаги.
И мертвецов кровавый след
Навек исчез в овраге.

Их там засыпали землёй,
Сбросав, как падаль, с кручи,
Нагих, изрубленных войной...
Теперь зелёною волной
Там вьётся тёрн колючий.

Так рабства собственного бич
Хлестал нас юной ранью.
Мы ждали: чей-то смелый клич
Нас позовёт к восстанью.

Увы...
           Надежды и мечты
Сдавили злом и страхом.
...На горках сгнили все кресты,
Лишь вереска торчат кусты,
Питаясь нашим прахом.

1980

*

ЖИЗНЬ  МОЯ

Ах, жизнь моя! Судьба моя –
Какая жуткая поруха.
Здесь, в подворотне сдохну я,
Похорони, мой друг Илюха.

Ты скажешь мне, что я слюнтяй,
Что не достоин даже... Знаю.
Был миг, кричали мне: «Стреляй!»
А я, как старый дед Мазай,
Каких-то бедолаг спасаю.

Моя вина. Моя беда.
Щадил доносчика и вора,
Хоть сам был в синяках всегда
И спать ложился у забора.

Лил дождь. Кололись лопухи.
Пинался кто-то под лопатку:
«Где деньги, падла?»
                «Где стихи?» –
«Вот тут всё, в маленькой тетрадке».

Всё взяли. Сняли с плеч и с полок,
Бандит и мрачный идеолог

Так что теперь я сел на мель,
И без колёс моя телега.
В лесу, дряхлея, стонет ель
И воет белая метель:
На всей Руси мне нет ночлега.

В дома я больше не стучусь.
Я знаю (пусть хоть трижды сгину),
Не выйдут, спустят псов: «Усь, усь!»
Иль бросят камень в спину.

Людская злоба – пьяный рык.
В казённом доме зверский крик:

«Ах, ты, ничтожный очернитель!»
И прочь, безгрешная душа,
Бредёшь, едва-едва дыша,
В свою трущобную обитель.

...Так что ж, Илья? Земной мой круг
Сомкнулся напрочно в бурьяне.
Ах, ты давно уж мне не друг!
Тебе своих хватает мук.
Ну что ж, прощай, без слов и брани.

Я как-нибудь сам по весне
Примусь копать. Лишь бы лопата.
Сам лягу. Гроб не нужен мне.
Зароет пусть Демьян Горбатый.

Помянет пусть за упокой
В церквушке батюшка седой.

1981

*

*   *   *
Я здесь свою мысль лишь оставил,
Лишь слово... Так пусть же оно
Каленьем своим пробуравит
В Европу второе окно!

Отдушиной пусть обернётся
Для мира печали и слёз,
И рабская жизнь всколыхнется
В сиянии радужных грёз.

О, как бы мы все ликовали,
Вдыхая священный озон!
В том первом окне заковали
Свободу в железобетон.

Тенета колючек... Потёмки.
О, кто б мог житейский тот склад
Прозреть, что Русь будет в обломках,
И всех нас, петровских потомков,
В слепые стада обратят.

1981

*

ВСЁ  ТОЛЬКО  ГРОЗЫ

Всё только грозы, грозы, грозы.
Сжимает грудь мою печаль.
Над головой одни угрозы,
Во мраке гаснущая даль.

И жизнь в тех далях угасает
Последней искоркой костра.
Надежда крылья опускает
И тихо шепчет мне: «Пора!

Пора... Тюремная решётка
Отныне вечный твой удел».
«Постой, – сипит мой голос кротко. –
Я мало так ещё успел.

Я так хотел подняться в горы,
Сорвать заветный свой цветок».
«Пора!» – гремят в дверях запоры.
Скулит какой-то сосунок.

Орёт блатняк кому-то зычно,
В хребет пинает с высоты.
А я... Им всё здесь так привычно:
Баланда, шконки и клопы.

Я задыхаюсь в дымном смраде,
Жую и сплю, как всякий скот.
О, я бродить бы рад был в стаде,
Глядеть на синий небосвод;

Глядеть, мечтать, плясать, толкаться,
Бараном блеять, наконец.
А в клетке... Тут всё может статься.
Тут ты преступник. Ты – подлец.

Тут могут смять тебя, как тесто,
Бескровно, с кровью на ноже.
Надежда – Бог! О, дай мне место
В любой пещере, в шалаше!

Как пращур-дед – дитя природы,
Могу прожить я и на пне.
Лишь дай мне капельку свободы!
Лишь без решётки на окне.

Клянусь святыми и всем сущим,
Что плоть смирю свою и страсть,
И сочных яблок в райских кущах
Уж никогда не стану красть.

Так распахни скорее крылья,
Надежда робкая моя!
Пусть в сердце сказочною былью
Вольётся свежая струя.

И вознесусь я к тем вершинам,
Где жизнь стремится к торжеству...
О, не могу я быть скотиной
Ни за решеткой, ни в хлеву!

1982

*

З А В Е Щ А Н И Е

Быть может, я умру в темнице,
Судьбу и жизнь свою кляня,
Так ты, дружок, мои страницы
Спаси от тленья и огня.

Спаси и вынеси на волю
Певца живой мятежный дух,
Пешком пройдись потом по полю,
Там, где костёр его потух.

Костёр иллюзий и надежды...
О, как любил я там мечтать!
Сверкали молнии. Как прежде,
Сияла неба благодать.

Я улетал в тот мир, в те грозы,
Как раскалённая звезда.
Но падал вдруг. Струились слёзы.
По полю ветер гнал морозы,
И превращалась в лёд вода.

Я возвращался с думой тяжкой
Всё в ту же проклятую жизнь.
Шпик на «хвосте» висел дворняжкой.
Я ждал – вот-вот придёт бумажка:
«Туда-то, в столько-то явись».

Я знал – не будет мне прощенья
За вольнолюбье, за мечты,
И пламень юного горенья
Не донести до той черты.

До тех крестов... О, всё иначе
Произошло в урочный час.
...Мой друг! Поэты тоже плачут,
Но не сдаваясь, не мирясь,

Ни с клеветой, ни с грязной ложью,
Ни с тем казённым торжеством,
Что катит даже в бездорожье
И всё сминает напролом.

Я бег инерции всесильной
Не в силах был притормозить,
Но не ушёл с дороги пыльной,
Чтоб о бесправии трубить.

На голос мой они вдруг сами
Явились жуткие, как рок...
Я был пленён в войну врагами,
И вот опять... Ни зги, как в яме, –
Всё тот же каменный острог.

Всё те же вышки и запоры.
Шаги... И чей-то дикий крик:
«Спаси...». О, я б мог сдвинуть горы
Скорей, чем в эти волчьи норы
Хоть слабый луч надежд проник.

Их нет в душе моей тревожной,
Нет больше сил, чтобы рыдать.
...Мой друг! Не так уж всё тут сложно,
Чтоб всё измерить и понять.

Жестокость, как бы ни крепилась,
Однообразна и нага,
Она, как камень, отразилась
В зверином облике врага.

Наш враг... Мы в бой вступаем с ложью,
Рвём смело вязь идейных пут,
Но плохо крепим свой редут;
И наши головы к подножью
Они торжественно кладут.

Им – слава, честь, всех маршей звуки.
В темницах нам страдать и гнить.
Но сколь ни тяжки наши муки,
Им с ложью нас не примирить...

Мой друг, прощай! Пора в дорогу.
И я уйду в тот мир иной,
Как узник совести святой.
Ты помолись усердней Богу
Перед кончиной роковой.

1982

*

А  НА  НЕБЕ  ТУЧИ

Умерла, скончалась деревенька
В болтовне и гуле тракторов.
Я назад шагаю помаленьку
По изгибам пустырей и рвов.

Русь крестьянская! Чьё это горе
Проросло бурьяном у дорог?
Чей злой дух тут гасит даже зори?
У колодца кумушки не вздорят,
Заилился пасынский прудок.

Русь моя! Мой дом... Тут всё на сломе.
Старый бес лишь бродит с кочергой,
Чтоб пугать ей молнии и громы.
Ветер пыль метёт в истлевшем доме,
Свис плакат над крышею худой.

На пригорке, в зареве закатном
Корчится мужицкая судьба.
На полях почин внедряют матный.
Ворон каркает мне со столба.

Сам какой-то... Ни хвоста, ни перьев.
То ли чёрный, красный ли, как медь.
О каких-то благах, о доверье,
О врагах хрипит. Да всё ведь бредь!

Сколько можно?.. А на небе тучи.
Ворон кружит над седым холмом.
Эй, прокаркай на всю Русь гремуче,
Чтоб Вселенский прокатился гром!

Вот тогда тебе, вещунья-птаха,
Я зажгу во здравье сто свечей,
От замученных, кто шёл на плаху,
На штыки и пули палачей.

1983