Истории Евсея. Часть 2. Глава 7

       Утром проснулся поздно, голова ещё болела. Юния поменяла повязку, сделала её меньше: глубокая рана, с вмятиной в кости над правой бровью, ещё кровоточила. Вскоре рана превратится в широкий шрам, который ещё долго будет привлекать внимание ближних своим рисунком и цветом. Память на века. Даже в нынешней жизни я по привычке почёсываю лоб над правой бровью, на месте того шрама, хотя теперешний лоб пока гладок и редко чешется…
       В то утро ко мне подошёл сын священника, Аарон, опустился на колени, склонил голову.
       – Достопочтенный пророк, прими покаяние за действия отца моего. Со вчерашнего дня я больше не смотрю на мир глазами моего отца… И должен искупить содеянное им. Проклятие Господа ляжет на мой род, если я не сделаю этого.
       Я поднял юношу с колен:
       – Почему ты так решил?
       – Я увидел вчера Свет и Силу! И эта Сила была не с моим отцом. Я решил уйти от него. Хотел просить тебя взять меня с собой, чтобы я своим служением мог искупить его вину… Но сегодня ночью я видел сон, он был словно явь. Два старца или ангела явились мне. Они были так же светлы, как ты. Старец изрёк: «Искупить – это не уйти из дома, а проложить пути Господа там, где ты рождён». Он сказал просить благословения у тебя… Благослови меня, пророк, и дай Силу! Я должен делами закона Нового убедить отца в приходе Машиаха – и встретить тебя на обратном пути общиной праведной!
       Я благословил юношу наложением рук. Обнял его. Слёзы текли из его глаз, а на губах была улыбка. Родственное сердце! Попросил Луку дать Аарону молитву и евангелия из нашего запаса. В предыдущем городке-общине для нас в дорогу переписали книги Благой Вести, на случай непредвиденных обстоятельств. Сомнений не было – эти евангелия предназначались Аарону. Ему было тогда шестнадцать лет.
       Следом ко мне подошли, слегка посапывая, два брата-богатыря и бухнулись на колени. Волна этого действия слегка качнула меня. Натан сказал:
       – Благослови и нас, учитель! Ты – апостол Помазанника, Машиаха, у нас нет сомнений. – Адония утвердительно кивнул. – После вчерашнего дня мы не можем тебя оставить. Мы пойдём с тобой, не откажи нам. Таких снов, как у Аарона, мы не видели. Но нам здесь делать больше нечего… Только с отцом попрощаемся, на выходе из деревни.
       После благословения мы обнялись, Адония привлёк к себе юного Аарона. Весь наш отряд вместе с хозяйкой и её детьми включился в таинство прощания…
       Отправиться в путь мы смогли только после полудня, Аарон к тому времени уже выучил молитву.
       Жрец с утра терпеливо ждал на улице сына.
       – Мир тебе и твоему дому, священник! – обратился я к нему. – Твой сын хотел уйти с нами, тебе было бы трудно пережить это… Он остаётся здесь, но не с тобой – с Богом. У него чистое сердце, он остаётся с той Силой, с которой мы пришли сюда. Сила веры с ним… Тебе предстоит вернуть сына делами своими. Захочешь этого – поможешь ему в становлении церкви Божьей. Но не он тебе, а ты ему! А на обратном пути, если будет на то Воля Вышняя, придём к вам.
       Дом братьев стоял на другом конце селения. Они зашли попрощаться с отцом. После вчерашнего события отец братьев стал героем. В селении уже все знали, что его сыновья, не побоявшись священника, вступились за Божье, утёрли нос самому Сата;ну – не поддались на его провокации.
       Отец вышел благословить нас в Божий путь, держа за руку черноволосую девочку шести-семи лет. На глазах у него были слёзы: сыновья выросли, уходили служить Яхве своим путём, и, скорее всего, он их больше не увидит…
       Натану было двадцать лет, Адонии – восемнадцать. В дороге они рассказали о себе. Рассказывал Натан, Адония добродушно улыбался, иногда говорил «да».
       Братья были обрезанными, но их мать была фригийкой. Они считались евреями не по крови – ведь мама не еврейка – а по обряду. Обрезание крайней плоти было телесным знаком договора с Богом. Отец-иудей не определял принадлежность своих детей к евреям. Их семейная история вызывала разные толки в селении и напряжённое отношение со стороны священника и старейшин к отцу братьев и к самим братьям. Отец когда-то полюбил вдову-фригийку, а не девушку-иудейку (сестру священника), которая по сватовству родителей должна была стать его женой. Крепкие, мужественные, добродушные братья-богатыри родились от обоюдной любви иудея и фригийки. То, что человек этот имел смелость взять нееврейку в жёны вместо того, чтобы иметь её любовницей, вызвало гнев жреца и завистливые бредни в не таком уж большом селении. Ведь фригийка была очень красива…
       Шесть лет назад её не стало – умерла при родах, оставив в живых красивую девочку, похожую на неё. Девочку вырастили и воспитали братья и отец. Отец не торопился жениться вновь, хотя дети подталкивали его к такому шагу – справляться одним с хозяйством было нелегко.
       А родитель отвечал: «Скоро дочь вырастет и хозяйкой будет, пока замуж не выйдет. А дальше посмотрим, если доживу».
       До ближайшего села было два дня и две ночи пути. Ночи уже стояли холодные, приходилось поддерживать огонь, дежуря по очереди у костра. Следовало подумать, где пережить зиму. В моей памяти часто всплывало видение проницательного и таинственного незнакомца, что посоветовал скрытую в горах общину и указал путь туда. Один раз я к его совету не прислушался, хотя, наверное, можно было бы – но тогда мы бы не узнали Аарона и с нами не было бы Натана и Адонии… Но община, где мы будем полезны – это не предостережение, а совет. Видимо, туда и повернём после следующей деревни. А дальше видно будет, вполне вероятно, что там и перезимуем…
       И ещё в памяти крутились мгновения последнего сражения с бесами. Я же видел там Деда! И вряд ли ошибся в этом. Разве такое возможно – не отличить Деда?! Но если это был Дед, то каким образом он мог рядом со мной появиться, ведь он должен быть в мире Отца? Этот вопрос расшатывал мой уже устоявшийся взгляд на уход из тела. Может, это была прелесть и меня проверял Сатан? А для чего это ему? Показать мне Деда, чтобы что? Ещё и бес говорил, что я был не один в Силе Вышней, когда его изгонял. Может, он имел в виду моих друзей? Или вводил меня в заблуждение? Шутник! А зачем?! Я пока не находил ответа на этот вопрос, лишь крутил его в голове раз за разом, поэтому решил его отложить – придёт время, и ответ появится…
       Мы вошли в эллинскую деревню. Здесь не было иудейской диаспоры, лишь несколько семей иудеев. Это известие, после последних горячих событий, сняло появившееся внутри напряжение. И нас можно было понять – несение Вести о Сыне Божьем среди язычников, каковым я являлся по рождению, заметно (по следам на лице) отличалось от несения Вести о приходе Машиаха среди богоизбранного народа, который ревностно хранил веру свою, имея на то основания – 613 заповедей, данных тогда ещё малочисленному народу напрямую Всевышним через Моисея, хотя в Писаной Торе (Пятикнижии) впрямую нигде не названы признаки прихода Машиаха.
       И можно понять результативность апостола Павла, грамотного иудея, выпускника иудейской школы пророков, в несении Вести среди язычников и трудности апостолов Петра и Иоанна, бывших ещё недавно рыбаками, в распространении Вести среди иудеев, где было очень непросто возвестить о приходе ожидаемого всеми Машиаха и не остаться при этом побитыми.
       Дед рассказывал, что когда он был помоложе, ему, бывало, приходилось убегать от иудеев, особенно если среди них были фарисеи или учителя закона…
       Для друзей из нынешнего воплощения надо, наверное, пояснить, что скрывается за этими часто встречающимися определениями.
       Фарисеи – это своего рода древние революционеры в религии еврейского народа, которую позже назвали «иудаизмом». Они исходили из духа Закона, стремились соблюдать не только Писаную Тору (законы Моисея, Пятикнижие), но и Устную Тору – передаваемые устно предания со времён Моисея, всё то, чему Всевышний обучил Моисея, но что не было записано. Фарисеи верили в бессмертие души, в воскрешение из мёртвых, некоторые из них находили в Устной Торе подтверждения предсуществования души.
       В I веке фарисеи были не очень многочисленны, но пользовались уважением народа. Они, подобно священникам, были сторонниками соблюдения ритуальной чистоты – чтобы все иудеи были как священники. Здесь крылся перебор в требованиях к соблюдению обрядовых сторон веры. Учителя закона чаще были из фарисеев, они глубоко изучали законы Моисея (Писаную и Устную Тору) и занимались их толкованием.
       А вот саддукеи, жрецы Храма, были очень консервативной религиозной партией из высшего священства и влиятельных старейшин, богатых, уважаемых евреев, входящих в высший орган религиозной власти – иерусалимский совет (Синедрион). Саддукеи были хранителями буквы закона, враждовали с фарисеями, не признавали Устную Тору, воскрешение мёртвых, ангелов, бессмертие души. Они старались приспосабливаться к сильной имперской власти, как и всякая правящая религия в истории. К примеру, высшие жрецы позволили еврейским мальчикам и юношам нарушать запрет на наготу: им было разрешено раздеваться на уроках гимнастики в греческих школах. То есть высшие жрецы позволили нарушать устный закон Моисея, но никто их не приговорил к побитию камнями, так как они сами были частью этой судебной инстанции – Синедриона…
       А синагога – это просто собрание верующих или отдельный молитвенный дом в диаспоре.
       В той деревне, в которую мы вошли, не было молитвенного дома иудеев (иудеев в деревне было совсем немного), а значит, не было ни саддукеев, ни фарисеев.
       Во время вечерней встречи с селянами я рассказал историю из записей Деда, в которой можно было увидеть и отношение Учителя к женщине, нехарактерное для тех лет не только для Израильского царства, уже вновь разрушенного и распроданного в рабство, но и для всего греко-римского мира, по которому мы шли с Вестью о Помазаннике.
       История такова… Однажды фарисеи и учителя закона привели к Учителю женщину, когда Он учил в храме.
       – Наставник, – обратился кто-то из законников. – Она изменяла мужу, её застали за этим. Моисей в законе велит нам бить таких женщин камнями. Что скажешь ты?
       – А кто из вас, уважаемые, может засвидетельствовать измену? – спросил Рабби и начал что-то рисовать или писать рукой на земле.
       – Нам об этом сказал её муж.
       – А кроме мужа были свидетели? – уточнил Учитель, продолжая что-то писать не спеша.
       – Мы этого не знаем. Нам сказал её муж.
       – А её вы спросили?
       – Да. Она всё отрицает.
       – Как же вы хотите судить её, не зная правды? Ведь кто-то из них двоих лжёт. А если муж? Как тогда осудить безвинную?
       Возникла пауза. Учитель продолжал писать на земле и разглядывать уже написанное.
       – А если муж сказал правду, а мы были свидетелями измены? – спросил законник.
       Пауза затянулась.
       – Ты ответишь нам? – напомнил о себе законник. Учитель, закончив писать, поднял на них глаза:
       – Тогда тот из вас, кто никогда не грешил, пусть первым бросит в неё камень.
       Вопросы закончились. Фарисеи посмотрели по сторонам, не нашли поддержки и ушли. Женщина подошла к Учителю. Он улыбнулся ей:
       – Если они сказали правду, больше не делай этого. Если не любишь мужа и не можешь жить с ним, скажи ему об этом. Но не обманывай его.
       А на земле было написано: «Не суди никого – и тебя не осудят».
       Встреча завершилась. Подошла девушка. Звали её Асана. Из глаз её беззвучно текли слёзы:
       – Пророк, забери меня отсюда! Я больше не могу жить здесь! Хочу быть чистой, иметь мужа и детей… Здесь это невозможно. Я хорошая женщина. Буду служить тебе и твоим друзьям… У вас уже есть женщина. Может быть, и вторая не помешает?
       Недавно Асана должна была составить семью с парнем, которого успела полюбить. Их свели отцы, бывшие приятелями. Было назначено время свадьбы, Асана ответила на ласки любимого и была близка с ним.
       Всё шло к свадьбе, пока её жених вдруг не задумал взять в жёны дочь зажиточного селянина, обещавшего ему приданое, дом и большое стадо баранов. Для того, чтобы задуманное произошло, жених должен был как-то оправдать свой отказ от ранее намеченного союза. И он объявил, что его невеста нечиста – не девственна. Мужчине поверили, разбирать событие было некому, совета в деревне не было…
       И теперь отец Асаны бьёт и оскорбляет её, особенно когда выпьет, а пьёт он часто. Селяне шепчутся за спиной девушки, и мало кто решается с ней общаться…
       Я выслушал эту грустную историю.
       – На всё Воля Господа. Идём дальше вместе, к счастью!
       Так в нашем отряде появилась Асана. Ей было восемнадцать лет. Наши мужчины впятером поздним вечером заглянули вместе с
       Асаной к её отцу. И сообщили ему, что Асана навсегда уходит из дома, они берут за неё ответственность и искать её не надо. Отец молча кивнул – сразу согласился. Асана нашла в себе силы обнять его на прощанье и поблагодарить. Он заплакал, был пьян…