Осень 1987 года

 

 «Товарищ генерал-майор. 804-й ракетный полк несет боевое дежурство в боевой готовности постоянной. При занятии боевой готовности пусковые установки 1 и 2 имели задержку на 2 часа 10 минут. Командир полка подполковник Терехов».
     Генерал выслушал доклад и негромко спросил: «Вы знаете, что Вам грозит за такую задержку?»
«Так точно, снятие с должности», - ответил я так же негромко.
«Доложите, как совершал марш и занимал готовность первый дивизион», - сказал генерал после того, как мы зашли в палатку.
     Осенью 1987 года проводились учения министра обороны, в ходе которых мой полк выходил на учебные полевые позиции. Подготовка к этим учениям началась сразу после подведения итогов проверки армии комиссией ГИМО (Генеральная инспекция Министерства обороны).
     Выход в поле, естественно, сложное и ответственное мероприятие. Однако опыт предыдущих учений, выход в поле для планового несения дежурства в май-июне этого года, многочисленные тактические занятия с дивизионами позволяли надеяться на успех.
      Но главной особенностью этого выхода было то, что подразделения полка выходили не на свои учебные позиции, а на позиции другого полка, находящиеся в пределах нашего позиционного района. Естественно, были проведены рекогносцировки, на которые выезжали не только командиры групп, но и механики водители.
     Первый дивизион выходил на позицию, которую раньше занимал 2 дивизион 433 ракетного полка, мой дивизион. За год командования, с сентября 1982 по октябрь 1983 года я выводил дивизион на эту позицию несколько раз и знал её отлично. Главной особенностью этой позиции было то, что центральная часть поляны, по которой проходила лесная дорога, даже летом была непроходима для тяжелых агрегатов.
     Однажды молодой механик-водитель машины-столовой моего дивизиона попытался «сократить маршрут». Хорошо, что в кабине рядом с ним сидел толковый офицер. Как только водитель съехал с правильного маршрута, офицер немедленно подал команду «стой». А потом заставил водителя выйти из машины и пройти вперед. Через десять метров ноги водителя стали вязнуть в болотистом грунте, а метров через двадцать он стал проваливаться почти по колено. После того, как готовность была занята, я привел на это место всех водителей и предложил «виновнику» еще раз пройти этим маршрутом. Так наглядный пример показал всю опасность этой «ловушки».
     Естественно, перед учениями я на месте рассказал об этом всем водителям первого дивизиона. Продемонстрировать опасность этой «дороги» не было возможности. Несколько дней стояла жара и дорога подсохла. Но я категорически запретил «сокращать маршрут».
     Позиции других дивизионов не вызывали беспокойства. Да и командиры второго и третьего дивизионов были грамотными и толковыми офицерами. А вот первый дивизион вызывал у меня беспокойство. Слабый командир дивизиона майор Новокрещенов, бездельники его замы по боевому управлению, молодые командиры групп. Только главный инженер и начальник штаба дивизиона кое-что могли, да и то, только в своих областях. Кроме того, начиналась осенняя распутица. И это тоже не радовало.
     Дату начала «внезапной проверки» мы, как в то время «водилось» знали. Поэтому соответствующий сигнал не застал нас врасплох.
     Поехала комендантская служба, одетая в красивую новенькую униформу, с повязками, раскрашенными шлемами, светящимися жезлами и фонарями. На нескольких постах были мотоциклисты на раскрашенных тяжелых мотоциклах с колясками. Эти мотоциклы были предметом особой гордости моего полка. И солдаты, составлявшие их экипажи гордились и очень дорожили своей службой.
     Группы разведки дивизионов и ПКП полка выехали без лоска, обыденно. Их работа была не сложной. Доехать, проимитировать подготовку позиции к приему техники и организовать охрану позиций. Учебные позиции были готовы к использованию в любое время года, поэтому подготовка имитировалась, хотя и по полной программе. А вот охрана была настоящей. Понятно, что мы в центре Советского союза, никаких диверсантов и быть не могло. Но техника была настоящей, ракеты были боевые. И к охране все относились весьма серьезно.
     Обычно я ехал впереди колонны ПКП полка в своем «уазике». Для связи и управления подразделениями на заднем сидении ехал радист с радиостанцией, а у меня в полевой сумке была секретная таблица с сигналами. Периодически, по мере прохождения колоннами определенных пунктов на маршруте радист получал радиограммы. Аналогично мне сообщали и о других важных мероприятиях.
     Были попытки посадить командира в машину ПКП полка, но они не нашли поддержки ни у нас, командиров, ни у вышестоящего руководства. Тем более, что во время марша рекомендовалось соблюдать режим радиомолчания, а короткие, длительностью в несколько секунд, сигналы, могли принимать и отправлять и маломощные переносные радиостанции.
     Все шло по плану.  Поэтому, как только ПКП полка заехал на полевую позицию, я сразу поехал в первый дивизион. Они занимали позицию километрах в 20 от позиции ПКП, ехали медленнее, чем я на «уазике». И я планировал догнать колонну до того, как головная машина заедет на позицию. К сожалению, все пошло не по моим расчетам. 
     Когда я догнал колонну, часть машин уже заехала на позицию и занимала свои места в «карманах». Но самое главное, что одна из пусковых, прямо на моих глазах двигалась прямо к центру поляны. Я бросился вдогонку, но было поздно. Машина погрузилась в мягкий грунт по самые оси, и все попытки механика водителя сдвинуть её с места успеха не имели. Перед машиной бегал Новокрещенов. Я остановил его, спросил, почему машины пошли не так, как надо. Вместо ответа он что-то промычал несвязно. Разговаривать было бесполезно, и я сказал, чтобы он уходил и не мешал.
     Я подошел к водителю, который стоял возле машины. На вопрос, почему поехали через центр поляны, он сказал, что командовал Новокрещенов, а он только выполнял команды. Конечно, молодого прапорщика, механика-водителя, можно было понять, но лучше от этого не стало. Надо было думать, как вытаскивать машину.
     Я еще раз обошел вокруг машины. Командир группы ходил рядом со мной. Мы остановились у кабины водителя, и я начал ставить задачу командиру группы по подготовке к вытаскиванию машины, когда услышал сзади натужный гул двигателя пусковой установки. Я обернулся и увидел, как чуть правее от застрявшей машины, практически по центру поляны движется еще одна пусковая. Через несколько секунд она тоже стояла по оси в болоте. И опять перед машиной стоял Новокрещенов и пытался командовать водителем.
     Это было уже слишком. Я подбежал к нему, схватил за грудки, пытаясь вразумить. Но он опять бормотал что-то невнятное. Я приказал вызвать начальника штаба и главного инженера дивизиона.
     Через несколько минут подошли начальник штаба капитан Убразов и главный инженер капитан Евстифеев. Я приказал начальнику штаба принять командование дивизионом вместо временно отстраненного мной Новокрещенова, немедленно сообщить об этом личному составу дивизиона и доложить на ПКП полка. А с Евстифеевым и командирами групп начали готовить эвакуацию пусковых.
     Попытки вытащить машины одним, а потом, в связке, двумя Мазами, потерпели фиаско. Пусковые сидели в болоте плотно. Я пошел на ПКП дивизиона и доложил о ситуации командиру дивизии. Выходом из положения могла быть только помощь саперов. Благо командовал саперами мой друг Витя Крахмалец.
      Прошло около часа, когда на позицию въехал «уазик» и два БАТа и ИМР (инженерная машина разграждения).  Из «уазика» вышел Крахмалец. Мы поздоровались и пошли к пусковым. За это время солдаты дивизиона немного очистили колеса пусковых от грязи. Витя обсудил ситуацию со своими подчиненными.
     Через несколько минут два БАТа и ИМР прицепили «цугом» к пусковой. Командовал лично Крахмалец. Через несколько минут одну пусковую вытащили на сухое место, и я сам поставил её в «карман». Со второй пришлось повозиться чуть дольше, но вскоре и она благополучно выехала на сухое, а ещё через несколько минут она тоже стояла в своем «кармане».
     Установленным порядком доложили о занятии готовности, затем я доложил командиру дивизии о ситуации в первом дивизионе и сказал, что останусь на позиции, пока не проверю все, что касается занятия боевой готовности. Ещё через час в дивизион прибыла группа офицеров управления полка.
     Мы проверили все, что можно: документы, организацию дежурства, охрану и другие вопросы, влияющие на боевую готовность. Недостатки, естественно, были, но не так много.
     Ни о каком сне мы, естественно, не думали. А вот Новокрещенов спал. Он появился в столовой часов в восемь, на завтрак, как ни в чем не бывало. Небритый, заспанный, в мятой одежде.
     Я вместе с одним из моих замов пытался у него спросить, почему он загнал машины в болото. Ответ меня поразил. Ни о каких предупреждения на рекогносцировке он, оказывается, не слышал, под роспись до него порядок следования агрегатов не доводили. А то, что я его вчера отстранил, незаконно. Он командовал дивизионом правильно.
     Разговаривать дальше было бесполезно. Я вызвал начальника штаба дивизиона и при Новокрещенове поставил задачу: контролировать каждый его шаг. И, если вдруг, он отдаст приказ, выполнение которого повлияет на выполнение боевой задачи или, более того, на жизнь людей, немедленно докладывать мне лично.  Впрочем, Новокрещенова это нисколько не смутило.
     Я курил на улице, когда с въездного КПП доложили о прибытии генерала. Я пошел его встречать.
     Рассказ генералу был более подробный, чем это описание. Он задавал много вопросов, выслушивал внимательно, многие вещи просил повторить более подробно. Эта беседа длилась более полутора часов. Затем генерал попросил провести его по позиции и рассказать про агрегаты. Следы от застрявших пусковых он осмотрел очень внимательно. На этом месте я попросил его ходатайствовать о поощрении моего друга Вити Крахмальца и его подчиненных. Генерал спросил, а как я думаю наказать командира дивизиона. Я подумал несколько секунд и сказал, что пока не знаю, надо разобраться и посоветоваться с заместителями.
     Меня тогда не сняли с должности. Более того, я даже взыскания не получил. А меньше, чем через год я был в Москве, в академии.