Как молоды мы были. Дневник Ариадны Синичкиной. Ч2

          ИНЬ-ЯН
     Чёрно-белое кино …
     Мы не вместе. Мы – одно!
     Люди шепчутся в округе: «Что нашли они друг в друге?»
     Просто трудно им понять: мы с тобою-инь и ян.
     На земле стоишь ты твёрдо, ты надёжный и простой.
     Я порхаю, точно шарик, улетая за мечтой.
     Ночи тьма и солнце дня, лёд и сполохи огня,
     Но любовью замкнут круг –
     Ты не сможешь без меня!
                Мила Проскурнина

ВОВОЧКА

Впервые я встретилась с ним на свадьбе у Белоусовых.
Мила Белоусова – моя близкая подруга. Мы работали вместе в одном отделе.
Помню свой первый рабочий день.
Похоже, у неё заранее было предубеждение к любой кандидатуре, какая бы не пришла на должность секретарши. А когда она увидела меня, и услышала, как я манерно по телефону кому-то сказала; «С милым рай в шалаше, если милый атташе», она просто возненавидела меня. Когда она приносила бумаги в печать, и старалась ради приличия скрывать своё отношение ко мне, у неё это плохо получалось, что вызывало у меня откровенный смех. Для меня это было странно, за что меня можно не любить, а тем более ненавидеть? Меня так и подмывало побрызгать бензинчика на огонь и посмотреть, как он зашипит.
Не могу вспомнить, что нас примирило, как мне удалось привлечь её на свою сторону, но только очень скоро мы стали близкими подругами. У меня появился человек, которому я могла открыть все свои сердечные тайны. Мы понимали друг друга, как, наверное, могут понимать сёстры-близняшки. Мы знали друг о друге все подробности: о семье, о детстве, о школьных годах.
В школе у Милы был очень дружный класс. Мила много рассказывала о своих друзьях, и постоянно упоминала Володьку Матвеева, высокого, красивого, обаятельного парня, от которого без ума были все девчонки. Мила и сама была безнадёжно в него влюблена. Ему же нравилась Лена из младшего класса. А в Милу был влюблён закадычный друг Матвеева – Белоусов. Вот такой у них был школьный любовный треугольник. Прямо как у Булата Окуджавы "Я гляжу на вас, а вы глядите на него, а он глядит в пространство".
После окончания школы оба друга пошли служить в армию. И уже заканчивался срок их службы, близился дембель.
Мила прожужжала мне все уши про Матвеева. Я знала всё о его семье, о школьных конфликтах, что он служит на Дальнем Востоке и скоро возвращается из армии.
Мне уже даже надоело слушать: «Матвеев, Матвеев! Матвеев, Матвеев!»
– Не понимаю, что ты в нём нашла?
– Ты не представляешь, он такой красивый, прямо вылитый Коренев!
– Ихтиандр? Человек-амфибия? Ну ты даёшь! Влюбилась? Выкинь из головы. На что можно надеяться, тем более, два года прошло. Должно бы уже выветриться из головы, – говорила я со знанием дела. У меня-то вон, какой опыт! Сколько потенциальных женихов я спровадила и не жалею! – Советую тебе выкинуть его из головы.
– А я ни на что не надеюсь. Я знаю, что он – не для меня, – она не могла больше сдерживать свою горесть: – Ты увидишь его и сразу поймёшь, что он и ты созданы друг для друга.
– Вот, ещё! Какая чепуха! Что ты несёшь! Я жду своего капитана дальнего плавания.
Прошло немного времени, и Мила сообщила мне:
– Представляешь, Белоусов пришёл из армии! Заявился ко мне прямо в этой своей дембельской форме, такой важный! И сразу говорит мне: «Давай поженимся!»
– А ты?
– А я ему говорю: «Ты сначала образование получи, на работу устройся, а потом мы с тобой поговорим!»
Застрелиться и не встать! Я просто обалдела. Какая Мила бескомпромиссная, твёрдая, как камень. Как она его развернула! Никаких снисхождений, никаких розовых слюней – хочешь быть достойным меня – расти, догоняй!
Белоусов поступил в школу милиции. Пока учился, был на казарменном положении. На ночь его отпускали домой, а он бежал к Миле. Она гнала его: «Поздно. Я спать хочу! И тебе к 6:00 на работу!» До полуночи он сидел у Милы, а утром бежал на службу. Жизнь его была беспросветной. Он исхудал, избегался, ремень застёгивал на последнюю дырочку.
Получив корочки, Белоусов опять стал приставать к Миле: «Давай поженимся! Давай поженимся! Давай поженимся!»
– Мил, а ты? Ты, что, готова согласиться на предложение Белоусова?
– Ладно. Так и быть. Поженимся. Я ему на старый Новый год дам ответ, – по секрету сказала мне она.

* * * *

Свадьбу играли дома у Белоусова. Для этого освободили большую комнату. Вынесли почти всю мебель, оставив только диван, стол и магнитофон.
Стол ломился от вкусностей домашнего производства: маринованных огурчиков, помидорчиков, грибов, картошечки, рыбы, мяса, колбасы, сыра голландского со слезой. В центре стола громоздились бутылки с шампанским, водкой и полюбившимся сухим вином «Росинка».
В толпе гостей, набившихся в двухкомнатную квартиру, как селёдки в бочку, все пары перемешались. Я уже даже глазами не могла найти кавалера, с которым пришла. А народ всё прибывал. Когда в очередной раз прозвенел звонок, дверь открылась, я увидела на пороге того Матвеева –Ихтиандра, о котором столько слышала, и сразу узнала его. Мила подвела меня к нему, чтобы представить. Он протянул мне руку. Я коснулась её. Сердце радостно подпрыгнуло. «Моё! Моё! Моё!» Перед глазами потемнело, я покачнулась. Он поддержал меня.
– Какие вы, барышни, чувствительные. Чуть что, сразу в обморок падаете.
За столом мы сидели почти напротив друг друга. Я боялась смотреть в его сторону. Рядом с ним сидела миловидная девчушка. Мой бойфренд присоседился к какой-то хипповой девчонке и они, кажется, нашли общий язык.
Молодежь за столом не засиживалась. Выпили за здоровье молодых, поорали "горько", вышли из-за стола танцевать, да так за стол и не вернулись. Перекусили а-ля фуршет, – и опять танцевать. Выпили всё вино, предпочитая сухое. Росинка пошла на ура. Водка стояла на столе, грелась. Народ отрывался по полной, кто во что горазд, то тряслись, как припадочные в шейке, то импровизировали в твисте. Тут уж все перетасовались, как карты в колоде.
И вот кто-то, наконец, заказал медляк. – «Tombelaneige»*. Сальваторе Адамо… Его чувственный голос, проникновенные слова обволакивали нежной грустью. «Падает снег. Ты не придёшь этим вечером. Всё белое от отчаяния». При первых нотах Матвеев подошёл ко мне, взял за руку, притянул к себе, обнял, не оставив ни миллиметра расстояния и не отпускал. «Падает снег, невозмутимо кружась. Белое одиночество. Так пусто на свете, когда нет тебя рядом»… Прильнув к нему на плечо, я растворилась, как этот снег. Мелодия закончилась, а с ней и гипноз. Испугавшись так быстро разворачивающихся событий, я решила, пока не поздно, сбежать. «Не надо сходить с ума, – сказала я себе. – Для меня – это слишком. Пора расходиться. Всё, всё! Пока! Пусть идёт к своей Леночке!»
С трудом отыскала своё пальто, шапку и выскользнула за дверь. Не успела я спуститься на один этаж, как он догнал меня. Что-то говорил, держал за руки. Я была как в тумане. Как Золушка в сказочной стране. Только принц оказался решительным. От его поцелуев у меня отключились и память, и рассудок. Я больше не подчинялась им.
Он был такой высокий, что приходилось запрокидывать голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Моя ушанка слетала с головы, в потёмках мы бросались искать её на ощупь, сталкивались головами, нахлобучивали на меня и, целуюсь, снова роняли её, потеряв вместе с шапкой и голову.

СОКОЛЬНИКИ.

На другой день, когда с меня сошёл дурман, я подумала, что для меня всё это как-то чересчур, и решила больше не встречаться с ним.
Но он подкараулил меня у выхода из метро и даже не стал скрывать, что специально дожидался меня.
– Я тут уже целый час …
– А у меня до лекций ещё полчаса, я могла бы и позже прийти,– сказала я ледяным тоном. Но он, похоже, пропустил это мимо ушей.
Мы свернули с аллеи и углубились в парк. Чтобы скрыть свою растерянность, я, стала расспрашивать о его жизни.
– А ты в детстве дрался?
Он усмехнулся.
– Ни разу.
– Почему?
– Никому в голову не приходило подраться со мной.
Я смерила его взглядом. – Ах, да! Кому ж придёт в голову драться с таким гренадёром.
– Как тебе свадьба? – перевёл он разговор на другую тему.
Что он хотел услышать от меня?
– Ничего так, скромная, молодёжная. Конечно, я рада за Милу, только теперь я осталась одна.
– Как одна? А твой ухажёр?
– Вот ещё! Увидел новую юбку и сразу забыл обо мне.
– Разве ты не собиралась за него замуж?
– Ещё чего? Я жду капитана дальнего плавания.
Он расхохотался.
– Чем же капитаны отличаются от обычных мужчин? – Похоже было, что он издевается.
– Во-первых – у них большая зарплата, во-вторых – мне нравится их форма, а в-третьих – они мало бывают дома, не мешаются под ногами и не лезут в воспитание детей.
– Представляешь, а я мог стать моряком! Я же служил во Владике, порт Владивосток. Там океанские корабли стоят у причала. Огромные, красивые. Я так и решил – после армии иду на флот, буду ходить в загранку. – Мечтал мир посмотреть. Запросто мог поступить на службу, если бы не тёмное пятно в личном деле.
– За что?
– Пошли мы с ребятами в самоволку, ну и попались патрулю. Нас посадили на губу, и инцидент записали в личное дело. С такой характеристикой путь на флот мне был заказан.
– Значит, если бы ты ушёл в плавание, мы бы никогда не встретились?
Он, смеясь, кивнул в ответ.
«Вот и думай теперь, случайны ли случайности».

Мы не заметили, как налетела туча, и неожиданно хлынул такой ливень, что нам пришлось бежать и прятаться под козырьком ближайшей оранжереи. За её стеклянными стенами виднелись южные растения, природа, как в тропиках. Завеса дождя отгораживала нас от мира. С нашей стороны гремит гроза, хлещет дождь, мы тут мокнем, а там – благодать – под стеклянным куполом райский сад с яблоками искушений.
Он накинул свой пиджак мне на плечи, запахнул его, прижал меня к себе и стал так жарко целовать! И вдруг меня как молния пронзила мысль. «Лена! Его Лена!» Я толкнула его.
– А как же твоя Лена? Два года ждала тебя из армии. И что теперь?
– Ничего!
– Она, что, зря тебя ждала, верность хранила?
– Я не просил её ждать меня. И, тем более, каждый день писать мне письма. Я ничего ей не обещал.
– Каждый день письмо? Не представляю, что можно писать каждый день.
– Да! Да, пачка писем раз в неделю, Когда приходила почта, ребята мне завидовали.
– А ты? Ты писал ей?
– Две открытки на Новый год.
«Ужас! Целых два года! Я бы так не смогла Я бы такого не выдержала», – подумала я.
– Ну всё, дождь кончился. Извини, мне пора. Пока! Не провожай! – Мне нужно было остаться одной, подумать. «Лена – симпатичная, преданная. Она ждёт, что они поженятся. И тут я. – «Здрасте, я ваша тётя!»
– Я буду ждать тебя после лекций.
– Не жди!
Я попросила домашних, если он будет звонить, говорить, что меня нет дома. Но он не звонил.
Впереди были праздники, а мне было не до веселья. Я чувствовала себя страшно одинокой. Мила – моя самая близкая подруга вышла замуж, а парни оказались изменниками. Мой бывший приятель у меня на глазах стал флиртовать с какой-то вертихвосткой. Матвеев тоже хорош, сходу предал свою первую любовь. Не могу простить его. Верная девушка ждёт его два года, а он побежал за первой попавшейся юбкой.
От одиночества мне было так плохо, что я не знала куда деваться. Домашним велела на мужские звонки отвечать, что меня нет дома. А сама тихо страдала.
Наконец Мила вспомнила обо мне. Я ужасно обрадовалась её звонку, излила ей всё, что было на душе, сказала, что со своим приятелем рассталась. Только про наши отношения с Матвеевым не обмолвилась. У меня от Милы появились секреты.
А она мне в ответ:
– У Матвеева похожая история. Его Лена Воронова на днях вышла замуж. Он с горя напился, пришёл к нам, чуть не плакал от обиды. Ты позвони ему, попроси, чтобы он тебя пригласил в кино. Он киноман, ни одного фильма не пропускает. Вот и тебя пусть возьмёт с собой.
Я долго думала – звонить, не звонить? Но всё-таки решилась. И, да! Он пригласил меня в кино.
Ну а я пригласила его в театр.

БОЛЬШОЙ ТЕАТР

По счастливой случайности мне досталось два билета в Большой театр на «Чио-Чио-сан». Я еле уговорила его пойти со мной. Оказывается, он театром совсем не интересуется. Для него театр, а тем более классическая опера не просто скучна и неинтересна, она его раздражает. Он так и сказал: «Со школы театр «терпеть ненавижу!» Как вспомню Татьяну в «Онегине», ржу, не могу».
– Представляешь, в седьмом классе проходим мы « Онегина». Наша русичка добровольно-принудительно повела нас всем классом на оперу в Большой. Девчонкам, тем – все эти шуры-муры интересны, а пацанам – они до лампочки. Пушкин чёрным по белому пишет: «девочка тринадцати лет», – подросток, наша ровесница. А мы смотрим, на сцену выходит тётка в два обхвата, на ней корсет трещит, открывает рот полный золотых зубов и как заголосит, как иерихонская труба. Мы там от смеха чуть с галёрки не попадали. Мы спрашиваем училку: «А нельзя было найти певицу помоложе?» А она, с восхищением глядя на сцену, отрицательно покачала головой. – «С таким сопрано она обречена пожизненно исполнять партию Татьяны». Прикинь! И потом, зачем они поют, ничего же не понятно, Лучше бы просто говорили.
Придумывая на ходу, как бы отбрыкаться от оперы, он выдал:
– Я понимаю рок!
–Твой рок, – это какофония!
– Ты, что, и битлов не любишь?
– Нет, почему же, битлы – это классика.
– Ты не любишь, потому что не слышала настоящего рока. Ария, Майк Науменко, АукцЫон, – услышишь, сразу станешь их фанаткой.
Мне было понятно, что вытащить его в театр или на выставку непосильная задача. К нему нужно было найти подход.
– Хорошо, – сказала я покорно. – Давай так: я буду приобщать тебя к классической музыке и театру, а ты меня к своему ужасному року и кино.
– Ладно, – согласился он.
– Отлично, – сказала я, – завтра мы идём в Большой театр.
–Хорошо, – неожиданно быстро сдался он. – Только давай встретимся пораньше, мне нужно в ЦУМе дефицитные детали посмотреть,
– Давай! – Мне тоже нужно было подобрать пуговки к костюму.

ЦУМ

Мы вошли в магазин и сразу забыли друг о друге. Я уткнулась носом в витрину с сумками. Там была одна сумка, закачаешься! Из тонкой замши – нубука, но и стоила она немерено – 36 рублей 60 копеек – половину моей зарплаты. Я не могла поверить, что сумка может стоить таких денег. Но он повертел её в руках, понюхал. «Действительно, натуральная кожа». И добавил, что такую хорошую сумку надо брать, иначе потом мы пожалеем, что упустили её.
– Там внутри ещё кошелёк и зеркальце, – я была без ума от сумки.
Он подошёл к продавщице, выписал чек и оплатил его через кассу.
– Тебе купили, – сказал он, вручив мне сумку, – теперь мне нужно в отдел электроники. Засеки время, через 15 минут встречаемся на углу.
Пока он отошёл в свою любимую электронику, я прошлась по улице и остановилась на углу. От радости я готова была плясать. Нет, сумка была потрясная.
Он задерживался. Мне даже в голову не приходило, что можно забыв обо всём на свете, часами проводить время, разглядывая каждую деталь.
В ожидании его я крутилась на углу ЦУМа, то перекладывая сумку из руки в руку, то вешая её на плечо, потом обняла её двумя руками и, мечтательно прислонившись к стене, представила себя моделью с обложки журнала.
Смотрю, проходящий мимо жгучий брюнет остановился, смерил меня взглядом и, подойдя ко мне, побарабанил пальцами по сумке.
– Сколько?
– 36 рублей 60 копеек!
– Почему ещё и копейки? – ошарашено спросил мужик.
– Как почему? Так госцена же! – Чего тут удивительного. Вот странный! – подумала я. – Сейчас ценник найду, – сказала я, роясь в сумочке.
Мужик оторопел.
Тут сзади подошёл Володя и обнял меня. Брюнета как ветром сдуло.
– Что ему от тебя надо было?
– Спрашивал, сколько стоит сумка. Может, хотел купить такую же своей жене.
– Ну ты наивная, птица – синица! – Сказал он, разглядывая меня, как будто первый раз увидел.– Ты думаешь, зачем он к тебе подходил? Он думал, что ты путана.
– Я что похожа на профурсетку? – обомлела я, смущённо одергивая юбку.
– Да нет! Но они всякие бывают, – стараясь не рассмеяться, он пристально смотрел на меня.
– Они зарабатывают, продавая свою любовь? – Показала я свои познания в щекотливой теме.
– У Высоцкого на эту тему есть «Городской романс». Знаешь? – Он говорил с усмешкой. – Это девушки, которые не нашли своего призвания, своего места в жизни. Могли бы стать учительницами или врачами…
– Ой, да шли бы работать в библиотеку, что ли, как некоторые, – намекая на себя, добавила я.
– Ладно, пойдём приобщаться к прекрасному, а то опоздаем. Я тебе как-нибудь потом объясню.

ЧИО-ЧИО-САН

Мы купили программку и заняли свои места. Изучив либретто, я приготовилась мужественно переносить предстоящие испытания совсем ещё юной и наивной японской гейши Чио-Чио-сан, по прозвищу Баттерфляй.
Судьба была к ней сурова. Из-за бедности сиротку Чио-Чио-сан отдали в школу для гейш. Для девочки из обедневшей семьи развлекать мужчин пением и танцами было унижением. Здесь её увидел американский военный моряк Пинкертон. Девушка была одета в белое шёлковое кимоно с длинными рукавами, её волосы, уложенные в классические японские букли с палочками-заколками, украшали белые цветки жасмина. Она сама была как нежный цветок. Пинкертон захотел поразвлечься, сорвав этот чистый благоухающий свежестью цветок. Он решил – женится на девушке, проведёт с ней ночь и на следующее утро исчезнет – контракт разорван и никто никому ничего не должен. Эта постановка его ни к чему не обязывает. Он вернётся в Америку, а уж там женится по-настоящему.
Когда красавец лейтенант в белой парадной форме морского флота говорил ей комплименты, обещал счастливую жизнь и вечную любовь, Чио-чио-сан не понимала, что для Пинкертона – это игра. Она доверилась ему. А, когда он сделал ей предложение руки и сердца, она с радостью согласилась.
Обряд бракосочетания прошёл чин по чину. При свидетелях их назвали супругами. Пинкертон был без ума от соблазнительного вида Чио-Чио-сан, переодевшийся в
супружеский наряд. Он подхватил её на руки и внес в дом для ночных утех.
Наутро Пинкертон уплыл на военном корабле к себе в Америку. Скоро он забыл о своей крошке Чио-Чио-сан и снова женился. А она, родив сына, преданно ждала своего возлюбленного. Не теряя надежды, она ходила к морю, с волнением встречая каждый корабль.
Проходит три года и американец возвращается в Японию с новой женой, чтобы забрать своего маленького сына. Чио-Чио-сан в отчаянии. Она не может пережить этого.
Ей не остается ничего другого, как решиться на отчаянный поступок и уйти из жизни. Она пронзает сердце кинжалом.
Надо сказать, что одно упоминание имени Джакомо Пуччини вызывает у меня душевный трепет. А при первых тактах я погружаюсь в другое измерение, и завороженная изумительной музыкой и захватывающим сюжетом до последнего такта живу в мире героев оперы. Необычная история японской девушки и американского военного моряка захватила меня так, что я, кажется, не дышала. Я переживала историю Баттерфляй как собственную драму. Но заключительная часть оперы, с нарастающим драматизмом довела меня до слёз. Какое горе для матери расстаться со своим ребёнком! Просто взять и отдать его на воспитание своему неверному мужу и его второй жене. Но Баттерфляй – японская женщина, и она покорилась желанию мужа: согласилась отдать ему сына.
Сначала я держалась, незаметно платочком вытирала мокрые дорожки от слёз. Но при прощании Чио-Чио-сан с ребёнком, я уже не могла удержать этот поток. Пронзительные ноты вызывали мороз по коже, моя душа разрывалась от горя.
Чтобы не было слышно моих всхлипываний, я уткнулась головой в плечо Вовочки.
Зрители взорвались громом аплодисментов, заглушив мои рыдания.
Мы поспешили выйти в фойе. Я не могла остановиться.
– Ну что ты расплакалась как маленькая. Смотри – рукав пиджака промок насквозь.– Он не знал, как остановить мой поток слёз. – Какая же ты у меня чувствительная!
– Не могу! Представляешь, вот встречу я человека, полюблю, мы поженимся, родится у нас мальчик… – Я прямо-таки увидела своё счастливое будущее. – А потом его у меня заберут. Представляешь, моего мальчика заберут! – у меня сердце разрывалось от горя. Я безутешно рыдала.
– Кто? Никто у тебя ребёнка не заберёт. Да и муж не позволит.
– А вот он вырастет, и заберут его в армию. А там же так опасно!
– Не реви! У тебя будет девочка, дочка.
– Откуда ты знаешь? – всхлипывая, я ухватилась за соломинку. – С чего ты взял?
– Я так вижу. Такая красивенькая, похожая на тебя, глазастенькая, косички с бантиками.
Я вытерла слёзы. Такой поворот дела меня устраивал.
– Главное, чтобы умная была.
– И не такая плакса, как ты. А то от сырости грибы в доме разведутся.
Он вывел меня на улицу и, остановив первого попавшего мужчину, стрельнул у него папиросу.
– Вот, кроме «Беломора» ничего не было.– Он закурил и сунул папиросу мне. Я вдохнула.
Дальше я ничего не помню.
--------------------------------
*«Tombelaneige» Сальваторе Адамо. Падает снег.