Диплом

     Защита дипломного проекта. Еще в институте я защищал диплом. Сейчас уже не вспомню, как моим руководителем стал проректор по научной работе. Меня не особенно беспокоила оценка. Шеф, как мы за глаза его называли, проводил исследования. И я с друзьями пытался что-то для этого сделать. Приходилось много работать с преподавателями кафедры математики. В итоге то, что касается основной части работы, я не напрягаясь взял из какой-то диссертации, за что чуть не поплатился.
     То, что было сделано для шефа, занимало чуть больше одного листа. Он оценил это. Рецензент оценил работу на отлично, а на защите я чуть поплыл. И после доклада мне ребята сказали, что могут поставить тройку. Я посмеялся и сказал, что студенту, у которого руководитель проректор, поставить трояк не посмеют. Я получил четверку.
     А шеф, на одной из консультаций рассказал про одного из своих дипломников. Тот проектировал самолетную антенну. Она была в форме круга и располагалась в хвостовой части самолета. На последней, перед защитой, консультации было много вопросов, которые обсуждались больше двух часов. В конце беседы студент, устав, показал на круг в хвосте самолета (а это была его антенна) и спросил, что это. Руководитель, подумав, что это шутка, также пошутил, ответив, что это запасное колесо. Как известно, запоминается последнее.
     В то время в комиссию на защите дипломов включали представителей райкома КПСС или ВЛКСМ. Дабы не сидеть без дела, они, иногда, задавали вопросы. И вот такой «член комиссии» прослушав доклад, спросил, что это за круг в хвосте самолета. А студент, вспомнив консультацию, не думая, сказал, что это запасное колесо. Хорошо, что руководитель был проректор, а то бы поставили трояк за такое неуважение к представителю КПСС.
     Прошло десять лет, и мне снова представилась возможность защитить дипломную работу, теперь уже в Академии. Руководителя мне посоветовал начальник учебной части факультета майор Зябков Николай Абрамович. А с ним мне посоветовал познакомиться Сергей Андреевич Вербицкий. Я его знал еще комбатом на сборах, а он после академии пришел к нам в 305 ракетный полк в Выру заместителем командира полка. Он сам меня вызвал в первый же день, расспросил про полк, про людей, рассказал про Академию. Он же посоветовал сразу по прибытии в академию зайти к Николаю Абрамовичу. Доложить, что я от Сергея Вербицкого, поступаю, передать привет и ещё кое-что. Естественно, я так и сделал. И с Николаем Абрамовичем я поддерживал связь все два года обучения.
     Руководителем диплома у меня был доктор наук полковник Нечай Петр Михайлович. Он не вел у нас занятия, и удивился, когда я к нему пришел. Но предложил тему, о которой нам рассказывали на лекциях совсем немного: «Работа командира дивизии СПУ по организации засечки ядерных взрывов». Я сразу согласился, только попросил дать побольше литературы, чтобы изучить вопрос хорошо.
     Две недели я читал книги, диссертации, старые дипломы. Набросав план работы и некоторые вопросы, я пошел к Петру Михайловичу. Он удивился, что я две недели не показывался. Но когда я предложил план работы, удивился еще больше. План мы обсуждали недолго. Он внес небольшие коррективы, дал еще несколько книжек и две диссертации.
     Вот тут я допустил ошибку. Не напрягаясь, я написал первый параграф, вот только за основу взял расчет для дивизии «ОС», а не «СПУ». Петр Михайлович, увидев эту глупость не ругался, а сказал, что он был обо мне лучшего мнения.  После недолгой беседы мы снова нашли общий язык, и дальше работа над дипломом шла уже нормально. Конечно, ничего нового я не придумал, да и дипломная работа этого не предполагает. Защита прошла нормально, свою четверку я получил, а на большее и не рассчитывал.
      Не помню кто однажды мне рассказал про диплом выпускника ракетного училища, в котором была написана следующая фраза: «Вал турбонасосного агрегата (речь шла о ракетном двигателе) изготавливаем из гнилой осины, поскольку читать эту фигню (тут было написано другое слово) никто не будет».
     Первые дипломники появились у меня на третьем году преподавания. Это были слушатели из отделения, где я вел практические занятия. Два человека пришли и сказали, что хотят писать диплом у меня. И темы они уже выбрали. Без консультации старших товарищей не обошлось. Мне рассказали, что и как я должен делать, когда и что контролировать, к кому отправлять на рецензию. Я не скрывая рассказал этим офицерам, что они мои первые дипломники, но это их не смутило. Багаж армейской службы их убеждал больше, чем небольшой стаж преподавания. Эх, сейчас бы восстановить все записи, я еще лучше, все вспомнить. Но ни того, ни другого сделать невозможно. И фамилии дипломников я, увы не помню. Не только первых, а почти всех. Один из моих учеников
Николай Михайлович Лебедев недавно напомнил две фамилии моих дипломников: Ольховик и Максимов.
     Из всех своих дипломников я хорошо запомнил работу с двумя офицерами. Да не фамилии, а именно работу их над своими дипломами. Правда, запомнил, что один был майор, а второй подполковник. Подполковник производил впечатление человека серьезного и ответственного. Поэтому я ему дал в помощь диплом, который моим подопечным был защищен года два назад.  Темы дипломов были одинаковыми. Но раскрыть их в работе мне хотелось по- разному. Я рассказал подполковнику о своем видении содержания работы и предложил составить расширенный план.
     Прошло около двух недель, а дипломник не появлялся. Найти слушателя не составило труда, а вот с планом у него была проблема. Он оправдывался, что навалилось несколько долгов, семейные обстоятельства, еще какие-то сложности и просил еще две недели. Конечно, в жизни бывает всякое, и я согласился. В итоге, через месяц после начала работы появился план, который никак не отвечал моим требованиям. Мы потратили часа полтора на то, чтобы план соответствовал моему видению работы. Такое его отношение к работе меня насторожило. Я в этом отделении занятий не вел, отношения этого слушателя к работе, естественно, не знал. Но полагал, что подполковник человек серьезный и ответственный. Увы, я ошибся.
     Через неделю, в установленное для встречи время подполковник опять не пришел. Появился он еще через неделю. Я сказал, что такая «работа» мне не нравится и придется доложить начальнику курса. До защиты осталось чуть больше месяца, а ничего не сделано.  Но опять подполковник клятвенно обещание исправить положение, и я снова поверил. Занятия, экзамены, работа с другими дипломниками немного отвлекли меня. Подполковник несколько раз приносил черновики. Я их, естественно, внимательно читал, но понять из этих материалов как это будет смотреться в чистом виде было достаточно сложно. Что-то меня настораживало, но понять, что, я не мог.
      Зачем мне понадобился диплом, который был у подполковника, я не помню. Я забрал диплом, пришел в преподавательскую и открыл случайную страницу. Текст и схемы показались мне знакомы. А увидеть их я мог только в «работе» подполковника. Я еще раз сходил к нему в класс и попросил все, что он «написал».
     Мои предположения подтвердились. Подполковник, не напрягаясь, переписал большую часть дипломам. Сразу на чистовик, чтобы не тратить время. А схемы копировал на стекле, подставив под него лампу. Это я понял, наложив рисунки. Такого бессовестного плагиата мне никогда не приходилось видеть. Вот почему что-то меня насторожило. Запомнить диплом двухлетней давности я, естественно, не мог. Но когда я читал «работу» подполковника, я, естественно, что-то почувствовал.
     До защиты диплома осталось чуть больше недели. А еще надо было отправить его на рецензию.
     Я через дежурного по факультету вызвал подполковника к себе. На мой вопрос, как он мог позволить себе списать работу, он отреагировал, как всегда. Начал рассказывать о долгах по физо и другим предметам, про сложности в семье, про неважное распределение. А когда я сказал, что сейчас пойду к начальнику кафедры и доложу о том, что диплома, фактически, нет, стал умолять не делать этого, чуть не плача. Я понимал, что и меня «по головке не погладят». Наверное, у подполковника на это тоже был расчет.
      Я сказал, что сейчас пойду к рецензенту и попрошу написать отвратительную рецензию, и оценить диплом не выше тройки. Но это подполковника совсем не волновало. Он даже улыбнулся, когда я сказал про оценку.
     Дабы у рецензента не было вопросов, я сам написал проект рецензии, где «разгромил» «работу» в пух и прах. А в заключении предложил оценить работу не выше «удовлетворительно». Затем я переговорил с некоторыми членами экзаменационной комиссии. Конечно, я не говорил, что подполковник списал диплом. Но расписал его «работу» так, чтобы им было понятно, что этого человека надо так «выдрать» на защите, чтобы он запомнил это на всю жизнь.
     Я не пошел на защиту. У меня не было занятий в тот день, и в этом случае преподаватели, как правило, присутствовали на защите. Подполковнику поставили «трояк», но его это нисколько не огорчило. Чуть позже он пришел ко мне в преподавательскую, спросил разрешения обратиться. Я был не один. И когда в ответ на его просьбу сказал: -«Выйдите вон, я с вами не хочу разговаривать» -коллеги сильно удивились. Они знали, как я отношусь к слушателям, и такой резкости от меня не ждали. Я не стал отвечать на их вопросы, извинился и сказал только, что это подлец и с ним по- другому нельзя. Повлиял-ли этот случай на мое отношение к слушателям? Конечно. Я не стал более подозрительным и недоверчивым. Но теперь я брал для написания диплома только тех, кого знал сам или о ком было хорошее мнение у моих коллег. 
     Прошло много лет, я об этом никому раньше не рассказывал, но ту подлость, которую совершил этот человек, я не забуду никогда.
    А вот то, что я не запомнил фамилию того майора, который писал у меня диплом, очень жалко. Наверное, в моих блокнотах были записи об этом человеке, но часть блокнотов утеряна, а в тех, что сохранились найти ничего не удалось.
     Через несколько дней после согласования общих вопросов по содержанию дипломной работы он принес расширенный план и так подробно объяснил все, что он хочет написать, что я удивился. Но оказалось, что вопросами планирования марша, а работа была об этом, он занимался и в войсках.
     Приятно, когда человек относится к работе с душой. Именно так и было. Он раскрывал вопросы диплома так, что казалось, что ему не хватит объема работы, чтобы все описать.
     Подробно и качественно был подготовлен иллюстрационный материал. Причем рисунки и чертежи в работе были сделаны так, как мог только настоящий художник. Как оказалось, такие навыки у этого человека тоже были.
     Наконец дошли до тренировки доклада. Вот тут сразу возникло много проблем. Как известно, во время представления работы докладчик всегда должен стоять лицом к слушателям, то есть к членам комиссии. И, при этом, указка всегда должна быть направлена на ту точку на плакате, которая соответствует излагаемому материалу. Значит доклад надо было не читать, а излагать на память. И «видеть затылком» куда направлена указка.
     Очередное заслушивание в пятницу показало, что работать над докладом еще надо. И тут я вспомнил, и рассказал, как сам тренировал доклад в институте. Я записывал на магнитофон доклад, потом прослушивал его, отмечал недостатки и корректировал отдельно эти места. Но там работа была несекретной. Пришлось идти на хитрость. Доклад переписать на несекретные листы, заменив все, что касается ракетного комплекса. Конечно, было сложно, но, как говорится, «голь на выдумки хитра». 
     В понедельник после обеда мы со слушателем заняли одну из свободных аудиторий, он развесил плакаты и, как перед комиссией, представил доклад.
     То, что я слушал в пятницу, и то, что услышал в понедельник отличалось, «как небо и земля». 
Весь доклад был сделан на память, ни строчки не прочитано, рука с указкой всегда показывала в то место, куда надо по тексту.
     Я выразил восхищение проделанной за выходные работой. Оказалось, что майор не только записывал доклад на магнитофон, но еще и повесил перед собой зеркало, где были видны плакаты. И к исходу воскресенья добился прекрасных результатов. 
     Защита была во вторник. Увы, у меня в это время были занятия со слушателями первого курса, и присутствовать на защите я не смог. Когда у меня на занятиях был перерыв, майор подошел ко мне и сказал, что его работа оценена на отлично. Я в этом нисколько не сомневался.
     Два члена комиссии были с нашей кафедры. Я, естественно, рассказал им про то, какую шикарную работу проделал дипломник и попросил обратить на него внимание. А председателем комиссии был генерал-майор Плюснин Вениамин Павлович. Он относился ко мне с уважением, много помогал в освоении преподавательского мастерства. Ему я про дипломника ничего не говорил. После занятий я находился в преподавательской, когда пришел Вениамин Павлович.
-Володя, - он часто называл меня по имени, -ты почему не был на защите?
-У меня занятия были, Вениамин Павлович, -сказал я, пожав протянутую руку.
-Как жалко, тебе обязательно надо было видеть эту защиту, - сказал Плюснин.
     Дальше он в превосходных тонах рассказал, как майор представил доклад, как ни разу не заглянув в тетрадь, без запинки все десять минут на память докладывал содержание прекрасной работы, как во время доклада указка всегда была на том месте плакатов, которое надо.
     Все мои друзья, которые в это время были в преподавательской, внимательно слушали Вениамина Павловича. Он был непререкаемым авторитетом на кафедре, и его превосходная оценка показывала, что диплом, действительно, был отличным, а защита образцовой. И мне, как руководителю, естественно, было очень приятно слушать такую оценку.
     Когда Плюснин вышел, ребята поздравили меня с такой превосходной оценкой. А я пошел в класс, где проходила самоподготовка этого отделения. Я от всей души поздравил майора с отличной оценкой и рассказал всем слушателям, как превосходно оценил работу генерал Плюснин, командир ракетной дивизии, кандидат военных наук, профессор, человек, которого знали и уважали все Ракетные войска. 
     За время работы в академии у меня было много дипломников. Их работы всегда оценивались только на «хорошо» и «отлично». Но такого, не хвастая скажу, триумфа, не получал больше никто. И остается еще раз пожалеть о том, что фамилию этого человека я не запомнил. Увы, лучшие люди часто остаются неизвестными.