Рубеж - 62. Тягостные воспоминания

61. Вестник смерти  http://proza.ru/2022/02/15/304

Всю ночь Камоса проплакала, уткнув лицо в подушку. Внезапная смерть отца поразила и потрясла ее до глубины души. Матери своей она почти не помнила. Кульдюрей всегда был бесконечно добр к ней – любил и баловал, называл своей ненаглядной. То, что он вот так неожиданно и нелепо, в рассвете сил ушел из жизни, казалось ей ужасно несправедливым и жестоким.

К искренней скорби примешивались и другие чувства. В любой тяжелой ситуации она привыкла полагаться на отца.  Даже если он был далеко, даже если он ничем ей на самом деле не мог помочь. Сердце грела сама мысль, что он есть на свете, что он думает и горюет о ней. Теперь этой защиты и опоры у нее больше не было. И если прежде Камосе казалось самым важным добраться до ставки Кульдюрея, то теперь она вдруг с необычайной остротой ощутила свое одиночество. След Сотана она потеряла, не знает даже, жив ли он. Единственный ее единоутробный брат томится в плену в Велигарде, а кроме них, кто ее еще любит? Кто ее защитит? Правда, у Камосы имелось немало единокровных братьев, но с ними у нее никогда не было тесных, задушевных отношений. Теперь, когда больше нет власти отца, а власть старшего брата-наследника сделалась призрачной и почти что нереальной, между остальными сыновьями, скорее всего, вспыхнет междоусобная свара. И в этой кровавой борьбе для женщин уготована только одна роль – служить разменной монетой в различных политических комбинациях.  Камоса понимала это, и поэтому она плакала также о своей несчастной сиротской доле, о своем одиночестве и своей неприкаянности.
Только под утро ей удалось заснуть. Однако сон ее был тревожным и недолгим. На рассвете поднялся Кумбал, который собирался еще до полудня вернуться в лагерь под Тумашем. Но прежде, чем уехать, он пожелал поговорить со своей пленницей. Испуганная и обиженная Чуруня (накануне хан, не стесняясь в выражениях, ругательски изругал ее и мужа за нераспорядительность, неожиданный и дерзкий поступок Камосы сильно его разгневал) кое-как натянула на свою подопечную платье и вытолкала в соседний чертог, по которому нетерпеливо расхаживал Кумбал.
Впрочем, с самой Камосой хан говорил сдержанно, не допуская никаких грубостей.

- Твои слова подтвердились, - сказал он. – Приходится признать, что ты дочь Кульдюрея. Но, увы, твой отец умер, и обратно его не вернуть.
- Как это произошло? – спросила Камоса.
- Смерть хана была внезапной, неожиданной. Некоторые полагают, что его убили ядом.

- Кто его мог отравить?
- Я бы заподозрил Межамира, - подумав, сказал Кумбал. – Да только ему смерть твоего отца была совсем невыгодной. Бьюсь об заклад, она стала для него такой же неожиданностью, как и для всех нас. Иначе бы он сумел подготовиться и не попал бы так нелепо к нам в плен.
- Что же теперь будет?

- Мы тебя больше не задерживаем, можешь уехать, если хочешь, да только я тебе не советую так поступать. Лучше подожди здесь, пока не кончится война и не решится судьба твоего брата. Я приказал слугам исполнять твои желания. Ты ни в чем не будешь нуждаться.

Камоса смотрела в глаза Кумбала и не верила ему. Однако, все взвесив, она приняла его предложение, ясно сознавая, что в ее положении в действительности мало что переменится. Увы, но ей в самом деле некуда было податься. 
Уезжая, Кумбал пообещал прислать Камосе служанку, которая помогала бы ей заниматься хозяйством. Дочь Кульдюрея поначалу не поняла для чего он это делает, но днем она узнала, что Чуруню отсылают из Старграда в степь. Она сама сообщила ей об этом.

- Хан не простил мне, что ты появилась на пиру, и твое пребывание здесь теперь невозможно скрыть от других.
- Мне жаль, что моя выходка поссорила тебя с Кумбалом. То, как он с тобой поступает – несправедливо.

- Стоит ли толковать о справедливости, когда мир далек от совершенства? – отвечала жена бийя. -  К тому же я рада, что для тебя все так закончилось. Не знаю, какие планы на твой счет были у Кумбала прежде, но, я думаю, он в любом случае не должен был лишать тебя свободы. Если бы хан сразу отправил тебя к отцу, все могло быть иначе.

«И мой отец был бы сейчас жив», - сказала себе Камоса. Ей захотелось заплакать, но она сдержалась. «Что толку каждую минуту лить слезы, - подумала она. – Кого это может смягчить или разжалобить? Надо привыкать к тому, что я теперь одна, и никто не постоит за меня, кроме меня самой».

Чуруня собиралась уехать на другой день утром, но еще прежде, до заката солнца явилась присланная ей на смену женщина. Камоса стояла на крыше и видела, как она въезжала во двор терема. Сеял мелкий дождик. На вновь прибывшей была теплая бурка с меховым капюшоном, не позволявшим разглядеть черты ее лица. Тем не менее, движения и походка гостьи, когда она, отдав коня конюху, пересекала двор, показались Камосе знакомыми. Дочь Кульдюрея поспешила сойти вниз, чтобы встретить свою компаньонку. Входя в чертог, та отбросила капюшон назад. Белокурые волосы рассыпались по ее плечам.

- Кагамата? Это ты? – удивилась Камоса.
- Хан отправил меня тебе в помощь, госпожа, - сообщила трумлянка. – Он посчитал, что тебе будет лучше с человеком, которого ты хорошо знаешь.
Рабыня хотела поклониться в знак приветствия, но Камоса не позволила и крепко ее обняла.

- Я очень рада, Кагамата, - сказала она. – Я уже стала сомневаться в добрых намерениях Кумбала. Но теперь вижу, что он действительно думает о том, как мне помочь.

Кагамата удивленно посмотрела на свою собеседницу.
- Да, конечно… госпожа, - произнесла она с запинкой. – Я тоже очень рада служить тебе. Когда я узнала, что ты, наконец, нашлась, что ты живешь под ханской защитой в Старграде, сердце мое наполнилось радостью. Ведь с тех пор, как ты бежала из Велигарда, о тебе не было никаких известий. Ходили разные слухи. Один страшнее другого. Но мы не теряли надежды, госпожа. Жаль, что великий хан не дожил до этой минуты. Вот он бы обрадовался…

- Боги лишили его этой радости, - с горечью произнесла Камоса. – Нам остается только принять их волю.

Кагамата заняла комнату уехавшей Чуруни и быстро вошла во все дела: она распоряжалась служанками, вела домашнее хозяйство, а по вечерам развлекала Камосу своими беседами. Трумлянка была хорошо осведомлена, находилась в курсе всех новостей и ей было, что рассказать. К тому же многие ограничения, прежде тяготевшие над Камосой, теперь были отменены. Она могла не только гулять по саду, но и выходить в город. Однако в этом случае ее должны были сопровождать вооруженные охранники. Подобная свита была Камосе не по душе, и она редко пользовалась своим правом, предпочитая прогулки на крыше. Терем был высокий, с него открывался прекрасный вид, так что Камоса могла наблюдать все подробности городской жизни.

Казалось, что Кагамата целиком и полностью погрузилась в заботы своей госпожи, что она предана ей душой и телом. Однако на самом деле ее беспокоило и занимало совсем иное. Дня через четыре после своего переселения в Старград Кагамата вечером покинула терем под предлогом того, что ей надо навестить портного.
Удалившись на достаточное расстояние от центральной площади, трумлянка свернула в узкий, кривой переулок, где не было мостовой и где ей пришлось идти по щиколотку в грязи. С освещением здесь тоже оказалось худо. Так что любопытному соглядатаю (если бы такой вдруг нашелся) было трудно проследить, куда и с какой целью на самом деле она отправилась. Пройдя шагов тридцать, Кагамата внезапно исчезла, словно растворилась в быстро темневшем воздухе.

 На самом деле девушка юркнула в узкую, едва заметную калитку в длинном глухом заборе, которая тотчас за ней затворилась. По ту сторону ограды было еще темнее, чем в переулке, но зато здесь имелась узкая дорожка, вымощенная толстыми дубовыми полешками. Кагамата прошла по ней несколько шагов и уперлась в стену дома. Пошарив, она нашла другую дверцу и через минуту оказалась внутри полуземлянки, почти невидимой за забором.

В маленькой горнице с белеными стенами и земляным полом помещались только несколько перевернутых бочонков, две лавки и простой, сколоченный из досок стол. В углу у задней стены располагалась печь-каменка. В печке пылал жаркий огонь, отчего в горнице было тепло и достаточно светло. На одной из лавок, положив локти на стол и утвердив на переплетенных пальцах свой подбородок, сидел высокий, грузный мужчина в овчинном полушубке. Услышав шум открывающейся двери, он поднял голову и сказал:

- Добрый вечер, сестра!
Кагамата, не отвечая на приветствие, опустилась на лавку напротив и спросила:
- Зачем меня звал?
- Увидеться, узнать, как у тебя дела. Все-таки мы не чужие.
- Чужие или не чужие, но мои дела тебя не касаются. Также, как твои меня. Если это все, то мне пора.

- Погоди! – остановил ее Григор. – Как ты всякий раз торопишься от меня уйти!
- Ты ведь не сам по себе, ты при своем хозяине. А от него лучше держаться подальше.
- Прошлая встреча тебе пришлась не по вкусу? - усмехнулся Григор.
- Я от нее ждала большего.

- По-моему, все вышло, как ты желала. Хаканесу поймали за руку на месте преступления.
- Поймали, да только не удержали. Она вновь госпожа, а я ее рабыня. Ничего не переменилось.
- В этом нет вины моего хозяина, - ответил Григор.
- Может быть, хотя он-то как раз добился всего, чего хотел. А я, хотя и рисковала всем, не получила ничего. Думаешь легко было выбраться из Велигарда после смерти хакана? К счастью, я мало похожа на кунских женщин, и мне удалось избежать расправы.

- Так бывает, когда в людские дела вмешиваются боги. Мой хозяин говорит, что в подобном случае надо просто принять происшедшее как неизбежность.
- Принять на время – это одно, а смириться навсегда – совсем иное. Впрочем, нет нужды спорить об этом дальше.

- Не будем спорить, - согласился Григор, - тем более, это действительно не мое дело. Одного не пойму, за что ты так ненавидишь свою госпожу. Она обманула, предала тебя? Сделала козлом отпущения, воспользовалась твоим зависимым положением?

- Она сделала гораздо худшее: она оболгала меня перед господином.
- Перед ханом Бахметом?
Кагамата кивнула.

- Она излила на его голову целые потоки лжи против меня! Нет, она никогда впрямую меня не обвиняла. Только исподволь плела против меня тайные интриги. Она делала это так тихо и незаметно, что даже я   не сразу заметила опасность, а когда спохватилась, было уже поздно.

- Что же такого произошло? – спросил Григор.
- Господин отказался от меня, отдалил от себя, переселил под благовидным предлогом в отдельную юрту и больше никогда не искал со мной близости. Тебе не понять, что это такое, поэтому не буду тратить слов. Но поверь, это все равно, что тебя вдруг объявили дурной старухой, для которой отныне все кончено. 
— Все это, конечно, плохо, - неуверенно произнес Григор. – Плохо, что она с тобой так обошлась. Только зачем ей было так поступать?

- Из-за наложницы.
- Какой наложницы?
- Год назад у хана появилась новая зазноба. Выскочка из тех, что прикидываются нежными голубками, но прячут когти подлиннее, чем у коршуна. По правде сказать, я ее недооценила. Думала она простушка, пустышка – ничего, кроме смазливого личика. Иногда приходится делить с такими сердце господина, чтобы он острее чувствовал, кто есть кто. Она поначалу была счастлива каждой крошке, которую я позволяла ей взять с моего стола. Говорила, что рада быть при Бахмете приблудной кошкой, лишь бы он иногда ронял на нее свой взгляд. Но метила-то она гораздо выше. И когда ей посчастливилось забеременеть, она сразу сменила тон.

Кагамата замолчала. Взгляд ее был грозен. Глаза потемнели.
- И что? – спросил Григор.

- Ничего! Боги посылают нам дары, а потом забирают обратно. И с выскочками это случается чаще, чем с другими. Произошел выкидыш. Она сначала лишилась ребенка, а потом своей красоты. На нее напала жестокая лихоманка, замучили кровотечения, за несколько месяцев она пожелтела и усохла, словно старуха. Господин, хотя и жалел ее, должен был от нее отказаться. И все бы хорошо, да только наш врач заподозрил, что в питье, которое он готовил этой выскочке, кто-то подмешал сильнодействующее лекарство. Сам он боялся доложить о своих подозрениях, ведь заподозрить могли его самого. И тогда это сделала Камоса. Не знаю, что доподлинно она сказала господину, но только после этого он навсегда отказал мне от своего ложа. Он отверг меня, не сказав ни единого слова, не выслушав моих оправданий, словно между нами не было нескольких лет любви. И, конечно, это произошло не просто так, а из-за происков его сестрицы. И ты хочешь, чтобы я забыла об этой обиде? Да скорее солнце спалит землю и превратит ее в обугленную головешку, чем я смирюсь со своим положением.

- Но ведь сейчас у тебя есть могущественный покровитель. Тот самый, что помог тебе летом незаметно уехать из Склавии. Конечно, это не хан, но, я знаю, он пользуется доверием и дружбой Кумбала, а это не мало.
- Ты говоришь об Арапше? - спокойно произнесла Кагамата. – Далеко не всем известно, что он оказывает мне свое покровительство. Об этом не кричат на улицах, и не болтают в кабаках. Узнать об этом мог только тот, кто специально собирал обо мне сведения и не скупился на расходы, чтобы развязать языки.

- Мой господин и не скрывал никогда, что ты его интересуешь. Я тебе говорил об этом еще прежде.
- И что ему нужно от меня на этот раз?

- Сущую безделицу. Он хотел бы прочитать несколько проповедей в Старграде. И хотел бы заручиться поддержкой какого-нибудь влиятельного человека. Арапша более других ему симпатичен. И если ты устроишь их встречу и окажешь содействие в их сближении, мой господин будет должен тебе услугу.

- Я не нуждаюсь в его покровительстве, - высокомерно произнесла Кагамата.
- Зачем ты торопишься оттолкнуть дружескую руку? Мой господин пользуется влиянием в Труме. Сам император благоволит ему. Никто не знает, как сложится будущее. Может быть, ты вернешься на родину. Тебе потребуется убежище и помощь могущественных покровителей. Мой господин никогда не забывает тех, кому был обязан, так же, как и тех, кто отверг его предложение.

Кагамата задумалась.
- Хорошо, - согласилась она. – Никогда не думала, что скажу это, но ты умеешь иногда быть убедительным. Я замолвлю за него слово и устрою встречу, о которой он просит. Надеюсь, что смогу ему помочь.

63. Ночной бой  http://proza.ru/2022/02/16/1614

«Заповедные рубежи»  http://www.proza.ru/2013/07/08/294