Хочу быть твоей милой. Глава 1. Поражение

- Итак, уважаемые коллеги. Пройдет несколько секунд, и я оглашу имя того человека, который отныне возглавит ваш филиал.  – Генеральный директор рекламного Холдинга «Имаджин» лукаво улыбался «голливудской» улыбкой, хитро, сощурив и без того маленькие глаза. Было очевидно, что ему эта ситуация доставляет огромное удовольствие. Чего нельзя было сказать о Миле. Она очень нервничала.
- Скажу сразу, что перед нами стоял очень непростой выбор, - продолжал Генеральный, - так уж случилось, что претендентов на пост руководителя центрального филиала было несколько. И, поверьте, все они весьма достойные люди и высококвалифицированные профессионалы. И все же, занять эту должность сможет лишь один.
Мила напряглась еще больше. Как же она ждала этого момента! Сейчас Генеральный назовет ее имя. Она добивалась должности руководителя не какого-нибудь, а центрального филиала последние три года. Работала на износ. Мало спала, не позволяла себе отдохнуть лишний раз, понимая, что ленивым ничего не светит в этой жизни. Даже личную жизнь откладывала на потом. Не до романов, когда перед тобой поставлена такая высокая цель. Кто поставил? Сама! И это главный аргумент – держать ответ перед самой собой.
- Не буду больше вас томить долгими вступлениями, - Генеральный смотрит на Милу с лукавым прищуром. – И назову имя вашего будущего начальника и моей правой руки в этом офисе.
Мила прикусила нижнюю губу, чтобы не улыбнуться заранее и не потерять важный вид. Сейчас, сейчас это произойдет! Она подобралась, уже приготовилась встать сразу после объявления ее фамилии. Вся превратилась в пружину. Нет, в ракету, готовую сорваться со старта. Ведь это и правда старт в ее новую жизнь, о которой она мечтала все эти годы, к которой так стремилась…
- Ольга Григорьевна Рубцова. – Генеральный директор улыбается еще шире, показывая весь набор превосходных белых, блестящих зубов. А Мила, дернувшаяся было вперед, вдруг осела, не веря своим ушам. Какая Ольга? Ее же зовут Мила. И не Рубцова она, а…Страшная мысль поражает, словно гром среди ясного неба. Генеральный назвал не ее? Тут какая-то ошибка. Быть этого не может! Он же смотрел прямо ей в глаза! И улыбался! Мила часто задышала, превозмогая дурноту, накатившуюся на нее. А все вокруг громко хлопали, приветствуя новую руководительницу их филиала. Милиного филиала! Сколько сил…здоровья…времени…ох! Что-то ей совсем нехорошо. Хочется на воздух. Холодный мартовский воздух. Но встать сейчас и уйти нельзя. Это означало бы – показать всем, что ее задело решение руководства. Проявить слабость и тем самым унизить себя в глазах всех, кто здесь сейчас собрался. А ведь на нее уже бросали взгляды. Разные. Любопытные, насмешливые, жалобные. Но больше все же – злобные. Мол, «что, съела? Так тебе и надо!»
- Мила Дмитриевна, поздравьте же свою коллегу, порадуйтесь за нее. – Это снова голос Генерального директора. Он продирается до сознания Милы, словно бы сквозь плотную вату в ушах. Огромным усилием воли она растягивает губы в улыбке. Хотелось бы в дружественной, ну а там – как получится. Подняться со стула тоже оказалось большим испытанием: ноги не слушались. Одна спина осталась верна своей хозяйке – прямая, сильная, несгибаемая под натиском неприятностей. Мила сделала несколько шагов к своей сопернице. Сразу же все, кто окружал Рубцову, льстиво пожимая ей руки и целуя в щеки, расступились, давая дорогу проигравшей гонку за властью Миле. И в зале наступила гробовая тишина. А может Миле только так казалось? Вот такая – с гордо поднятой головой, прямой спиной и с улыбкой на лице, девушка прошла сквозь строй коллег. Нашла в себе силы поднять глаза на Ольгу, еще шире улыбнуться неслушающимися губами:
- Я поздравляю тебя. Ты – достойна этой должности. – Слова она произнесла четко и громко, чтобы услышали даже те, кто стоял в последних рядах этой  приторно-подхалимской толпы.
- Спасибо. – В голосе соперницы явно слышны ноты превосходства. – Надеюсь, ты не станешь вставлять мне палки в колеса из-за своего проигрыша, и мы сработаемся. Руководство компании не просто так выбрало меня, а не тебя. Они не ошибаются в таких делах. Ты согласна?
Это было чистой воды провокацией. Рубцова вообще – мастер провоцировать. Согласиться сейчас с ней, значит признать поражение, смириться с провалом. А еще – потешить всех тут собравшихся своим унижением перед более удачливой Рубцовой. Мила не могла опуститься до такого. Не для этого она буквально убивалась все эти годы, чтобы заслужить саму высокую должность в филиале.
- Могу сказать одно, - она повернулась к стоящему справа от нее генеральному директору, - я буду продолжать работать так, как работала до сих пор. Ради процветания Холдинга. И докажу, что мой профессионализм ничуть не ниже, чем у Ольги Григорьевны. – Хотела сказать еще что-то, но чувства все же взяли верх над разумом и голос дрогнул. Поэтому умолкла.
- Ну, вот и хорошо! – Генеральный подошел ближе и широко расставленными руками сгреб обеих девушек к себе. Мила оказалась нос к носу с Рубцовой. С ее французской парфюмерией и родинкой на левой скуле. Очень хотелось сейчас врезать по этой самой скуле, чтобы вместо ужасной родинки там появился черный синяк. Да, это бы хоть в какой-то мере успокоило бы потрепанное самомнение Милы, но не прибавило уважения к ней со стороны руководства Холдинга. Поэтому пришлось довольствоваться возможностью прожигать в сопернице дыру ненавидящим взглядом. А в ответ получать такой же.
- Я рад, что все разрешилось самым наилучшим образом. – Генеральный обдавал девушек своим дыханием: смесь недавно выкуренной сигары и выпитого дорогого коньяка. Все знали, что и то и другое – слабость Старика. Так его называли в офисе, хотя ему не было еще и шестидесяти лет. И выглядел он скорее на тридцать, чем на свои годы! – И я верю, что ваш филиал, Ольга Григорьевна, и наш холдинг будут процветать под нашим… - он коротко хихикнул, - …с Вами руководством.
Милу неслабо трясло. Если все будет так замечательно под их руководством, то что же в объятиях Старика делает она? Но вырываться не рискнула. Старик, наконец, ослабил свою хватку, высвободив дам на свободу из своих объятий и заглянул Миле в глаза:
- Мила Дмитриевна, я жду вас завтра в головном офисе у себя в кабинете. – И опять пронзительный взгляд куда-то внутрь Милы. Умеет он так: улыбаться одними глазами, при этом внимательно заглядывать в глаза, словно проникая в саму душу. Сердце Милы забилось еще тревожнее. Но сейчас ни о чем таком она себе думать не позволила. Потом будет время пережить все заново и проанализировать. Сейчас главное – уйти из этого террариума. Скрыться от злобных и насмешливых взглядов. Дать себе время на то, чтобы собраться после поражения.
- Хорошо, Вадим Николаевич. Во сколько я должна к Вам приехать? – Мила уже полностью владела собой и не позволила больше голосу дрожать. Пусть Генеральный видит, что она – сильная личность, умеет проигрывать и готова работать дальше, не смотря ни на что.
Он задумался всего на секунду.
- Утром у меня завтрак с немцами. Где-то ближе к обеду. Таня, - это помощница Генерального, - позвонит тебе и уточнит время. – Он похлопал по плечу девушки. Мила не любила, когда к ней прикасались. Кто бы то ни был. Но отодвигаться не стала, перетерпела.
- Я буду ждать звонка Вашего секретаря. – Мила не любила ждать чего бы то ни было. А тем более серьезного разговора с начальством, от которого зависело, возможно, ее будущее. Сразу представила, как будет мучиться на взводе весь остаток сегодняшнего дня, ночь и еще полдня грядущего. Но делать нечего. Слово Генерального – закон. Кто же с этим будет спорить? Разве что дураки. А Мила дурой никогда не была. – Вадим Николаевич, разрешите мне уйти, новые договора пришли. Работа не ждет. – И дождавшись короткого кивка седой головы, решительно направилась к выходу из конферец-зала. А за ее спиной вновь послышалось льстивое «поздравляем, Ольга Григорьевна!» и фальшивый смех.
Войдя в свой кабинетик, Мила захлопнула за собой тонкую, стеклянную дверь и прислонилась к ней спиной. Это маленькое помещение служило ей убежищем все три года, пока она возглавляла отдел договоров. Справа от входа – огромное от пола до потолка окно, слева – зеркальный шкаф выше человеческого роста. Первое время Миле казалось, что она работает в аквариуме. Но потом привыкла. Действительно удобно – видишь всех сотрудников на их рабочих местах, за счет окна в кабинетике всегда светло, а в зеркало можно мельком бросить взгляд, когда очередной клиент приходят подписывать договор. Сейчас этот аквариум опять показался девушке неуютным и продуваемым всеми ветрами. Возникло острое желание спрятаться в темной кладовке в родительской квартире. Пыльно и пахнет дурно, но зато там ее не могла найти разъяренная мать, и можно было спокойно пережить бури в семье и неприятности в школе. В памяти возникла старая, необихоженная «двушка» на окраине города в вечно грязном заводском районе. Перед глазами возникли обшарпанные с выгоревшими обоями и много где облупившиеся стены родного дома. Старая мебель, грязные половики на полах, вонючая кухня с раковиной полной немытой посуды. Мила тряхнула головой, чтобы воспоминания исчезли. Давно она не думала ни о родном городе, ни о доме, ни о матери. Здесь ее дом. И не к добру все эти мысли. Просто накатило. Мила пробежалась глазами по кабинету. Тут она теперь проводила большую часть своей жизни. В этом офисном кресле, за этим столом. Больше тут ничего бы и не поместилось.  Взгляд зацепился за настольный стеклянный вымпел, стоящий на небольшой черной подставке из пластика. На вымпеле хорошо читалась надпись: «Лучшему отделу филиала». Сколько сил было положено, чтобы заработать этот вымпел. И ведь он не один у нее. Вон там, за раздвижной дверью шкафа, на третьей снизу полке стоят еще два таких же. Три года работы руководителем отдела и три вымпела, как лучшим работникам года. Разве не показатель? Мила рванулась к столу, схватила вымпел и с размаху швырнула его о стену. Стекло разлетелось осколками по всему кабинету. Легче не стало. Опершись руками на стол и опустив голову, Мила старалась успокоиться, но у нее ничего не получалось.
- Дыши, дыши…- уговаривала она себя, - медленнее…вдох через нос…выдох через рот…медленно…вдох…выдох… - Но дыхательная гимнастика в этот раз тоже не выручила. За спиной раздались чьи- то легкие, словно крадущиеся шаги. Мила выпрямилась. Она не хотела, чтобы кто-то увидел ее в таком состоянии. Тем более ее собственные подчиненные. Хватит на сегодня уже позора. Обойдя стол, девушка села в кресло и сделала вид, что сильно увлечена работой на мониторе неработающего компьютера. Да, из своего «аквариума» она видела всех своих сотрудников. Но и они могли видеть ее тоже.
- Милочка Дмитриевна, к Вам можно? – В дверь вошли две молодые девушки. Мила сухо кивнула. Ее сильно раздражало это слащавое «Милочка Дмитриевна» и она не раз об этом говорила, но девица справа продолжала ее так называть все равно.
- Что, Иванова, Вам нужно?
Обе девушки заулыбались, словно принесли хорошую новость. Они пришли в отдел недавно. Сперва, та, что справа. Иванова. А через месяц и вторая, та, что стоит слева. Воронина. Они вечно таскались вместе. На работу, на обед, с работы. У Милы они ассоциировались с  «Бобчинским и Добчинским», из «Ревизора» Гоголя. Они и вели себя так же, как книжные герои.
- А чего Вы тут? Почему не празднуете со всеми? – Слащавость так и прет.
- Некогда праздновать. Работы много. За меня ее никто не сделает. И за вас, между прочим, тоже. – Мила старалась говорить сухим тоном, не проявляя никаких эмоций. Ведь сейчас эти двое вернутся в кафе филиала и разнесут, что она тут горюет и бесится.
- Но нам сам Генеральный разрешил сегодня до конца рабочего дня отдохнуть. – Подчиненная сделала ударение на слове «генеральный», чтобы показать лишний раз, что Милино слово тут не играет никакой роли. И как начальница она сейчас – пустое место.
– А зачем тогда пришли?
- Я сумочку забыла, - как то слишком заученно ответила Воронина.
Ну да! Расскажите нам сказки Венского леса. Эта самая сумочка, больше похожая на длинный бабушкин кошелек, вечно болталась на плече Ворониной. Она с ней никогда не расставалась. Возможно, даже спала с ней. И поверить, что она забыла ее тут? Они приперлись, чтобы посмотреть, как Мила переживает. Потом вернутся к другой публике и будут перемывать ей кости.
Инициативу вновь перехватила Иванова.
- И к лучшему, что Вы останетесь с нами! Мы уже к Вам привыкли. Любим Вас. И нам так комфортно с Вами работать. – Ее слова лились, как елей на рану, но Мила знала, что за глаза они называют ее «ведьма» и говорят о ней всякие гадости.
- Уважение руководства, Иванова, надо заслуживать упорным и добросовестным трудом, а не лестью. – Мила чувствовала, как все ее раздражение готово вывалиться на эту девчонку. Умом она понимала, что не она – источник ее бед, но так хотелось на ком-то оторваться, накричать, вылить всю злость, которая жжет ее грудь изнутри. Последними усилиями воли она приказала:
- Идите…празднуйте, раз Генеральный разрешил. Не мешайте работать! – И она отвернулась к темному монитору компьютера. Хорошо, что подчиненные не могли видеть, что он выключен. Разговор окончен. Девушки быстро выскочили из ее кабинета, словно выполнив какую-то миссию, и помчались туда, где сейчас произносили тосты и восхваляли нового руководителя филиала. Но это была не Мила.
Работа спасала Милу всегда. И сейчас она попыталась вникнуть в документы. Но получалось плохо. Хотелось забиться в угол и разреветься. Но много лет назад она дала себе слово – хватит! Никаких больше слез! Наплакалась за все годы. Девушка четвертый раз подряд читала одну и ту же страницу, стараясь вникнуть в смысл написанного. И с десятого раза ей все же удалось. Хорошо, что за закрытой дверью не было слышно, как веселились ее коллеги и когда они разошлись. Мила подняла голову от бумаг. За окном уже было совсем темно. В офисе стояла тишина. Привычно. Она часто вот так засиживалась за работой, не следя за временем. Хотела доказать руководству, что достойна должности руководителя центрального филиала. А оказалось, все зря. Что дальше делать? Как жить? К чему стремиться? Мила вздохнула. Боль поражения немного отступила, но не пропала совсем. Залезла в дальний угол ее тела и теперь время от времени будет оттуда о себе напоминать внезапной хандрой. Много там таких вот поражений или плохих воспоминаний, которые Мила не выпускала на свет Божий. Одной меньше, одной больше. Какая разница.