Моня

      Поезда в стройотряд в 1971 году была вызвана несколькими причинами. Во-первых, на осень была назначена моя свадьба, значит нужны были деньги. Во-вторых, сидеть в жаркой Одессе, летом, без денег я не хотел. И, наконец, в-третьих, поездка по Союзу, в Сибирь, на поезде, новые места, новые знакомые, новая работа – это мне очень нравилось.
     И вот мы приехали в поселок Пионерский, на север Тюменской области. Если до этого стройотряд разбивался на бригады, каждая из которых строила свой объект, то в этом году весь отряд располагался в одном месте. Даже жили мы в одном огромном помещении, где стояли двухэтажные солдатские койки.
     Мы приехали строить лесозавод, точнее его нулевой цикл. Так на языке строителей назывались фундаменты под деревообрабатывающие станки. Нас разбили на бригады, каждая из которых имела свой участок. Я ехал в стройотряд уже третий раз, но «руководящая работа» мне была не по душе. Я был обычным «бойцом». Так нас называли. Но командир отряда создал нашу бригаду, в которую входили как опытные «бойцы», так и несколько молодых ребят, которые поехали в отряд первый или второй раз.
     Самым старшим из нас был парень, который в том году уже защитил диплом и закончил наш институт. Опоздать на месяц на работу «по распределению» было «не смертельно». Что могли тогда сделать молодому инженеру с зарплатой 110 рублей? Да ровным счетом ничего. А мы за лето зарабатывали рублей по 600. Разница «видна невооруженным глазом».
     «Моня», так его все называли, был высокого роста, худощавый брюнет. Он отзывался только на это имя, а когда кто-то попытался назвать по-настоящему, он не отозвался. Мы даже не знали, откуда пошло это прозвище. Ну да так было даже интереснее и загадочнее.
     Моня был настоящим Инженером. А специальность «радиосвязь и радиовещание» показывала только узкое направление, в котором он был «королем». Уже с первого дня нашей работы он организовал все так, что производительность нашей бригады была существенно выше, чем у других.
    Моня не был бригадиром, но через несколько дней предложил командиру, чтобы наша бригада работала в ночную смену. Во-первых, выработка увеличивалась вдвое, а во- вторых, это было нашим маленьким секретом, ночью работать было проще: было не жарко и меньше всякой летающей гадости.
     А «гадости» было полно. С утра донимала мелкая мошка, от которой не спасали никакие мазилки. Пробовали надевать накомарники, но они мешали работать, да и дышать было тяжело.
 А днем доставали слепни. Причем не такие, как у нас в Одессе. Они были просто огромными, толстые твари длиной 3-4 сантиметра. И нападали целой толпой. Кусали аж до крови. И тоже не реагировали ни на что.
     Собственно, в качестве защиты нам предлагали белого цвета мазь, то ли «Сибирь», то ли «Тайга». Наверное, надо было мазать такой слой, чтобы жало этих зверей не доставало до кожи. Но на жаре все это плавилось, стекало в глаза, нос и рот.
     А вторая «защита» называлась «диметилфталат». Если сидеть в тени и не двигаться, комары и мошка почти не доставали. Но, как только начинал работать, пот разжижал эту «защиту», и она разъедала кожу так, что к44 вечеру можно было сдирать её целыми кусками.
     Поэтому те, кто ехал в Сибирь первый раз, несколько дней ещё пытались защититься. А мы, опытные, не использовали ничего. Да ещё и учили молодежь не чесать укусы. Через неделю привыкали, укусов не чувствовали и «шкуру» «защитой» не портили.
     Первая ночная смена началась в 21 час. Поужинали мы чуть раньше, до места работы идти было недалеко. Ночи на севере тюменской области были не очень темными, хотя рабочую область освещали мощные прожекторы.
     Технология изготовления бетонных фундаментов была проста. Заранее в котлован установили металлическую арматуру, а нижняя часть была ограничена деревянной опалубкой. В эту «емкость» по специальному желобу заливали из бетономешалки смесь, которую потом уплотняли специальными вибраторами.
     По мере наполнения, опалубку достраивали. А для заливки верхней части фундамента приходилось поднимать на специальном «постаменте» бетономешалку.
     Процесс замешивания смеси, то есть изготовление «бетона» был строго регламентирован. В бетономешалку заливали определенное количество воды и закидывали цемент, щебень и песок. Все строго по количеству.
     Время замешивания смеси было установлено. Поэтому количество загруженных в опалубку «бетономешалок» смеси зависело только от расторопности бригады при загрузке составляющих. И те, кто работал внизу, уплотняя смесь вибраторами, иногда попадали под струю бетона, не успев отскочить по команде «принимай, выливаю».
     «Специализация» каждого члена бригады была установлена уже в первый день. Немного легче было тому, кто стоял «у штурвала» бетономешалки. «Штурвалом» мы называли большое колесо, вращая которое бетономешалку ставили в положение «для загрузки», «для перемешивания» и «для выливания готовой смеси». Поэтому в течении смены каждый боец из бригады получал возможность немного «отдохнуть» «за штурвалом». А так, процесс работы был прост: «Бери больше, кидай дальше и отдыхай, пока летит».
     Смена продолжалась с 9 часов вечера до 8 утра. Примерно около 2 часов ночи был предусмотрен маленький перерыв. Все собирались в «бытовке», пили чай с бутербродами, перекуривали и продолжали работать. Заканчивали примерно в 7.45, быстро мылись, переодевались и шли на построение отряда.
     Когда в первую ночную смену, во время чаепития, мы увидели, насколько больше мы сделали, чем днем. Решили «сыграть небольшой спектакль». Я сходил в «казарму», где мы спали и принес свою гитару. После работы мы быстро помылись, переоделись и пошли к месту построения отряда.
Когда мы вышли из-за угла улицы, до строя оставалось метров пятьдесят. Командир отряда ставил задачу на день. Я стал бренчать по струнам, а все заголосили, напоминая пьяную толпу.  Отряд повернул головы в нашу сторону, а командир прекратил выступление. Мы, пошатываясь и продолжая петь, подошли к строю.
     Удивление было написано на лицах всего отряда. «Ночники пришли, вот это да», - раздался чей-то голос из строя. Моня, придерживая стоящего рядом с ним товарища, сказал, подражая пьяному: «Командир, это мы». При этом он картинно поклонился и сделал жест рукой, в нашу сторону.  Никто не мог произнести ни слова. «Сухой закон» строго соблюдался и нарушение его каралось высылкой из отряда и возмещением денег за проезд. 
   Так продолжалось несколько секунд. Потом наш бригадир принял нормальный облик, подошел к командиру и доложил, сколько бетономешалок было залито за смену.
     Цифра была не просто огромной. Такого никто не ожидал. Бригадир извинился за шутку и продолжая доклад, сказал, что мы думаем перекрыть и эту цифру. Все рассмеялись, командир поблагодарил нас и отправил отдыхать. Конечно, больше мы таких представлений не устраивали.
     А вот рекорды продолжали ставить. И большую роль в их установлении играл Моня. Но он был не только Инженером, неутомимым «бойцом», но и интересным человеком. Обладая прекрасным чувством юмора, он никогда не унывал сам и веселил нас. Когда на него, работавшего «внизу», на вибраторе, хлынул бетон, он не только не ругался на стоящего на «штурвале».
     «Теперь мои хилые, но забетонированные, мышцы станут еще сильнее, вот еще добавить бы некоторым «арматурки» для твердости, хотя сейчас твердость проверить негде», - такими были его слова. Про «хилость мышц» это он сильно загнул. Несмотря на далеко не атлетичный вид его фигуры, он был сильный парень.
      Перерывы на ночной чай давали не столько физический, сколько душевный отдых. Он мог рассказать простую, может быть давно известную, историю так, что фраза «умирали от смеха» была «ни про что». Не будучи одесситом, он взял у коренных жителей весь южный юмор, тонкий и беззлобный. Рассказывая о ком-то конкретно, он никогда не позволял себе чем-то оскорбить человека, а его шутки всегда вызывали смех у всех, включая и «виновника».
     Одной из его шуток были «оводы». С первого дня работы он отлавливал самых крупных и насаживал их на тонкую проволочку. Постепенно его «коллекция» превратилась в кольцо, диаметром с полметра. Оно висело на солнечной стороне нашей бытовки и трогать его Моня не разрешал никому.
     Одним из «бойцов» нашей бригады был небольшого роста паренек, Миша.  Он закончил второй курс и был единственным «новеньки» в нашей бригаде. Работал он хорошо, усталости не показывал, хотя было видно, что ему нелегко. Он был частым объектом для Мониных шуток, но не обижался, а даже гордился этим.
    Миша с первого дня, когда Моня стал собирать на проволоку оводов, спрашивал, зачем это нужно. Моня отмалчивался, говоря, что срок для рассказа еще не настал. И вот однажды, наконец, на вопрос об оводах Моня решил, что уже пора.
     После обеда мы, ночная бригада, спать, как правило, не ложились. Дождавшись, пока все разойдутся по своим объектам, мы усаживались на скамейку у входа и «трепались» на разные темы. Как все студенты, мы любили пиво. А как студенты из Одессы, естественно, иногда бывали в «Гамбринусе».
     Все знают это пивной бар в центре Дерибасовской. Обычно к посещению этого заведения готовились заранее. И не только потому, что пиво и сопутствующие «вкусности» были там недешевы. Иногда там выступали музыканты. Тогда попасть было практически невозможно. А «блат» был, естественно, не у всех.
   И вот Моня рассказывал об одном таком посещении. А когда дошел до «приложения к пиву», сказал, что в тот день, по большому «блату» подали «соленых сибирских оводов».  При этом на его лице не только не дрогнул «ни один мускул».  Он стал говорить тише, как будто это была самая главная военная тайна. И рассказ его изобиловал такими гастрономическими подробностями, что не поверить ему было просто невозможно. Он в деталях описывал достоинства каждой части этого «деликатеса», обращая внимание на их особенности и вкусовые достоинства. При этом не забывая указать, как и какое пиво надо при этом пить. А тут ещё наш бригадир сидел и поддакивал, поскольку Моня сказал, что в баре они были вместе.
     Мы не сговаривались, но все делали вид, что искренне верим этому повествованию. Мол мы тоже слышали, но застать в «Гамбринусе» этот «дефицит» просто невозможно.  Так продолжалось несколько минут. Наконец, когда Миша уже во все поверил и просил Моню взять его с собой на «оводов» мы не выдержали.
    Это был не смех, даже не хохот. Я не знаю, как описать то, что творилось. А Моня оставался спокойным и почти безучастным к нашему веселью. Но настал момент, когда даже он не выдержал. И только тогда Миша понял, что его здорово разыграли. Мы долго приходили в себя.
     Миша, естественно, нисколько не обиделся. Более того, он ещё больше стал уважать этого замечательного человека и прекрасного рассказчика.
    Мы вернулись в Одессу в начале сентября. Моня сразу поехал к новому месту работы и больше я его не видел. А с Мишей мы часто встречались в институте и пару раз были в «Гамбринусе», естественно «без оводов».