Посвящение

Памяти моего отца Лоя Алексея Ивановича

Давно собираюсь написать о своих родителях. Есть у меня такая потребность.
 А всё откладываю. То дела, то времени не хватает. Сама наблюдаю за собой и удивляюсь. Понимаю, что это сопротивление, только чему?
Родители мои были удивительные люди.
Ещё старой  формации: умные, честные, интеллигентные, добрые, умеющие и любящие работать, знающие свое дело. Да мало ли ещё можно  написать  о них, об их самоотверженности, об умении выживать и оставаться людьми в любых обстоятельствах, об их любви и верности.
Вот такие мои родители. Мне не хочется говорить были, потому что они есть для меня и сейчас.
Я осознаю их мудрость, их влияние на меня с каждым годом  всё больше.
Я люблю рассказывать истории про них, и  их истории. Мне кажется, что таким образом я поддерживаю с ними связь.
Однажды, года через два после папиной смерти, в день его рождения, я сказала: « если есть связь с душами моих близких,  хочу  знак  какой-нибудь услышать,  увидеть или почувствовать. Любой. Я пойму. И забыла об этом. А потом пошла фотографироваться в какой-то подвальчик ( фото студию, срочно нужны были фотографии) и вдруг в этом закуточке зазвучал турецкий марш Моцарта. Это любимое произведение папы. Он играл его на мандолине виртуозно. Собственно кроме него он ничего и не играл. У меня слезы навернулись на глаза. Я поняла, что это и есть знак.
Я знаю, что и сегодня родители поддерживают меня. Радуются моим победам. Разве это не счастье?
Сегодня я опишу папину историю.
Мамина  история  будет следующей.
24 марта папе исполнится 100 лет. Вот такая круглая дата. Как будто я равнодушна к юбилеям, но социум сделал своё дело и дата в 100 лет делает это событие более значимым, чем например 99лет. Хотя для вечности эти сроки относительны. Есть только миг. Вот и папина жизнь- это миг.
Я расскажу его историю, чтобы этот миг задержать. Что написано пером, не вырубишь топором.
Вот как пишет папа в заявлении Начальнику информационного центра УВД Красноярского края:
Заявление
«Мои родители Лой Иван Тимофеевич 1888 года рождения и мать  Лой Евгения Антоновна( урожденная Дзюба) 1888 года рождения, проживавшие в селе Верхняя Уря  Ирбейского района Красноярского края были раскулачены осенью 1930 года. Отец весной 1930 года был председателем колхоза( до осени 1930 года). Мать, не желая сдавать хозяйство ( с трудом нажитое) в колхоз, настояла на фиктивном разводе с отцом. Лето 1930 года семья вела единоличное хозяйство. Работников не держала никогда. Отец после раскулачивания уехал( сбежал) куда-то на Дальний Восток, опасаясь ареста, постигшего всех раскулаченных мужчин села. После ссылки семьи в Игарку летом 1931 года, присоединился к семье. После смерти отца, последовавшей 29.05.33года семью, как не имеющую трудоспособных членов, вывезли из Игарки  в Стеклозавод Памяти 13-ти борцов Емельяновского района Красноярского края ( 50 км западнее Красноярска на Сибирском тракте). После смерти отца семья получала пенсию в течение 2-3 месяцев 50 рублей в месяц. В Стеклозаводе пенсию не выдавали.
 Опись имущества до раскулачивания:
1. Дом 7 на 7м ( в размерах могу ошибиться, но хороший, большой).
2. 2 дойные коровы,2 теленка
3. 2 коня ( 2 мощные кобылы, третьего отец при бегстве продал), 2 больших жеребенка
4. Сбруя
5. Сенокосилка ( куплена весной 1926 года)
6. Жнейка ( куплена в 1927 году)
7. Конные грабли ( куплены летом 1928 года) факты покупки отлично помню, в сроках могу  ошибиться
8. 10-15 овец
9. 2-3 свиньи разного возраста
10. 2 телеги ( одна параконная на железных осях была на районной или окружной выставке)
11. 3 саней
12. Ткацкий станок, на котором ткали холст из самодельной пряжи для белья, одежды, 2 прялки
13. Приусадебные постройки:
1.сарай для машин, телег, саней, дров
2.амбар под жилищной крышей
3.овчарня и свинарня
4. коровник
5.конюшня
6.рига для сена, снопов. Начиная с овчарни всё  под соломенной крышей
7. баня
8. тёплый хлев для овец в сильные морозы и коров при отёле. Новорождённых телят и ягнят держали в жилой комнате!!
9. Пашни было 2: Одна северо-западнее села  на расстоянии 4 км от дома, вторая  восточнее на расстоянии 8 км у самого Козелинского Бора ( деревня Козела).Дальше нет ни полей, ни покосов. Ближняя пашня была отторгнута для колхоза в 1929 году до раскулачивания.
Из предметов роскоши при мне были куплены: швейная машина, самовар, зеркало и будильник (до этого «кулак» жил без часов!!!) При ссылке ничего этого не было.
Забирали так: внезапно приезжала комиссия, «описывала» заслуживающие внимание предметы, чтобы их не продали, а затем, в спокойной обстановке, не торопясь увозили (уводили).
Прошу:
1. Реабилитировать родителей, выслать по факту раскулачивания
2. Признать меня пострадавшим от репрессий
3. Возместить имущественный ущерб
Прилагаю копию свидетельства о рождении
Состав семьи до раскулачивания – восемь человек.
1. Дзюба (дед по матери) Антон Григорьевич, 1846 года рождения. Участник турецкой войны, имел медаль, казак. Из Полтавской губернии, добровольно, на больших льготах, в 1894 году в числе многих украинцев приехал осваивать Сибирь. Это было массовое освоение украинцами Сибири, Дальнего Востока, предгорий Средней Азии. Где по словам А. П. Чехова земля такая, что посади оглоблю – вырастет тарантас. В числе многих украинских селений было основано село Верхняя Уря. При мне оно насчитывало 400 дворов. Наш двор был на главной улице, что лежит на пути из райцентра, села Ирбейского, на северо-запад, на станцию Заозёрный (ныне город), в центре села, четвёртый от церкви на восток, на северной стороне улицы. Не смотря на возраст (85 лет) я не видел деда больным. Умер летом 1931 года на необитаемом берегу Енисея, севернее Игарки, в первый или второй месяц ссылки. Похоронен южнее Медвежьего лога. Территория кладбища летом 32 года уже была занята складами пиломатериалов (биржей), предназначенных на экспорт.
2. Лой Иван Тимофеевич, глава семьи, после бегства вынужден был вернуться к высланной семье. Как и мать, шести лет переехал из Украины в Сибирь, только в другое село, Переяславка (украинское). Рано лишился отца, старший из четырёх братьев, познал нужду. Женившись, переехал к тестю. Малограмотный, но эрудированный. Без отрыва от работы к весне 1932 года окончил курсы и работал контролёром, заготавливал пиломатериалы, а затем отправлял на иностранных океанских кораблях. Летом 1932 года получил тяжёлую производственную травму спины, которая послужила причиной смерти 29.05 1933 года. До травмы был сильным и здоровым человеком.
3. Лой Евгения Антоновна (урождённая Дзюба), родила 9 детей. Первых 4-х я не видел, но в церковной книге они записаны: Дмитрий, Прокопий, Иван, Анна. Умирали в раннем возрасте не от хорошей жизни, не от богатства. Евгения Антоновна не грамотная. Умерла 30.10.1959 года в Луганске.
4. Лой Григорий Иванович, родился в марте 1914 года, осенью 1930 года исключён из шестого класса Ирбейской школы колхозной молодёжи (ШКМ) за раскулаченных родителей. Весной 1931 года, опасаясь совершеннолетия и лишения прав человека, уехал (бежал) с односельчанами на Алдан. Летом 1932 года из родного села в Игарку пришло письмо, что он утонул, подробности не известны.
5. Лой Александра Ивановна, родилась 19.03 1915 года. В 1935 году окончила Красноярский медтехникум, умерла летом 1986 года в Мариуполе (г. Жданов)
6. Лой Алексей Иванович родился 24.03 1921 года (автор заявления). Окончил 1-2 классы в родном селе, 3-4 в Игарке, 5-10 в Стеклозаводе 1934-39 годы. В 39-41 два учебных года работал учителем. 15.05.41 призван в армию, в июле 1955 демобилизован, один год воевал, имею тяжёлое ранение в голову, два ордена, воинское звание – капитан. 1964 году окончил физико-математический факультет Удмуртского пединститута. 1955-83 работал учителем. Ныне пенсионер.
7. Лой Пелагея Ивановна, 1924 или 25 года рождения. В Игарке в первые дни ссылки (на необитаемом берегу) заболела корью, ослепла. Умерла в конце лета 1934 года от туберкулёза.
8. Лой Анна Ивановна родилась летом 1926 года, умерла раньше Пелагеи на одну неделю. Весной 1933 года в Сибири был сильный голод, но нашу семью он застиг и в 1934. В это время должен был умереть и я, но на удивление соседей и даже лечащего врача выжил, а из восьми человек, существовавших в 1931 году, остались только трое. Александра, я и моя мать.
Из описи имущества видно, что оно приобретено после 1925 года, не знаю только, кто и когда построил дом (скорее не дед, а отец, может быть, вдвоём) и приусадебные строения. К весне 1925 года отец разработал большую целинную полосу площадью в два гектара на удивление и восхищение соседей. Говорили, что это не земля, а творог! На ней осенью 1925 года грянул урожай пшеницы. Радоваться бы только, но… Пока отец убрал эту полосу, устал, как загнанная лошадь, какая тут радость. Из рассказа покойной сестры Александры: «Больше не могу, пропади всё пропадом», и не хотел убирать остальной урожай. Но когда какая-то «экспертиза» обследовала остальные полосы, оказалось, что и там зерно высокого качества, в то время, как у многих односельчан урожай сильно пострадал от заморозков. На пределе сил отец убрал остальной урожай. Выдержал! А помощники… Тестю 79 лет, старшему сыну 11 лет, а жена (моя мать) не отличалась ни здоровьем, ни выносливостью (да я помощник в 4 года). Я видел эту проклятую полосу и сейчас её найду по рельефу. Действительно, все наши поля были на возвышенном месте, на самом краю сельской территории (8 км от села). Бери землю, сколько пожелаешь, корчуй. Последствия: зимой 25-26 года мука на базаре – 80 копеек пуд, а у отца охотно брали по рублю. К лету 26 года сенокосилки. А дальше пошло-поехало… Ведь была НЭП. Хоть государство не помогало, но и не мешало. Повторяю: первые четыре ребёнка у родителей умерли, родившись здоровыми.
Помню зимними вечерами мать и сестра на двух прялках пряли пряжи, чтобы сделать холст на одежду. Какого труда это требовало! Даже в 1929 году отец ещё не был кулаком, потому что три «кулака» (Дворко, Плиско и И. Коновал) были раскулачены и зимой 29-30 года куда-то вывезены. Предполагаю, что и они не пользовались чужим трудом (труженики!)
Хозяйство в 29 году пошло вверх: подросли дети, повысилась производительность труда благодаря машинам. Лето 1930 года хозяйство держалось даже без отца (правда земля была приготовлена осенью 29 года ещё им). Засевал брат чужой сеялкой при консультации и в присутствии хозяина сеялки и меня.
Урожай 1930 года собирали, как и ранее, без меня, а молотьба как во время пожара – прямо в поле (уже не председателя колхоза).
Молотилка не останавливалась ни на обед (только лошадей сменили), ни на удаление зерна из-под молотилки. Здоровяк отец вертелся, как чёрт в омуте. По видимому, это было «Твёрдое задание», так нравившееся Давыдову из «Поднятой целины». Раньше все хозяева молотили дома, коллективами сельчан (человек 15), а теперь отец вызвал всю родню из Переяславки (братьев, племянников) так как односельчане работали в колхозе.
Смолотили, всё увезли, кроме соломы, «твёрдое» было выполнено, 420 пудов (говорил отец).
Кое-что осталось и себе, потому что как-то ранним утром наведывались представители ОГПУ. Кошевой, активисты Лобода и Д. Бровченко, перерыли весь дом и сарай (даже постель подо мной).
Из одежды ничего не тронули, но «конфисковали» два мотка мулине и сантиметров 70 ситца. Хотя, может быть в это время взяли и швейную машину, самовар, зеркало и будильник. Взяли мешка два-три пшеницы (не смотря на слёзы матери). Из обнаруженного взяли зерно всё (гуманизм!)
Жили мы в своём доме до весны, а весной 31 года дом понравился упомянутой активистке Лободе, а мы жили, где придётся. Сколько Лобода благоденствовала в этом доме, не знаю, не был больше там. Но сестра побывала и узнала об омрачении благоденствия. Возле дома росли два куста черёмухи (при мне диаметром сантиметров 5, и негодяи ребятишки наведовались за ягодами).  Хозяйка разразилась проклятиями, одна из соседок: «а ты их садила?» Черёмуха исчезла тем же вечером. И эта тупая моральная особа строила социализм.
Вернёмся к хозяевам, которых осенью 30-го года власти произвели в кулаки, а писатели в мироедов на необитаемый берег Енисея севернее Игарки (за Медвежьим логом). Сначала строили индивидуальные юрты. К другим семьям возвращались главы, «освобождённые» из тюрем. Отца ещё не было. Одновременно строился барак, вернее, четыре барака на четыре района (Красноярский, Ирбейский, Муртинский и Кайский).
Поселялись в эти бараки ссыльные и других районов. В таком бараке семей на 50-60 было четыре входа (два с торцов, два с боков), у одного торцевого входа плита на весь барак и двухэтажные сплошные нары с пролётами на полтора-два метра на одну семью, не зависимо от количества членов. Окна без форточек. Печь для хлеба вне барака. Пока было тепло, варили пищу на улице, на кострах, а затем на общей плите. С началом холодов жизнь в этом бараке – хороший экзамен на выживаемость. Помню, не было дня, чтобы какая-нибудь мать не оплакивала ребёнка.
Сначала почти поголовно вымирали малые дети, потом побольше девочки и тихони мальчики, затем одинокие мужчины. В порту Игарки стояли иностранные корабли. Иностранцев бдительные стрелки в бараки не пропускали, но некоторые проходили. Вот прибыл свободный отец-беглец. Еле успел до замерзания Енисея. Уже не в юрту, а в барак. Потом построили ещё восемь бараков (уже 12) и расселили четыре барака. Жить стало лучше, жить стало веселее. Уже в комнате было только по четыре семьи, в каждом углу, а в центре общая железная печка. Печь для хлеба вне барака. Стены не поштукатурены, видны брёвна и мох между ними (раздолье для клопов!) Быстрым темпом построилась школа. Отец – участник строительства. В этой школе я окончил 3-4 классы. Не менее страшный «экзамен» на выживаемость ожидал ссыльных весной 1932 года. Цинга. Питание было достаточным (мука, крупа, макароны, сахар, масло, конфеты), но без витаминов при полярной зиме. Люди умирали, становились калеками. «Куриная слепота» - следствие длинного дня, белого снега и яркого солнца. Сожалею, что не писатель, материала хватило бы на хорошую книгу.
Точно указать всех не могу. Могу указать только семьи односельчан.
1. Белокриницкий К. Л.,
2. Мирошниченко
3. В. Разумов
4. Карпенко
5. Лой
6. Дзюба М.
7. Дзюба Ф.
8. Борткевич – священник, сам умер в конце 1935 года, не старым, жизнерадостная жена и 6 детей в 33 году были живы
9. Диких – одинокий старик, умер вскоре.
Может, указаны не все, но ведь это только одно село и не весь район.
Я ничего не исправляла. Оставила всё так, как папа писал. У него была прекрасная память до самой смерти. Я очень жалею, что не записывала за ним истории. Мне казалось, что у меня феноменальная память, и я всё запомню, а вот сейчас понимаю, что многие события, истории стираются в памяти, и я уже не помню подробностей. А спросить не у кого.
Продолжение следует.

 


Рецензии