Прозрение ослов

   Глаза светились, как два холодных прожектора в ночи и пронзали ее насквозь. Она хотела убежать, скрыться, раствориться от их уколов и не могла. Эти глаза напротив преследовали ее, стараясь поглотить в свою бездну, как наказание. Она стонала и взывала о спасении мечущиеся вокруг темные тени. А они звали ее по имени все громче и громче, но проходили мимо нее, сквозь нее, не видя ее. Сердце стучало в висках от безысходности.

  Внезапно она ощутила теплое прикосновение: кто-то бережно гладил ее по щеке. Она заплакала от щемящей нежности и открыла глаза. Рядом стояла перепуганная старшая сестра: «Дурной сон, Полюшка? Или заболела? Металась, как в жару…»
  – Сон…– по-детски всхлипнула Полина и прижалась к сестре. С 5-ти лет старшая сестра заменяла ей погибших в автокатастрофе родителей. –У меня дороже и ближе тебя никого в этом мире нет!
   Сестра гладила ее волнистые волосы и шептала: «Мама всегда говорила: «Куда ночь, туда и сон. Все будет хорошо, моя милая.» И от ее трогательной заботы слезы опять полились на ее влажную от пота шелковую пижамку.

  Этим утром, встревоженная жутким сном, она не захотела вести машину. Вызвала такси и очень удачно, без пробок, добралась до центра Москвы к началу рабочего дня.
  Торопливо пересекая большой вестибюль Бизнес- центра, ее взгляд мимоходом скользнул по экрану телевизора. Ожидающие приема посетители безразлично сканировали изображение и явно скучали. Певица исполняла незнакомый шлягер на фоне тех самых глаз из ее сна. Она замерла. Из темноты экрана ослепляли зрителей глаза прожекторов! И сейчас они опять словно тянулись к ней, как в утреннем сне и зазывали, манили ее в свой мир.

  Она не знала сколько простояла, застыв от магии этих лучей. Но аплодисменты исполнительнице и погасшие фонари вернули ее в реальность, и она как птичка, внезапно освобожденная из клетки, впорхнула в лифт. Нажав привычно самую последнюю кнопку, Полина посмотрела на свое отражение в зеркальную стену. Под темно-серыми выразительными глазами обозначились дымчатые полукружья, лицо было бледным и уставшим.
  «Ну и вид, словно позади неделя напряженной работы, а сегодня только понедельник» - и, набрав воздух для вздоха сочувствия к самой себе, она вдруг от неожиданности громко вскрикнула. Сзади жестко заскрипели всегда бесшумно закрывающиеся дверцы лифта.
 В узкую щель их проема старался втиснуться мужчина.
- Куда Вы рветесь! - испуганно вскрикнула она.– Что на поезд опаздываете? Так лифт сломаете!
  Но он оказался настырным и сильным.

 Двери послушно распахнулись, и молодой мужчина с невозмутимым видом английского лорда, отряхивая дорогой костюм будто-бы от пыли дверей, степенно вошел внутрь. Она демонстративно отвернулась от этой показной вальяжности… Глубокий бархатный голос то ли любезно, то ли насмешливо произнес:
- Прошу прощения, что напугал Вас… Но тоже очень тороплюсь.
 Она хотела дерзко ответить, взглянула на него и слова исчезли…

   Из глубины его карих глаз мягко и властно, одна за другой проникали теплые волны в ее расширенные зрачки, их поток становился настолько мощным и горячим, что она почувствовала себя невесомой бабочкой, пришпиленной к стене. Время исчезло. Все мысли стерлись. Голова неожиданно стала свежей и ясной...
   Внезапно откуда-то сверху шумно пролился бестелесный золотой ливень! Она завороженно стояла в этом светлом, лучистом коконе, словно попала в другое измерение. Запахло свежестью бриза. И вспыхнуло осознание, что она давно знает этого человека и безмерно любит его. Любит какой-то непостижимой вселенской любовью: как любят раннее ласковое солнце в родных местах, как любят запах отчего дома остро, до щемления в груди, словно вернулся в него из чужого края...

   Она не помнила, как очутилась у себя в кабинете. Горький вкус кофе взбодрил ее сознание, и она с наслаждением погрузилась в разработку вчерашнего дизайн-проекта. Совсем некстати, по внутренней связи шеф пригласил ее срочно зайти.
   «В самый разгар новых идей», – подумала она. Но фантазия продолжала клокотать и порождать неожиданные образы. Загадочные картинки вспыхивали в сознании одна за другой, и словно невидимая рука, как дар, щедро рассыпала их из рога изобилия.

   Спешно делая на ходу пометки в блокнот, она с кем-то столкнулась в коридоре - машинально извинилась; кто-то обогнул ее, уступая путь; кто-то распахнул ей директорскую дверь; и только оказавшись внутри кабинета, она оторвала взгляд от своих набросков.
   Константин Борисович, на удивление очень приветливо заулыбался и, распахнув руки, словно для объятий, воскликнул: «Как хорошо, что Вы уже познакомились, как говорится, в непринужденной обстановке. Оно так и лучше! Будет меньше напряжения в работе».
  – С кем? – ее красивые брови взлетели к золотистой челке, а взъерошенные за работой длинные локоны смешно вздыбились вопросительными знаками на плечах…
  – Да с Кириллом… - отметив про себя не свойственную ей детскую растрепанность, шеф бодро продолжал.
  – Кирилл Светлов – наш новый заказчик и мой лучший друг! Он же за Вами, Полина, стоит, как верный пес.
   Кирилл состроил возмущенную гримасу и постучал пальцем у виска. Он с детства привык так реагировать на неуместные подтрунивания друга. Константин Борисович в ответ задорно рассмеялся.

   Девушка обернулась и побледнела. Она узнала попутчика из лифта.
Константин Борисович весьма почетно представил ее:
   – Полина Лебедева- наш лучший дизайнер с неординарной и удивительной фантазией. Может из ничего сделать шедевр!
И без паузы он начал описывать новый проект и рассыпать перед ней фотографии объекта, как выразился, для ее творческой затравки…
   Заказчик молчал и не сводил с нее глаз. Она не могла сосредоточиться. И стараясь скрыть внутренний озноб и свое смущение, сослалась на недомогание.
   – Я все изучу у себя в кабинете, – Полина стала неловко собирать снимки со стола изящными, запачканными темперой пальцами.
«Столько трогательности и беззащитности в этой хрупкой девушке»,- подумал Кирилл.
   – Я Вас, наверное, сильно напугал в лифте? Извините, что так вышло! –его голос звучал мягко и заботливо, и сейчас напомнил голос отца из ее счастливого, короткого детства.
   Ее руки дрогнули и несколько фотографий птицами спланировали к их ногам.

   Кирилл наклонился, помогая собрать их, и перехватил ее внимательный взгляд. Она замерла над одним из снимков...С фото умиротворенно улыбался ей уверенный и подтянутый Кирилл. А рядом загоревшая,стройная брюнетка,гордо откинув голову, держала его под руку, и всем видом обозначала миру: «Мое»! Внезапно над изображением появилась рябь, как от брошенного в воду камня, и сквозь разбегающиеся круги волн,ее красивое лицо преобразилось в черную свирепую морду. Огромные глазницы источали холодный свет, и Полина услышала ее властный окрик, переходящий в угрожающий рык.
  – Это сотрудница – психотерапевт нашей клиники и мой партнер, – неожиданно для себя, словно оправдываясь, стал объяснять Кирилл.
  — Да, да, я поняла – тихо пробормотала она и пронзительно взглянула на него. Ей стало трудно дышать.

   Константину Борисовичу показалось, что в этот момент, здесь, в своем же кабинете, он оказался лишним.
  – Что там у вас происходит? – Любимов стал сердиться от непонимания и заглянул к ним под стол.
   Полина, не поднимая глаз, настойчиво попросила изучить все материалы у себя в кабинете и быстро исчезла за дверью…

   Константин Борисович растерянно посмотрел на закрытую дверь, словно за ней скрылось видение, потом на друга:
  – Я ее такой взбудораженной впервые вижу! Что случилось?
  – Это я виноват! Испугал ее… Мы чуть не остались в этом лифте навсегда: вне времени и пространства, – пытался отшучиваться Кирилл…

                ***
   Прошло полгода.
   В проплешинах подтаявшего снега уже тянулась к солнцу зеленая трава. И день ото дня воздух становился гуще, наполняясь ароматами прогретой коры и беременных почек на оттаявших,пока еще голых ветках. Жизнь шла своим чередом.

   Только для Полины ход времени остановился в день открытия обновленной клиники. Этот день, как шарманка с музыкальным штампом, постоянно возникал и многократно отпечатывался в ее памяти… Но ее богатая фантазия каждый раз создавала новую трактовку произошедшего. И она жила этим.

   Тогда на скромном фуршете в кругу друзей Кирилл объявил:
  – Мне впервые так крупно повезло в жизни. Я заполучил лучшего дизайнера Москвы. Полина –волшебница! Такой клиники больше нет нигде… – Его глаза светились счастьем, и он пригласил Полину на танец.
   Гости оживленно делились своими впечатлениями. Клиника объективно получилась очень необычной: цвета, фактуры, текстуры, малые формы гармонично сплетались в глубоко продуманный, фантастический мир. Каждый посетитель мог выбрать и погрузиться в свой уголок... по зову души.

   Меж тем зал, как надуваемый праздничный шар, все объемней заполнялся многоголосьем восхищенных гостей. Гулко, как новогодние хлопушки, взлетали пробки от шампанского и вино с веселым шипением наполняло бокалы. Было радостно и шумно. А Полина и Кирилл танцевали одни, не проронив ни слова.
   Что-то резкое скользнуло меж ними… У Полины закружилась голова, в глазах потемнело и два желтых холодных луча пронзили сердце. Сознание отключилось.
После осмотра врача скорой помощи, взволнованные гости были успокоены:
  – Ничего страшного! У девушки обычное переутомление.
Все поддержали логику медика и облегченно вздохнули. Праздник продолжался.

   Возбужденным гостям опять захотелось посетить зеркальную комнату, настолько она произвела на всех завораживающее впечатление. Попадая в ее бесконечное пространство, изображение человека тиражировалась сотнями зеркальных образов в разных ракурсах. Полина архитектурно выстроила этот умозрительный мир, используя все загадки и особенности зрения людей. И человек, попадая в лабиринт тоннельного зрения, не узнавал себя и будто бы заново знакомился с самим собой.
 Кто-то так и прозвал эту комнату  - «Познание себя».
 И посетители, вновь пережившие магическое потрясение от увиденного, говорили о необыкновенно-обостренном восприятии реального мира.
Только красивая брюнетка не захотела посетить эту затейливую комнату, уничижительно обронив:
  - В комнате смеха я была в детстве. Ничего особенного... Обычное фиглярство.
  И нарочито громко, бросив взгляд в сторону Полины, сообщила Константину Борисовичу, что следующим , более впечатляющим совместным проектом будет их с Кириллом свадьба.
               
  С той поры Кирилл еженедельно приезжал к другу.
  – Просто так. За вдохновением! – объяснял он. А главным магнитом и вдохновением для него была Полина. Но она избегала его. И он, не понимая ее отчуждения, стал задумываться о новом проекте,чтобы как прежде,часто встречаться с ней, обсуждая детали дизайна...Кирилл поделился своей идеей с другом.

   Константин Борисович обожал кануны. Его всегда вдохновляло начало проектов, когда пустота белого листа оживала, и на нем проявлялась будущая жизнь. Он радовался этому волшебству, как ребенок, и в очередной раз понимал, как он любит свою работу. В эти дни он задаривал любимых жену и детей подарками и всегда с улыбкой шутливо спрашивал: «Как ваша фамилия?»
  – Любимовы! – хором отвечали близнецы, нетерпеливо распаковывая свертки. Он очень гордился своей фамилией и дружной семьей. И был преданным мужем.
 
   А Полине с той поры периодически снились сны, что Кирилл рядом… Они то  путешествуют, то обустраивают новый дом, то занимаются своими детьми, то молча гуляют вдвоем, понимая друг друга без слов… И каждый сон начинался шумом золотого дождя.
  Она даже написала по памяти портрет Кирилла, чтобы ощущать его рядом не только во сне. И пробуждаясь утром, ее встречали его теплые глаза, и она улыбалась в ответ.

  Все заметили в ней перемену: из веселой и общительной, она превратилась в  затворницу. Поклонники, не находя отклика на проявленные ими знаки внимания, поняли, что ухаживания за Полиной – дело безнадежное.

                ***

  В этот приезд Кирилл направился не к другу, как делал это обычно, а прямо в кабинет к "Златовласке", так он про себя нежно называл Полину. Он уезжал по делам и не видел ее три недели.

  Дверь в кабинет заперта. Он постучал. Тишина. Постучал громче. Звук эхом пронесся по длинному коридору и вернулся пустотой. Уколом екнуло внутри…

  Вбежав в кабинет Любимова и не ответив на его радушное приветствие, он закричал:
  – Где она?
Константин Борисович оторопело глядел на друга:
  – Что случилось? Ты о ком?
  – Мне нужна Полина.
  – Новый проект обсудить? Знаем -знаем, что за проект!– подмигнул Константин.
   «Если шутит, значит все в порядке. Что это со мной? Устал. Измотала работа» - он размеренно пил воду, налитую в длинный прозрачный стакан заботливым Любимовым, и слушал друга.
  – Полина уже третью неделю на больничном. Ковид  в легкой форме. Чувствует себя хорошо и скоро появится на работе.

   Слова друга успокаивали, превращались в усыпляющее мурчание кота, и в мягком уютном кресле он задремал.
   Ему снится зной незнакомого города, его мучает жажда… Он пьет воду из длинного прозрачного стакана и видит, как из его подсвеченного солнцем донышка, будто  из зазеркалья появляется такая знакомая, хрупкая фигурка. Полина идет к нему в белом платье по этому прозрачному туннелю. Он протягивает к ней руки. Стекла рассыпаются, как от неведомого удара, и мир теряет границы. А она идет к нему по разбитым осколкам босая, не замечая, что уже сочится кровь из ступней,оставляя за собой дорожку маленьких алых следов...Идет и улыбается ему.
   Вот она рядом,и словно магнитом, притягивает их друг к другу...Вот уже один на двоих осязаемый,пульсирующий кокон... Вот сейчас он поднимет ее и понесет на руках...
   Но в это мгновение ей вслед стреляют два желтых прожектора и ослепляют его.

   Он вздрогнул и открыл глаза.
  – С пробуждением! – весело и иронично поприветствовал его Константин Борисович.- Да уж, запустил ты себя, господин психотерапевт…
  – Дай мне ее адрес , я поеду к ней!
  – К чему такая спешка? Скоро она появится на работе и спокойно обсудите твой проект.
  – Я без нее больше не смогу жить, - неожиданно охрипшим голосом ответил Светлов и снова в грудь, вонзилось словно невидимое копье.
  – Ты сбрендил в своей клинике? У тебя свадьба на носу с Мариной!– теперь уже возмущенно кричал Константин.
  – С какой Мариной? Какая свадьба? Что ты несешь? – они орали друг на друга не стесняясь, что их услышат.

  Секретарь Валентина Юрьевна-женщина степенная и хорошо воспитанная, была шокирована столь громкими криками, пробивающимися  из кабинета шефа. Она в растерянности спешно удалилась из приемной и хотела пересидеть у кого-нибудь из дизайнеров, придумав на ходу какой-нибудь благовидный предлог.
  У нее было правило: ни с кем из персонала не обсуждать рабочие моменты. Да и обсуждать было, по-большому счету, нечего! Директор был на редкость порядочным человеком и прекрасным семьянином. Он всегда повторял, что творить надо в чистых стенах  и не допускал в бюро пересудов. А вот в рассуждениях о живописи, скульптуре, графике, как бывшему музейному искусствоведу ей не было равных.
  Дизайнеры любили порассуждать с ней на темы искусства в свои пятиминутки отдыха. И за это ее уважали сотрудники и ласково называли между собой сокращенно Вал-Юра. И порой шутили:
   – Чтоб было все "в ажуре", нужно идти за озарением к Вал-Юре"!
   Атмосфера в бюро была доброжелательной и творческой.

  В коридоре ей стала совестно, что в такой непростой момент она покинула  свой пост: "Еще не хватало, чтобы в этот разгар урагана в приемной появился бы кто-то из дизайнеров или, того хуже, гость со стороны."
  Вернувшись в приемную, Валентина Юрьевна поняла, что буря прошла. За дверью было тихо,а на ее столе лежала записка от шефа с просьбой занести адрес Лебедевой.
  Она стала искать данные в кадровых документах и услышала через приоткрытую дверь охрипший голос:
  – Долгое счастье делает людей незрячими и безучастными к другим. Они живут в своем мирке, как животные в спячке - отдельно от всего мира, охраняя свое спокойствие и безмятежность… В них нет ни искреннего сочувствия, ни искреннего сопереживания. Их душа застывает в сиропе счастья, покрываясь леденцовой коркой. И к ним трудно пробиться…

  – А ты не помнишь, как я в школе три года добивался своей Алены? Какие душевные муки я тогда испытал, потому что всегда был ею отвергнут? Не помнишь это мое леденцовое счастье? – Валентина Юрьевна сначала не узнала голос директора. Всегда его звонкий тенор, сейчас был приглушенным и показался ей старческим.
  – А ты тогда веселился и подтрунивал над моими страданиями. И только когда я решил поставить «точку» своим терзаниям и уехать поступать в мореходку, Аленка поняла: что я значу для нее.
   Константин налил воды и жадно стал пить.

  - А ты знаешь, что по данным последних исследований ученых - волосы у человека, оказываются, растут днем… – в свою очередь резюмировал Кирилл и ,улыбнувшись, широкой ладонью театрально пригладил, как наглядное пособие,  свою густую каштановую шевелюру.
  – Это ты к чему? – Константин широко раскрыл глаза, словно впервые увидел Кирилла.
  – Да чтобы закончить этот никчемный треп о прошлом. Надо жить настоящим.Все! Мне надо ехать к Полине! Утром проснулся и понял, какой же я – Осел! Столько времени тянул! Все осторожничал… Сегодня пришло прозрение, и я все решил для себя.
  – Не ты один! – друг оценивающе смотрел на Кирилла,на его застывший прищуренный взгляд в окно, и после паузы, медленно произнесс:
  – А я–то какой осел! Как я сразу не догадался про вас с Полиной?.. Я же видел как она изменилась после того торжества…
  – Ты думаешь, что она…

  В дверь постучали и вошла Валентина Юрьевна с подносом, на котором были фарфоровые чашки с ароматным чаем и записка.
  Кирилл поблагодарил ее за адрес, отказался от чая и махнув другу рукой: «Спешу! До завтра», быстро вышел.

  Константин Борисович так и не успел ему пожелать удачи. И долго и печально смотрел в окно на пронзающие городское пространство лучи солнца. Его с недавнего времени стал расстраивать закат, когда шар солнца на глазах у зрителей быстро исчезал за крышами высоток.
  В эти несколько минут был очевиден отчет времени и бренность жизни.

                ***

  В дверь Полины аккуратно постучали, но за ней никого не было.
  «Что за розыгрыш?»-мелькнула мысль. Стук стал настойчивее. Полина выглянула в подъезд и посмотрела вверх на лестницу: «Кирилл, выходи! Я знаю: это ты!»
  Тихонько, чтобы он не услышал, она стала подниматься по ступеням. В пролете сверху скользнула длинная тень.
  – Кирилл! – в неестественной тишине ее голос зазвучал пронзительно. Она остановилась. В окно подъезда светил фонарь, спускались сумерки. Наверху хлопнула крышка чердака, и тут же погас фонарь.
  Она в испуге, перепрыгивая через две ступеньки, теряя шлепанцы, побежала домой.

  Дома было распахнуто окно, ветер гулял по квартире, беззвучно теребя шторы.
На улице темнота уже поглотила мир. Босые ноги мерзли на выстуженном полу. 
  Захлопнув окно, она попыталась задернуть шторы, но они не поддавались ее усилиям, словно окаменели. Полина в отчаянии дернула их сколько было сил, и показавшееся в проеме окна темное безобразное лицо пронзило ее холодными лучами.
  Она потеряла сознание.

  Ей виделось, что вокруг сновали странные серые силуэты, похожие вроде бы на людей в длинных развивающихся хламидах, но почему-то с крупными, покрытыми шерстью ушами. Она понимала, что они искали Кирилла. И когда тени довольно заржали, вспыхнули те самые прожектора, и она ясно увидела Кирилла.
  Не замечая фигур ослов, он шел к ней навстречу, а они пока еще не замечали его и проносились мимо него, сквозь него, не находя его. И только сейчас она поняла, что ему нельзя быть с ней и стала кричать что есть силы:
  – Уходи! Уходи! Скорей!
Она стала отчаянно махать ему руками: "Стой! Остановись!"
   А он шел прямым путем к ней, не замечая преград и счастливо улыбался.

 
  В эти минуты Кирилл ехал к ней, радуясь тому, что пришло постижение главного, единственно верного и такого простого  решения.
  « Жаль, не купил кольца, поторопился… Ладно, все позже…Главное сейчас в другом…» - он спешил к ней.

  К счастью, трасса была свободна и в поле уже показались новые высотки ее  микрорайона. Он включил радио. Зазвучал шлягер: «Я за тобой хоть на край Земли, я за тобой, только позови…»
  «А звала ли она его?» - мелькнула мысль, но тут он увидел ее.
 
  Она бежала ему навстречу почему-то в белом, длинном платье? Золотистые локоны нервно трепал ветер, порой забавно обрамляя нимбом ее милое лицо. Она кричала что-то и отчаянно махала ему руками, словно от чего-то хотела предостеречь ...

  Промелькнула мысль: «Она же замерзнет». Кирилл не успел нажать на тормоза, чтобы остановиться, как сзади Полины вспыхнули мощные лучи, и пронзив ее насквозь ,ослепили его.
  Визг чужих тормозов слился с металлическим скрежетом...
  Его машина взлетела и как в замедленной съемке  стала слишком медленно, отпечатывая в сознании каждый кадр происходящего, парить в удивительной невесомости, лениво и тягуче кувыркаясь через кювет, затем над полем, словно подстреленная птица...