Глава III. Яд, кровь, сердце и лихорадка

Колокольный звон, приветствующий утро следующего дня, вырвал меня из прекрасного сна, главную роль в котором играла Эвелина. В первые мгновения пробуждения я пытался жадно поймать все, что мог запомнить из этого сна, но, конечно же, все воспоминания быстро улетучились.
Вторая неделя в Консерватории ожидаемо, как и обещали члены Комнаты сто-тринадцать, была гораздо проще первой. Заниматься приходилось всё также много, но Алисия – признанный эксперт в области музыкальной теории (Томас все шутил, что даже Эдвигусу не помешало бы взять у нее пару уроков вместе со мной) – за три занятия натаскала меня так, что я поверил в то, что не провалю «экзамен» у ректора.
При всем при том стало чуть-чуть побольше свободного времени, так что на неделе я смог зайти к Кристиану дважды, чтобы удивиться его неиссякаемому энтузиазму по поводу лавки. Иногда казалось даже, что его воодушевление росло с жуткой скоростью и не имело пределов, примерно как словесный поток обо всех его делах и планах.
Особое место занимало, конечно же, предвкушение – ожидание письма от Эвелины. Каждое утро, каждый день, каждый вечер и каждую ночь в каждую свободную минуту каждого свободного часа я только и делал, что думал о новой встрече. Томительное ожидание было полным надежды и давало столь нужный глоток свежего воздуха. Единственное, что меня не очень радовало в грядущей встрече, – необходимость рассказывать о себе. Я только что сделал это в Комнате сто-тринадцать, но повторять свой рассказ, да еще и особе королевских кровей, мне было почему-то не по себе. Пришлось смириться, убедив себя, что обещание есть обещание – тем более, что она сама просила об этом.
На этот раз я получил желанное письмо гораздо раньше, чем ждал, – утром в среду. Не успев открыть письмо, я кивнул пажу Беверена: «Конечно, да».
«Альвиан,

Буду безумно рада видеть вас сегодня во дворце. Вечером я буду гулять в саду, уверена, вы легко найдёте меня там.
Эвелина».

Наспех покончив с домашней работой, я сразу же поторопился во дворец. Около консерватории меня (как я почему-то решил) ждала карета. Я сел, попросил отвезти меня во дворец и тут… тут в карету вальяжно ввалился – иначе и не скажешь – Онори Севери собственной персоной. Я нахмурился; а тот с довольным видом одарил меня широченной надменной ухмылкой.
- Гердер, полноте, это вам не бесплатная повозка для крестьянских оборванцев! Хотя вы, наверное, отправляетесь на свидание с императрицей, - он так и сказал: «императрицей», словно Себастьян был уже как минимум при смерти, – а я как раз заказал карету, чтобы отправиться во дворец по делам. Так что ладно, извозчик, езжайте.
Увы, хватило его лишь на пару минут молчания.
- Мой дядя очень нелестно отзывается о вас, Гердер, – четко выговаривая каждое слово, начал он, – с чего бы это? Ведь он так всех любит, кто в Консерватории учится… Хорошо бы вам со мною дружить. Что, почему нет? Что вам нужно ещё, Гердер? Власть, успех, уважение? Я могу помочь вам со всем этим.
- Почему ты считаешь, что мне это интересно? Да и не нужно мне помощи. Ни от кого.
- Куда бы вы пошли без помощи от неё?! – едва ли не прорычал он, – взяли бы своё дырявое крестьянское шмотьё и отправились бы назад к своим нищим «как бы родителям»!
- Слушаю тебя и понимаю, что в том, что нашу деревню сожгли разбойники, все-таки была и польза: мне никогда не придётся жить под твоим началом. А то ты бы уж дал волю своему властвующему воображению.
- Я так и знал, Гердер, что вы из тех мечтательных дураков, о которых пишут в девчачьих книжках. Впрочем, что мне распинаться перед ничтожеством! Вы родились крестьянином, крестьянином и умрёте, Гердер. Помяните моё слово… – он злобно прищурился, - и вот вам один совет, почти что дружеский: вы слишком высокого о себе мнения, если отказываетесь от дружбы с теми, кто силён и могущественен.
- Это ты силен и могущественен? – я откровенно расхохотался, – но нет, я не отказываюсь от дружбы, только лишь от того, что принесёт тебе выгоду, а мне – одно лишь разочарование.
- Глупец, что поделать, – отрешённо промолвил Онори, пожав плечами, после чего достал из сумки книгу, явно нарочно показывая мне ее название: «Кором эн’Раха. Философия и музыка Песков Аламейны». Что это? Его подготовка к правлению Эль-Гранов? На обложке книги было изображено какое-то существо, держащее в руках арфу, внешне очень напоминавшее презренных демонических слуг Гемелла. Демон был невысок, тело его словно было выковано из цельного янтаря, внутри которого теплился и блестел огонь ненависти. Черты его лица были остры и резки, а рубиновые глаза выражали скучающее презрение.
Вскоре извозчик порадовал меня известием о прибытии во дворец. К моему счастью, Онори долго не задерживался и пулей выскочил вон из кареты, успев лишь напоследок пригладить волосы, в чём необходимости, конечно же, не было – у него они всегда были такие, словно на них пролили масло. Я тоже поспешил в дворцовый сад в поисках нужной беседки и после нескольких неудачных попыток мне, наконец, повезло. Я раскланялся.
- Добрый вечер, Альвиан! – она была явно в хорошем расположении духа, – нет, нет, нет, прошу, ни слова! Вы должны увидеть это собственными глазами! – она схватила меня за руку и весело потащила куда-то, чем почему-то напомнила мне Таисию. Мне стало немного не по себе от этого ощущения и потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.
Эвелина привела меня в тот самый «музей» ненужных вещей. Было очень любопытно, что же она хочет показать мне. Откуда-то в глубине души возникла надежда, что принцесса хочет показать мне те самые браслеты, что они тоже захватили ее внимание, но, к моему неожиданному расстройству, оказалось, что она хотела мне показать «всего лишь» скрипку.
- Это вам, - протягивая ее сказала Эвелина, - скрипка работы Елеазарских мастеров, живших многие века тому назад.
Не скрою, я с благоговением провёл рукой по грифу. Осторожно. Медленно. Несмотря на отвратные условия хранения, скрипка прекрасно сохранилась – ни скола, ни царапины. Ни малейшей пылинки не было! Струны на ощупь были очень старыми, но совсем не рыхлыми и звучали словно их установили не далее, чем вчера, да и сама скрипка всё ещё была настроена как подобает несмотря на то, что ее явно давно никто не держал в руках.
Но самым красивым было исполнение головы скрипки: умелец умудрился сделать её в виде головы дракона.
- Драконы всегда были союзниками магов Елеазара, – сказала принцесса, внимательно наблюдая, за моей реакцией на чудную находку, – помню, в детстве я мечтала о собственном драконе, но, увы, как ни пытались лучшие воины Тордессии отыскать их, всё без толку. Их больше нет в этих краях, - с легким оттенком грусти прошептала она.
На «шее» дракона, как оказалось, была начертана крошечная надпись с двух сторон. Наверное, написано на древнеелеазарском, хотя я и современный язык Елеазара не смог бы понять. Но выручила Эвелина:
- «Сердце дракона покорится мудрости, храбрости и любви». Это слева. А справа написано только «Г. Шавольте, мастер из Приарма, маг Елеазара восьмой степени».
- Восьмой, высшей, – пробормотал я.
- Да, я вас понимаю. Понимаю, какой трепет вы испытываете. Тут сотни таких редких вещей, уникальных, полных магии или искусно изготовленными талантливыми мастерами древности. Мой отец, правда, ими особо не интересуется, а я от скуки провожу здесь много времени… Что ж, давайте, сыграйте мне что-нибудь, зря я что ли отыскала вам это сокровище? – подмигнула она мне.
Было странно играть на инструменте, который был старше меня в несколько десятков раз. Не менее непривычно было играть в этом подобии музея под открытым небом. Наконец, самым удивительным было то, что музыка скрипки зачаровывала даже меня. Да-да, я не оговорился: именно музыка скрипки, а не моя игра. В какой-то момент я начал догадываться, что это скрипка направляла меня, а я был лишь марионеткой для исполнения ее шедевральной музыки, исполнителем, но не создателем. Музыка магии, что ещё сказать. И сами боги не смогли бы пройти мимо.
Я закончил играть, когда уже стемнело. Опять. Я думал только о том, что в следующий раз неплохо было бы понять, как подчинить эту могущественную скрипку своей воле. Принцесса, в свою очередь, смотрела на меня как-то странно, словно в первый раз услышала то, как я играю, и не скрывая восхищения тихо промолвила:
- Это…это было просто потрясающе. Эта скрипка поистине нашла своего хозяина. Единое целое, – чувствовалось, что она была ошеломлена, – Альвиан, я хочу, чтобы вы играли на ней всегда. В ней явно заточена сильная магия, но я ничуть не сомневаюсь в том, что именно вы – тот, кто способен её подчинить своему таланту.
- Хорошо, Эвелина, – я было низко поклонился, но она забавно цокнула язычком, чем вновь напомнила мне Таисию – ее постоянно раздражала моя чрезмерная вежливость. Слёзы было навернулись мне на глаза, но каким-то чудом я смог побороть свою слабость.
Вскоре мы попрощались. У дворца стояла все та же карета. Опасаясь, что Онори ждет меня внутри, я было уже решил пойти пешком, но оказалось, что внутри никого не было. Извозчик, не моргнув и глазом, сразу повёз меня обратно, так что можно было вздохнуть спокойно.
Час был поздний, и Томас уже храпел. Как всегда, впрочем, так что я и не обратил на это особого внимания. Разыскав Корлена (он, к счастью, еще работал), я попросил у него стойку под скрипку.
- Какое чудо, лорд Гердер, – не  меньше моего восхитился Корлен, – откуда она у вас этот шедевр?
- Это подарок, – не нашелся, как скрыть свою тайну я, на что Робен лишь понимающе ухмыльнулся, – но, Робен, я прошу вас не говорить об этом никому.
- Я и не собирался, Альвиан, – он подошёл ближе и зашептал: – лишь собирался пожелать вам играть на ней так, как никогда не смогут… некоторые бесталанные музыкантишки, – сказал он, явно передразнивая Эдвигуса. Думаю, тот был не очень недоволен, услышав эти слова, но кому до этого было дело? Я лишь широко улыбнулся и с чувством пожал руку Робену. Вот что за хороший пример для Онори – жаль, не получится рассказать ему об этом.
Остаток недели прошёл на удивление спокойно. Семейство Севери было на удивление мирным, даже временами дружелюбным. Младший не упоминал о нашей случайной встрече в среду; старший ни разу не взглянул на меня как обычно – злобно и нервно. Кристиан, который зашёл ко мне в пятницу днем, отреагировав вполне ожидаемо, живописно расписывая все варианты развития событий, в том числе самые невероятные, наподобие фальсификации доказательств моего опаснейшего заговора против всего мира.
- Значит, у них что-то есть для тебя. Они стремятся залечь на дно и тупо выжидают, – закончив с отчаянными вариантами, предположил он.
- Поменьше бы тебе читать дешёвые романы о придворных кликах и их заговорах, – без обиняков посоветовал ему я.
- Да причём тут «дешёвые романы»? Я вообще мало читаю в последнее время, так что не обвиняй меня на пустом месте! – мы дружно расхохотались, – если серьезно, то книжный вымысел здесь совершенно не при чем, скорее, это очередная правда жизни. У навийцев вроде даже была сказка с похожим сюжетом... - он помолчал, вспоминая, – про то, как некая мышь боялась пройти мимо змей, пока они шевелились, но стоило им замереть, как она стала спокойнее проходить мимо них, день за днем, пока они внезапно не «ожили» и не сожрали её. Неужели ты думаешь, что сказку придумали просто так, из воздуха?
- Возможно, ты и прав, – со вздохом отмахнулся я, – но, к Гемеллу этих проходимцев! Рассказывай уже, как и что там с твоей лавкой.
- Всё как обычно. Хорошо, то есть, – он широко улыбнулся, – вот уже жду первую партию товара и совсем скоро открываюсь.
- А что ты…
- …что я буду продавать – секрет. По крайней мере, пока, – я закатил глаза, – и вообще, любопытство тебя до добра не доведёт.
- И пусть, – махнул я рукой.
Больше всего, конечно, Кристиан был поражён скрипкой (как и все, кто ее видел). Признаться, я уже успел пожалеть, что согласился принять её в качестве подарка: ведь играть на ней означало самообречение на ненужное мне внимание… или это было внимание скрипке? Чего только стоили безумно торжествующие вопли членов комнаты сто-тринадцать! Странно, что кое-кого из новеньких не исключили из неё, ведь вечером в четверг скрипку едва не приняли в постоянные члены этого общества.
Может, сжечь ее? Нет, серьёзно, я уже начинал всерьез подумывать об этом. Не будь она чудом искусства, шедевром великого мастера и «почти-членом» Комнаты сто-тринадцать, конечно, я точно так бы и сделал. Но потом я вспоминал, что это был подарок… подарок от Эвелины, так что пусть кто только попробует ее отобрать у меня!
Каждый день после среды я ждал весточки от Эвелины, хотя головой понимал, что ожидать частых встреч было глупо. Но, к моему удивлению, письмо от нее я получил уже в субботу вечером. Опять не задумываясь передал пажу согласие, тот пожал плечами, поклонился мне и был таков. Скоро я понял причину его странной реакции: как оказалось, Кристиан был прав.
«Альвиан,

Надеюсь, вы меня простите. Всё произошло очень неожиданно. Я хотела предупредить вас на следующей нашей встрече, которая должна была состояться сегодня или завтра, но, увы, мне приходится уехать раньше.
Дело в том, что мой жених, повинуясь традициям Песков Аламейны, должен привезти невесту в свой дом, где она должна прожить один месяц и один день.
Уехать я должна была на следующей неделе, но отец моего жениха нетерпелив. Я так виновата перед вами. Я старалась уговорить Эдвигуса, чтобы вам разрешили сопровождать меня, но он отказался наотрез, намекая, что не собирается отодвигать срок экзамена, который вы должны ему сдать. Я могла бы надавить, уже почти сделала это, но вовремя одумалась, чтобы не навредить вам.
Я очень расстроена. Рядом с этим меркнет даже то, что Эдвигус отправил вместо вас это ничтожество, своего бестолкового племянника. Этот червивый слизень уже наверняка торжествует. Хотя, быть может, они с принцем влюбятся друг в друга на почве власти, и тогда я буду на долгие годы избавлена от их скучного общества.
Мне будет безумно не хватать вашей музыки, и я так жалею, что нет возможности увезти её с собой… да если бы и была! Больше всего я жалею, что мы увидимся только через месяц.
Эвелина.

P.S.: постараюсь найти способ отправить вам весточку пока буду находиться в Песках Аламейны. Надеюсь, я не высохну там…
P.P.S.: Сожгите, пожалуйста это письмо».

Похоже, Кристиан был прав: треклятый Эдвигус нашёл, как меня обойти, хотя что было в этом удивительного, когда сталкиваешься со старым непревзойденным мастером придворных интрижек?

***

…я сидел на берегу пруда в просторном скверике, который все почему-то называли Старым. Здесь было тихо и спокойно даже воскресным вечером, что меня более чем устраивало. Прошло уже две недели с момента отъезда Эвелины, и я уже успел сдать экзамен Эдвигусу. Комната сто-тринадцать шумно и немного вызывающе отпраздновала эту победу. Моя «учительница» Алисия была вне себя от счастья, словно она только что закончила Консерваторию, а Император самолично предложил ей остаться в качестве преподавателя. Но я честно был очень благодарен ей за помощь, хотя и не испытывал особой радости по поводу этого успеха. Немного, правда, радовало, что Эдвигус так и не смог подловить меня, довольствовавшись поправками в мелочах, попытками зацепиться за любую неуверенность, но…
- Лорд Гердер, что ж, вижу, что помощь очаровательной леди Нейве нашла своего адресата, – он расплылся в самодовольной улыбке, от чего стал похож на злодея из театральных представлений, – да-да, не удивляйтесь, я ведь всё-таки ректор, и знаю о происходящем в этих стенах практически все, –чересчур многозначительно посмотрел он на меня.
Я вздохнул и отогнал эти мысли прочь. Хотелось спокойно почитать, а не опускаться в лабиринты собственных мыслей. Тем более, я так давно ждал эту книгу: кто бы мог подумать, что в библиотеке Консерватории за детскими «Сказками Навии» выстроится целая очередь?
Несколько сказок я прочел между строк, торопясь добраться до той самой сказки, о которой говорил мне Кристиан. Одна, вторая, третья.
«В одном из светлых лесов Навии жило семейство мышей: папа-мышь, мама-мышь, дочка-мышь и сын-мышь…».
- Она! – вдруг воскликнул я, чем немало перепугал свору воробьев, сражавшихся за крошки хлеба, и стал взахлеб читать:
«В одном из светлых лесов Навии жило семейство мышей: папа-мышь, мама-мышь, дочка-мышь и сын-мышь. Жили они дружно, дети во всем слушали своих родителей, помогали им в хозяйстве; родители же добывали еду, учили детей, передавая им свои знания; особенно много внимания уделяли они тому, как можно защитить себя и своё семейство от хищников.
Они говорили, что их враги страшны не своей силой, а своим умом, своими хитростью и коварной изворотливостью, своей непреклонностью пред мольбами слабых о пощаде.
Много лет спустя, когда отец с матерью умерли, брат с сестрой разными тропинками пошли искать свою судьбу. Вскоре они обзавелись своими семействами. Однажды повзрослевший сын-мышь завидел, что недалеко от его норы появились змеи. Он мгновенно вернулся в нору и запретил своей жене и детям выходить на свет.
Несколько дней проверял он змей – но они так и не спешили уползти. Они ползали вокруг норы, приносили туда свою разношёрстную добычу, которая ещё дышала, прежде чем умереть. Но на него они не обращали ни малейшего внимания. Сначала он подозревал, что ему это только кажется; но однажды он-таки решил рискнуть и пройти мимо них.
Он был прав – змеи даже и не взглянули на него. Сын-мышь был удивлён, но решил ничего не рассказывать жене и детям, пока не убедится, что это не уловка. Несколько дней проходил он мимо змей, раз за разом, пока не решился вывести на свет своё семейство, истосковавшееся по белому свету.
Змеи были молниеносны и убийственны и мгновенно слопали всё семейство. Так сын-мышь и поплатился за то, что забыл наставления о хитрости змей».
Я перечитал сказку трижды. Да уж, до боли напоминает мне мою историю – мою сказку, и, раз эти сказки столь популярны у взрослых, не только мою. Впредь я решил быть осмотрительнее и не дать никаким змеенышам никакого шанса провести меня также, как ту глупую мышь.
Следующий день был примечателен тем, что в столицу вернулся Халдор Дориац. Его войска промаршировали до императорского дворца; сам Халдор ехал на белоснежном коне, на его лице играла лёгкая самодовольная улыбка, и он то и дело снисходительно кивал горожанам, выкрикивавшим в его адрес триумфальные приветствия. Он выглядел так, словно родился сразу с такой маской – маской героя, только что завоевавшего весь мир. И не только мир: позади него на рыжем коне в сопровождении четырех угрюмых всадников ехала девушка в простом незамысловатом дорожном костюме, но с на редкость царственным видом. Похоже, Навия была окончательно покорена.
С тех пор, как Дориац уехал, я и думать забыл о его попытке завязать дружбу. А вот он, похоже, обо всем помнил: уже на второй день после его триумфального возвращения, адъютант Халдора пригласил меня во дворец, не позволив оттянуть ни минуты – хотя я и пытался сослаться на огромный объём учёбы, которым ни жить не быть надо было заняться именно в данный момент.
Он ждал меня у ворот императорского дворца, восседая на своей лошади. Рядом стояла ещё одна, как оказалось, – для меня.
- Во дворце слишком много ушей, – просто пояснил он.
Мы выехали за пределы Альт-Намэсты, после чего Дориац припустил коня, да так, что я едва мог поспевать за ним. Вскоре мне открылась знакомая картина: пусть я и бывал в Лайвдене только один раз, я прекрасно запомнил окрестности.
- Прошу прощения за столь неожиданное приглашение, – он усмехнулся, а я увидел вытянувшийся через все его лицо шрам, едва не затронувший правый глаз, – пустяки, – сказал он, заметив, что я пристально разглядываю его «новое» лицо, – хотя ещё чуть-чуть и…
- Как всё прошло? – неожиданно для самого себя с интересом перебил я.
- Без особых трудностей. Пока мы ехали, восстание в Навии успело сначала закончиться, а потом возобновиться, но на второй раз их уже не хватило. Ну… пришлось для этого повесить пару десятков местных жителей, так что сопротивление как-то само собой прекратилось, - он немного замялся и добавил: - не думай, что я был рад это сделать…
- Удивительно это слышать, – нахмурился я, вспомнив Арнхольм.
- Почему же? Вот ты, например. Тебе повезло: ты занимаешься любимым делом; как бы я хотел сказать то же самое о себе: но я не сумасшедший, чтобы любить войну, – кажется, я начинал понимать, к чему он клонит.
- Каждый должен заниматься тем, чем должен, – пожал я плечами.
- Мужской подход, что и говорить.
- Циничный, – поправил я, – И что в итоге Навией?
- Да ничего. Местное население постепенно сдавалось нам, а мы медленно, шаг за шагом, шли к их столице, то тут, то там теряя людей от чар, которые последние восставшие навийцы использовали на нас. Их король-наместник держал оборону несколько дней, пока всё-таки не решил, что благоразумнее будет сдаться. Теперь вот Себастьян должен решить, что делать с ним и его страной, а пока наместник отдал свою единственную дочь и наследницу нам в качестве заложницы.
- А я подумал, что…
- …что она моя невеста? Твое чутье не подвело тебя, – он невесело рассмеялся, – так что она и заложница Себастьяна, и моя невеста. Пойми меня правильно: я хочу любым способом принести Тордессии вечный мир с Навией.
- Не знаю, поздравлять тебя или нет, – протянул я, – но почему тогда ты говоришь, что Себастьян будет решать, что с ними делать? У короля ведь, сам говоришь, нет других детей.
- Да, никого кроме Лиссы. И я стану принцем-наместником, а потом и королём-наместником после смерти её отца. Боюсь только, что Себастьян будет против того, чтобы терять меня, так что придется поуговаривать его.
- Понятно. Так о чём ты хотел поговорить, что даже пришлось уехать за тридевять земель?
- Ах да, я так и не сказал, что и зачем. Я хотел узнать, как твои успехи, особенно как там поживает Эдвигус, эта старая заноза многих талантливых людей? А ещё я хотел попросить тебя сыграть на моей свадьбе.
- С радостью! Заодно выплачу часть долга.
- Долга? Забудь, это была дружеская помощь, – отмахнулся Дориац и по-генеральски добавил: – возражений не принимаю.
- По рукам. Но тогда – в рамках такой же дружеской помощи – я и сыграю на твоей свадьбе. Возражений тоже не принимаю, – парировал я, – но разве для всего этого нужно было выехать сюда?
- Не можем же мы обсуждать Эдвигуса прямо во дворце?
- О да, у него много осведомителей, – хмыкнув, проворчал я безо всякой иронии в голосе.
- Уже столкнулся с ними? – хитро прищурился Дориац. Я кивнул.
- Он узнал, что одна из девушек из Консерватории помогала мне с теорией музыки. Как – я просто не представляю: я уверен, что ни она, ни остальные не могли проговориться.
- Здесь нечему удивляться, Альвиан. Запомни то, что я скажу. Чем дальше я возвышался, чем ближе я был к Себастьяну, тем меньше свободы позволяли мне соглядатаи тех, кто видел во мне соперника и врага. Правда, с некоторых пор они держатся подальше от меня – стоило-то всего лишь раскрыть одного из его шпионов и сбросить его в реку, – оскалился он, – но тебе стоит быть предельно осторожным. Этот аспид опасен, как никто другой в этом городе.
- Буду, - устало сказал я.
- А с Принцессой что?
- А что с ней? – дрогнувшим голосом, что конечно же не укрылось от внимания Дориаца, спросил я. Да уж, умеет он вести допрос.
- Онори, говорят, был вне себя от радости, что именно его выбрали сопровождать принцессы и ее жениха, – аккуратно выверяя слова, сказал Дориац. Выглядело это так, словно он пытался прикрыть свою собственную осведомлённость. Так кто тут больший аспид?
- Да, здесь Эдвигус меня обошёл, - вздохнул я, - правда, Эвелина полагает, что Онори предпочтет сдружиться с принцем, нежели с ней.
- Союз будет что надо! – хохотнул он, – ладно, пора возвращаться в столицу. Дела не ждут.
Странный он человек, этот Халдор Дориац. Но игру масок ведёт уверенно, не то, что я. Может, мне и не стоило заниматься не «моим» делом? Я вспомнил слова Невиса, начертанные на здании Консерватории: «Не мы, увы, отнюдь не мы выбираем свою роль в жизни, но почему-то влияем на жизни других. Даже если очень хотеть, всё время упорно цепляться за желаемое, оно, в конце концов, легко ускользнёт, отпуская издевательские фразы в твой адрес, говоря, что ты не достоин. И так будет покуда мы не найдём своего места: которого мы достойны по рождению, заранее определённого». Кем определённого? Что определено мне? Как это понять? Я бы очень хотел задать эти вопросы, но не имел ни малейшего представления кому.

***

Прошло ещё две недели, когда в мою комнату доставили небольшую коробку. Я не мог понять, как ее открыть: повертел, осмотрел её снаружи, хорошенько тряхнул, и, наконец, попросту попытался оторвать стенку – ноль реакции. Может, это чья-то шутка? Я, было, уже собрался отшвырнуть её прочь, когда увидел, что край одной из стенок загнулся. Я осторожно дёрнул за него, коробка задрожала, и вдруг её верхний слой исчез. Перед моими глазами «всплыла» деревянная шкатулка с мудрёной резьбой, на которую не способны были даже старцы-умельцы из Арнхольма. Я понял, что совсем недавно уже видел такие символы: это был старый язык Навии. Сердце мое затрепетало: ведь это точно было послание от Эвелины: ведь в письме, которое я отправил ей перед отъездом, я сообщал, что собираюсь в ее отсутствие изучить «Сказки Навии».
Шкатулка вслед за коробкой, в которой она хранилась, никак не желала открываться, а мое нетерпение все росло и росло. Тут вдруг я вспомнил, что во многих сказках Старой Навии различные потаённые двери открывались словами «саалао д’орсэ».
«Саалао д’орсэ!» - чувствуя себя донельзя глупо, прошептал я. Но – о чудо! Всё оказалось так просто – шкатулка с лёгким хрустом приоткрылась. Мои мучения не прошли даром – в шкатулке лежал небольшой лист пергамента, которому я был рад, как никогда прежде.

«Хотя бы сюда я могу писать только правду!

Альвиан, вы просто не представляете, насколько здесь… необыкновенно. Пожалуй, только сама смерть могла бы жить в довольствии в этих землях. Похоже, что сам Гемелл родился в этих краях. Я, конечно, не какая-то там навийка, любительница лесов, но терпеть эту пустыню…
Скорее бы уже домой. Как приеду – заставлю вас играть несколько часов подряд, а лучше дней (шучу, но как бы хотелось, чтобы это было правдой)! Вот уж никогда бы не подумала, что буду мечтать о музыке. А ведь все вокруг считают, что я должна была родиться мужчиной! Но музыка ничего не меняет – и мой отец тому лучший пример. Поэтому я и позволяю себе мечтать. О музыке, о ваших и своих впечатлениях…
Отец Принца очень мил. На завтрак он только пьёт некий насыщенно-бордовый напиток. Сам король Песков Аламейны, представляете, смеет врать, что это просто лишь вино, пусть и очень старое. А на ужин он ест свежих змей! Я поражена такому варварству и все время радуюсь, что хотя бы обеда здесь не предусмотрено.
Принц, напротив, старается не показывать своего настоящего лица. Вы будете довольны: Онори было попытался наладить с ним дружбу, но, увы (для него), - бесполезно. Он настолько утомил принца в самом начале пути, что тот приказал, чтобы Онори шёл до Песков пешком. Когда тот, наконец, дошёл, Принц пару дней решал, что с ним делать, а в итоге отправил его обратно. Пообещал, что когда мы его нагоним на обратном пути, то его наказание закончится. Онори, конечно, попытался воспротивиться, но против магов Песков Аламейны такие штуки (ну, вы понимаете: жалобы и обещания рассказать всю дядюшке Севери) бессильны.
В общем, пойду я дальше изображать настоящую принцессу. Надеюсь, у вас всё хорошо.

Эвелина».

Я пробежал письмо глазами еще раз. Потом скомкал и выбросил в огонь. Не столько для безопасности – просто мне вдруг стало неприятно. Онори, конечно, сам виноват, но оправдывающая действия этого чудовища принцесса выглядела странно, как по мне.
Спустя ещё несколько дней произошло самое настоящее чудо: наконец-то открылась лавка Кристиана. Пафосная надпись «Чудеса из хранилищ Кристиана Кассара» до икоты рассмешила меня, да и сам он постарался: не знаю где, но он достал цилиндр, в котором обычно выступают бродяжные фокусники; волшебную палочку, как в сказках о волшебных феях; и фрак, целиком испещрённый какой-то тарабарщиной и вязью различных символов, вряд ли имевших отношение к настоящей магии.
Да и публика на шумное открытие подобралась подобающая. Я немного разбавил ее, притащив с собой всю Комнату сто-тринадцать (больше всех на открытие хотела попасть Кира), но в остальной своей массе здесь собрался люд всех мастей, жаждущий поглазеть на диковинки. Посмотреть действительно было на что – чего стоил только сам Кристиан: я так и не мог решить, кого в нём больше – клоуна, шута или всё же фокусника. Дилемму разрешил он сам, заявив, что так одевались маги до Войны Раздора. Ну-ну, как же.
Что же до товаров, то они были весьма примечательными: Кристиан не продавал ничего обычного. А еще необычной была цена – её Кристиан определял на глаз, причём создавалось впечатление, что случайно, по настроению или по собственному желанию.
Когда закончился первый рабочий день Кристиана, мы с ним и ребятами из Комнаты сто-тринадцать пошли отмечать это великое событие. В трактире было шумно, но отдыхать это не мешало. Кристиану так не терпелось быстрее начать новый день, что, напившись, он стал размахивать волшебной палочкой, пытаясь, судя по всему, призвать богов времени именно сюда, в этот трактир, дабы те сжалились и позволили ему наконец-таки снова окунуться в возлюбленную работу.
Всё-таки люди, нашедшие любимое дело и имеющие возможность им заниматься – настоящие счастливцы. И я был очень рад, что могу сказать то же самое о себе.

***

Шум толпы на центральных улицах Альт-Намэсты известил меня о возвращении Эвелины. Я не знал, радоваться ее приезду или нет: после того ее письма я ощущал себя немного потерянным. Да, учёба в Консерватории шла своим ходом, а у меня все получалось, но отделаться от тяжелых мыслей было тяжело.
Скомкано дочитав предпоследнюю главу шедевра Навийской литературы – книги Толана Р’Дале «Лабиринты внутри» - я решил-таки одним глазом взглянуть на принцессу. Оторваться от книги было сложно – хотелось как можно скорее узнать, что же случится в конце, особенно с Виго – героем, к которому были обращены все мои читательские симпатии. Читая, я узнавал себя в нем, тех трудностях, которые ему приходится преодолевать; учился на его «опыте», пусть и литературно выдуманном.
На улицах, особенно центральных, было многолюдно. Кортеж принцессы ещё пока только подъезжал к столице, так что мне пришлось подождать с полчаса. Наконец, на улице появились императорские солдаты, а затем и личные гвардейцы Эвелины, внимательно следившие за безопасностью её пути.
Вскоре появилась она – именно такой, какой я запомнил её на Прошении – гордая, властная и целеустремлённая. Эта маска принцессы, которую она надевала по велению долга наследницы Империи, мне совсем не нравилась, хотя Эвелина и с ней была все также прекрасна. Принцесса каким-то необъяснимым образом разглядела меня в толпе и даже украдкой улыбнулась, а я, дурак, стоял как вкопанное изваяние и так и не смог ответить ей тем же.
В конце кортежа ехал Онори. Он не был похож на себя самого: побледнел, осунулся и будто бы совсем ссохся, сосредоточенно глядя в одну лишь точку – куда-то в направлении гривы своего коня. Хорошим знаком было то, что ему позволили ехать на коне, а не плестись пешком, словно колону, – что было бы высшей мерой унижения для дворянина. И все равно я не мог отделаться от желания примчаться во дворец, ворваться в покои принцессы и спросить: как могла она поступить так с человеком, даже если он был неприятен и ей, и мне? Почему она не помогла ему? Не защитила своего подданого, приструнив своего жениха, пока не имеющего никаких прав в отношении жителей Тордессии?
Но я вовремя понял, что это было бы опрометчиво и неблагоразумно, тем более что Принцесса должна была вскоре написать мне, а я в своем ответе мог излить душу возмущениями. В ответе – или при личной встрече…

***

Утром первым занятием была техника игры. Я плохо спал; мне почему-то снились драконы, замки, рыцари, снова драконы и какие-то принцессы. Они были такими реальными, эти ожившие герои детских сказок... Пытаясь вспомнить подробности своих снов, я даже не сразу заметил, что вместо Эдвигуса преподавал какой-то запинавшийся нервный тип, который был ненамного всех нас. Он долго пытался подобрать слова, чтобы провести нормальный урок, но бросил это безнадежное дело и просто предложил нам сыграть что-нибудь из уже изученного, а сам побыл восторженным слушателем.
Не было не только Эдвигуса, но и его племянника. После занятий я всё-таки набрался духу и пошёл к нему. Немного постояв, я решился всё же постучать в дверь. Ответом мне была умиротворяющая тишина. Я уже собрался было уходить, как Онори наконец-то ответил. Он сидел за столиком и что-то читал; подняв на меня глаза, он ничуть не удивился.
- А, Гердер. Я ждал тебя, – спокойно, словно мы договаривались о встрече, бросил он.
- С чего бы это? – спросил я, переборщив, похоже, с напускным удивлением, что не укрылось от Онори.
- Она же все рассказала тебе? Нет, молчи, не нужно придворной притворности. Меня обучали этому с ранних лет, причём по большей части лично дядюшка. Он большой умелец в этом деле, ты же знаешь. – горько довершил он. Мне вдруг показалось, что он уже не рад был такой «учебе» - не то, что раньше.
- Я хотел сказать, что совершенно не понимаю и не принимаю действий принцессы.
- Она-то здесь причём? – поднял он брови, - нет, это всё её муженёк. Принц – сущий кошмар, хотя он вполне достоин своего отца, питающегося кровью и змеями, – он покрутил пальцем у виска.
- Но она молчала. Она молчала и ничего не делала против вопиющей несправедливости. Это на нее совсем непохоже! Она ни за что бы не допустила таких издевательств, разве что…
- ...разве что ей это попросту нравится? – закончил Онори за меня. Я с недоверием посмотрел на него и хотел возразить, но он поднял руку: - вдруг на самом деле, не так уж они и отличаются – прицесса и принц? И день смерти Себастьяна будет последним светлым днём в Тордессии? – «Какие речи!» - удивлённо подумал я, не веря в то, что их произносит именно Онори.
- Ты сильно изменился.
- Надеюсь, что нет, – рассеянно бросил тот.
- Да ладно тебе. В лучшую ведь сторону, так?
- Для тебя, Гердер, - он фыркнул, на мгновение превратившись в старого, хорошо знакомого Онори, - это может и лучшая сторона, но не для меня. Не всё ещё потеряно, – я, с трудом удержавшись от смеха, спросил:
- И что, интересно, ты собираешься делать?
- Зависит и от тебя. Ты ведь сдружился с принцессой, а она за последние месяца полтора надоела, кажется, всему своему окружению постоянными рассказами о «чарующей музыке лорда Альвиана». Хотя её фрейлины, кажется, не прочь познакомиться с тобой поближе, – равнодушно, безо всякой зависти, хмыкнул он, - так что ты сделаешь?
Я пожал плечами, не понимая, к чему он клонит.
- У меня-то выбор простой: либо так и остаться при дворе в качестве мальчика для битья, этакого шута без шутовского одеяния; либо сделать так, чтобы ни Эвелина, ни Эль-Гран-младший так никогда и не взошли на трон, – он проговорил эти слова с такой злобной пустотой в глазах, что у меня даже пробежали мурашки по коже, – да, Гердер, именно этим я и буду заниматься. А что сделаешь ты? Помогать мне ты не будешь. Рассказывать принцессе о моих планах – тоже.
- Это ещё почему? Это мой долг. Как подданного Тордессии. Как друга.
- А как любовника? – резко выпалил он и впервые за разговор посмотрел на меня взором того Онори, старого и завистливого. Маска хитрости промелькнула на его лице, а затем также быстро понуро исчезла.
- Что? Кто тебе сказал такую чушь?
- Во дворце ходят слухи, что она слишком много времени проводит в обществе музыканта, автора той «чарующей музыки».
- Ты серьёзно?! 
- Да, эти слухи родились в больном уме моего дядюшки, - вздохнул Онори, - он все ждал, что однажды они дойдут до Себастьяна или, что ещё хуже, до Эль-Грана. Только тот ни за что не поверит в них, так что дядя может оставить все свои тщетные попытки.
- Где они оба, кстати?
- Принц остался дома. Он сказал, что последние месяцы перед свадьбой проведёт там, в этой Гемеллом проклятой пустыне, добавив, что у нас ему не нравится. А дядя взял небольшой отпуск. Уехал к тебе на родину, будет восстанавливать всё разрушенное на землях Севери.
- У нас будет новый ректор? Неужели этот идиот, замещающий Эдвигуса на занятиях? – Онори вдруг рассмеялся.
- Уже познакомился с моим троюродным братцем? – я опешил и хотел уже было начать оправдываться, но Онори не дал этого сделать: – нет-нет, я согласен, что он… немного не подходит на эту должность. Я не знаю, что будет с дядей и консерваторией. Не знаю.
Под аккомпанемент нависшей после его слов тишины я уселся в одно из его кресел. Онори никак не отреагировал и продолжил что-то читать, словно ни меня тут не было, ни нашего с ним разговора. Я хмурился и вздыхал. Что же мне делать? Эдвигус и Онори были мне неприятны. Принцесса, напротив. Но меня по-настоящему смущали подозрения про ее жестокость, про то, что ей нравится наблюдать за страданиями других, упиваясь своей властью. Кому верить? Либо её маске суровой властительницы, либо тому облику, который лишь приоткрылся мне в те моменты, когда я играл для нее. Я был точно уверен только насчет принца: его не должно быть во дворце, и он не должен стать следующим Императором. Родственный союз Песков Аламейны с Тордесской империей сулил большие беды и Тордессии, и всему миру. Жрецы Армина вечно твердили, что миру не суждено исцелиться, что однажды Гемеллово зло настолько глубоко проникнет в мирскую почву, а его посылы близко приняты людьми, что он победит и покроет весь мир своим царством. Может, богов и не существовало вовсе, о чем все громче шепчут смельчаки на беднейших улицах тордесских городов; но я знал тех, кто и безо всякой божественной помощи способен был устроить здесь истинное царство Гемелла.
Было глупо надеяться, что принцесса как-то будет влиять на Эль-Грана, а ее слова про традиции, которые позволяют прямому потомку Галеев иметь больше власти, чем принцу-консорту, вряд ли в чем-то убеждали ее саму. Я был уверен, что она была в неменьшей опасности, чем остальные: стоит ей родить сына, как принцу она станет без надобности. А вдруг единственный ее путь к выживанию – быть такой же, как Эль-Гран? Может, именно этим и объяснялось ее молчание, когда Эль-Гран наказывал Онори?
- Хорошо, – неожиданно и для себя, и для Онори сказал я. Он вздрогнул и резко развернулся на стуле.
- Что-что? Что ты сказал? – на его лице застыло удивление, которого я не видел никогда прежде.
- Я согласен. Согласен помочь тебе. Но с условиями.
- Ты согласен помочь мне? – он явно не верил своим ушам, делая паузу после каждого слова. Впрочем, мне тоже казалось, что я сошел с ума.
- Да. Думаю, ты прав насчёт того, что эта парочка не должна взойти на трон, что это жизненно важно... для всех, – он, прищурившись, посмотрел на меня, словно пытаясь прочитать мои настоящие мысли. Конечно, он не будет поначалу доверять мне, и, хотя я говорил абсолютно серьёзно, я знал, что есть только один способ доказать решительность моих намерений.
- И что это за условия? – деловито, с напускным безразличием, словно обсуждая сделку по приобретению какого-нибудь особняка, спросил он.
- Во-первых, принцесса должна остаться жива, это даже не обсуждается. Во-вторых, мы с тобой должны будем заключить Кровавый пакт, – он явно опешил от этого, – я читал о нём в одной Навийской книжке... – как бы невзначай добавил я.
- И ты готов заключить его?!
- Да, чтобы обезопасить и себя, и тебя от риска предательства.
- Ха! Ты не понимаешь. Если Эль-Гран захочет, он добудет у тебя любые сведения, которые ему нужны, несмотря на Кровавый пакт.
- Поэтому есть еще третье условие: Эль-Гран должен умереть так быстро, как только это возможно.

***

Я вышел от Онори глубоко за полночь. Мы договорились пойти к Кристиану: в его лавке я заприметил амулет Агнарла – главную Навийскую магическую субстанцию, своего рода печать, скреплявшую магические соглашения. Так вот я и втянулся в придворные заговоры, что немудрено было сделать в этом политикой проклятом городе. Я знал, что рискую потерять все то, что только недавно обрел, все, о чем когда-либо мечтал. Мне казалось, что за меня стал говорить этот Виго: не под впечатлением ли от него я решил спасать мир? Хотя что-то мне подсказывало, что главным для меня было спасти Эвелину, и пусть весь мир сгорел бы к Гемеллу.
Виго же «подсказал» мне идею с Кровавым пактом, который обеспечил бы немедленную смерть тому из нас, кто выдаст любую крупинку нашей тайны, нашего заговора. Я, к слову, забыл предупредить Онори о тех муках, в которых умер друг Виго после предательства. Оставалось лишь надеяться на то, что действенная сила Кровавого пакта и амулета Агнарла была правдой, а не книжным вымыслом; правда что-что, а шутить со смертью, с болью, с жестокостью навийцы совсем не любили, считая все это порождением Гемелла и жизненным источником магии Песков Аламейны.
Мы долго разговаривали и о том, как выполнить моё третье условие. Проще всего, конечно, было использовать план Онори и убить не Эль-Грана, а принцессу: по законам и традициям Тордессии с момента помолвки принц Эль-Гран обязан защищать Эвелину от любой угрозы, потому что случись с ней что-то, то все его будущие права на корону мгновенно сгорали.
Мы понимали, что нам был нужен могучий союзник. Я вернулся к себе и долго думал, кто мог бы им стать. В случае нашего провала никто не будет церемониться с нами, ибо заговор против наследника трона, пусть даже такого, как Эль-Гран, – предательство, наказанием за которое является справедливая смерть. Кто же готов так рискнуть? Кого я готов был подвергнуть такому риску?
Мои размышления прервал неожиданный стук в дверь. Томас что-то недовольно пробурчал во сне, но невозмутимо перевернулся к стене. Я открыл дверь и остолбенел, увидев перед собой Эвелину собственной персоной.
- Я ждала вас, Альвиан. Где же вы были? – без лишних приветствий воскликнула она. Я обернулся на Томаса, опасаясь, что она его разбудит (а он лишится дара речи, увидев саму принцессу Тордессии в нашей комнате), но тот радостно захрапел еще сильнее и просыпаться совершенно не планировал.
- Эвелина… какой приятный сюрприз! Я... я думал, что вам нужно отдохнуть. И что вы пришлёте Нилмара, если у вас будет время для концертов... – врал без оглядки я, наивно надеясь, что она поверит мне.
- Понятно. Понятно… Пройдёмся? – я, стараясь не показать неуверенности, быстро кивнул, – а лучше проедемся. Я хочу отправиться в Лайвден. Немедленно.
- Но…
- Пропустите один день, Альвиан, всё равно Эдвигуса нет, – Эвелина была непреклонна. Я быстро черкнул записку Томасу и, схватив скрипку, покорно пошел за принцессой.
В Лайвден мы ехали молча. Я нервничал; мне не хотелось говорить с ней об Онори, особенно после того, как мы стали союзниками. Всего каких-то пару часов назад я горячо убеждал того, что ни в коем случае нельзя убивать Эвелину, обещая себе сделать все возможное, чтобы не дать ей умереть; но мне все же претил сам факт заговора и того, что я хранил от нее эту тайну…
Ночное спокойствие Лайвдена нарушалось лишь стрекотанием цикад, а тьма, спускавшаяся с окружавших поместье гор, - насыщенным синеватым свечением звезд, как никогда ярких. Наши далекие предки – первые люди, заселившие когда-то земли, принадлежащие теперь Тордессии, - называли это явление круговертью Звезд предзнаменования. Они верили, что именно во времена активности Звезд предзнаменования происходят события, навсегда меняющие мир.
Принцесса молча направилась в её любимую беседку. Мы продолжали молчать. Глупо, все это было дико глупо: она сидела и просто глядела на меня, я делал вид, что не замечаю ее взгляда, что меня интересуют окрестности, которые я – и Эвелина прекрасно это знала – уже успел выучить наизусть. Наконец, она тяжело вздохнула, покачала головой и внезапно выпалила:
- Я знаю! Знаю, что вас тревожит.
- И что же? – она жестом показала мне идти за ней. Мы шли по тропинке, убегавшей прочь от поместья в сторону гор. Мы поднимались, наверное, минуты три, прежде чем она остановилась и, с улыбкой, стала наблюдать за тем, как я, открыв рот, смотрел на волшебный вид, открывавшийся отсюда. Лайвден был прекрасен, и именно здесь, в этом самом месте была та точка, откуда в него влюбился бы любой, даже самый черствый, человек. Что же знала Эвелина? Что, по ее мнению, тревожит меня? И тревожит ли меня хоть что-то? Я вдруг подумал, что сейчас, в этом месте, которое гораздо больше похоже на сказку, чем на реальность, - меня не волновало ничего.
Я повернулся к ней, не зная, что и сказать, но, похоже, она поняла, что мое безмолвие – это благодарность. Она одарила меня той самой улыбкой, чарующий свет которой не снился даже Звездам предзнаменования; а мне подумалось, что я теперь полностью исцелен от хандры, вызванной последними событиями. Я протянул ей руку, она осторожно вложила свою в мою. Мы сделали шаг навстречу друг другу, и я поцеловал ее.
Это было настоящим чудом: я никогда не ощущал движение окружающего мира так сильно как сейчас, когда все вокруг на секунду замерло и в следующий миг взорвалось, разлетевшись осколками мгновений, раскрасивших все это тучное небо вокруг нас. Мы словно оказались посреди этих синеватых Звезд, совсем близко или даже где-то над ними, в тишине и безмолвии бесконечности, находившейся далеко за пределами известного нам мира. Но эти пространства, эта вечность, которую мы вдруг обрели, вряд ли могли сравниться с тем, что мы чувствовали. Я так и не смог заставить себя отвести взгляд от ее волшебных глаз, но, признаться, я и не хотел этого. Я ощутил прикосновение ее пальцев к моей груди, и мое сердце, до этого бешено колотившееся, замерло. Она прищурилась, глядя на меня с той самой хитринкой во взгляде, в которую я, казалось, уже так давно влюбился; тут-то мое сердце и не сдержалось, застучав вновь, эхом аккомпанируя ее взволнованному сердцу. Я утопал в ее тепле, заклиная себя подарить ей весь огонь этого мира. Она крепко сжала мою руку и беззвучно прошептала: «Будь рядом», словно не знала, что я и так не собирался никуда уходить; что я не уйду, пока не кончится вечность. Ни за что. Никогда. Никуда.

***

Спал я как никогда хорошо, хоть и мало. Я проснулся, похоже, с первыми лучами солнца и увидел, что Эвелина еще спала, тихонько посапывая прямо мне в ухо. Я осторожно встал и вышел на балкон. Волшебный вид, открывшийся мне, вдруг напомнил о том, как я завидовал Таисии, которая прекрасно рисовала. Я с грустью вспомнил о том, что за несколько недель до разгрома Арнхольма я уговорил-таки ее начать учить меня рисовать, хотя она долго отнекивалась, пытаясь отказаться от этой сомнительной перспективы. Но зато я умею создавать музыку. Я достал скрипку и стал тихо играть мелодии, которые мы разучивали на прошлой неделе.
- Знаешь, чего я хочу? – я вздрогнул от неожиданности: Эвелина проснулась и незаметно подкралась ко мне. Она хихикнула, подошла ближе и чмокнула в щёку, – я хочу, чтобы ничего больше не было. Только ты, только твоя музыка и только Лайвден – и больше ничего в этом мире.
- А ты сама? – она рассмеялась и в шутку оттолкнула меня.
- Глупец! Мечтать обо мне нужно тебе! – теперь засмеялся я.
- Да уж… как же жаль, что твоё желание неисполнимо, – она вздохнула и встала у края балкона, обхватив себя руками. Я обнял её, чувствуя, как дрожь ее тела постепенно сливается с моим спокойным терпением.
- Я не знала матери. Она умерла, когда рожала меня, – вдруг нарушила молчание она, - но я частенько вижу её в своих снах, каждый раз один и тот же образ, который постоянно твердит мне, что я могу творить свою жизнь так, как хочу.
- Но трон…
- Плевать я хотела на трон, Альвиан! Как ты не понимаешь? – «Я всё понимаю» – подумал я, – зачем мне нужен трон, дающий право управлять могущественнейшей империей мира, но не позволяющий управлять своей жизнью? Быть там, где я хочу, и с тем, с кем я хочу?
- Значит, мы должны найти способ исполнить твоё желание, – сказал я, на что она недоверчиво фыркнула, – нет, Эвелина, я серьёзно. Если ты считаешь, что творить можно по желанию и вопреки всех обстоятельств, то нужно доказать это.
- Говорить просто. А как это сделать? Я с детства приучена делать то, что должна, а не то, что хочу. Я не смогу… – отрешённо прошептала она.
- На этот случай у тебя есть я. Мне нечего терять, а обрести я могу всё, – немного слукавив насчет «нечего терять», сказал я. Смерть теперь не казалась худшим наказанием за то, что я задумал.
- Не говори только, что ты намерен сам стать моим коронованным мужем, – лукаво улыбаясь проворчала она.
- Я слишком несерьёзен для такой ответственности. И вообще. Я говорил не о троне.
- И о чём же?
- О ком. О тебе, – я вновь поцеловал её, и лишь упорно поднимающееся в зенит солнце известило нас о том, что пора было возвращаться в столицу. К сожалению.

***

В городе была непривычная тишина. Попрощавшись с Эвелиной, я вышел из кареты и сразу же направился к Онори, как мы и условились.
- Ты готов? – немного взволнованно спросил я.
- Да, Альвиан. Как никогда, – он пожал мне руку. И хотя слова звучали уверенно, мне показалось, что он все же нервничал.
Я рассмеялся, увидев реакцию Кристиана, который явно опешил, увидев, что мы с Онори заходим в его лавку, словно лучшие друзья. Очнувшись от оцепенения, он торопливо закрылся и провёл нас в небольшое подсобное помещение, находившееся в глубине здания.
- Кристиан, нам нужен амулет Агнарла. Я видел у тебя такой, – без обиняков заявил я.
- Четыреста солов.
- Будь серьёзнее! Я хочу одолжить его на время.
- Альвиан, не думай, что раз я торгую всем подряд, то не знаю, что из себя представляет тот или иной предмет! Я знаю, для чего используется этот амулет. Но зачем он тебе – понять не могу? Знаешь ли ты, что после заключения Кровавого пакта, амулет Агнарла исчезает? – я удивленно покачал головой, – именно! Пока клятва не будет исполнена полностью, или пока оба её заключивших не умрут, не нарушив своей клятвы, амулет не вернется в этот мир.
- Не знал об этом, – отмахнулся я.
- Гемелл с тобой. Скажи, зачем он тебе нужен, и я подарю его, – Онори хмыкнул, покачав головой, – а ты-то чего мычишь? – прищурившись недовольно процедил Кристиан.
- Кристиан, пожалуйста, он теперь на нашей стороне.
- Неужели? И поэтому ты решил использовать амулет Агнарла?
- Разумеется, я ему не доверяю полностью. Но…
- Я вообще-то тоже нахожусь здесь. Не нужно говорить обо мне так, словно я приведение какое-то или ничтожество, – обиженно прохрипел Онори, на секунду превратившись обратно в того самого, заносчивого племянника Эдвигуса, – если вам, господин Кассар, это так важно, то я заплачу. 500 солов, если вас устроит, – я хмыкнул: похоже, среди моих союзников появился ещё один денежный мешок.
- Я отдам бесплатно, если вы расскажете мне, что задумали, – упрямо повторил Кристиан.
- Если ты знаешь все об этом амулете, – нетерпеливо сказал я, – то, как же его обратное действие?
- Что-что? – Кристиан нахмурился, осознав, видимо, что еще далеко не все знает о своих товарах.
- А то, что стоит кому-то лишь договориться о клятве, как сила Амулета Агнарла начинает действовать.
- Что?! – издал крик возмущения Онори, – почему ты не сказал об этом раньше?
- А почему тебя это беспокоит? – я напустил на себя непонимающий вид.
- Ты хочешь сказать, что клятва уже действует? Что даже без Амулета нарушивший клятву умрет?
- Ну да. Так что же тебя беспокоит?
- Неужели непонятно, Альвиан? – нетерпеливо фыркнул Кристиан, – этот червяк предал тебя.
Я вопросительно посмотрел на Онори. Тот, сглотнув, кивнул.