Укрой меня, осень...

Юрий  Мышев
Укрой меня, осень…
(Рэп-новелла)
Tired with all these, from these would I be gone,
Save that, to die, I leave my love alone.
W.Shakespeare.

Соль жизни в постоянных поворотах,
всё остальное тлен, вернее прах…

…И поезда уходят под откос,
…И самолёты, долетев до звёзд,
                сгорают в них.
Борис Рыжий


Здравствуй, Осень. Наша встреча с Тобой неизбежна. Хотя Ты не очень желаешь этого. Без обид.
Опавшие листья хрупкие, сожмёшь в ладони – косточки хрустят. Воздушные кораблики, перевозящие снежинки с туч на пожухлую траву.
Грач вышагивает важно по дороге, не опасаясь ни прохожих, ни дворняжек, ни машин. Может снежинки успевает клевать? Наверно, у них вкус родного гнезда.
Осенний потемневший листок проскользнёт по щеке, поцарапает легонько, как котёнок лапкой.
Осень.

 Заманила осень нечаянно Женька с Витьком в Первопрестольную.  Вместе с подругой Линой и её blue dream – зацепиться хоть мизинцем за столицу.
Но у Женька с Витьком и свои дела были серьёзные в Златоглавой.  В родном Большезахолуйске не больно-то развернёшься. Province.
Сколотили они в десятом классе ударную бригаду. Передовиков производства. Завербовали в свои редкие, но стройные ряды Лёху Шалопая из девятого Б, завязавшего с учёбой ещё второго сентября в первом классе. Благополучная семья. Мама - техничка в детском саду «Коноплянка», папаша-олигарх местный. Менеджер по сбору и реализации пустой тары. В антрактах между запоями.  Лёха - безвылазный двоечник и хулиган локального масштаба, но друган надёжный. Сразу в разведгруппу его определили. С присвоением чина подпоручика.
Потянулись к ним, и пацаны помладше – завсегдатаи курилки и фирменного паба за углом школы. Взнос вступительный брали льготный, надо было на ноги встать для начала. С не желавших вступать брали откупные. К концу второй четверти бабки на карманные расходы появились. Прибарахлились. Крутыми мобилами обзавелись. Школьная подпольная тусовка их зауважала. Да и легальная притихла, смирившись с бурным ростом рейтинга несогласных.

Хотелось большего. Но когда они задумали крышевать пивной ларёк напротив школы – столкнулись с сильными конкурентами с улицы. Stone wall. Те забили внеплановую стрелку.
Боевое крещение прошло успешно. Месяц в больнице вся дружная компания провалялась. Навестил их однажды сам Костик Хромой – лидер конкурентов, личность широко известная в узких кругах. Как-то схватился за влияние в микрорайоне с прожжённым зэком – романтиком с федеральной трассы Судаком, четверть века провалявшимся на скрипучих ржавых шконках. Дальнобойщики до сей поры наверняка в своих молитвах на ночь его поминают добрым словом. Те счастливчики, что в здравии пребывают.
Судак в припадке ярости Костику в кабаке ногу прострелил навылет из трофейного Макарова. Но и Костик не трухнул, одной рукой кровоточившую рану зажал, другой, недолго думая, схватил огромный нож со стола и метнул в скользкого Судака, тот еле увернулся от мокрушной рыбной разделки, но зауважал отчаянного противника.
Как-то они там после этого договорились. Хромой остался при деле, оставив кампании Женька сферой влияния общеобразовательную школу c гуманитарным уклоном, затребовав грабительские семьдесят пять процентов. Но и от таких предложений не принято отказываться. Женьку с братишками, чтобы удержаться на плаву, пришлось поднять тарифы.   

Что до Линки Стоговой из параллельного, она была вне зоны досягаемости для поглядывавших затаённо в её сторону Женька с Витьком. Dead duck. Нафиг ей нужны сопливые недоросли с чумным настоящим и туманным будущим? Её опекал сам Костик Хромой, одаривая щедро хрустящей капустой и дорогими побрякушками. За модой следила, одевалась стильно. Чёрная набивная кофта летящего покроя трапеция. С четырёхцветным эксклюзивным узором на полочке. Трикотаж «сингл-джерси». Задрапированный вырез горловины, рукава три четверти… Светлые, в контраст, распущенные волосы до плечиков. Мраморно-умопомрачительных. Ей в подмётки не годилась, претендующая на звание общешкольной законодательницы моды англичанка-пиарщица Джейн Эйер (в миру Таиска Крыска - преподаватель английского языка Таисия Кирилловна), ежегодно бывавшая в туманном Альбионе на деньги спонсора – бойца невидимого фронта. По сравнению с Линкой - серый воробушек. Несмотря на бежевый жилет из микрофибры с отложным воротником, потайной молнией, карманами с клапаном и декоративной драпировкой между швами «принцесса». И даже несмотря на сложную укладку угольного оттенка волос в стиле «Эдинбургский замок».
Но не бабло и не цацки были главным смыслом жизни для блистательной Линочки. Приближённость к Хромому ей, конечно, льстила, но ничего такого она ему не позволяла. Крепость Измаил. В её сознании все прочие мысли вытесняла одна единственная мечта наполеоновская: завоевать Златоглавую. Мечтать не вредно. Who doesn’t?

Линка оставалась недосягаемой для них. Пока Хромой не загремел. По полной программе. На червонец. За разбой с мокрухой. Прокол вышел, наследил в местном ювелирном шопе – кассирша оказалась упорной, грудью третьего размера как бронником встала на защиту достояния республики. Откуда было знать Костику, что его прикольный фейс попадёт под моргалку скрытой видеокамеры?
Добычи хватило на одну разгульную ночь в пивном баре Рио, а под утро хмельного Костика там же дежурный наряд полиции аккуратно упаковал. Хромой успел черкнуть на салфетке номер телефона своей залётной подруги в столице. С просьбой привет при случае передать.   
Как раз они тогда заканчивали школу. Линка к Женьку с Витьком за помощью обратилась. О Костике она забыла на другое же утро после памятного уик-энда. В клетку.
Как ей было отказать? Она собралась в телезвёзды. На журналистский факультет в престижный вуз нужны были высокие балы по русскому. Возникла маленькая неувязочка с госэкзаменом. 
Витёк с Женьком классную операцию во славу Линки разработали. «Бабай Егэ». Рисковать было нельзя, как другим лохам, проносившим на экзамен мимо комиссии мобилы-двойники, и передававшим по Интернету через родителей месседжи с копиями листов с заданиями в засекреченные штабы, в которых сидели в засаде учителя-бюджетники и продвинутые студенты – ботаны, жаждущие чаевых. Для поездки на хутор за бабочками. Можно было запросто пролететь рашпилем над Парижем, попадись дотошный жандарм из обрнадзора. Go home, baby. 

Они пошли другим стопудово надёжным путём. Ну а Линка внесла творческое начало в их сногсшибательный план.   
 Языковед Фёдор Михайлович Достовалов - пенсионер с пионерским стажем, – был тот ещё фрукт, тридцать пять лет тщетно мечтавший свою фамилию подправить под фамилию знаменитого тёзки. Никак не мог избавиться от почётной приставки «Граф Бабай Егэ», запугавший до умопомрачения всю выпускную тусовку госэкзаменами. Но своя реальная фамилия Михалычу очень даже шла. Доставал он своими морализаторскими наставлениями. Чипсами не корми. «Тварь я дражашая или право имею...»  Bananas. Хотя и графского происхождения. Постперестроечного разлива.
На его безупречном оbliko morale они и решили сыграть. Линка тонко нащупала ахиллесову пяту аристократичного до мозга костей Михалыча.
После уроков она напросилась к врачевателю человеческих душ на дополнительное занятие по литературе. С лишним человеком разобраться. Михалыч, конечно, загорелся. Приятели Лины Женек с Витьком точно для него были лишние, с одной двойки на другую перепрыгивали на полном скаку с невероятной лёгкостью. Пыль столбом. В редкие дни посещения уроков.  Михалыч и начал с них – не пришлось бы, мол, им жалеть в беспросветном будущем о бесцельно прожитых годах в туманной молодости…. Вот Лина могла бы посодействовать их перевоспитанию. В духе морального кодекса строителя капитализма.

Она могла, если бы захотела. Не такие орешки раскалывала. Ей всё легко давалось.  Она была стабильной отличницей, примерной общественницей. Гордость родителей и всего досточтимого рода Стоговых. Бывает же такое. Если бы наивные предки и несчастные педагоги знали, что скрывалось за этой обманчивой покорной рыжей внешностью…  Fire Fox. Правда к девятому Лина, проштудировав десятки глянцевых женских и попутно мужских плейбойских журналов, преобразилась. Из рыжика превратилась в соблазнительную, до головокружения, брюнетку. С тонкой лебединой шеей и безупречным гордым профилем. Нефертити и Кармен в одном флаконе. Любого мальчика из одиннадцатых могла в два счёта окрутить. Vamp. Что там безусые мальчики... Физрук с обэжистом  по ней тайно с вожделением вздыхали, да и Фёдор Михайлович наверняка в своих сокровенных снах встречал её на подиуме где-нибудь в казино Баден-Бадена. Обнажённой. Или, на худой конец, в петербургских номерах обворожительными белыми ночами. Сто пудов.
 Но Лине этого локального успеха было мало.
Убедившись, что скрытая камера Женька в зарослях жёлтой акации за окном заработала, Линка быстренько скинула кофточку и юбочку, под которыми оказалось изысканно соблазнительное французское бельё, и улеглась мгновенно на учительском столе, прямо перед изумлённым до крайности взором Михалыча. Да ещё обхватила его оплывшую талию левой, закованной в филодоровские чёрные колготки ножкой, а правой тонкой гибкой ручкой в обрамлении фиолетового зазывного маникюра обняла за шею кокетливо, одарив бедного правдолюбца и охотника за человеческими душами томным взглядом лучистых серых глаз. На какие-то мгновения ощутила встречное импульсивное, чисто мужское движение Михалыча. Реалити-шоу. Сделала вид, что стала отбиваться от неприличных притязаний педагога-моралиста. Потом вдруг заметила, что Михалычу стало плохо. Или слишком хорошо. И он стал оседать на стул. Быстро оделась, вызвала медсестру. «Помогите моему любимому незаменимому учителю - Макаренке наших дней». Скромница. Овечка Долли. Хорошо, что в тот раз всё обошлось.
В посредники-шантажисты они выбрали Лёху Шалопая. Тому было всё до лампочки. Вольфрамовой. Исключить его не могли – школа по всем показателям числилась в образцово-показательных, к тому же передовому директору - внедрителю новомодных электронно-образовательных ресурсов в школьную среду, ярко светила на горизонте должность начальника гороно, так что изгнание из рая Лёхи никак не вписывалось в этот заманчивый сценарий.
Смонтировали сюжет, добавив в него голос теннисистки Марии Шараповой при отбое мячей. Витёк передал Лёхе копию и отправил на встречу с Михалычем. Тот, узнав, что некая ретивая компания собирается выложить в Интернете пикантный сюжет с его участием, безоговорочно принял все условия капитуляции.
Прорыли по их наказу работнички лихие из младшей группы поддержки тоннель со школьного двора в подвал, точно под кабинет, где предстояло сдавать экзамен. Заранее щель едва заметную пробили в полу. Михалыч, как Ленин в Разливе, имидж сменил. Под бомжа полупьяного скосил. Женский блондинковый парик у молодящейся биологички-пенсионерки из лабораторной стырил, вспомнив невольно вольное мальчишество. Ему было что терять. Пионерское прошлое.
При свете фонарика языковед в полутёмном подвале принимал на ниточке, как котёнок, записки с заданиями, печатал ответы каллиграфическим почерком и отправлял наверх, на белый свет.
По итогам ЕГЭ Михалыч Доставалыч потянул на 93 балла. Для престижного столичного вуза этого было вполне достаточно. Казалось.

Они двинулись на штурм Первопрестольной. Будучи уверенными на все сто, что она только их и дожидается. Правда, Женьку с Витьком пришлось солидное откупное выплатить дружкам закадычным Судака за выход из игры, но к тому времени у них уже имелись кой-какие накопления.
На площади перед Казанским вокзалом их встречала телевизионная группа Главного канала. Столица безропотно пала к изящным ножкам Лины.  Очаровательная провинциалка тут же была приглашена в рейтинговое шоу. Узнав, что её смайлер будет красоваться на плазменных экранах всего цивилизованного мира, Лина, оглушённая таким лёгким успехом, не раздумывая опустошила свой бумажник. Вступительный взнос для участия в прямой трансляции и получения гарантированного приза – билета в Куршавель на новогодние каникулы. Редактор Главного канала сунул Лине визитку и пропуск на студию.
Через минуту съёмочная группа испарилась в пыльном привокзальном воздухе, отдающем ароматным дурманом поджаренных на олифе семечек.
Они поехали в Останкино.
Хмурый, привыкший ко всяким закидонам провинциальных дурочек охранник мельком взглянул на Линкин пропуск, даже не взяв его в руки. Усмехнувшись, демонстративно отвернулся. До них только теперь дошло: лоханулись реально. Женек с Витьком, конечно, успокоили, как могли, подругу фронтовую. 
Женек вспомнил о поручении Костика Хромого.
Хриплый женский голос в мобильнике назначил встречу на Патриарших прудах через два часа.

Они долго сидели на скамейке под сенью густых развесистых лип, потягивая из батлов пастеризованное пиво в ожидании трамвая, на котором должна была подъехать из потустороннего мира залётная столичная зазноба Костика. Но никаких признаков трамвайных так и не проявилось.
- А где Аннушка?
На этот естественный вопрос пожилая пара, неспешно прогуливавшаяся по тенистой дорожке, в ужасе шарахнулась в сторону.  Старичок со старушкой, судя по внешнему интеллигентскому виду, представляли собой почти исчезнувшую когорту коренных москвичей, давно смирившихся с бестолковым ритмом полуанглоязычной столицы. Седовласый спутник пожилой дамы оказался разговорчивым:
- Вы опоздали, молодые люди, лет на девяносто…
И даже попытался вслед им многозначительно сострить:
- Он здесь больше с той поры не объявлялся. Напрасно ждёте.
Женек хотел ему резко возразить: а Он и не исчезал никуда из вашего Города, Привыкшего Ко Всему, но заметив подозрительно насмешливый, пронзающий насквозь взгляд странноватого прохожего и оглянувшись на его нарочито отстранённую молчаливую спутницу, счёл за благо промолчать.
Да тут ещё крякали издевательски разжиревшие на дармовых харчах лениво передвигавшиеся по мутной воде пруда полусонные утки, которые наверняка и зимовать-то остаются под древними стенами Кремля, – куда им ещё долететь с таким весом?
На скамейку подсел солидный мужчина в чёрном плаще с тростью из слоновой кости в правой руке и стильной широкополой шляпе, надвинутой глубоко на глаза. На Женька с Витьком, которым встреча была назначена именно на этой третьей с краю скамейке, не обращал никакого внимания. Достал из кармана булку, начал отщипывать кусочки и бросать меланхоличным жирным уткам.
Поняв, что по ним снова прошлись, Женек с Витьком поднялись, намереваясь навсегда покинуть Пруды.
- Вы от Костика Хромого? – не поворачивая голову в их сторону, произнёс сосед по скамейке. – Что за дела?
Они сели на место. Первым пришёл в себя Женек:
- Он просил передать привет подруге.
Мужчина сунул правую руку в карман. Им показалось, что он передёрнул затвор пушки.
- По барабану. Пусть забудет о своей подруге.
Женек поспешил объяснить:
- Костик попался. На червонец. Может ему помочь как-то можно?
Мужчина вынул руку из кармана. Пустую. Хмыкнул, присмотрелся, наконец, к собеседникам:
-  Здесь вам не Большезахолуйск, правдоборцы. Советую Костику и вам вырезать меня из памяти и возвращаться на малую родину… 
 Незнакомец выругался чисто по-большезахолуйски и удалился в сторону Малой Бронной.
Их мечта – закрепиться в Первопрестольной – в одночасье рухнула. Когда они от растерянности опорожнили поллитровку «Столичной» Витёк вдруг предложил Женьку:
- Может, и правда, бросим всё к чёрту и махнём к моей бабке в деревню? Станция конечная. У Черта На Куличках. Бабуля сейчас наверно сидит в передней у окна за прялкой. Поглядывает на пустую улицу, по которой только куры шныряют. На полу кот Васька играет с клубком шерстяных ниток. На стене, над численником чёрно-белый портрет Ленина… Там петухи на рассвете кукарекают, коровы мычат, овцы блеют. Талины шумят. В окна воробьи шальные залетают вместе с вишнёвыми листьями. А что? Может это и есть реальная жизнь?

От бабки всегда пахло парным молоком. А по воскресеньям ещё и горячими пшеничными лепёшками, испечёнными на сковороде в русской печи.
- Отведай, таких ты в городе не поешь. С домашним маслицем и топлёным молочком.
Такой вкуснотищи Витёк и правда больше никогда не ел.
На рассвете его будило бодрое петушиное кукареканье под крыльцом, воробьиное чириканье в палисаднике за окнами, довольное мычание во дворе Чернушки, которую бабушка каждое утро выпускала в стадо, ласково похлопывая ладонями по крутым пыльным бокам.
Начинался летний день, наполненный нежным шелестом гибких талин. День, который, казалось, никогда не закончится.
Купанье в пруду за огородами в компании уток и гусей, походы за земляникой в Дубки и за подберёзовиками в Ближнюю рощу, вечерняя рыбалка на Тихом озере…
Женек усмехнулся снисходительно: когда Витёк переберёт, всегда в сантименты впадает. Что им бросать?

Линка не прошла конкурсный отбор. Но, конечно, духом не пала. Танк в джинсах. Разузнала о творческом конкурсе для желающих стать телерепортёрами на солидном коммерческом канале. Требовалось предоставить для приёмной комиссии злободневный рейтинговый репортаж.
- Нужен скандальный сюжет, - выдохнула Лина и с надеждой посмотрела на приятелей.
Надо было ей помочь.   
Они отправились на Красную площадь. На Васильевском спуске рабочие в тёмно-синих робах сколачивали сосредоточенно эшафот для очередного шоу на костях.
 Витька осенила гениальная идея:
 - Организуем заваруху у собора Василия Блаженного, где всегда полно иностранцев. Скандал в сердце столицы – то, что надо!
Женек с Витьком выставили пикет у входа в собор, взяв в руки, написанные от руки плакаты: «Василий Блаженный – вовсе не блаженный!», «Только суд может признать человека блаженным!», «Мы за права человека во все времена!».
Иностранцы, конечно, клюнули – загоготали, застрекотали камерами. Human rights. Собралась большая суетящаяся толпа. Лина успевала только крутить объективом во все стороны. Увидев двух крепких мужчин в строгих костюмах, направлявшихся к сабантую от Спасской башни, Женек с Витьком ретировались поспешно и смешались в толпе китайских говорливых туристов, направлявшихся в гости к забальзамированному Владимиру Ильичу. Витёк объяснил на ломаном китайском уставившемуся на него туристу из Поднебесной:
- Прадед у меня был за красных, воевал в Первой конной армии Будённого. Ленина всё мечтал увидеть, да не получилось. Просил меня при случае поклониться вождю. Синь-дзинь, жэньмин жибао!
Китаец радостно откликнулся, услышав родную речь и знакомое имя:
- О, Ле-ни-ня, Ле-ни-ня!... 
Женек, достав из-за пазухи бутылку, на дне которой ещё оставались водочные выжимки, предложил туристу из Поднебесной выпить за глобализацию и дружбу народов и пригласил посетить Воробьёвы горы. Тот живо откликнулся:
- О, воробьи, воробьи!..
Но от выпивки вежливо отказался.

Витёк был с идеей. Она проникла в него нечаянно во время очередных летних каникул. Когда он реально простудился, искупавшись в ливень в деревенском пруду, а бабка отпаивала его тёплым парным молоком. Помнил Витёк блаженное полубредовое состояние, когда лёжа в  мягкой постели на перине, набитой гусиным пухом, прислушивался к пению петухов и мычанию Чернушки во дворе. Так хорошо ему больше никогда не было. Именно тогда его на литературное творчество потянуло неудержимо. После прочтения завалявшегося у бабки в сенях томика есенинских стихов.
 Цветы черёмухи так нежно треплет ветер,
Хрустальным шелестом в ветвях талин звеня,
Сойти с ума совсем несложно в этот вечер,
Ну почему же ты не ждёшь меня?
К выпускному классу накопилась целая тетрадь с подобными лирическими шедеврами. Мечтал опубликоваться в столице. Но ни одно издательство, к его изумлению, не оценило самородковый талант:
- Вот были бы вы постмодернистом, скандальной шоу-звездой или, на худой конец, депутатом-коррупционером…
- Ладно, буду, - пообещал Витёк.
А Женек в знаменитые рэп-музыканты решил податься, помешался на хип-хопе. У него был припасен свой диск с рэп-циклом «Подъезд».
Гудящая улица за стеной – грязный подъезд – лестница с изрезанными ножом перилами - окно с видом на мусорку, за которой сияют зазывно рекламные щиты на английском – разбитая лампочка под потолком.
 Устойчивый запах гнилой картошки и квашеной капусты, хранящейся в затопленном дождевой водой подвале с позапрошлого века. Испуганное чириканье шального воробья, нечаянно залетевшего сквозь распахнутые, сорванные с нижней петли двери и не понимавшего: какой воробьиный чёрт занёс его в эту мрачную крепость с обшарпанными и исписанными стенами?  «Я люблю тебя малыш…», «Киска ты лучшая!», «Зайка мы за тебя и здесь выпили!»  Когда, наконец, завсегдатаи грязных подъездов начнут отделять запятой эти дебильные обращения!
 
В творении Женька молодёжь легко рифмовалась с ядрёна вошь, демократию пришлось уложить с ориентацией, а вот с интеллигенцией он помучился. В конце концов, решил поставить её в пару с импотенцией. Стихи зазвучали!
Странно. Ни один, самый завалящийся продюсер не жаждал раскрутки Женька.  Не в формате.
-  Не ты первый, - успокаивал его Витёк. -  Ты знаешь, когда Есенину отказали печатать его стихи, он с друзьями-поэтами писал стихи на стенах домов. Борис Рыжий писал четверостишия на кирпичной стене балкона. И ещё - ночью, прихватив кисти и краски, Есенин с приятелями переименовывали названия улиц и площадей, давая им свои имена.
Им понравилась эта прикольная идея. «Авеню Витька Колхозника», «Проспект Женька Большезахолуйского», «Бульвар Лёхи Шалопая». Вот только бессмертный многострочный шедевр Женька не умещался ни на одном заборе. Его вдруг осенило:
- Надо учить японский и переходить на сочинение трёхстрочных хокку.
 
Оставался последний шанс пробиться – город на Неве, северная столица рок-музыки.
Им посчастливилось попасть на концерт модной рэп-группы «Вывих второго сустава левого предплечья». Надо было ловить момент. После концерта они дождались лидера группы Крейца, косящего под гота, у дверей концертного зала и с трудом пробрались к нему сквозь плотную стену перевозбуждённых поклонниц. Женек показал издалека фигуристую бутылку французского вина и гитару с наклейкой кумира. Новомодный рэпер среагировал моментально.
Осушив бомбу бургундского на скамейке в ближнем парке и прослушав фрагмент рэп-цикла Женька, впечатлённый кумир пригласил коллегу в гости. На предмет обсуждения совместной концертной деятельности. Завтра, в семь вечера. Написал на обратной стороне гитары адрес.
Оказалось, назавтра, что указанный дом успели за ночь снести и разбить на его месте уютный сквер с липами, флоксами и фонтанами, а в центре поставить бронзовый памятник. Неунывающему барону Мюнхгаузену… 
Они не пали духом - в творчестве нет лёгких путей.  Выпили по баллону пива. С содержанием алкоголя не менее 4,7% оборотов. Под копытами взбрыкнувших коней Клодта на Аничковом мосту. Витёк – парень почти деревенский - захмелев после второго литра, предложил искупать коней в Фонтанке.
- Ты видишь, они непоёны с позапрошлого века.
Женек тотчас откликнулся и как заправский ковбой взобрался на скакуна, задёргал отчаянно упрямую конскую морду за узду. На минуту показалось – когда солнце зацепилось за крышу дворца некогда очаровательной мадам Кшесинской – конь поддался сначала, но потом снова показал свой дикий степной нрав, увидев свою тень сбоку. Козла сыграл, взметнулся на дыбы. Витёк успел стащить приятеля с бронзовой спины скакуна до прибытия дежурного наряда полицейских.
Потом они уединились под скалой, с которой штурмовал серое низкое небо Медный всадник Фальконе. Витёк ночное в деревне всё вспоминал. Любимого коня Орлика.
- Лёгкий, крылатый, не то, что этот толстозадый тяжеловес под Петром Алексеичем. Моему красавчику не было равных в табуне. Искры из-под копыт летели. Через овраги птицей-соколом перелетал. Загнал его насмерть пьяный конюх Прохор. Сволочь. В соседнюю деревню гонял по зимнему бездорожью за дармовой самогонкой.
Им осталось распить бутылку водки в Летнем саду под копчёного омуля второй свежести, купленного у бабки в подземном переходе на Невском. Расчувствовавшийся Витёк полез обниматься с обворожительными обнажёнными дамами. В камнях. Прощаться.
Fare thee well.
Там некогда гулял и я.
 
Они вернулись в Первопрестольную поздравить Лину с успехом.
Оказалось, что, несмотря на все их старания, творческий конкурс подруга провалила. Её заподозрили в плагиате. Их крутой сюжет с Красной площади кто-то успел слямзить и выложить в YouTube со странным комментарием: «Диссидент Вася из блаженных замурован в кремлевской стене». Сто тысяч просмотров.
И этот досадный провал Линку не остановил. Попыталась она традиционным путём пробраться в тележурналистки, но председатель комиссии по отбору кандидатов оказался с нетрадиционной ориентацией. Не прокатило. Лина, конечно, загрустила. Надо было её выручать.
Женек позвонил их новому знакомому с Патриарших. Тот неожиданно назначил встречу на Старом Арбате.

Старый Арбат с его знаменитыми закоулками их не впечатлил. За исключением модерново расписанной стены Виктора Цоя. «Доброе утро, Последний герой!» А так - нагромождение ювелирных салонов и фирменных дорогих кафе. Hello, Ameriсa. Уличные музыканты, художники, фокусники. Виртуозы данс-брейка и мыльных пузырей. Весёлые девочки с рукописными плакатами «Обними меня и поцелуй!». Александр Сергеевич с Натальей Николаевной и Булат Шалвович, непонятно как оказавшиеся здесь. Сюрреализм. Подвыпивший продавец в помятой форме советского генерал-майора танковых войск перед развалами с матрёшками – дались эти пустушки складные иностранцам. How much? Миниатюрные макеты собора Василия Блаженного вперемежку с фрицовскими касками и железными крестами. Витёк подумал о своём прадеде-фронтовике, который приковылял бы сюда пешком из своей тьмутарканской деревни с навозными вилами наперевес и разогнал бы всю эту муть. Вдоль по Питерской.
Вынырнувшая неведомо откуда жирная крыса недоуменно взирала с минуту на балаганную улицу. Осмотрелась, принюхалась. И недовольно фыркнув, вернулась благоразумно в свой заветный подвал.

Новый знакомый, неожиданно выплывший из ювелирного салона, был с ними краток:
- Есть у меня зацепка на Главном канале. Нужно бабло. В лапы сунуть ненавистнику прекрасного пола. – И добавил: - С Судаком мы зону вместе топтали, должок у меня перед ним.
Женек с Витьком пересчитали с десяток вариантов экспроприации денежных знаков.  От примитивного воровства в продуктовом магазине до вооруженного налёта на инкассаторов Центрального банка. 
Остановились на среднем, самом надёжном варианте.
Выбрали фирменный торговый супермаркет «Вакх» за углом поблизости от Казанского вокзала. Ликёроводочный.
Два дня Женек с Витьком наблюдали за магазином, соблюдая все меры предосторожности.  На третий, дождавшись, когда в помещении не осталось ни одного посетителя, начали действовать.
Линке, с её сногсшибательной привлекательностью, удалось без труда выманить из подсобки охранника. Под предлогом забарахлившего мотора у её мифического Мерсика. Женек повесил на входной двери табличку «Извините, у нас учёт» и пропустил в магазин Витька, выдавшего себя за французского дипломата.  Второго статс-секретаря при Чрезвычайном и Полномочном Посланнике от Третьей Республики. С равнодушным видом Viktor попросил на ломанном русском языке с плавающим английским акцентом ящик коньяка «Наполеон».  В посольстве намечался приём русских коммерсантов, с которыми без Бонапарта ни о чём не договориться.
Хорошо, что продавщица не знала иностранных языков, иначе обязательно бы поинтересовалась, почему французский дипломат говорит с уэльским акцентом выходца с туманного Альбиона. Она в радостной растерянности – дипломат посулил солидные чаевые и вручил визитку с приглашением на банкет в посольство и на официальный приём в Версальский дворец, -  позвала помощника, но тот не откликнулся. Француз охотно вызвался помочь принести ящик с бутылками, кивнув своему пресс-атташе Zhenkу.
Витёк, конечно, замешкался в подсобке вместе с девушкой, как раз на то время, которое хватило :tymreу перепрыгнуть через прилавок, подскочить к незакрытой кассе и выхватить тугую пачку хрустящих дензнаков. Но девушка оказалась непредсказуемо проворной. Выскочила из подсобки и вцепилась намертво руками в балахон Женька, пронзительно завизжав. :tytr схватил с прилавка бутылку шотландского виски Strike и ударил со всего размаху продавщицу по голове. Девушка, судорожно хватаясь одной рукой за голову, другой за прилавок и грохоча падающими бутылками, медленно осела на пол.
Дальнейшее было делом техники и физподготовки. Передать Линке бабло и вскочить на ходу в последний вагон трогающегося поезда «Москва – Большезахолуйск», билет на который они приобрели загодя. До конечной станции. Главное – вовремя смотаться. Прихватив с собой шальную бутылку терпкого Бурбона и пачку ароматных Сamel.   
Гастроли удались. C u l 8 m8. Увидимся позже, приятель.

           Женек смотрел молча в окно вагона и под ритмичный стук колёс сочинял хокку на русском:
Железные нити дорог
Скрутились в один клубок.
Но нам всё равно суждено разминуться…
          Витёк читал по айфону шестьдесят шестой сонет Шекспира:
Tired with all these, for restful death I cry:
As to behold desert a beggar born,
And needy nothing trimmed in jollity,
And purest faith unhappily for sworn…

А у Женька перед рассветом в оглохшем вагоне хокку сложились в философскую рэп-поэму.

 Кто там, за окнами бесчисленных квартир? Мы или они?
 Нас разделяет стеклянное выцветшее небо.
Город иностранцев, звёзд и политиков. И автомобилей. Выстроившихся в бесконечный едва шевелящийся хвост дракона. Огнедышащими пастями упёршийся в кремлёвскую стену.
Разобраны классиками все уголки столичные.
Что нам осталось?
На Патриарших с высокой старой липы падает мне на голову золотистый липовый листок.
Хоть что-то здесь моё.
 Листья стайками падают под ноги прохожих, а этот останется со мной, став памятной закладкой в Булгаковском томике.
Вырваться из паутины города.
 За окном проплывают серые милые пейзажи.
Плач ребёнка в соседнем купе. Девушка, одной рукой прижавшая к уху мобильный, другой вцепившаяся в пивную бутылку. 4,7% оборотов.
Чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью.
Бойкая старушка сбоку, предлагающая молодому человеку напротив скинуться в подкидного дурачка. Звон ложечки в стакане с горячим чаем, отдающим хлоркой. Хмурый проводник в форме, тщетно предлагающий пассажирам принять участие в розыгрыше беспроигрышной лотереи. Странно – ни одного желающего за сто рублей получить сто тысяч. 
Неунывающий писклявый голосок четырёхлетней девочки, возвращающейся с родителями из дикой турпоездки с югов, заладившей по-попугайски: «Вино, кефаль, чебуреки!.. Фото с обезьянкой Иришей!.. Двести пятьдесят рублей! Вино, кефаль, чебуреки!..»
Вагоны – пчелиные соты.
Одиночество. Всё настоящее случается в одиночестве. Когда человек становится самим собой. 
Подруга одиночества – бутылка водки. Верная и коварная. Поманит тебя своей значимостью и разобьёт её со злорадством вдребезги. На туманном рассвете.
А притворялась вечером, поллитровка стеклянная, гармоничной и по форме, и по содержанию.

Задремавшему под утро на верхней, без постельного белья полке Витьку прикольный сон привиделся.
Прыгают они с Женьком на ходу с подножки общего вагона в сизое росистое утро. Трава мягкая, словно пух журавлиный. Гулкое эхо чутко отзывается из-за сиреневого холма. С вершин модельных тополей - воображуль каркают беспорядочно, не в такт мелодичному шуму тополиных крон, горластые вороны.
В овраге журчит ручей, только вместо воды – свежесваренное деревенское пиво по оригинальному бабкиному рецепту. Живое. Они хлебают пригоршнями душистое ячменное варево, но вкуса совсем не ощущают.
Через ручей перекинут мост из ветхих липовых досок. Скрипят назойливо внизу в непроглядном низовом тумане уключины. В стороне, у подножия холма пасётся белая лошадь, громко отфыркиваясь от зверобойной намокшей пыльцы. По тропе за мостом, от сиротливо стоящей на отшибе избушки, покрытой соломенной крышей, посеревшей от времени и дождей, опираясь тяжело на орешниковый батожок, ковыляет родная бабка в повязанном по-старинному платке. Тёмно-коричневого цвета, в белый горошек.
 Приглядывается к ней Витёк - оторопь берёт, это вовсе не бабка его, а пугало огородное. Страшило. Кошмар Апа. Вместо ног – палки, вместо рук – сучья. Радостно улыбается беззубым чёрным ртом.  Уставилась на них чёрными бездонными глазницами… Но вдруг спотыкается и падает в заросли крапивы, по-девчоночьи взвизгивая. Поднимается из травы девица-красавица – мисс Вселенная. Большезахолуйска. Вылитая их зазноба Линка из бывшего параллельного. Связывает в пучок прутья чертополоха, втыкает в него батожок, бормочет что-то еле слышно и, оседлав наспех сляпанную метлу, взмывает ввысь над шелестящими вершинами стройных тополей к серым сгрудившимся облакам.
Zero cool.

Они сидели поздним осенним вечером в большезахолуйском баре Rio, потягивая меланхолично из бокалов терпкое тёмное пиво.   
Посетители бара вдруг разом переключились на телевизор, стоявший на возвышении за стойкой бармена. Шла авторская программа популярной тележурналистки Лины Заснеженной. Она бодро и соблазнительно комментировала острый сюжет «Здравствуй, племя младое!..».
Шли кадры: подвыпивший парень, удивительно похожий на Женька, в центре Северной столицы седлает взбрыкнувшего коня Клодта. Его приятель, удивительно похожий на Витька, лезет целоваться с каменной статуей в Летнем. Вот ещё один чудак, вылитый Витёк, на Арбате чокается с Александром Сергеевичем, советуя махнуть «куда-нибудь в Болдино на недельку», невзирая на строгий взгляд Натальи Николаевны, а приятель – копия Женька хлопает дружески по плечу Булата Шалвовича, предлагая скучающему барду хлебнуть из горла холодного пива.
Потом пошёл захватывающий сюжет с ограблением фирменного ликероводочного супермаркета «Вакх» у Казанского вокзала. Вой полицейских машин, бешеное мелькание мигалок… Impression.
             Упрямая Линка, всё-таки добилась своего. Сумасшедший, зашкаливающий за всё разумное рейтинг.  Когда и как она только умудрилась всё это снять? 
            Витёк с Женьком торжествующе оглядели возбуждённый, заполненный до отказа бар. 
            Но их никто не узнал.
 Кроме Судака. Он пригласил их на приватную беседу в отдельный кабинет. Предложил вступить в его боевую группу. Женек взбрыкнулся было:
- С какой стати? Мы сами по себе.
- Уже нет. У вас небольшой выбор: или со мной или на нары к Костику Хромому. Он заскучал там, небось.
Они взяли рекламную паузу. Надо было срочно найти третий путь.
Вышли на улицу освежиться. Женек заметил оставленные ключи в «Порше» цвета морской волны. Наш!  Женек проник на водительское сиденье, распахнул правую дверцу Витьку и когда тот нырнул внутрь, рванул с места.
Они помчались подальше от Большезахолуйска к морским волнам. 120 км/час.
Вскоре перед ними открылось прозрачное и безбрежное до головокружения пространство. Прямая дорога убегала к горизонту - dead-line. Казалось, что там, за переливающейся розовыми нежными тонами линии, начинается совершенно другой мир. Сияющий. Гармоничный.

Люблю Осень. Не знаю, почему.
Берёзовая роща вдали устремляется вдогонку улетающему клину таких же белоснежных лебедей.
Лечу первой невесомой снежинкой вниз в опрокинутое бездонное небо.  Слышится то ли шёпот звёзд, то ли шорох снежинок, то ли листья в парке съёживаются от холода и от страха перед приближающейся зимой.
Укрой меня, осень….

                -----------------