Зацепиться за небо. - XIII. Cказка о Гавре

  На крыльце было всё также солнечно и жарко.
– Что–то голова разболелась, – произнесла Александра и начала складывать бумаги в полиэтиленовые пакеты.
– Как–то недружелюбно нас встретили, не пришлось бы чужие заслуги на себя надевать, – многозначительно произнесла Эльвира и отправилась в горницу посмотреть на спящую внучку.
Таинственная «живая душа» только подстегнула любопытство, заставила Александру продолжить разборку домашнего архива. Что–то зашуршало, активно подбираясь к открытому оконцу подполья, Александра огляделась, вслушиваясь, искала глазами нарушителя тишины. Показалась изящная головка колонка. Осторожно ступая, не отводя взгляда, зверёк то замирал, то робко пробирался к крыльцу. Александра затаила дыхание. – Тебе что нужно? – с ударением в голосе спросила зверька, а, может, неведомого хозяина дома.
Колонок подошёл ближе. Чайка неустанно кричащая и присматривающая за тарелкой, поставленной у крыльца, не вытерпела и тоже оказалась рядом. Она стояла перед колонком и сердито покрикивала на него.
– Тише! Тише! – вмешалась Александра, подумала: «По всей видимости, живых душ здесь несметное количество». Интерес к архиву больше манил и завлекал, а может быть голос из прошлого был зазывнее. Она старательно вчитывалась в строки писем, словно искала что–то. Вздрогнула от прикосновения дочки, обняла её и усадила рядом. Нюша, заметив колонка и чайку прошептала:
– Мамочка, почему они меня не испугались?
– Видишь, они заняты – у них поединок. Они еду в тарелке не могут поделить, – сказала. Заметив приближающуюся к крыльцу немецкую овчарку, быстро встала и легким шлепком оттолкнула Нюшу в сени. Собака была худой, должно быть, давно не ела, с трудом передвигалась, почти не сгибая ног. Эльвира испуганно вскрикнула, колонок, не отворачивая изящную головку, как–то мгновенно слился с нижними венцами бревен – его не стало. Овчарка дошла до тарелки и жадно начала заглатывать всё, что оставалось на ней, наконец, подняла глаза на Александру.
– Нюша, принеси со стола хлеб!
Вышла Эльвира со словами:
– Какие у нас важные гости! – прошла к беседке мимо овчарки, присела на скамью.
Овчарка почему–то пошла за ней, прилегла у ног, рассматривала Эльвиру, словно пыталась узнать. «Ты – гость из прошлого или из будущего?» – подумала Эльвира. Выбежала на крыльцо Нюша с большим ломтем хлеба, крикнула: «На–а–а!», но собака никак не среагировала, продолжала лежать.
– Прикармливать чужую собаку смысла не имеет. – высказалась Эльвира.
– А если это – та собака, которая жила с бабушкой Серафимой? Бабушку забрали в город, а собаку ведь никто не забирал – так говорил Дан. Интересно, а где другая собака – дворняжка?
– Вот, вот, скоро и другая объявится, будем ждать.
Овчарка встала,  направилась к Нюше, взяла из ее рук хлеб. Нюша радовалась этому – то и дело наклонялась над гостьей и осторожно пальчиками пощипывала шерстку. Александра собрала все бумаги, оторвала дочурку от собаки. Забираясь по ступенькам на крыльцо, Нюша успела пропеть:
– Бабушка, расскажи мне сказку про бабушку Симу, про ее собачек и про нас!
– Садись рядом, расскажу, слушай!
Нюша осталась на крыльце слушать сказку, а Александра шагнула в темноту сеней.
«Вельский вокзал – красавец среди немытых старых привокзальных строений. Он появился как–то вдруг на удивление всем горожанам.
Ванька плелся за мной, широко расставлял еле гнущиеся ноги.
– Живее, же… ну–ну! – подгоняла я, оглядываясь на друга.
– Твоя  бодрость меня доконает.  Давай, лучше полежим и отдохнем, а?
– Не–е–е! Гав–в! Давай, найдем еду, а потом отдохнем.
Я шла вперед, нюхала воздух; он заманивал меня все дальше.  Жалко было друга, но оставлять его на безлюдной улице было опасно, ведь недруги могли в любой момент выскочить из темных кустов и наброситься.
– Пошли–пошли!
  Тишину разорвал  гудок и остановил  нас. Воздух с металлической пылью ворвался в ноздри, гудок стих, и снова зашелестели листья на кустах.
– Гавра! – услышала я окрик друга, – Слышишь, нас кто–то преследует!
  Затрещали кусты, объезжая  лужи и буераки на нас надвигалась  машина. Мы с Ванькой отступили в темные  кусты. Машина вихляла,  дергалась, наконец, остановилась. Мы с Ванькой, пробрались сквозь  заросли, чтобы быть ближе. Из машины пахло хлебом, мясом и родиной. Вышел высокий мужик, за ним вышла молодая тетка с  большой сумкой и старая тетка с большим пакетом. Я сказала Ваньке:
– Нутром чувствую – они нас накормят, пошли за ними.
  Ванька был мне хорошим другом, мы вместе с ним когда–то жили на родине. Может, и не богато жили, но, как вкусно пахло лесом, речкой, сеном и дымом. Хозяйка все реже стала выходить на улицу. Однажды появилась во дворе вот такая же машина,  из нее вышли люди; они иногда летом приезжали к нашему дому. Хозяйка тогда становилась доброй – часто выносила нам еду. Эти люди достали из машины сумки, мы с Ванькой сразу сообразили, что надо покрутиться рядом. Много всякой еды они разбросали возле крыльца. Мы, почти не разжевывая, заглатывали  вкусные куски, забыли про гостей; они недолго были в избе, вывели нашу хозяйку одетой, посадили в машину. Главный  человек обошел машину, попинал колеса, когда садился, то крикнул нам: "Дом сторожите, скоро приеду!". Мы с Ванькой провожали машину с хозяйкой  до большой дороги, которая гремела и противно пахла.  Никто так и не приехал. 
  Мир не без добрых людей, и они нас подкармливали. Когда повалил снег, и стало очень холодно, мы с Ванькой  решили службу бросить и поискать хозяйку. Так оказались в городе. Здесь выжить проще: людей больше, больше еды. Мы с Ванькой много терпели, пока прижились. Однажды пьяные мужики Ваньку привязали  к столбу, тогда мы  решили жить подальше от людей. Нашли сытное место – большие зеленые коробки, от них всегда пахло едой. Так вокзал стал нашей новой родиной. 
– Пошли!
  Я воткнула нос в дверную щель, лапой зацепилась за что–то и дверь открылась. Ванька успел зайти, прежде чем за ним дверь закрылась. Большой зал,  совсем мало людей; я побрела к ним.
– Какой швейцар им двери открыл? – Спросил один веселый человек другого.
  Из темного коридора вышли тетки, они обошли нас с Ванькой и сели на сиденья ближе к веселым мужикам.  Я  кивнула головой в  сторону теток – направила Ваньку к ним, сама прилегла у сумок мужиков. У  меня было правильное выражение морды, потому  что они стали рыться в сумках.
– Какой ты большой!
  Добрый мужик вытянул из сумки яйцо, отошел в сторону, почистил его и положил на скользкий холодный пол; я подошла, тут же их заглотила. Стало стыдно  – забыла про Ваньку. Он к теткам  не пошел, как я наказывала, а стоял у большой тяжелой двери и только вертел головой. Хорошо, что друг не заметил мою собачью жадность. Отправилась сама к теткам.  Вам скажу:  так ударило в нос родиной! Одна из теток  дернулась – отодвинулась и сумку переставила. Я прилегла возле ее сумки. Другая тетка порылась в своей, протянула мне кусок чёрного хлеба, я встала, взяла  хлеб и понесла Ваньке. Не дошла, остановилась и замерла от  командирского окрика  хозяйки вокзала.
 –  Уважаемые, собак не прикармливайте и двери им не открывайте!
Командирша подошла к двери, открыла её, прикрикнула на нас: 
– Идите на улицу!
Мы с Ванькой вышли. Он дрожал от голода, а может от грозного окрика командирши, в его глазах блеснули слезинки. Я положила кусок черного хлеба перед Ванькой. Как оправдаться перед другом? Скоро лето! Может, Ванька, вернемся на родину?»
Эльвира ожидала вопроса: «а дальше…», но Нюша молчала, прижавшись к бабушке,  она спала. Обмякшее тельце внучки Эльвира сначала тихонько отстранила от себя и, приподнявшись, осторожно взяла  на руки. Навстречу ей из сеней выходила полусонная Александра с ворохом бумаг.
–Мамочка, она спит?
–Да, – шёпотом ответила Эльвира и, отстраняя спиной дочь, с драгоценным грузом перешагнула через высокий порог.
Через несколько минут вернулась на крыльцо и уставшим голосом сказала дочери, сидящей на ковре из рыхлых желтых бумажных заплат:
– Все что происходит с нами – это словно продолжение борьбы за наследство по воле наших предков, но совершенно в другом месте. Больше в чужом архиве я не буду рыться. Это все, что мне нужно было понять. Что тебе интересно узнать – дело уже сугубо твое, но может не надо…