Бесконечность реинкарнации-4

     За мельтешением казенных бумаг, чередой смены лиц и событий ночное явление сначала заретушировалось, потом отодвинулось на задний памятийный план, а ближе к концу дня превратилось в осознание своего присутствия просто в необычайно подробном сне, тем более, что апогеем этого дня служения государству стало получение циркуляра из образованной после распада «нерушимого» генеральной прокуратуры России  о поиске «золота партии», а именно о допросе бывших партийных работников городского комитета канувшей в лету КПСС, которые теперь возглавляли коммерческие структуры, образованные при непосредственном участии почившей партии и на ее средства. Вошедшие на московский управленческий холм, видимо, решили пойти по пути своих же партийных предшественников и в очередной раз экспроприировать экспроприированное.
    Не откладывая федеральное поручение в долгий ящик, я набрал по телефону бывшего секретаря горкома, который не раз в прошлой советской жизни посещал правоохранительные структуры и, важно поблескивая фирменной оправой своих очков, вопрошал меня о ходе моей работы, а также постоянно гундел о необходимости вступления в ряды «членов», поскольку в его понимании именно с этим увязывался мой дальнейший рост в званиях и должностях.
- Здравствуйте, Петр Николаевич, - я кратко ознакомил бывшего партийного функционера с его ролью в предстоящем мероприятии.
- Ну что ж, раз Москва требует…- тяжело вздохнул на том конце телефонного провода низложенный секретарь, - Хорошо. Можете ко мне сейчас подъехать. Я для Вас выделю время.
- Вы не поняли. - сухо возразил ему я, - Это Вам нужно подъехать ко мне и в то время, в какое я Вам укажу, неявка Ваша будет расценена как основание для задержания в рамках уголовного дела. Так что через час жду у себя в кабинете.
   Торжествуя, я повесил трубку, прекрасно понимая, что по укоренившейся в по-прежнему партийной крови привычке Петр Николаевич уже сейчас, весь багровый от возмущения набирает телефонный номер прокурора города. Я закурил и стал ждать. Однако селектор внутренней связи молчал. Прокурор, несмотря на свое партийное прошлое, тем не менее, держал нос по политическому ветру перемен и, похоже, не стал потакать бывшему своему партийному товарищу. Ровно в означенное время в дверях моего кабинета появился раздавленный цинизмом новых демократических времен Петр Николаевич, который подвергся еще одному унижению.  Мне «срочно» понадобилось отойти в канцелярию, где я, не спеша попил  чайку, со смаком представляя стоящего у запертой двери венценосного партсекретаря, который явно еще в такой ситуации «отирания в присутственном месте» не бывал. Допрос я производил крайне строго и после получения ответов от постоянно вытирающего лысину платком Петра Николаевича, многозначительно поглядывал в бумагу с новыми российскими гербами, как будто сверял его ответы с находящейся там информацией. Однако вскоре заикающийся от страха Петр Николаевич мне прискучил, и я, аккуратно записав все ответы о его полнейшей неосведомленности о месте нахождения партийного золота, отпустил его с миром, правда, присовокупив положенное в таких случаях:
-  Вы свободны….пока, - чем чуть не довел допрашиваемого до обморочного состояния.
  Однако за свою прежнюю спесь Петр Николаевич не получил сполна, эта была просто маленькая месть человека, которого раньше он рассматривал только как какую-то статистическую единицу на поле вверенной ему партийной власти.
  Домашний же вечер ничем особенным не запомнился, и к мыслям о своем ночном перевоплощении я также не возвращался, полностью отдавшись своим обычным бытовым заботам…

   Удар, пришедшийся мечом противника по моему щиту, был чудовищной силы, отдавшийся мгновенным импульсом через металл моей руке. Но на переживания по этому поводу времени у меня не было. Вкладывая всю свою силу именно в этот удар, могучий негр, возвышающийся надо мной на две человеческие головы, рассчитывал именно так пробить мою оборону, разбить щит и вторым ударом рассечь уже меня оглушенного или сбитого с ног. Но мое неуловимое для него движение изменило угол удара. Он пришелся вскользь, и тело моего противника, потеряв равновесие, обрушилось по инерции за уходящим в землю клинком. Это был решающий момент боя, которым я воспользовался сполна, всадив по самую рукоятку свой меч в беззащитную брюшину противника. Отработанным движением я ушел в сторону кувырком и, тут же встав на ноги, через прорези боевого шлема увидел, что все кончено. Черный великан валился на песок арены, медленно роняя на нее же кровавый клубок своих внутренностей. Несколько раз дернувшись в конвульсиях, он затих, глядя большими открытыми глазами на синее небо.
-  Eu! Romulum!- обрушилось в мои уши со всех трибун Колизея.
   Я опустил клинок вниз, мой удар был настолько быстрым, что следов крови на лезвии не осталось. Я бросил на арену щит, стянул с головы шлем и двинулся к ложе цезаря. Толстое, подагрически-болезненное лицо его довольно осклабилось. Он встал с кресла и поднял ко мне руку с двумя расставленными буквой «V» пальцами, поздравляя меня с победой. Я прижимаю к груди правую руку, сгибаюсь в поклоне перед цезарем, а затем отдаю такую же дань уважения и бушующей на трибунах толпе. Я иду к выходу, на меня нападает оцепенение. Так бывает всегда, когда очередной день Игр не заканчивается моей смертью. Значит Ему, в его царстве неба я еще не нужен, еще какое время я буду жить на грешной этой земле, пока есть силы, пока я молод, пока не иссякла удача…

    Опять тот же балкон моей квартиры, наполовину превратившаяся в столбик пепла сигарета, нетронутая чашка с кофе. Я опять один в квартире, и я опять в раздрае своих мыслей. Вторая ночь, вторая непонятная для меня явь. Если это опять сон, то этот еще более чудовищно реален, чем предидущий. И помочь мне сейчас что-то понять вряд ли кто поможет. Можно конечно обратиться к профильному врачу, после чего, наверняка будут выписаны соответствующие препараты с опять-таки соответствующей моей профессиональной перспективой. Но неужели врач нужен? Я прекрасно помню постулаты судебной психиатрии о том, что сходящий с ума не осознает этого, он просто уходит в другую реальность. Его девиантное поведение заметно лишь для окружающих. Поэтому можно, конечно, глушить сильнодействующими медикаментами проявления вот таких ночных эмоций, но опять-таки это при их постоянном присутствии, у меня же пока это только второй случай…
   Подобных явлений ( я сознательно не употребляю слова «сон») больше в таком многоцветии и реальности не было ….пока. Но было много других… И чтобы что-то понять в бесконечности иного, ментального мира, хорошо бы всякий раз, встав с постели и еще помня свои ночные путешествия, их фиксировать в чем-то материальном. Потом же сравнить и попробовать из, казалось бы, случайной мозаичности  этой части жизни составить Картину или Представление о еще одной стороне нашего Мира. Но мы спешим, отмахиваясь от этих эмоций и впечатлений, мы спешим в Завтра, забывая эту важную часть Себя. Попробуй не спешить, попробуй осмыслить – ведь впереди твоя Вечность…