Судья

 Много ли мы помним о нашем детстве? Задумайтесь..
Великаны-взрослые, очень разные, но все очень серьезные. Они все-все знают и поэтому их нужно слушаться, ведь они заботятся о нас, детях. И если мы станем примерно себя вести, то вырастем умными и сильными как они и тоже будем все-все знать и у нас будут свои дети, о которых мы станем заботиться..

 Из своего детства, помимо многого прочего, я почему-то особенно отчетливо помню два события. Первое из них связано с моментом моего вхождения в осознанную жизнь. Как большинство детей моего поколения, я ходил в детский сад. Помните, да? Все те «Солнышки», «Полянки», «Светлячки»? Моя мама водила меня в «Золотой ключик». Он находился в сотне метров от нашего пятиэтажного дома в маленьком провинциальном городке одной из социалистических республик могучей советской родины и был похож на тысячи других детских садов того времени. Там мне было хорошо, и поэтому моя память сохранила много деталей, из которых, как из кирпичиков детского конструктора, сложились объемные картины моего беззаботно- дошкольного бытия. Кусты с жесткими, колючими ветками, посаженные вдоль невысокого белого забора, асфальтированная дорожка с белой бордюрной окантовкой по краям, ведущая мои маленькие ноги от ворот к красивому крылечку, Шкафчики в раздевалочке с нарисованными фруктами и овощами на зеленых дверцах, стены в помещении группы, украшенные нарисованными пароходиками и подсолнухами.  Маленькие столы и стульчики, сидя на которых мы пили молоко из стеклянных стаканчиков и ели кашу. Помню лестницу между этажами. Ступени, выкрашенные яркой желто-коричневой краской, перила из полированного дерева, большое зеркало на площадке с цветами и красивыми шторами. В этом зеркале я однажды увидел мальчика в темных шортиках и футболочке. У него были карие, живые глаза, сбиты до ссадин коленки, и сандалии с блестящими застежками по бокам. Он смотрел на меня очень внимательно и шагнул мне на встречу одновременно со мной, поднял руку и положил ее на мою раскрытую ладонь.
«Это Я». Еще немного поводив руками туда-сюда и повертев головой, я побежал дальше по своим важным делам вниз по лестнице. И с тех пор у меня появилась привычка. Когда я бываю наедине с большим зеркалом, то сажусь напротив него и, в полной тишине, смотрю на себя. Ученые объясняют тягу человека к такому ритуалу стремлением зафиксировать до полной отчетливости феномен своего присутствия в мире и. одновременно, свою абсолютную обособленность от него. Я экспериментировал. Если долго смотреть рассеянным взглядом на себя, а  потом закрыть глаза, то появляется отчетливая картина в негативе. Темный прямоугольник и белая фигура. Мрачный мир и ты, светлым пятном на его фоне. То есть там, внутри себя, мы белые пятна в черниле ночи. Видимый мир входит в нас через окна глаз, мы впитываем отраженный от нас и преломленный в зеркале свет во всей его цветовой гамме, даем ему пропитать наше сознание, и захлопываем ловушку!  И затем, по какому-то необъяснимому правилу, наше сознание или что-то другое собирает эти цвета обратно в цвет гармонии и полноты этого мира, в белый цвет. Наверное, поэтому так страшно спать и не видеть сны. Когда ты просыпаешься после такой ночи, то, как будто тебя не было вовсе и все это время  украдено из твоей жизни. Ведь если мы чего-то не помним, то этого не было, мир вокруг нас соткан из нитей нашей памяти.
   Но бывают сны, которые высасывают тебя по капле, повторяясь, раз за разом как изощренная пытка и тогда хочется забыться, утонуть во мраке без сновидений, спрятаться в темной материи мира, погасить свое отражение в нем. Но эти сны приходят снова и снова, они не спрашивают разрешения, они – наказание за что-то.
   Меня преследовал такой сон. Это воспоминание моего детства, словно глубокая царапина,  саднит до сих пор.

 
                « Огромный тронный зал во мраке тонет сводом,
                Безмолвием гнетущим поглощен,
                Высокомерный трон таинственного рода
                Сквозь брешь окна луною освещен..»


 Я пытался облечь свои эмоции в слова, выплеснуть в стихи свои детские страхи, чтобы избавиться от них, наконец. Но оказалось, что невозможно вплести в рифмы, то состояние оцепенения и ощущения своей полной ничтожности, которым пропитан мой детский кошмар. Картина за картиной, кадр за кадром, с поразительной точностью воспроизведения деталей, сон будто бы вшивал в мое сознание представление о моем месте в этом мире с его жестокими и нерушимыми законами.
  Я, маленький мальчик, стою в неестественно большом зале перед невероятно высоким каменным троном. Вокруг темно и только грани камня чуть светлее угольной черноты вокруг и поэтому я понимаю, где нахожусь.
  На троне восседает исполинская фигура, это женщина, королева. Я знаю, что она моя судья. Ее голос звучит монотонно и высокомерно, его эхо, отражаясь от скрытого темнотой свода, возвращается и давит на мои дрожащие плечи. Я поднимаю руки, прижимаю сжатые кулачки к груди, из глаз текут слезы. Я не понимаю слов, я почти без сознания, но сквозь ужас и оцепенение до меня доходит смысл того, что говорит королева. Я провинился, сделал что-то плохое, и теперь буду очень строго наказан. Я прошу ее меня простить, но она безжалостна, жестока, я теряю сознание. Но это не спасает меня от ужаса происходящего, потому что тут же я вижу надвигающуюся на меня темно-серую поверхность огромного камня. Он катится, беззвучно и убийственно жутко! Все вокруг и во мне замедляется, я хочу отползти и понимаю, что не в силах этого сделать. Камень все ближе, вижу шершавую поверхность выгнутой вверх серой стены, разеваю рот в крике и захлебываюсь безмолвием. Это мгновение длиться и длиться, ему нет конца.
  Я не просыпался в поту среди ночи, я мучился этим сном до утра, он отпечатывался во мне раскаленным клеймом и болел, не давая забыть о себе. А потом, когда со временем детская жизнерадостность  затягивала эту рану, сон приходил снова.
  Пытаясь найти объяснение этому феномену, я перечитал горы книг, стал разбираться в сложных научных терминах и теориях и, временами мне казалось, что я нашел ответ.
«Да!» - думалось мне,- «это родовая травма напоминает о себе таким художественным способом!»
 «Точно! Это жестокость отца по отношению к маме сидит занозой в моем подсознании!»
 «Ну конечно! Это  же сюжет из «Снежной королевы» наложился на мои детские страхи неизбежности наказания за проступки!» Я до сих пор жадно вчитываюсь в строчки статей, если в них говорится о фобиях  и комплексах родом из раннего детства. Сон перестал терзать меня только тогда, когда я начал взрослеть, но страх его возвращения живет во мне до сих пор.
   Видимо поэтому на своем первом судебном заседании в качестве обвиняемого, я чувствовал себя провинившимся маленьким мальчиком и почему то точно знал, что наказания мне не избежать.
  Моя судья была молодой еще женщиной, высокой и стройной. Она гордо держала голову, ее темные волосы были модно подстрижены. И у нее был взгляд королевы из моего сна, презрительный и высокомерный. По зековской связи я знал, что она известна суровостью выносимых приговоров. На стенах судебных боксов, где подсудимые ожидают своей участи и, терзаемые неизвестностью или наоборот оглушенные услышанным в зале заседания, царапают своими эмоциями глухие двери, в ее фамилии, Щукина, первая буква часто была заменена на литеру «С».   
  - Подсудимый, Встаньте!
Произнося это, она разглядывала свои ногти на вытянутой руке. Я встал, во рту пересохло.
 -Назовите свою фамилию, имя, отчество, год и дату рождения.
Я отвечал, мои слова звучали хрипло и глухо.
 - Громче!
 Я повторил.
 -Когда отвечаете на вопрос суда, следует в конце говорить «Ваша честь»! Вам понятно?
  «Да, Ваше Величество»,- прозвучало у меня в голове.
 -Да, Ваша честь.
  -Садитесь.
  «На сколько?»,- опять зазвучало внутри.
Она не смотрела на меня в течение всего заседания, ни когда спрашивала, ни когда слушала. Ее взгляд проходил поверх моей головы, казалось, что она обращается к кому то у меня за спиной и мне все время хотелось обернуться.
 -Заседание окончено. О времени следующего заседания будет сообщено дополнительно.
Зашуршала мантия, хлопнула дверь, королева удалилась. Я перевел дух.
По пути обратно, в тюрьму, я чувствовал себя так, как когда то в детстве после своего кошмара. Голова была ватной и пустой, сердце билось вяло и неохотно.
 До вынесения приговора меня возили к «Ее величеству» еще четырнадцать раз. И вот, наконец, спустя долгие десять месяцев, последнее заседание. В зале пусто. Судья, секретарь и я. От адвоката я отказался еще на этапе следствия, когда понял, что кроме денег этих «законных мошенников» ничего больше не заботит. Прокурор, прыщавый новичок, свое дело сделал до этого, промямлив гнусавым фальцетом об особой общественной опасности моих деяний и запросив шесть лет строго режима и поэтому его присутствие, видимо, не требовалось.
 Судья поднялась, я встал следом, без напоминания.
   - Оглашается приговор. Рассмотрев материалы и изучив предъявленные сторонами доказательства, суд установил, что..
Она буднично и с неохотой читала абзац за абзацем и, где-то через час, добралась до самого главного.
 - Суд постановил. Приговорить..
Я слушал слова, которые касались только меня и никого больше, но мне было безразлично. Словно я смотрю дешевый сериал и это всего лишь один из эпизодов из сценарных мытарств главного героя. Ну да, теперь ему пять с половиной лет сидеть в тюрьме. В голове замелькала раскадровка:
-КРУПНО- Колючая проволока на фоне синего неба
-ОБЩИЙ ПЛАН- Строй заключенных входит в кадр справа налево.
-ОБРАТНЫЙ ЗУМ- Тюремный коридор вытягивается как резиновый и..
-СТОП КАДР- Решетка локалки.
- ..может быть обжалован в кассационном порядке  течение десяти суток с момента вынесения. Вам понятен приговор, подсудимый?
 - Да Ваша честь!
Я смотрел на нее, передо мной была просто женщина в бесформенной черной одежде, которая совершенно не вязалась с ее модной стрижкой. Королева исчезла, пропала в черноте бессознательного навсегда, я наконец-то проснулся.


- А что, до утра нельзя было подождать?!
-Нельзя!!! Раф сказал сейчас сделать, значит сейчас!
-Вот б…! Ладно, иду…
Вызывали на «дырпродол». Так зеки окрестили корпусное отделение, где содержались подследственные и подсудимые женщины. Мне очень не хотелось тащиться туда на ночь глядя, но Раф или Рафаэль Анварович вполне соответствовал своему укороченному имени в его английском значении и был действительно грубым и примитивным «дубаком». Дабы не портить себе настроение на сон грядущий, я взял инструменты и пошел через режимную зону к третьему корпусу.
-Какая камера?
-174-я. Только давай недолго, чтобы без резерва обойтись.
Маленькая и толстая дежурная по прозвищу «Фрекен Бок» походила на мультяшный персонаж глупым и важным выражением лица.
-Успею, поди, до десяти то..
После 22-х начиналось время ночного усиления и на любые работы полагалось вызывать дополнительный резерв сотрудников и кинолога с собакой.
Лязгнули ключи.
-Одета? Плотник к тебе. Заходи, Седой..
Эта камера была последней по правой стороне второго этажа и там обычно держали  по изоляции только что «заехавших»  женщин. Это могли быть совсем молодые девчушки, старухи на костылях, жены цыганских наркобаронов, разделяющих, как правило, участь своих мужей.
Мне навстречу с нижней шконки поднялась стройная женщина лет 35-ти с неожиданно интеллигентным и умным лицом. Она была одета в темную водолазку, которая выгодно оттеняла ее светло-каштановые, до плеч, волосы, уложенные на прямой пробор. Зеленые глаза смотрели внимательно и спокойно. Она слегка улыбнулась и с извиняющимся видом указала узкой ладонью с длинными пальцами на форточку.
-Не закрывается, здравствуйте..Сквозит сильно, можно что-нибудь сделать?
Она совсем не походила на арестантку. Вся эта ситуация была до того неестественной, что я замешкался на несколько секунд. Это ее смутило и опустив глаза она стала оправлять край облегающей ее тонкую шею кофты.
-Сейчас, починим..
Опомнившись, я запрыгнул на подоконник и загремел инструментами.
Когда я уже почти прикрутил форточную завертку, за спиной раздался голос Рафа и одновременно в нос ударил противный запах его дешевого одеколона.
-А ты почему ее не вывела?!!!
«Фрекен Бок» засуетилась.
-Так это ж Седой, он же вменяемый, вроде..
-А вдруг она его судила?! Даст молотком, потом отписываться заеб…ся! А ты чего встала?! Давай на выход быстро! В холодной посидишь..
- Да не надо, Анварыч, доделал уже.
Медленно слезая с подоконника я пристально вглядывался в окаменевшее от рафовской грубости лицо этой женщины.
«Судья»- стучало в висках. Они с моей судьей были близкого возраста, похожи  фигурой и ростом, даже цвет волос был одного оттенка. Она обхватила себя за плечи и шагнула в сторону, на меня она не смотрела.
- Спасибо, - чуть слышно обронила она, когда я выходил из камеры
- Не стоит. Удачи!
Я брел обратно и мысли никак не хотели приходить в порядок. Не укладывались в голове события этого вечера, словно кто-то подсунул мне неправильную головоломку и ее части никак не совпадали друг с другом. Судья в тюрьме это все равно, что камень, катящийся в гору, дождь, капающий с земли в небо. Так не должно быть, иначе все  становиться с ног на голову! Ведь судьи относятся к высшей касте нашего общества, наряду с законодателями и верховным «жрецом» - президентом. Только для наивного обывателя, закон един для всех. Высшая каста – неприкасаемые, представители той элиты, которая во все времена и во всех частях света владела, и будет владеть беспрекословной властью. И если у нас в тюрьме, в 174-й камере сидит судья, это может означать только одно. Она – изгой, демонстративная жертва, взятка обществу, начавшему, наконец-то, видеть за сухими словами статей кодексов, прейскурант цен на свободу действия в рамках закона, индульгенции на право грехопадения без вреда своему здоровью и привычному образу и уровню жизни. Эту женщину решили скормить забеспокоившемуся плебсу, чтобы чувство сытости опять притупило способность сопоставлять и оценивать происходящее вокруг. Сначала они сорвали с нее покров неприкосновенности по своим коллегиальным традициям, потом обнаженную привязали к позорному столбу на всеобщее поругание, придав общественной огласке уголовное дело и сделав из судебного заседания шоу. Сколько желающих было посмотреть как судят судью! И в конце они выпорют ее батогами обличительных речей, оденут на нее кандалы профессиональной непригодности и выжгут на лбу позорное клеймо «преступница» на ее репутации! И толпа будет ликовать, смакуя подробности, и сопровождать плевками свои проклятия в адрес заклейменной.

И что же она сделала, эта женщина? Я узнал.
Вынося решение о том, с кем останется несовершеннолетний ребенок при разводе родителей, она предпочла отца матери. Через какое то время случилось несчастье, ребенок погиб. Мать не смогла смириться с этим и, чтобы замять общественный резонанс, судью признали виновной в вынесении заведомо неправосудного решения, повлекшего тяжкие последствия.
  Я брел в свою берлогу, и мне было очень жаль эту женщину. Почему? Не знаю.. Может потому, что маленький, плачущий мальчик во мне вдруг увидел несчастную, одинокую и преданную всеми женщину в своей королеве.. Может потому, что зек перестал быть зеком и смог посмотреть на все, что с ним случилось со стороны.. А может, почувствовал, что судьи тоже люди и тоже заслуживают всего того, чего заслуживают все люди вокруг – понимания, жалости и прощения…