***

    МОЯ  «ОБЩАГА»

    С большими моральными муками продолжаю  своё личное бытописание

  В 1968 году (после выезда из глухой западнобелорусской деревни в Калининградский технический институт рыбной промышленности и хозяйства на первый курс ихтиологического факультета) у меня произошёл огромный прорыв в информационных, материальных и моральных  полях.
  Книги, (отнюдь не из скудных сельсоветской и школьной библиотек) и просто учёба на непривычном мне русском языке, плюс проживание в 12-14-местных комнатах: 112, 202, 413, 419, 502 на Малом переулке, 32. Это для меня в течение четырёх лет  было общежитие №2 КТИРПиХ.
Огромное немецкое четырёх - пятиэтажное здание 30-х годов - комплекс учебных и спортивных помещений с «нумерами» для проживания в левом крыле. В полуподвале были мастерские для механического факультета, прачечная с оцинкованными корытами, примитивные душевые и кухни. Там же в левом полуподвальном крыле была и локальная кочегарка на соляре.
  До того у меня было небольшое проживание в филиале этой общаги на Мало-Песочной улице — запомнилось мало, его ликвидировали уже к началу 1969 года.
 Конгломерат национальностей в нашей комнате был воистину советским.
Итак — 12-14 первокурсников на двухьярусных панцирных кроватях.  И  это: - мариец Смирнов, кинешемский Рыбаков, литовско/русские  Верёвочников, Гомолицкий; латыш Динтарс Фрицевич Циритис. Белорусы Есько, Живов, Шульга. Украинцы Герасимчук и Долгов.
 Периодически ночевал Макеев из Балтийска, реже Фомин и Шевцов со своими девушками.
 Иногда во время зимней сессии подселяли «заочников», это были терпимые люди и по мере их экзаменационных личных успехов, они угощали нас портвейном.
На третьем этаже существовали девушки экономического факультета, они с нами не контактировали, ибо «эхтиолухи»  были значительно ниже по социальному статусу, даже чем «промдураки»  (скубенты факультета промрыболовства)
 Сосуществовали мирно, познавали друг друга, учились жить толпой.
   Еду (домашние посылки) просто старались делить в народе.
 Однажды нашей комнатой был наказан Витя Я., за то, что не желал поделиться с народом. Виктора Гомолицкого зимней ночью отправили по 12-сантиметровому карнизу четвёртого этажа уволочь евойную посылку  с подоконника соседней комнаты через 3 метра. Холодильников тогда у нас не было. Слава Долгов, потрогав спасательную «лонжу», отказался от исполнения этой продразвёрстки, но Витя  таки так  приволок нам этот фанерный ящик. Операция нами  была названа - «яйца над пропастью». С присущим нам садизмом на жареную картошку с этим салом пригласили и Витю. Он ел и причмокивал, однако, но когда Дзинтарс после трапезы сказал, что он ел,  Витя молча ушёл. 
  На следующее утро мы испили чаю, вскипячённого на общажной кухне в 3-литровом алюминиевом чайнике и вдруг прочуйствовали необходимость в ослаблении ЖКТ. Короче, крутая диарея.
   Как наиболее солидный из нашей хевры, Дзинтарс пришёл к декану, изложил ситуёвину и В.И. Скорняков (великий человек) простил населению комнаты пропуск учебного дня.
 Витю  больще не трогали.
Таков  один из фрагментов сиротского жития - бытия многих советских студенческих общежитий.
А что стоили сентябрьские месячные поездки «на картошку»? Правда, с третьего курса наше участие в сборе этих клубнеплодов исходило на нет. Собирали их перво- и второкурсники. Вёдра, мешки, прицепы в «Новомосковском» совхозе и колхозе «Россия» - это отдельная песня с гороховым супом, котлетой  с макаронами  и компотом на обед.
    Малейший дождик или его предчувствие, и народ моментально «слинивал» с полей, на котором оставались только согбенные организмы курсантов КВИОЛКУИВ имени Жданова из Борисово.

  Но колхозщину отбывали все, кроме спортсменов и оченно блатных.
 Мы затаривали в комнате один-два отсека платяного шкафа отборной картошкой на зиму, что помогало выжить при стипендии 33,50 руб в месяц. Ну, а когда стипендии не было (как у меня за высшую математику), тогда - иди зарабатывать копеечку на овощных базах - 48коп/час, или на мясокомбинате таскать мёрзлые полутуши на крюках за 53 коп/час — но там хоть можно было нажраться требухой/ливером в круглосуточно кипящем котле в цеху. О составе варева постараюсь не напоминать, особенно для потребителей советских пирожков с «ливером».
Я предпочитал матерящихся работниц овощных баз. Хотя с ними  и не пил, но бригадирша записывала на меня до 10-12 часов работы как нищему студенту. Иногда работал экспедитором грузовика по магазинам с шофёром, видел и соучаствовал в системе  этого  воровства.
  У входа в общагу иногда вывешивалась скромная рукописная бумажка о  найме статистов в массовку кинофильмов от трёх до пяти рублей за световой сьёмочный день.
Я трижды снимался - от «Молдова - до «Рига-фильм». Правда, на экране потом я себя не заметил.
Ассистентки директоров фильмов денюжки давали вечером после съёмок  по утреннему списку.
  Не люблю вспоминать студенческо-общежитейские годы, ибо на них пришлись годы ломки всего моего мировоззрения.
  Вот представьте себе, что шестнадцатилетний деревенский паренёк (да ещё и без паспорта, его выписали позже, ведь я из беспаспортных колхозов) приезжает учиться в Россию. Там другой, отнюдь, не мой украинско-польский язык, абсолютно другая еда и презрение от студентов и большинства преподавателей, к тебе как к деревенщине по крупным  и больным мелочам жизни.
 Про убогую одежду стараюсь не упоминать...
  Но выжил к третьему курсу, ибо мозг помог, хотя и не во всём, не всегда  и везде.
  Категорически не люблю вспоминать студенческие годы.
 Палатки и песни под гитару у костра у меня вызывают только изжогу.
Это не моё.  Вот такой моральный урод я...

  Отдельный вопрос — отчисление «скубентов» с 1-2-го курсов.
 Даже наш великолепный декан Владимир Ильич Скорняков не всегда  мог наставить своеобразных теплокровных особей, увлёкшихся решением своих тестотеронных проблем по отношению  к учёбе. А ведь очень умные ребята были. Но учёба для них была - ничто. Вот умный Лёня Бондаренко (сын генерала - начальника гарнизона Вильнюса) просто не хотел учиться и батяня перевёл его  в Астрахань на аналогичный курс. Не думаю, что он закончил тамошнюю ихтиологическую бурсу и даже работал в этом направлении. Борька Ф. периодически приводил к нам в комнату «девушек» из Янтарного и Донского, попользовавшись ими, он задёшево предлагал их нам.
 Лукоянов («зеленоградский бандит») просто устал ездить в Клгд, пошёл на кочегары.
Лебедев, Макаренко и Коля Смирнов «не дружили» с физикой и иностранными языками, за что и были подвергнуты  укоризне в виде отчисления.
Василий Рыбаков со второго курса перевёлся в Уфимский лесотехнический институт, закончил его, отработал в глухих местностях Пермской и Кировской областях безденежным лесничим.
На пенсию вернулся к маме в Кинешму, переписываюсь с ним до сих пор.
 Кузнецова Валеру изгнали из КТИ за возражение лектору ( (б/у капитану первого ранга) по программе КПСС. Две особи ушли в военные бурсы - (Вер-в и Ле-н), там- то  думать  ни к чему. Уставы попроще, это же не ботаника и  зоология с латынью.
 Говори - «есть» и докряхтишься до майора с приличной пенсией.
Терпилы есть терпилы — золотопогонные головушки. Так было, есть и будет.

  Завершая данный абзац, могу сказать, что отчислялись в 90% случаев «городские», а «общажные» удерживались до диплома. Срабатывал «стадный инстинкт» и естественный отбор (по Дарвину) который превалировал над невзгодами жития.

 Да, нас на курсе-68 в группах учились по принципу: «девочки-отдельно, мальчики отдельно», то есть курс целиком встречался только на общеобразовательных циклах лекций. Мужчины должны были направлены на рыбопоисково-промысловую работу в Атлантике, женщины — на рыбхозы, хотя этот принцип не всегда и  не везде соблюдался.
  В общих чертах, выпускной курс 68-И состоялся из 70-80 особей (точно не вспомнил, фото не сохранилось), причём из первоначально поступивших на первый курс дошло до диплома около 30%, остальные дипломники появлялись из заочников, «академических отпускников» и перевёвшихся из других смежных и смешных ВУЗов.
 Вот красивая и умная однокурсница Ирина Заличева. По распределению в Петрозаводск она  не просто существовала в наших рыбоводно-хозяйственных схемах, а мыслила. И защитила там степень доктора биологических наук, а ведь это сверхтяжело.
 Единожды находясь в Петрозаводске в гостях у Вячеслава Мовчана (однокурсника и однокомнатника по общаге), на встрече она сказала, что детство провела в Пиллау/Балтийске. Так как я проработал там в морской рыбпогранохране пять лет, то подарил ей магнитик с видом Балтийска  на холодильник. На что она сказала, что придётся купить холодильник. С Галиной Мовчан потрындели втроём, особо не пили. Очень жаль её, непонятую толпой и даже её однокурсниками.
Ушла потихонечку сама по себе.
А «кондукторов» (т.е.кандидатов биологических наук) из курса получилось около 10 особей.
А пошто я не в их числе?
Дважды у меня начальство забирало темы на отдельные виды рыб ( в открытии которых для советского промысла я был в числе первых) для более нужных им людей. Сначала переживал, но потом безропотно отдавал все свои морские биолого-промысловые  материалы для их диссертаций.
 Да и ладно, КПСС с ними.
Мне интереснее было найти что-то новое в биологии  рыб на банках открытой части Атлантики - берикс, рыба-кабан, рувета, телескоп, скорпена, гладкоголовы, макрурусы и много ещё всяко-разных палочкохвостов, антиасов, центролофов и палинурихтов.
Здорово помогал мне в этих биоковыряниях Ефим Кукуев - один из самых высокообразованных ихтиологов АтлантНИРО. Таким же был и настоящий ихтиолог Иван Трунов.

 Поостыв в течение пенсионной долголетки, удосужился за свои морские  деньги издать книжки «Мои моря» и «Моё колхозное детство». Изложил в них своё никому ненужное житиё-бытиё на печатной бумаге только в 21-м веке.
Получил массу словесных оплеух от обитателей России, БССР, Польши, Израиля, Германии. Великодушно прощаю им их измышления. В полемику не вступаю, ибо « Edem daS  saine”, а с коммуняками я просто брезгую общаться даже в Интернете
 
  Собрал свои микрорассказики в «Проза.ру» -  мои жёлчные  выплевы разных рейсов, периодов и душевного несостояния. Их на нынешний день  всего-то 89.
 Хочу издать, но денег нет, да  и не будет. Ну и ладно...
 За эти мои элоквенции многие сайты и организации выдвигают меня на премии, награды, медали.
   Но мне это не нужно.
  Нет ни желания, ни здоровья, ни денег для получения красивой бумажки в Москве.

  Я не поклонник Достоевского (в советской школе он, как и Есенин, был не разрешён), но родовую усадьбу великого писателя  специально посетил в 2007 году.
 Это ведь фамильное село Достоево в зачуханном Ивановском районе Брестской области БССР имени Лукашенко. Асфальт туда пятнами. Кучка простожителей на пыльной автобусной остановке. Они даже не могли показать мне, как и куда надо проехать до родового камня-памятника Достоевских, установленного европейскими наследниками.
 Заросшие тропинки к величественному храму, возведённому за счёт благодарных потомков Достоевского,  свидетельствуют только о равнодушии властей, народонаселения и огульного пренебрежения истории.

Упросил родственника посетить еврейское местечко Мотоль, родину первого президента Израиля - Хаима Вейцмана,, великого человека. Там был т. н. праздник «Мотольские прысмаки», а это ведь чудовищный повсеместный запах горелого мяса («шашлыком» это теперь называется) с распитием местных спиртных напитков здесь и там
Даже не попробовал это кулинарное чудо. Непотребство это.

Опросом местных жителей удалось найти и пройти к музею Х, Вейцмана. Перенесённая коммунистами из центра местечка на обочину его хата с аутентичными эспонатами -  это основа небольшого музейчика. Лукашисты пока терпят. Посетители  немногословные, вежливые. Нет даже сувенирного ларька.
Просто интересно даже для меня , видевшего многообразие нашей планеты во многих портах самых своеобразных странноообразований.
 Ноне повесили даже мемдоску на бортовой стене гимназии в Пинске, которую он с блеском в своё время закончил.
      
     Но это моя личная «кочка» моего мировоззрения.
              А таперича — Точка. 
                Удачи  желаю Вам.