Пришелицы

               
(Новый рассказ из серии Про кошек, см.ниже)

Когда еще один «пришелец» появился, приняла я его с неудовольствием: ну вот, еще один брошенный явился. Зима, мороз. Ничего не поделаешь, придется взять в дом.
А когда этот котенок, месяцев четырех с виду, начал еще и гадить в доме моем, начала относиться к нему с самого начала с предубеждением: да он глупый совсем, придется мучиться, приучать к туалету.
А еще кот прыгает на столы, тащит еду: наглый, противный, бессовестный, неблагодарная тварь!
Мучает остальных моих кошек, третирует, проходу им не дает, пытается себя поставить выше всех, хозяином в доме!.. Я даже не давала коту поначалу кличку, надеясь, что найдется по моему объявлению в сетях ему новый хозяин, который и назовет его, как захочет. Серый, как крысеныш, и такой же вертлявый, страшненький. Если видит еду, прямо невменяемым становится, несется, как торпеда, сметая всех на своем пути.
Воюем мы с ним месяц, другой. Довольно быстро котенок перестал гадить где попало, не в пример Рыське, тоже пришелицы, с которой я мучилась годами, и даже теперь она иной раз норовит пустить лужицу в неположенном месте. Тащить еду перестал, отбирая ее у других, объедаясь до рвоты. Понял наконец, что здесь он голодным не будет, и успокоился.
Но неуемная энергия все заставляет его прыгать, бегать по всей мебели, подкарауливать и ловить моих кошек, заставляя их передвигаться по комнатам перебежками, по пути давая отпор нападающему наглецу. Довольно пожилые уже черная Катя и светленькая сиамочка Кити сразу дали понять злобному кусаке, что нехило получит он от их острых когтей, если что. Более молодому, ленивому рыжику Кеше достается: только настроится подремать на солнышке на диване, как сверху обрушивается нечто хоть и не большое, но когтистое и зубастое, и начинается битва. Только клочки шерсти по закоулочкам, и в основном рыжей. Кеша, появившийся у нас тоже недавно и примерно в таком же возрасте, в свое время терроризировавший Катю, Китю и больше всего также Рыську, теперь почувствовал на своей шкуре, каково это, когда тебя все время хватают за шкирку, сваливают и заставляют отбиваться всеми силами, лапами и зубами.
Все же больше страдает от нападений юного наглеца Рыська. Везде-то она будет найдена, схвачена за загривок острыми зубами Куськи (так я начала его наконец называть), и она, самая крупная из всех кошек, пытается сбросить с себя едущего верхом кота, еще подростка, но уже знающего, как обращаться с самкой, отрабатывающего свои приемы «ухаживания» за ней. Но ей-то, стерильной девушке, это зачем?! И вот она рычит, убегает с виснущим на ее спине длинным, плоским Куськой, одолеваемым весенними гормонами. Прошлой весной Кешка вот также тренировался на привлекательной серо-полосатой Рыське, теперь вот пришла Куськина очередь. Приходится буквально отбивать ее от неприятных приставаний – лупить чем попало «жениха», чтобы отстал от дамы сердца своего. Получив по заднице, Куська убегает, отплевываясь кусками рыськиной шерсти. А она отыгрывается на Кате и Кити, которые стараются держаться от всех этих склок подальше, подстерегая их, когда киски перебежками передвигаются по дому и пугая внезапными нападками.
Вот так и воюем. Днем, а бывает и ночью приходится вставать или подниматься рано утром, чтобы призвать всех к порядку, покормить, выпустить самых нетерпеливых гулять на улицу.

Куська пришел в январе, в самые морозы. Откуда? Кто его знает, откуда все они приходят. От хозяев нерадивых, тех, кто не знает радости от общения с себе подобными, душами живыми же, не знают жалости, сострадания, - как чувств, сродных большему – любви…
Нет у меня пока особой симпатии к этому коту. Во мне больше раздражения, чем восхищения, когда вижу его, развалившегося по-хозяйски на моем диване – законном месте моих любимых кошек, которых он выжил – белое брюшко, носочки и перчаточки такие же, умильная рожица, и зеленые глаза его скорее раздражают, чем восхищают изумрудными искорками на солнце.

К Сретению потеплело, будто и впрямь, по народной примете, зима с весной встречаются. Я сижу на веранде в утренние часы, когда солнце слегка прогревает мое кресло у окна во всю стену. Читаю. Куська с Кешей прыгают кругом меня по диванам и тумбочкам, носятся друг за дружкой. Под окном крадется серый бесхвостый кот, полузаброшенный, как всегда, хозяевами-соседями, живущими в деревне наездами. Когда сильно уж оголодает, приходит к нам, пролазит через кошачий лаз в сенцы, где выставляется на холод еда. Ворует и ест, опрокидывая кастрюли, гоняя наших котов.
Скорее всего, Куська его сын, похожий как две капли, такой же мышасто-серый и наглый. И вот этот Серый крадется, а Кеша учуял, вылез наружу и бросился за ним. Куська тоже было пошел, но быстро вернулся, подошел ко мне, поглядел в лицо умно и в первый раз уселся на колени. Замурчал ласково: мол, смотри, какой я хороший, тихий и красивый! Я погладила серенькую шерстку, белую мордочку. И правда ведь, красив! И не так уж глуп, гораздо сообразительней Рыськи, например.
А что хулиганит, так это от молодости да шустрости, которая помогает, кстати, выживать таким вот брошенкам в суровых наших условиях. Тут уж чем быстрее подыщешь себе теплое местечко, тем лучше. В нем же сила бьет через край, радость:
 
- Ура, я выжил! Я живу! Позади скитания по ледяной пустыне, страх смерти. И хочется жить, и расшевелить этих сонь и ленивцев: двигайтесь, наслаждайтесь сытостью, теплом, светом!..

А я видела в нем только злобного крысенка, который ненавидит всех конкурентов в борьбе за первенство и обладанием всех благ!

Вот теперь уже не кажется мне серая шерстка противной крысиной окраской, на самом деле она, оказывается, приятного оттенка дымчатая, с интеллигентно-белыми манишкой и перчатками на лапках.
Не относись я к коту с самого начала с предубеждением, я могла бы заметить это сразу, а разглядела только теперь, преодолев неприязнь.
Мы сидим с Куськой, примиренно и умиротворенно слушая, как за заиндевевшими стеклами дуют февральские переменные ветры, смешивая холодные зимние с тепловато пахнущими весенней свежестью потоки воздуха.

- А ведь часто мы, люди, относясь друг к дружке с предубеждением, не можем увидеть что-то хорошее, упуская нечто главное, проходя мимо того, что могло бы нас примирить, сблизить, научить любить, - думаю я. – Видеть недостатки, причину зла, как корень зла, в себе самом более, чем в другом, не осуждать ближнего, не смотреть на него с предвзятостью – как это все же верно в христианской вере. Если отвергнуть все это, мешающее увидеть все в истинном свете, можно, выйдя на улицу, усмотреть, почувствовать в первом встречном то самое – извечное – подобие, и даже образ. Душу живую, полную желания любви…
И почувствовать можно в нем - этом встречном, пусть даже самого неопрятного бомжеватого вида - идущем мимо, родственность и любовь. Хоть и кажется, что нет их и в помине.
Увидеть каждого встреченного достойным если не горячей любви, то хотя бы уважения, хотя бы сочувствия. Со-чувствовать – уже значит начать учиться любить.