Глава XIX. Хитрость выедает ум

- А, приехал. Зачем девушку с собой притащил? Не нужна она нам, - встретил у себя на перепланированном и качественно отремонтированном мансардном этаже, одного из доходных домов, в центре Питера.
Поехали не на машине, в электричке. Да и к тому же эта осень за окном, норовила разразиться дождём. А у него так и не было дворников. Несмотря на вовсю идущую перестройку, дворники на «Волгу» всё ещё сложно было достать. Гораздо проще приобрести иномарку, что не хотел делать, боясь, что вообще угонят.
- Это дочь моя.
- Тем более, - небрежно ответил Алик.
Чёрная рубашка, такой же костюм, и большой крест, сверкающий из-за расстёгнутого воротника, говорили - всё же их визит был важен ему. Чересчур подчёркнуто непреклонен казался во всём чёрном, не забыв о главном, гимнасте на кресте, как привык называть Иисуса ещё в юности, будучи КМСом по боксу. Но несмотря на некую фамильярность, всё же верил в покровительство и защиту, как считал отдалённо имеющего отношение к спорту спасителя. Иначе бы не выставлял на показ пусть и не жёлтого цвета, платиновый, но уж слишком яркий крест.
Хоть и искал свою выгоду, ни во что не ставя архитектора, не мог позволить себе выглядеть перед ним хуже. От этого-то и переигрывал, не боясь показаться грустным клоуном, наоборот считая себя вершителем судеб. Серьёзность предстоящей беседы, заранее отображалась на его лице.
- Она архитектор. Мы работаем всей семьёй.
- У вас там, как я посмотрю, настоящий семейный подряд. Ну ладно. Пусть посидит, - указал на большущий чёрный кожаный диван, что стоял напротив растопленного, трещащего дровами камина.  Сам же сел в сторонке, боком к нему, в такое же чёрное кресло.
- Они строят не по чертежам. Где вы таких строителей откопали?
- Это мои родственники. Они, если хочешь знать, на БАМе не один посёлок построили.
- Ну, хорошо, хорошо. Пусть так. Но, я же могу предоставить чертежи, - полез в портфель за проектом.
- Не надо. Зачем мне эта бумага, - неспешно закурил. Затянувшись сигарильей, выпустил дым. Стряхнул пепел. Все его движения были комичны для Паши. Видел в них что-то клоунское, будто старался выглядеть круче, чем был на самом деле. Но несмотря на это ощущал некий страх, словно сидел перед гипнотизирующим его удавом.
- Надо усиливать стены, поднимать пол первого этажа, за счёт высоты, перекрытие уже уложено. Либо, смиряться с уменьшением высоты…
- Никогда не смирялся! Строителям платить не собираюсь! А вот переделывать буду.
- Как же они работать-то будут? – не понял Аликиного намёка Паша.
- Ты им заплатишь. Из своего кармана.
- Как!? Из своего?
- Ну, да, - продолжал курить Алик.
- Но, ведь не моя вина.
- Ты знаешь, как мне достаются деньги? Думаешь, так же легко как эту сигарилью выкурить? - встал, подошёл к мини бару. Достал коньяк. Взял один бокал. Затем, подумав, взял ещё один. Замялся, но третий не взял. Подошёл к столу, присел. Продолжил, разливая по бокалам пятизвёздочный Армянский коньяк.
- Я под пулями хожу каждый день. И то, что я с тобой разговариваю по-человечески не означает, что собираюсь прощать чужие ошибки. Если ты плохо учился, не лезь в проектирование. А уж если влез, то изволь сделать всё правильно. Если я ошибаюсь, потом слишком дорогой ценой плачу за это. Чем же ты лучше меня?
Ты пей, - протянул Паше бокал. Но, вспомнив что-то, обратился к Лере.
- Милая моя, будь добра, принеси-ка нам с папой твоим из холодильника, - указал на него кивком головы, - льду.
Лера, вопросительно, с негодованием, посмотрела на отца.
Тот не смог ничего вразумительного ей ответить.
Встала. Недолго высматривая, нашла в холодильнике лёд. Принесла, поставив перед ними на стол.
Спасибо дорогая, - тут же воспользовавшись оставленными в чаше со льдом ледяными щипцами, положил себе три куска Алик.
Сделав большой глоток, продолжил:
- Впрочем, от того, как ты умеешь договариваться и зависит та сумма, которую придётся заплатить строителям. Теперь ты, как настоящий хозяин архитектурного бюро, если бы оно находилось в той же Финляндии, в состоянии самостоятельно руководить процессом строительства моего дома. Причём, при этом всё в твоих руках. Будешь учиться работать по-Европейски.
- Но, у нас с вами нет этого в договоре, - выпил одним махом, без льда, содержимое своего бокала Павел.
- Вот и умница. А. ежели ты про договор, то это не ко мне. Я такими вещами не занимаюсь. У меня другие схемы, как у правильного мужика, всё по-честному, - сделал знак охраннику, что всё это время оказывается стоял у двери, но так, чтоб его не было видно, прятался за шторой.
Тот подошёл.
- Проводи ребят до лифта.
- Но мы не согласны с вашими условиями.
- Если не нравятся такие, то, могу предложить иные. Они уже будут не такие мягкие, - налил себе ещё.

Электричка подъезжала к Выборгу. Было стыдно перед дочерью за то, что не сумел защититься перед агрессией примитивного заказчика. Валерия долго не могла осмыслить происшедшего, не в силах совместить с реальной жизнью то, с чем столкнулась сегодня. Всё ещё надеясь, что это сон, перебирала в голове возможные варианты неправильности его восприятия. Как ни старалась, не могла поверить в реальность увиденного.
Уже ближе к Выборгу, сказала:
- А ведь это и вправду было.
- Да. Не сон.
- Я давно не понимала две вещи. Ища на них ответ. Первая; почему людям так трудно понять друг друга. И вторая; неужели так тяжело получить признание.
- Что ты имеешь в виду Лера? Востребованность?
- Нет. Как бы мы ни старались, всегда будем оскорблены невежеством и непониманием. Поэтому, как и человек любой иной профессии, архитектор мечтает о признании. Когда его боготворят, не смея возразить, не спорят, веря в непогрешимость и истинность его решений.
- Такого никогда не бывало. Даже в прошлом. Всегда присутствовало недоверие. Особенно и, как правило, если заказчик был выше общественным классом.
- Я не совсем об этом. Вот, например, те, кто постоянно на виду. Музыканты. Вроде группа только ещё начинает пробиваться, а солистка уже полна пороков. С ней никто не хочет иметь дело. К тому же хамлива, до агрессии, если дело касается денег, или, не дай Бог авторства. Ярка и своенравна. И то ли ещё будет. Ан нет. Не наступает звёздного часа. Перегорает. Рассыпается в самом начале пути. А ведь многие пророчат успех на больших сценах. Не прозвучав на весь мир, более того, даже не будучи известной в своей стране, превращается в пепел. Как же это может быть? Разве нормально, когда такое происходит, ведь несправедливо.
Нет, не так.
Всё справедливо, да ещё как! Просто слишком продалась за деньги и нет ей равных в той цене, что затмила само творчество.
- Но Алик не талантлив. Более того, даже зауряден.
- Да. А мы слишком добры и спокойны. Имея силу знаний, должны были с самого начала унижать его, ставя на место, запугивая, шантажируя тем, что оставим без чертежей.
- Ты считаешь, таким образом можно сохранить в себе творческое начало?
- Почему бы и нет? Думаю, наша профессия вовсе не подразумевает знание медицины, мы не психотерапевты. Должны быть скорее бандитами, и лишь для того, чтоб выжить. Если человек умеет что-либо создавать, должен в первую очередь кричать об этом на каждом углу, тем самым заставляя окружающих поверить в это. Только так можно добиться признания.
- Но не боишься ли ты, что таким образом можно превратиться в пепел, перегореть, так и не вспыхнув?
- Во всяком случае следует хотя бы быть хитрым, как Алик.
- Хитрость выедает ум. Неужели ты готова поступится им ради благополучия?
Лера не понимала, как мог так унизить её отца этот страшный человек. Ей хотелось во что бы то ни стало отомстить ему. Но как она могла это сделать? Ведь у неё не было власти над ним. И, как же она ещё минуту назад пыталась перенять присущие ему, главные для себя, как посчитала качества!? Нет, это было скорее упрямство, попытка перечить близкому человеку, наконец самоутверждение, нежели чем истинная убеждённость в правоте ложных идей.
 Конечно, отец прав и это всё неправда. Не так важно быть независимым финансово в этом мире, как не предавать законов творчества, что, впрочем, так растяжимы. И у каждого свои. Но в любом случае, всё же есть некая правда в том, что оставаясь честным перед профессией человек теряет свою защиту перед миром. И тут безусловно следует сделать выбор.
Она может браться за любую работу, спорить до посинения с заказчиками, доказывать, убеждать, наконец отказываться от самых упрямых, но только быть честной, в первую очередь перед своим выбором, что должна сделать сейчас.
Именно так, как решит она, так и сложится её творческая судьба.
Сегодняшний день во многом изменил её представление о профессии. Теперь та становилась для неё продолжением самой себя. Сливаясь во единое целое с ней, говорила о том, что всё из чего состоит мир, уже имелось в ней. Она же просто машина, что должна суметь сопоставить многие, многие элементы рождающегося объекта таким образом, чтобы тот оказался единственно верным из всех возможных вариантов, при этом не солгав ни одним его фрагментом.
Ощущение причастности к окружающему миру потрясло глубиной понимания этого. Творчество, как некий немыслимый клей склеивало многие разрозненные в природе, непостижимые вместе элементы. И она умела им пользоваться. Главное же - то понимание, пронзившее её сознание, неопытного, только лишь начинающего свой путь человека, теперь отпечаталось в ней, давая понять; зная основу будет легче двигаться дальше.
Но как много предстоит узнать.

Въезжали в Выборг. Молчали.
Павел чувствовал, Лера в глубине души согласна с ним. Но сколько понадобиться лет для полного осмысления сегодняшнего дня? Как отец понимал – сильное впечатление произвёл на дочь этот Алик. Будто бы предчувствуя, чем кончится сегодняшний разговор с заказчиком, осознанно брал дочь с собой, так, как хотел, чтобы та узнала, как можно больше находясь пока ещё под его крылом, не начав самостоятельного пути. Так могла научиться большему, сократив количество ошибок, что случаются у каждого человека.

Вокзал показался пустым. Грязный, весь заплёванный, давно не убиравшийся, манил запахом туалетов. Казалось, именно в них скрыт весь его нынешний смысл. С пронзительного, нечеловеческого, несмотря на то, что виной ему были именно люди, запаха начинался теперь город для приезжих. Но мало, кто приезжал сюда, да и что было тут делать? Любоваться развалинами или бродить по неприветливым, только лишь начинающим обзаводиться кабаками и комиссионными магазинами улицам?
Захотелось в туалет. Словно заколдованный шёл на запах. Он манил его своей пронзительностью, так сильно, что вызывал желание приобщиться к нему.
Войдя в туалет, не смог войти в кабинку, так, как унитазы в свободных были завалены ещё тёплыми силосными кучами, вперемежку с разнокалиберной бумагой, туалетной среди которой не наблюдалось. Стоял у советского писсуара. С ржавыми подтёками, прикреплённый двумя такими же рыжими болтами, наполнялся жёлтой жидкостью, не пропуская её через засор в трубе. Переполняла его через край. Лилась на пол.
Старался не дышать. Но, всё же еле заметные заборы воздуха приходилось делать, прикрывая левой рукой нос. Руки не мыл, так, как вода из крана текла тоненькой струйкой, лишь смачивая, но никак не моя. Да и мыло отсутствовало.
Шли от вокзала пешком.