Гражданка Никанорова

       Известие было просто ошеломляющим – к нам едет ревизор. Почти по Гоголю. Только не из Петербурга, как у великого писателя, а всего-навсего из Москвы. Из Министерства здравоохранения. И, как нас заверили телефонным звонком из оргметодотдела облздрава, именно к нам, в нашу больницу с гордым названием «Городская больница № 7», хотя  из городского у больницы было только название.  Подчинялась она горздраву, расположенному в городе, километрах в пятидесяти от того самого шахтерского поселка, где я жил и работал уже пять лет после окончания мединститута и распределения. Ну а гордилась тем, что все же была не самой последней среди городских – после нас шла еще больница с номером восемь. А так обычная поселковая больница с хирургией на тридцать коек.
       Да, собственно, весь город состоял из небольшой центральной части и поселков, расположенных к ней кто ближе, кто дальше и развивающихся вполне самостоятельно вокруг градообразующих шахт и разрезов, а вот административно подчиняющихся именно центру, куда входил и горздрав.

       Из-за чего и почему едет комиссия – голову ломать особо не приходилось. Около месяца назад одной из деревенских жительниц соседнего района общими силами нескольких больниц области оказали медицинскую помощь так, что в итоге она скончалась. Ужасно. Только было непонятно - почему именно к нам? И это пугало.
       Я думаю, что для областной медицинской аристократии было еще страшнее то,  что прибыла комиссия совершенно неожиданно не только для нас, но и для них, и уже находилась в пути из областного центра, когда раздался тот самый телефонный звонок из облздрава. Было понятно, что едут серьезные товарищи из Москвы не пряники раздавать, и сейчас этот дамоклов меч со скоростью километров девяносто в час приближался к нам неизбежно и неотвратимо.

       Обычно о любых проверяющих мы, да и не только, знали заранее. Сами ревизоры преднамеренно извещали о своих приездах, иногда даже за несколько месяцев (когда проверки были плановыми), иногда за пару недель (когда проверки были «внеплановыми»). Кому, скажите, охота разгребать медицинские помои, писать длиннющие предписания, по которым потом самим же приезжать проверять исполнение. Тогда ведь даже чаем поить не будут. А тут… 
       Если уж главный врач совсем не разгильдяй и не раздолбай, за такой срок подготовиться и исправить явные косяки в бумагах, ну, например, издать пару приказов по теме, протереть пыль на шкафах и повесить чистые полотенца можно. Тут было что другое, и это пугало.
       По больнице поползли слухи, что едут господа (тогда еще «товарищи»)  проверяющие именно в связи с делом «гражданки Никаноровой», как между собой называли его мы, чтобы раздать всем сестрам по серьгам.

       Теперь, собственно, о самой истории. Ее я услышал уже, как говорят, постфактум, поскольку был на учебе. И слава богу. История, в связи с которой к нам приезжала комиссия Минздрава, выглядела ужасающе.

       В расположенной по соседству деревне, административно принадлежащей соседнему району, молодая женщина в разборках со своим сожителем получила удар ножом в живот. Так ее и застала, приехавшая по вызову матери скорая помощь с торчащим из живота ножом.  Пьяный, но не потерявший остатков разума, сожитель, понимая, что за содеянное придется отвечать, к тому моменту смылся, хоть и ненадолго.
       Не теряя времени пострадавшую женщину погрузили на носилки и повезли в ближайшую больницу, где было хирургическое отделение и где теоретически больной могли оказать квалифицированную помощь. К несчастью такой больницей оказалась именно наша – городская больница номер семь. Всего-то шесть  километров под горку.

       В нашем хирургическом отделении было тридцать коек, работало три хирурга и кое-какие операции здесь действительно делались. Правда, в горздраве особо никого не интересовало, что один из хирургов был главным врачом и в отделении только совмещал, да еще по субботам дежурил по больнице. Проще говоря, в хирургию он приходил минут на тридцать, делал обход, иногда присутствовал на перевязках, и уходил заниматься своими административными делами. Истории своих больных он большей частью писал у себя в кабинете. К его чести - никогда не отказывался помочь прооперировать больного, хоть днем, хоть ночью, главное было застать его не месте, что случалось достаточно редко.
       Второй хирург работал на ставку в поликлинике, как раз я, да тоже совмещал на полставки в отделении и дежурил. Времени в отделении я проводил, конечно, больше, чем главный, но в тот момент как раз уехал на учебу и меня на приеме замещал фельдшер хирург, который мог зашить несложную рану, вскрыть гнойник, но не более того.

       Отделением заведовала Антонина Кирилловна, основоположник всей хирургии поселка, имеющая первую квалификационную категорию. Больница была даже младше ее. Сразу после окончания института молоденькая Тоня приехала работать хирургом, когда та еще строилась. Так что первых больных Антонина Кирилловна принимала в какой-то избе, о чем вспоминала с неохотой.  Ей оставалось до пенсии всего ничего, но она мужественно тянула практически всех больных – раз оба хирурга совместители, принимала по скорой всех экстренных, дежурила, да еще возглавляла хирургическую ВКК, контролировала экспертизу временной нетрудоспособности.

       Самое главное, что в больнице не было анестезиолога. В штате был – а  в наличии не было. Ну, не рвался сюда никто, хоть и квартиру предлагали и совместительство. Да и вызовы из дома по ночам оплачивались неплохо, но вот никто не ехал. Приходилось на плановые операции выпрашивать анестезиолога вместе с анестезисткой в других больницах. Ночью, на экстренные, сделать это было гораздо труднее, все дежурили по своим больницам, которые оставить просто не могли, не имели права. Частенько по ночам приходилось больных со стабильной гемодинамикой, нуждающихся в экстренном оперативном пособии, отправлять в центральную городскую больницу, которая нас курировала. Проще говоря, брала на себя все, с чем мы не справлялись. Пятьдесят километров путь не близкий, почти час времени, но ведь все стабильно же.

       Ну, а уж если попадал крайне тяжелый, нетранспортабельный больной, приходилось поднимать из теплой постели самого заведующего горздравом. Без его личного распоряжения анестезиологи наши просьбы и стенания по ночам просто игнорировали. И вопрос этот находился вот в таком подвешенном состоянии уже не один год. Кто его должен был решить – неизвестно. Он и не решался. Всех все устраивало.

       Когда привезли гражданку Никанорову, вконец замотанная Антонина Кирилловна была одна. Оба хирурга и анестезиолог отсутствовали. Что было делать?
       Больная лежала на носилках, придерживая руками торчащий из живота нож, одна рукоятка которого была сантиметров десять. Какой длины было лезвие оставалось только гадать. Бледная, но в сознании, контактная – на вопросы отвечала правильно. Давление в пределах ста десяти, пульс частит до 100. Живот, естественно, реагирует. Перитонеальные явления налицо. Надо оперировать… Но вот как!?

       Антонина Кирилловна попыталась позвонить в центральную городскую нашим кураторам, попросить помощи, но даже не успела обрисовать всю ситуацию в целом. Как только там узнали, что больная из соседнего района, сразу адресовали, проще сказать «послали» в тот самый район, ну, или как вариант - вызвать на себя санавиацию из области.

       Соседний район большой и больниц там, где есть хирургия, несколько, но территориально больная, как жительница деревни, относилась к центральной районной больнице, расположенной на противоположном от нас  краю. Вызвать анестезиолога оттуда, а здесь позвать на ассистенцию гинеколога, как иногда мы практиковали, было можно. Да вот беда, ни одного телефона ЦРБ или каких-то других больниц соседнего района она, да и никто в нашей больнице, не знала, поскольку мы относились к другому и обращались всегда туда. Вот эти телефоны знали все.
Но… Даже если через справочное, которое в восьмидесятых было единственным источником информации, узнать номер ЦРБ, дозвониться, вряд ли что путное получится, поскольку такого никогда не было и как отнесутся к этому коллеги из другого района Антонина Кирилловна не знала.
       Дважды пыталась дозвониться до санавиации в областной центр. Не получилось, линия была постоянно занята. Если удастся дозвониться, те, конечно, приедут, но это будет часа через три, не меньше.
       Вертолеты санавиации в последний раз летали еще в семидесятых. Даже к нам пару раз прилетали и садились на стадионе – забирали тяжелых рожениц, потом по непонятным причинам летать перестали, и спецы из области приезжали на машине «скорой помощи», чаще всего на обычном «Уазике», на котором, как известно, не разгонишься. А ехать чуть меньше двухсот километров. Как раз три часа, да обратно столько же.

       Выход был самый простой – отправить больную на той же скорой, на которой ее привезли, в соседний вполне приличный городок, до которого было ближе раза в два, чем до нашей центральной городской больницы. Так будет и намного быстрее, чем  санавиацию дождешься. Он, правда, ни к какому району не относится, какой-то самостоятельный округ, но деваться все равно некуда.
       Больную дополнительно обезболили, подключили капельницу, чтобы поддержать гемодинамику и повезли в надежде на хороший исход.
       На этом злоключения больной в нашей больнице кончились.

       До первой городской больницы в соседнем городке, куда и планировали, добрались минут через тридцать. Тут и расстояние-то не больше двадцати пяти – тридцати километров, но пока осторожно погрузили, пока выгрузили в приемном покое, пока переложили с носилок на каталку…
       Медсестра приемного покоя, услышав, что привезли больную с ножевым ранением в живот, сразу стала куда-то звонить, что-то уточнять, потом, положив трубку, совершенно неожиданно заявила:
       - Все хирурги и анестезиологи на операции. Никого нет, - и беспомощно развела руками.
       Потом, все же записывая в «Журнал обратившихся» доставленную пациентку и увидев паспорт той с пропиской в деревне, настойчиво посоветовала:
       - Везите-ка вы ее в свою ЦРБ… Быстрее будет. Когда они освободятся, один бог знает, - имея в виду своих занятых на операции докторов.

       Фельдшер скорой, отчаявшийся сдать больную  у нас, и, похоже, здесь тоже, стал требовать росписи в сигнальном листе, что больной отказывают в госпитализации. Медсестра опять куда-то звонила, пыталась объяснять ситуацию, напирая на неуступчивость фельдшера, после чего вскоре появился врач, который не только не представился – даже не поздоровался. Доктор в идеально выглаженном белейшем халате больше уделил вниманию беседе с фельдшером, чем больной, хотя посмотреть ее – посмотрел, поинтересовался давлением, сроками после травмы.
       - Ничего… - неопределенно резюмировал он. - Здесь до травмбольницы тридцать минут... Довезете. - Помолчал несколько секунд, словно что-то решая. - У нас действительно все заняты. Она часа полтора только ждать будет. - Махнул рукой. - Везите… - и вышел.
       Никакой росписи в сигнальном листе он не оставил и фельдшеру не оставалось ничего другого, как снова перекладывать больную на свои носилки, включать сирену и везти несчастную женщину в больницу, уже третью по счету, до которой было действительно недалеко, километров пятнадцать. Единственно, что по городу. Вот и пришлось сирену включать.

       Областная клиническая ортопедо-хирургическая больница восстановительного лечения, куда сейчас летела скорая, была на тот момент одним из самых мощных лечебных учреждений области, можно сказать - медицинским лицом ее, поскольку неоднократно признавалась лучшим учреждением здравоохранения Российской Федерации. Возможно, измученный и напуганный отказами в госпитализации своей пациентки фельдшер скорой помощи и не знал этого, но рассчитывал, что в таком крупном лечебном учреждении, где одних оперирующих врачей несколько десятков уж кто-то свободный обязательно найдется. Да и операционная там не одна, и анестезиологов с десяток будет.

       Наученный предыдущим горьким опытом, он сначала все же решил зайти в приемный покой один, а потом уж, получив согласие, выгружать больную – тяжело было выслушивать стоны пострадавшей при перекладывании с носилок на каталку, да и обратно тоже.

       В приемном покое за придвинутыми друг к другу столами сидели две немолодые женщины в белых халатах, скорее всего медсестры, к которым и обратился фельдшер, сообщив, что привез пострадавшую.
       - С чем? - сразу же поинтересовалась одна из них.
       - С ножевым ранением…
       - Куда?
       - В живот…
       Ответ его потряс, и он мысленно похвалил себя, что не стал сразу выгружать больную.
       - В живот?.. Это не к нам. У нас травмбольница, а не хирургическая. У нас ДТП, переломы, а ножевые только в грудь берем… Ну… или в руки – ноги…
       Вторая медсестра заулыбалась, как будто речь шла совсем о пустяках:
       - Или в ягодицу, - очень изящно, как ей казалось, пошутила она.
       Первая все же поинтересовалась:
       - А откуда больная?
       Врать смысла не было.
       - Из деревни… - фельдшер даже не успел сказать из какой, как вторая, та еще шутница, безапелляционно заявила:
       - Вам, друзья, в ЦРБ надо. К нам и заезжать не стоило.
       И таким убежденным и твердым был ее голос, что несчастный молоденький фельдшер сразу почувствовал всю свою тупость и никчемность – как он сам-то не догадался ехать сразу в ЦРБ. Здесь-то ведь точно – травмбольница, а ножевые в живот это епархия хирургов.
       Пришлось снова включать сирену. До центральной районной больницы отсюда было еще минут двадцать езды по городу.

       В ЦРБ больную приняли без разговоров, как только узнали откуда она, и сразу взяли в операционную.
       Нож, наконец-то убрали, выявленную при ревизии брюшной полости  рану в стенке толстой кишки ушили, как положено трехрядным швом, все промыли, задренировали брюшную полость  и с тем закончили. Почему хирурги не учли время, прошедшее  с момента травмы, и что в таких случаях просто необходимо накладывать разгрузочную колостому, чтобы  исключить повреждение ушитой кишки каловыми массами, сказать не берусь. Я на их месте не был. Но именно так они закончили операцию…  И поплатились.
       Через пару дней стала прогрессировать клиника перитонита. На релапаротомии (повторной операции) выявлена несостоятельность раны ушитой кишки со всеми вытекающими.
       Что только не делали в дальнейшем перепуганные хирурги, даже специалистов из области вызывали, все оказалось безуспешным, и женщина через несколько дней погибла от прогрессирующего калового перитонита.
Без мамы остались две маленькие девочки.

       Женщина, потерявшая единственную дочь и теперь пытавшаяся оформить опекунство над двумя внучками, приходила в себя месяц или больше, а потом взяла и написала жалобу прямо в Министерство здравоохранения. Написано было грамотно. Правда, основной укор был в том, что «ее дочь с ножом в животе (это было даже подчеркнуто) скорая помощь возила чуть ли не полдня по всей области, отчего она и умерла».
       Умерла-то она, конечно, от другого, но и длительное путешествие пусть не по всей, но уж по половине области точно, свою лепту в неблагоприятный исход внесло, и понять осиротевшую мать было можно.

       Приехавшая по жалобе комиссия была немногочисленной, но достаточно представительной. Об этом говорило хотя бы то, что в ее составе не было заведующего нашим горздравом. А куда уж без него в таких делах, как жалоба в министерство на его больницу? Значит ранг его для проверяющих мелковат? Или на заклание приготовили? Хотя, второе вряд ли…
       Двое из министерства, мужчины, – один помоложе, но не слишком, другой постарше, заведующий облздравотделом, известный нам Николай Николаевич, и главный хирург области, которого я к своему стыду даже не знал. Вот и все.
       Расположились господа (извините, на тот момент – «товарищи») проверяющие в кабинете главного врача и потребовали туда всю необходимую документацию – журналы приема, обратившихся, журнал учета криминальных травм, графики и табеля дежурств, несколько историй болезней и много что еще.  Они недолго поговорили с главным врачом, который, конечно, был в курсе этой истории, потом пригласили в кабинет Антонину Кирилловну.

       Вот с ней они  беседовали долго, очень долго. То ли пытались добиться реальной картины произошедшего с гражданкой Никаноровой в нашей больнице, то ли прикидывали – а не сделать ли эту, почти пенсионерку,  крайней?.. Ведь с нее все началось… А то что хирургов и анестезиолога не было, в курирующей больнице в помощи отказали, да и дозвониться никуда не было возможности, это так… отговорки. Скорее второе, поскольку вышедшая совершенно опустошенной Антонина Кирилловна ни на какие вопросы не отвечала, зато качая головой из стороны в сторону, все повторяла:
       - Никогда бы не подумала, что он такой…
       Относилось все это, конечно, не к москвичам, поскольку до сегодняшнего дня она никого из этих «двоих из ларца» никогда не видела. Кто-то из местной аристократии достал ее конкретно, причем, похоже, несправедливо. Но вот кто, она так и не сказала.

       Со мной они беседовали минуты три. Когда узнали, что меня на тот момент в больнице не было и к смерти Никаноровой я даже косвенного отношения не имею, задали только один вопрос – как бы я поступил в этой непростой ситуации. Недолго думая, я ответил, что готовясь к операции,  дождался бы санавиации. Ответ их вполне удовлетворил, и, благосклонно кивнув головами, меня отпустили, или правильнее сказать выпроводили из кабинета.
       Как позже я понял, этот вопрос был задан неспроста.

       Как происходили разборки в других больницах, мы не знали, но земля-то слухами полнится. Да еще недели через две из облздрава пришел разгромный приказ,  из которого стало ясно – кто и в чем виноват. На взгляд министерства и облздрава. На взгляд простых врачей, то есть – наш, работающих по аналогии с милицией «на земле», серьги сестрам раздали совершенно несправедливо – не каждой  по штучке, а выборочно, только «любимым».

       Коснулись ли репрессии в связи с этим ужасным случаем облздрава или горздравов проштрафившихся больниц в приказе отражено не было. Может и был какой приказ из министерства, мы не знали, а, скорее, и знать нам о нем не полагалось.

        В нашей больнице уволили главного врача, даже несмотря на то, что ему  до пенсии оставалось совсем чуть – чуть. Антонину Кирилловну лишили категории и запретили заниматься хирургической деятельностью. Сейчас это, возможно, вызовет недоумение, в те годы – нет. Сертификатов тогда не было – был диплом врача. Вот кем хочет, пусть тем и работает, только не хирургом.
       В первой больнице соседнего городка уволили главного врача. Скорее всего, именно он и был тем представительным мужчиной, который занарядил фельдшера скорой в травмбольницу. Иначе за что? Сняли, но не уволили заведующего хирургическим отделением, который даже больную в глаза не видел, и уволили медсестру приемного покоя, которая советовала скоренько увезти больную в ЦРБ. Вот чем она виновата, если сам главный врач больную отправил?

       А вот с травмбольницей все оказалось не так просто. В длиннющем на насколько страниц приказе ей была посвящена всего одна скромная фраза, где значилось, что «факт обращения гражданки Никаноровой в ПКОХБВЛ за медицинской помощью не подтвержден», и, соответственно, виноватых здесь просто нет, наказывать-то здесь некого, да и не за что.
       Но земля-то слухами… Все оказалось до безобразия просто. Признать факт, что в лучшем учреждении здравоохранения РФ отказали в  госпитализации и медицинской помощи экстренной больной, что в конечном итоге привело к ее смерти, было просто невозможно. Это же медицинское лицо области, а оно запятнано ничем быть не может. Тут ведь не только главному врачу этого лица, но, пожалуй, и заведующему облздравом отвечать придется. А так не хочется…
       Поэтому комиссия министерства поехала с проверкой в травмбольницу только на следующий день. Кто здесь подсуетился, кто сроки затянул и дал возможность администрации больницы спрятать концы в воду, мы так и не узнали, хотя догадаться было не трудно.

       Никаких записей в «Журнале обратившихся за медпомощью» в травмбольнице о гражданке Никаноровой не было, а обе медсестры, дежурившие в приемном покое в тот злосчастный день, удивительным образом отсутствовали. Оказывается еще неделю назад одна из них заболела и ушла на больничный, а вторая еще раньше в отпуск. Все грозные или не очень требования министерских и скромные попытки местных администраторов вызвать их из дома для беседы оказались безуспешными. Ну… на нет и суда нет.

       В ЦРБ уволили главного врача, тоже непонятно за что. Хирурги накосячили, а главный виноват… Хотя, хирургам тоже досталось. Заведующего лишили категории и уволили, оперировавших хирургов лишили категорий и совместительства, оплачиваемых дежурств на полгода, что в те времена, когда зарплата на ставку рублей девяносто была, знаете…
       Складывалось впечатление, что чем больше будет жертв в исходе этой трагедии, тем лучше будут обстоять дела с хирургией в области, а недовольство облздрава, в конце концов, истощится и сойдет на нет.

       Единственный, кто выиграл во всей этой истории, это я. Хотя, как посмотреть.
       Меня поставили заведовать нашей тридцатикоечной хирургией вместо Антонины Кирилловны, поскольку второй хирург, уже бывший главный врач, стажа у которого было на порядок больше, чем у меня, обиженный на все и всех, поменял свою трехкомнатную квартиру в поселке на двухкомнатную в городе и уехал туда работать простым травматологом в травмпункте.

       Я хлебнул по полной. Когда вместо трех работавших хирургов остается один, то и все больные, экстренные и плановые, в стационаре и поликлинике поступающие и днем и ночью достаются ему. Если раньше хотя бы ночные вызовы из дома мы делили на троих и дежурили на дому по неделе, то сейчас все это свалилось на меня одного. Бывало по три – четыре раза за ночь из дома в больницу вызывали. Как меня жена в то время из дома не выгнала, и соседи здороваться не перестали, потому что скорая приезжая ночью за мной своим светом фар и сигналом будила весь многоквартирный дом, не знаю.
       Как-то справлялся, пока через несколько месяцев не прислали по распределению, как и меня, еще одного хирурга.

       Был в приказе облздрава еще один пункт, последний, который не мог не радовать. Звучал он примерно так: «В целях улучшения оказания медицинской помощи населению … организовать на базе городской больницы № 7 … горздрава  межрайонную больницу в количестве … коек, в том числе хирургических -  шестьдесят. Заведующему … горздравом решить вопрос с обеспечением кадрами. Совместно с исполкомом и Советом народных депутатов решить вопрос с жильем для прибывающих специалистов…» и так далее.
       Никакого указания о передаче дела в прокуратуру тоже не было. Ну еще бы – себе дороже…

       И что? Да ничего! За мертворожденные приказы как за мертворожденных детей не спрашивают. Тем более с самих себя.
       Никаких попыток хотя бы реально проработать вопрос об открытии межрайонной больницы с хирургией на шестьдесят коек, предпринято не было. Я бы как заведующий хирургией знал, поскольку это напрямую теперь касалось меня.
       Все осталось по-старому.

       Так же возили стабильных экстренных больных в город, за что нас там сильно не любили. Так же приходилось выпрашивать анестезиолога на нетранспортабельных или плановых, количество последних из-за чего резко сократилось. За полгода пришлось похоронить двоих больных из-за отсутствия анестезиолога – оба с ранениями в грудь. Один с ножевым, другой с огнестрельным. Пока анестезиолог добирался, несмотря на все наши старания, оба парня погибли.

       И что? Да ничего! Их же по всей области не возили. По-прежнему всех все устраивало.
       До следующей «гражданки Никаноровой»…