Стрелочник

«Если что-то идёт не так,
Значит, это не ваш путь»

/якобы Цой, но душа не уверена/

Любой мало-мальски верующий священнослужитель или просветленный человек сказал бы нам тогда сразу: нет на то благословения небес. Если бы мы спросили… Если бы. Ты понимаешь, о чём я. Но мы свято верили в другое – что это любовь без кавычек. Та, для которой мы родились, на которую были рассчитаны все наши параметры. От которой родится новая звезда…

Это – когда без тебя пустота безвоздушная и серость смертельного оттенка. Это – когда с тобой великая мощь всех твоих вдруг объявляющихся способностей. И еще сияние вселенской радуги и гармонии. Наверное, это одно и то же…

Всё это прекрасное чувство, накатившее тогда на нас, живое и необъятное, отемнялось одним – мы не были свободны. Имели законных супругов. Обстоятельство это с точки зрения нашей великой любви  могло бы считаться несчастьем. Как максимум – цепями, узами, веригами, причиняющими тупую боль. А как минимум – ошибкой молодости. Ее поспешностью и нашими социальными стереотипами. Но, как ты помнишь, мы старались не касаться этой темы – не портить красоту нашего с тобой мирка, нет, мира! Не искажать чудесную прямоту лучей света, падающих на нас сверху и трепетно протягивающихся между нами.

Ты помнишь эти моменты космической радости, а потом немыслимой, столь же нечеловеческой по своей силе разлуки? И то, как молниеносно мчалось время, ударяя нас плёткой – мол, пора! Каждому в свой дом! Но и после этого противоестественного расставания («и каждый раз навек прощайтесь!») мы с тобой говорили, говорили, говорили… Открывая новые звёздочки в зимнем небе.
Мы не были частью или половиной друг друга, нет. Мы просто умещались друг в друге, как матрёшка в матрёшке.

Однажды мне приснилось, что с тобой случилось что-то страшное. Что тебя уже почти нет в живых, ты умираешь. От ужаса у меня произошла телепортация в то место, куда тебя командировали. Моё искусственное дыхание спасло тебя… Хотя почему искусственное? Как раз наоборот – самое настоящее, как поцелуй.
Но сейчас я хочу поделиться с тобой вот чем.
Еще одним доказательством того, что нас вели, за нами наблюдали. Банально звучит, понимаю.

Но теперь этот  факт стал особенно очевиден и выпуклость его всё увеличивается, говоря нам о чем-то важном – чтобы мы усвоили это важное прочно.  Навечно…
Помнишь, как мы однажды пели? Кажется, «на тебе сошелся клином белый свет»… Странно, оба не поющие. А тут запели, так складно, унисоном негромким… И потом, допев, мы приняли твёрдое решение всё объявить своим супругам и…
 
Да, конечно, ты помнишь, я знаю…
Продолжать в прежнем духе стало уже невозможным. По ощущениям, как сейчас говорят. На том и расстались – для свершения судьбоносного шага. А через два часа (тревога!) твой звонок: дочь срочно отвезли на скорой в больницу. Гнойный аппендицит… О, Господи, помоги! Переживания твои – они и мои тоже. И молитвы…

С девочкой всё обошлось тогда. Спустя неделю выписали. И всё пошло по-прежнему.
До того дня, когда снова взяла верх наша идея полного соединения, полноценного союза. Наши супруги, очевидно, многое чувствовали, и всё шло к переменам… Как раз в этот момент, стоя на остановке, мы увидели объявление о продаже квартиры-однушки, по вполне приемлемой цене. И у тебя, и у меня накопились некие суммы, которые при сложении покрывали стоимость нашего общего будущего. Если конкретней, то жилья. С вечера договорившись, мы уже мечтали об утре, когда пойдём смотреть «гнездышко». Но что такое?! Я выхожу, то есть, буквально вылетаю  из своего подъезда и вдруг понимаю – идти я не могу. Физически. Дикая боль в коленях, никогда до сей поры не беспокоивших. Ноги буквально сводит. И я стою соляным столбом посреди двора… Поход за квартирой пришлось отменить. Этот звонок был громче предыдущего…

А третий прозвенел уже во всю мощь.
Начинались летние отпуска. А наше с тобой время было зимним, так ведь? Пошло, избито до фиолетовости, но именно волшебными были наши зимы. Они как будто кристаллизовали в нас эту живую воду чувств, их бесчисленных оттенков, мы вместе впитывали эту искреннюю чистоту... Она была нам родной. Лето же не просто раздражало и делало весь мир липким от пота, но являло для нас адовы муки. И каждый раз мы собирали все свои силы, чтобы как-то пережить врозь эту вязкую бесконечность – без мысли, без воздуха, почти без надежды…

Конечно, выручала метафизика, которую мы стали понимать с годами. Она состояла… В чём? Ну например, в том, что в области ключиц есть такое безразмерное место, куда мы поместили друг друга – полностью, со всеми потрохами и оболочками, со всеми нашими думами, огородами, собаками и тараканами. А, про матрёшку уже сказано выше. Ну вот, видишь, в конце концов такой факт привел к интересным вещам и выводам: можно быть полностью вместе, не находясь физически в одной точке пространства. Наша с тобой телесность будто исчезает, преодолевается - с трудом, с кровью, с  чем-то уже параноидальным. В конце концов она сдаётся и выпускает тебя в более тонкий, прозрачный и сияющий, свободный от физики мир…  Но в то лето мы до такой свободы еще не доросли… Не доборолись – говоришь ты прямо в этот миг. Уточняешь… А я улыбаюсь.

И уже расставшись на площадно-плоском солнцепёке (невыносимо!), спустя три минуты снова возвращаемся друг к другу – бросаемся, безумные, как будто спасаясь от близкой смерти…
- Давай уедем, сегодня же вечером – шепчешь ты. Просто озвучиваешь моё внутреннее, заветное… - уедем далеко-далеко, в твой родной город!  И прекрасно, что до него надо ехать пятеро суток. В одном вагоне! Это то, что нужно.
Да, да – соглашаюсь я, это необходимо сделать! Это – выход из тупика и страдания. Мы оба уверены в этом. Железно! Причём в квадрате.

 Облако нашей решимости становится ощутимым как морская вода – мощная, способная держать на плаву даже тяжелые корабли… И нас. Мы обговариваем подробности, что, как и когда. И наконец отпускаем друг друга – до утра. До рассвета новой жизни. Жизни  в любви.
Кто из нас тогда сказал, что в этом намеченном шаге проскальзывало дежа вю. То есть, смутное воспоминание, что когда-то, еще до рождения, мы уже заключали подобный договор? Впрочем, какая разница, кто из нас произнес это вслух. А может, и не произнёс. Просто увидел – как кадр памяти. Ведь глаза-то и уши,  и нервные окончания у нас – общие. И даже пол…

В тот судьбоносный день со мной происходило нечто… ну, как тебе сказать? Творилось что-то необычайное,  помимо меня. Дух мой замер насовсем, а потом унёсся. В тот город, который уже ждал нас. Разве можно было заснуть в ту ночь? Перед прыжком на другую планету не спят...
 А в шесть утра новости по радио: небывалый ураган в городе таком-то. Ураган-торнадо, сносящий всё на своем пути… Есть разрушения,  жертвы и пропавшие без вести… В городе, куда мы с тобой собрались…
 Признаюсь тебе, мне стало страшно. Очень. А тебе? Лишний вопрос. Можешь не отвечать. Во всяком случае больше нами этот план не обсуждался. И новое лето вступило в свои права…
Абсолютно ясно: нас упорно направляли по другим рельсам, перекрывая – щёлк! – желаемые пути, безжалостно перечёркивая наши совместные планы.
И мы смирились. Мы по-прежнему едем в разных вагонах.
Слышу-слышу, как ты в этот момент говоришь: с нами совершается ровно то, что ведет нас к совершенству.

Это правда. Тогда, много лет назад, нам, двоечникам (и одновременно перфекционистам!), пришлось возвращаться к домашним заданиям...  И выполнять их, умирая от боли и воскресая от покаяния. Ведь стрелочник знает лучше, чем даже мы с тобой вместе взятые.

Мы учились. И учимся. Уже двадцать лет. О, ты знаешь, чему: ради друг друга любить всех. Терпеть. Смотреть. Отвечать на неразрешимые вопросы: можно ли жить, никого не предавая?  Имея идеал, не разбить его?
«Удачная метафора – со стрелочником» – одобряешь ты.
«Хоть и не мной придумана» – добавляю я, справедливости ради.

И  с радостным удивлением понимаю: да ведь у нас с тобой идеальные отношения! О которых только можно мечтать: ты всегда слышишь меня, а я – тебя... а наши тела совсем не мешают нашим душам.
И это самая верная дорога. И счастливая. Потому что вагоны у нас  – разные, а поезд – один… И он идёт в бесконечность.